Размещено на http://www.allbest.ru/

Русский перевод "сенсационного" романа У. Коллинза "Женщина в белом": к вопросу о взаимодействии жанровых модификаций социально-криминального романа

Матвеенко Ирина Алексеевна

Аннотация

В статье представлен анализ перевода "сенсационного" романа У. Коллинза "Женщина в белом", который выявляет точки соприкосновения английского "сенсационного" и русского социально-криминального романа. Очевидно, что русский переводчик уделил особое внимание таким художественным особенностям английского романа как полифоническое повествование, тема двойничества и психологизм повествования, которые оказались созвучными русским литературным исканиям второй половины XIX века. Адрес статьи: www.gramota.net/materials/2/2013/5-2/36.html

Ключевые слова и фразы: перевод; "сенсационный" роман; социально-криминальный роман; ньюгейтский роман; полифоническое повествование; двойничество. перевод роман английский

Написание "сенсационного" романа "Женщина в белом" - 1860 год - приходится на переломный период в истории Великобритании: именно в то время проводились судебные и законодательные реформы, влиявшие на мировоззрение англичан и отразившиеся в анализируемом нами романе. Хотя по своим масштабам они были не такие значительные как реформы начала XIX века, тем не менее, эти реформы повлекли за собой определенные изменения в обществе и сознании викторианских читателей. Был введен газетный марочный налог (1856), повлекший за собой распространение дешевой печати, включая издания, публиковавшие известия о преступлениях; был принят закон о бракоразводных процессах (1857), устанавливавший специальный бракоразводный суд и послуживший причиной выявления скрытых прежде адюльтеров и двоеженств. Такой материал представлял собой неиссякаемый источник сюжетов для "сенсационной" литературы, которая, по словам С. Брюстера, "не только неоднозначно озвучивала негласные темы, разоблачая и эксплуатируя уязвимые места Викторианского общества, но и исследовала и, в некоторой степени, излечивала эти пороки" [4, р. XVI].

Таким образом, английский "сенсационный" роман имел много точек соприкосновения со своим предшественником - ньюгейтским романом, и, прежде всего, - это опора на документальные источники, интерес к теме преступления и наказания и изображение преступника с симпатией со стороны повествователя. Однако в нем прослеживаются и определенные отличия от произведений ньюгейтской школы. Одно из них заключается, прежде всего, в смещении авторского интереса с изображения "дна" и деклассированных элементов на привилегированный и средний классы. По наблюдению Л. Пикетта, "сенсационный роман не изображал криминальный мир, а исследовал темные стороны респектабельного общества: семья стала местом преступления, и секреты семьи лежат в основе хитросплетений сюжета, и, в большинстве случаев, преступление и наказание рождаются исключительно внутри семьи" [6, p. 34]. Место действия повествования перенеслось с улицы в дом, салоны и усадьбы.

Кроме того, в "сенсационном" романе, как предвестнике детективной модели романа, наблюдается фокусировка авторского внимания на раскрытии преступления, а не на самом преступлении. Как отмечают исследователи, "изменение в объекте внимания могло быть вязано с изменениями в структуре полиции, такими как образование новой Детективной полиции в 1842 и развитие, как следствие закона о разводе, армии частных детективов, тех конфиденциальных шпионов современной эпохи <…>, кому давалось право выискивать все семейные тайны" [Ibidem]. Вследствие демократизации законов, каждый индивидуум мог потенциально рассматриваться и как подозреваемый, и как детектив, что уже не расценивалось как нечто исключительное с точки зрения законодательной системы.

Еще одной отличительной особенностью "сенсационного" романа стало изображение женщины в качестве детектива, а не в роли преступника, как это было в ньюгейтской модели. В частности, героиня романа "Женщина в белом", Мэриан Галкомб пытается расследовать преступление, совершенное против Лоры Ферли. Такие тенденции также свидетельствуют о демократизации английского общества и, возможно, послужили причиной популярности романа "Женщина в белом" в России второй половины XIX века.

В России роман "Женщина в белом" был переведен в том же 1860-м году и печатался серийно в "Собрании иностранных романов, повестей и рассказов в переводе на русский язык" анонимно. Для русской литературы это был период жанровых поисков, в рамках которых решалась и проблема героя романа. Если "натуральная" школа рассматривала человека исключительно как порождение социальной среды, делая акцент на его детерминированности окружающей средой, то в 1860-е годы литераторы стали переводить проблему преступления, нищеты и других социальных пороков в философские, идеологические и метафизические планы. По утверждению Л.М. Лотман, "литературные сюжеты, сложившиеся в 40-е годы в устойчивые социально-событийные обобщения (горести бедных людей или униженных и оскорбленных тружеников в большом городе, разорение крестьянина, карьера чиновника и т. д.), внезапно обнаружили способность к видоизменению, их внутренняя динамика и содержание раскрылись в своей исторической относительности" [3, c. 341].

В контексте этих исканий проходило и формирование канонов русского социально-криминального романа. Происходящие реформы всколыхнули общественное сознание, сформировали демократические тенденции в обществе. В этой ситуации стали востребованными и английский ньюгейтский роман с его острой социальной проблематикой и интересом к жизни дна, и "сенсационный" роман с вниманием на проблемы преступления, и, прежде всего, его расследование. Переводятся романы Э. Бульвера-Литтона "Юджин Эрам", У.Г. Эйнсворта "Старый дом", повторно Ч. Диккенса "Оливер Твист" и анализируемый нами в данной статье роман У. Коллинза "Женщина в белом". Таким образом, перевод последнего из перечисленных романов органично вписывался в русский литературный контекст. Задачей данного исследования является анализ этого перевода с точки зрения восприятия его жанровых особенностей, а также выявление опорных жанровых точек, которые стали актуальными для разработки канонов подобной жанровой модификации на русской почве.

Востребованность данного произведения в русской литературе второй половины XIX века подтверждает подход переводчика к передаче романа на русский язык: в русском переводе чрезвычайно редко встречаются пропуски текста, отступления от оригинала и прочие самостоятельные решения, что повлияло на объективную передачу объема произведения - и в английском, и в русском вариантах это достаточно объемное сочинение (на английском языке - 570 страниц, на русском - том 4 - 119 страниц, том 5 - 173 страницы, том 6 - 356 страниц, что в целом составляет 648 страниц). Название романа "The Woman in White" переведено как "Женщина в белом", что вполне адекватно передает замысел произведения - определение, применимое для двух героинь романа, которых, в силу своей схожести, роковым образом подменяют в ходе повествования.

Достаточно внимания со стороны переводчика было уделено передаче вводного слова от лица Волтера Хартрайта. В нем устами главного героя автор объясняет читателям главную идею и выбранный способ повествования:

Автор выделяет проблему социальной несправедливости как основную идею произведения и заявляет это во вступительном слове главного персонажа, выбирая такую метафору для обозначения закона как "pre-engaged servant of the long purse" (дословно "нанятый слуга длинного кошелька"). Русский переводчик, во-первых, перевел это вступление как введение от автора, не обозначив главного повествователя романа, более объективизировав таким образом все повествование в целом, лишив Волтера Хартрайта особой привилегии в изложении рассказа. Во-вторых, выбирает несколько иной образ для описания идеи произведения "завербован в службу туго набитого кошелька", подчеркивая продажность существующей законодательной системы. Кроме того, добавление частицы "то" во фразе "подобный-то случай и будет рассказан" придает повествованию интимные нотки общения с читателем, устанавливает с ним определенную близость.

Во вступительном же слове автор устами главного героя объясняет выбранную манеру повествования, а именно полифонию:

Интересно, что сам писатель признается в своей ориентации повествования на судебный процесс с целью представления событий в более объективном свете ("in its most direct and intelligible aspect") и обрисовки их с различных точек зрения ("relate their own experience"). Для русской литературы это был новый подход, который, как раз, начал осваиваться в 1860-е годы и, в отличие от английского полифонизма, имел еще и идеологическую основу. В русском полифоническом романе, как известно, герои не только описывали свою точку зрения на происходящие события, но и выражали определенную систему мировоззрения, согласующуюся или противопоставленную мнению автора. С этой точки зрения передача многоголосицы романа Коллинза была интересна как альтернативный подход к новому, недавно освоенному художественному явлению.

Этот интерес очевиден при переводе представленного фрагмента. В русской его версии вводится целенаправленное обращение к читателю: "история, представляемая читателю", метонимия "told by more than one pen" (дословно "рассказана более чем одним пером") передана как "рассказана не одним лицом". Переводчик ориентирует читателя на непосредственный диалог с ним, конкретизируя ситуацию общения. Определенную конкретику переводчик вносит и при передаче причин для выбора такого повествования. Если Коллинз лаконично указывает на две причины полилога, подчеркивая документальность повествования "relate their own experience, word for word", то русский переводчик вносит более распространенное объяснение "сами в точности рассказывали то, чему они были очевидными свидетелями", еще более соотнося нарратив с судебными процессами. Характерно и то, что переводчик выбрал слово "истина" для передачи слова "truth" (правда), придавая больший пафос повествовательной ситуации романа, претендуя на исследование истины в самом высоком смысле слова.

Столь же внимательно переводчик подошел и к проблеме передачи самого полифонического повествования романа. Отдавая должное демократическим тенденциям романа (повествование могло вестись от лица кухарки, домохозяйки и т.д.), он предпринимает попытку стилистически передать речь соответствующего персонажа, который может быть и безграмотным:

В данном отрывке речь Хестер Пинхорн, кухарки графа Фоско, передана намеренно простыми словами ("не хорошо и грешно говорить неправду", "по чистой совести расскажу все, что мне известно"), короткими предложениями, что формирует образ простой, неграмотной женщины, способной заблуждаться и путаться в своих показаниях, передавать их в субъективном виде, но, все же, представлять собой ценного свидетеля. В русском варианте текста кухарка Пинхорн предстает перед читателем в еще более смиренном виде по сравнению с оригиналом за счет перевода слова "hardworking" (трудолюбивый) как "чернорабочий", а также "to make allowance" (учитывать, принимать во внимание) как "извинить", в результате чего кухарка извиняется в русской версии дважды и еще больше показывает свою дистанцированность от процесса расследования.

При таком внимании к полифоническому повествованию английского романа интересно, что переводчик проигнорировал некоторые начальные и заключительные фразы в конце каждой части, сигнализирующие о том, что в романе меняется повествователь. Например, фразы "The end of Hartright's Narrative" или "The Story Continued by Marian Halcombe (in Extracts from her Diary)" не были переведены, т.е. в некоторых случаях переводчик оставляет право читателям разобраться, от чьего лица ведется рассказ. Такой подход находился вполне в русле исканий русского литературного процесса - в русском романе автор через всевозможные характеристики речи (выражение определенной точки зрения, стилистического решения) давал читателю понять, от какого персонажа велось повествование.

Интересно и то, что переводчик передал объяснение появления свидетельств в повествование в виде примечания в конце страницы: "Каким образом "Рассказ Мистера Фэрли" и другие "Рассказы", следующие за ним, были получены, это составляет предмет объяснения, которое появится в нашей истории впоследствии" [2, т. 6, с. 352], хотя в оригинале это замечание введено в текст романа. За счет такого приема образ автора еще белее нейтрализуется, становится отвлеченным.

Прием полифонического повествования привносит в роман особый психологизм, сам рассказ событий в виде дневниковых записей формирует своеобразную ситуацию, когда герои достаточно подробно и глубоко описывают свои переживания по поводу происходящего, выражают свои мысли и чувства. Подобный подход к психологизации повествования находился в русле исканий русской литературы 1860-х годов. По утверждению Л.М. Лотман, "возникновение психологического реализма в процессе переосмысления эпохальных типов, генетически связанных с излюбленными героями романтической литературы, приводило к совмещению в центральных образах реалистических романов психологической характеристики с анализом идеологической системы, которая представала как важнейший элемент изображения человека" [3, c. 170]. В этом плане подход к передаче психологических тенденций романа "Женщина в белом" как важной составляющей романного повествования вполне объясним:

Коллинз последовательно описывает процесс осмысления Мэриан изменившейся ситуации "thinking over to fix", "my thoughts", "wandered away", "tried to concentrate on", что адекватно передается в русской версии как "обдумывая", "соединить мои мысли", "они разбрелись" и "старалась сосредоточить". Осталось не переведенным слово "idle" (праздный, ленивый), которое не совсем соотносилось с волевым образом мисс Гэлкомб, таким образом, создавая более выпуклый характер героини. Все это работало на концепцию обоснования психологии героя через его характер и мировоззрения, разработанную в русской словесности и поддерживаемую русским переводчиком при переводе романа "Женщина в белом".

Важную роль в построении сюжета играют персонажи-двойники - Анна Катерик и Лора Фэрли. С. Брюстер по этому поводу замечает: "Повествование Коллинза опирается на различные типы двойничества и подмен, при этом двойничество Анны Катерик и Лоры Фэрли является структурным центром в "Женщине в белом", т.к. их сверхъестественное физическое сходство позволяет беспрепятственно поменять их" [4, р. XIII]. Само название романа - "Женщина в белом" - говорит о применимости этого определения для двух героинь повествования. Тема двойничества также особо интересовала русских литераторов, и в этом плане перевод романа Коллинза давал повод для размышления:

Коллинз подчеркивает сверхъестественное сходство двух героинь как роковое предзнаменование, предвещающее что-то ужасное. С этой целью писатель помещает героиню в лунный свет, типичное готическое освещение. Первое предложение фрагмента включает подробное перечисление деталей, несущих фатальное сходство, и заканчивается восклицательным знаком, передающим эмоциональное напряжение героя. Осознание этого сходства Хартрайтом представлено как мыслительный процесс через слова "doubt", "conviction", "recognition", само сходство названо в оригинале "ominous" -"зловещим".

В русском переводе фрагмента первое предложение оказалось несколько сокращено, а именно фраза "at that distance and under those circumstances" - "на расстоянии и при этих обстоятельствах". Внесены изменения и во второе предложение фрагмента - "for hours and hours past" ("часами и часами раньше") передано как "несколько часов". Более четко русский переводчик определяет разницу между двумя героинями - "непонятный для меня до сих пор недостаток", что отсутствует в оригинале. Сам процесс осмысления Хартрайтом значения схожести Анны и Лоры передан лишь частично, отражены лишь две стадии этого процесса - "сомнение", "убеждение". Однако при всех отступах от подлинника, главное было соблюдено - сохранена пунктуация, демонстрирующая мыслительный процесс (точка с запятой, восклицательный знак), сходство определено как "зловещее". В целом русский переводчик нашел верную интонацию для передачи как данного фрагмента, так и темы двойничества. Здесь Коллинз оказался востребованным в силу совпадений поисков русской и английской литератур, т.к. "стремясь подчеркнуть двойственную природу человека, вечное противоборство в его душе сил добра и зла, которое он трактовал как разумное начало и темные подспудные силы подсознания, Коллинз как бы расщеплял своего героя, сохраняя при этом связь кровного родства" [1, c. 6]. В русле таких исканий, как известно, находилась и русская словесность.

Таким образом, в силу актуальных для русской литературы тенденций, содержащихся в романе "Женщина в белом", его перевод на русский язык был осуществлен своевременно, в начале 1860-х годов, с сохранением большей части нарративных особенностей данного произведения. С большим интересом переводчик отнесся к полифоническому повествованию, теме двойничества, психологизации образов, привнеся свои акценты в русскую версию романа. В этот период русский социально-криминальный роман находился на начальной стадии своего формирования, в связи с чем существовала насущная потребность в импорте подобного рода. Перевод английского романа частично восполнял эту лакуну, находя компромисс между британской и отечественной жанровыми традициями, формируя отечественную жанровую модификацию криминального романа.

Список литературы

1. Кешокова Е.А. Уилки Коллинз и "сенсационная" школа английского романа XIX века: автореф. дисс. … канд. филол. наук. М.: Изд-во МГУ, 1978. 24 с.

2. Коллинз. Женщина в белом // Собрание иностранных романов, повестей и рассказов в переводе на русский язык. СПб.: Типография И.И. Глазунова, 1860. Т. 4. С. 5-124; Т. 5. С. 125-298; Т. 6. С. 299-655.

3. Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века. Л.: Наука, 1974. 352 с.

4. Brewster S. Introduction // Collins W. Woman in White. Kent: Wordsworth Editions Limited, 2002. P. V-XXI.

5. Collins W. Woman in White. A Novel. Новосибирск: Сиб. унив. изд-во, 2011. 352 р.

6. Pykett L. The Newgate Novel and Sensation Fiction, 1830-1868 // Crime Fiction / Ed. by M. Priestman. Cambridge University Press, 2008. P. 19-39.

Размещено на Allbest.ru