Датировочные признаки эпического текста

Размещено на http://www.allbest.ru/

ДАТИРОВОЧНЫЕ ПРИЗНАКИ ЭПИЧЕСКОГО ТЕКСТА

Бауаев Казим Каллетович, к. филол. н., доцент

Кабардино-Балкарский государственный

университет имени Х. М. Бербекова kazim_bauaev@mail.ru

Статья освещает проблему корректной хронологической идентификации эпических сказаний. Автор констатирует отсутствие адекватного научно-методологического и конкретно-аналитического инструментария для системного установления времени происхождения эпических сказаний, предлагая при этом свое решение данной проблемы. Аргументация базируется на вполне достоверном и убедительном разборе архетипов эпических сказаний карачаево-балкарской версии общекавказского свода «Нарты».

Ключевые слова и фразы: стадиальный подход; интерпретация; социум; литературная система; эпос; архетип; мотив; конфликт; императив; имплантация; концепт; архаичный мотив; хронологический сюжет; традиция.

сказание эпический идентификация хронологический

DATE INDICATIONS OF AN EPICAL TEXT

Bauaev Kazim Kalletovich, Ph. D. in Philology, Associate Professor

Kabardino-Balkarian State University named after H. M. Berbekov kazim_bauaev@mail.ru

The article touches on the problem of the correct chronological identification of the epic legends. The author argues for the absence of adequate scientific-methodological and specific analytical tools to evaluate systemically the time of origin of the epic legends and introduces his own original solution of this problem. The argumentation is based on the quite reliable and convincing analysis of the archetypes of the epic legends of the Karachai-Balkarian version of the all-Caucasian collection of “Nart sagas”.

Key words and phrases: phased approach; interpretation; society; literary system; epos; archetype; motive; conflict; imperative; implantation; concept; archaic motive; chronological plot; tradition.

Рассмотрение возможностей эволюционных изменений поэтических практик долгое время сосредотачивалось в координатах историко-стадиального подхода, заложенного еще в античные времена и основывавшегося на общесистематизационных, статичных по своей природе взглядах Аристотеля и идеях Платона и его последователей. Концептуально значимые интерпретации формы и содержания, явления и сущности в конечном итоге были ограничены идеей стационарного Универсума и, в наиболее цельном и непротиворечивом изложении, были выстроены в трудах Плотина, трактовавшего творческий акт как постижение «смысловой сущности» - некоего стабильного и априори бытующего явления [11, с. 225].

В той или иной модификации эти воззрения были продублированы у средневековых схоластов - Августин Блаженный говорил о восприятии «соответствий», также имеющих стационарную природу в силу божественной сопричастности [1, с. 150-152], а Фома Аквинский, понимавший творчество как постижение «форм вещей», существующих вне материального мира, осуществил фактический возврат к учению Платона об идеях [15, с. 169-175].

Вопрос об эволюции литературных форм и, естественно, о прогрессе поэтического сознания в его архетипической реализации на протяжении нескольких веков развития европейской гуманитарной мысли попросту не поднимался [12, с. 6].

Лишь в новейшее время было сформулировано первичное положение о развитии эстетического сознания, собственно говоря, - не столько о развитии, сколько о разных его формах. Так, Гегель не предполагает прогрессивных движений в рамках единого культурного ареала, и выделение тех или иных индивидуумов для него - явление стохастическое, зависящее от субъективных качеств личности, а, в принципе, напрямую восходящее к демиургическому истолкованию творческого акта. Происходит это, прежде всего, потому, что он соотносит сферу искусств с определенными типами общества, причём в основе этой систематизации лежат не социальные или, тем более, материально-производственные критерии, а степень приближенности к высшему началу - в его трактовке к идеальному духу. Поэтому градация эстетического качества, согласно Гегелю, никак не увязана даже с реальной последовательностью исторических эпох [3, с. 528].

Западная гуманитарная мысль надолго оказалась запертой в рамках общественно-исторического подхода, апофеозом которого стала догматика марксизма-ленинизма. Однако именно в первые годы существования первого социалистического государства и в его границах возникли революционные идеи, предлагавшие схемы анализа литературных произведений вне их жесткой связи с социумом [7, с. 75].

Новые взгляды на анализ и оценку, на актуальное состояние и перспективы литературных систем были сформулированы сразу несколькими деятелями формальной школы, но в наиболее полном виде мы встречаем их в работах В. Жирмунского. Он чётко дифференцировал подходы к литературе как к общественному явлению и как к автономному феномену эстетического сознания [5, с. 22].

Предполагая изолированное - в границах эстетических представлений - функционирование литературных архетипов, члены формальной школы достаточно осторожно относились к возможностям разработанных ими методов анализа в пространстве фольклора, что, впрочем, не помешало им вплотную подойти к идее внутренне обусловленного развития структур текстов устного народного творчества [6, с. 8].

Заслуга формалистов может оцениваться, прежде всего, в выстраивании общетеоретического и методологического посыла, закономерным итогом которого стало понимание принципиальной возможности существования и функционирования внутренних ресурсов развития как авторской литературы, так и фольклора. Эта точка зрения окончательно выкристаллизовалась уже в первые послевоенные десятилетия [2, с. 107-109].

Однако, если для авторской литературы, для фольклора народов с давней письменной традицией существовала проблема ранжировки произведений по их эстетической значимости в соответствии с прозрачными эволюционными дефинициями, то для фольклора упомянутых «новописьменных» народов актуальными оставались вопросы эволюционной идентификации и датировки текстов, зачастую представлявших собой конгломерат структур и архетипов разновременного происхождения.

Помимо всего прочего, можно привести примеры полного искажения смысла текста по причине элементарного незнания тех или иных слов [13, с. 167]. Но главная теоретическая проблема классификации произведений «Нартиады» существует объективно, неточности перевода не исчерпывают той этиологической и генерационной мозаичности сказаний, которая наблюдается практически в каждом из них.

Единственным - пусть вероятностным, но достаточно надёжным - методом определения архаичностиновизны эпического сказания видится его поэтапный комплексный анализ, учитывающий сразу несколько параметров. И первым шагом на этом пути должна стать оценка центрального конфликта текста. Понимая эпический свод как фиксацию моделей этнического адаптивно-рекреативного поведения, мы приходим к выводу, что в основе сюжета каждого произведения должна лежать история смены одних стандартов другими, конфликт неких норм, представляющих собой художественный слепок жизненных навыков, практиковавшихся народом или его предками на разных этапах истории.

Принятие оппозиционального императива в роли этиологического основания сказания позволяет нам с высокой степенью достоверности вычленить идентификационные мотивы и архетипы в большей, точнее, основной части карачаево-балкарской версии эпоса. Например, цикл сказаний, посвященных борьбе Ёрезмека и Фука. Допуская замещение имен героев в процессе оборота сказаний, техногенные имплантации и другие позднейшие наращения, мы все же должны будем признать, что базовый мотив всего цикла - освобождение нартского общества от гнёта Фука, который, в свою очередь, нартом не является, и происходящая в процессе этого освобождения консолидация народа.

Во-первых, Фук в некоторых вариантах не ощущается как человек. Помимо его зооморфных черт, проявляющихся в ходе развития сюжета, в одном из текстов имеется прямая ремарка по этому поводу: «Во времена нартов жило странное нечто, и звали его Рыжий Фук» [9, с. 76].

Указания на иноэтничность Фука, на его отдаленность от нартов выступают как устойчивая и стабильная характеристика [4, с. 82]. Во-вторых, сами нарты в сказаниях этого цикла не ощущаются единым целым. Несколько косвенных признаков свидетельствуют об их разобщенности. В ряде сказаний бою главных героев предшествует недовольство части общества действиями Ёрюзмека, что зафиксировано в самых ранних записанных текстах, опубликованных Н. П. Тульчинским и С.-А. Урусбиевым еще до революции [14, с. 323].

Продолжением истории уничтожения Фука считается сюжет с попыткой убийства самого Ёрезмека. Нет никакого сомнения в том, что данное сказание явилось результатом наложения двух типологически различных мотивов. Первый - остаточная память о такой норме, как избавление популяции от ослабевших и старых её членов. Геронтоцид как норма обычных жизненных практик бытовал у многих народов вплоть до начала XX века, и с этой точки зрения сведения о нем не могут признаваться свидетельством древности мотива. Но эта норма имеет адаптивную целесообразность лишь до того момента, когда селективнобиологическая эволюция вида сохраняет доминантный характер. С переходом рекреативных практик в социальную плоскость, с возникновением многочисленных внутрипопуляционных горизонтальных и вертикальных связей главенство в оптимизации функционирования общества переходит к коммуникативным механизмам, а здесь основную роль начинает играть даже не опыт отдельных особей, а, скорее, само наличие этих связей, осуществление которых происходит через старших представителей племени и рода.

Для Северного Кавказа, народы которого вошли в стадию высокоорганизованных государственных и предгосударственных образований, как минимум, еще в первых веках нашей эры, мотив убийства стариков, вне всякого сомнения, видится крайне архаичным. Между тем, заговор против Ёрюзмека-ОзырмесаУрызмага имеет именно это первичное обоснование - по крайней мере, желание нартов убить героя объясняется старостью их предводителя.

Вторым мотивом, образовывающим сказание о заговоре против Ёрезмека, служит концепт кровной мести - Жанпараз, сын Фука, предстаёт центральным действующим лицом интриги. В различных модификациях сюжета присутствует целый комплекс вставочных элементов, вплоть до трубки, посредством которой Сатанай предотвращает отравление своего супруга, но сути конфликта они не меняют - обозначено противостояние патронимий, которое могло иметь описанный вид лишь при сохранении норм потестарной организации общества. Жанпараз вынужден общаться с убийцей своего отца и оформлять свою попытку мести в координатах воинского этикета, и ценности режима социализации по принципу родства не могут перевесить жесткие модели поведения в группе, построенной на примате силы и её признания коллективом.

Сочетание двух этих древнейших мотивов, на базе которых и разворачивается сюжет текстов «ЁрезмекФук», сочетание, заметим, вполне органичное, отмеченное взаимной причинностью, позволяет утверждать, что, несмотря на все позднейшие вставки, сказания цикла имеют цельный и хронологически непротиворечивый конфликтный императив. Следующий этап хронологической атрибутации предания - оценка архаичности действующих персонажей. Центральные герои сказания - Ёрюзмек, Сатанай и Фук. Статус их абсолютно определен, все они могут быть отнесены к старейшим образам карачаево-балкарской «Нартиады» как лица, гарантирующие системность и цельность всего эпического корпуса - даже без учета таких их черт, как солярное происхождение, соотнесенность с цивилизационным переходом от матриархата к патриархату и зооморфность соответственно.

Еще один признак времени формирования сюжета - наличие реликтовых артефактов. В некоторых вариантах сказания упоминается, что оружие для битвы с Фуком для Ёрезмека изготавливается специально. Это оружие, полученное из рук первого культурного героя - Дебета - не может дать нам никакого хронологического ориентира, но сам мотив создания оружия для решающего сражения широко известен, локализован даже не столько в эпической, сколько в мифологической традиции. Каноническим примером подобного события может считаться создание доспехов Ахилла перед битвой с Гектором.

Расположение чертогов героя вне и над миром людей - подобно замку Фука, сделанному из орлиных перьев, либо из стекла - также признак глубокой архаики. Это общекультурная деталь практически всех индоевропейских и азиатских народов - Асгард скандинавов, кельтский Тирнаногт, а первым примером подобной локализации можно считать «божественные» мифологические здания, известные еще из преданий Аккада [16, с. 34].

Эпическим объектом, могущим уточнить реальные временные маркеры формирования текстов цикла, можно считать меч-«сырпын» главного героя. Помимо того, что он скован самим Дебетом, точнее - благодаря этому - клинок может рубить цепи, на которых висит котел, металлический вертел и сам котел. В данном случае перед нами находится объект, эпические характеристики которого позволяют провести параллель между фольклорным временем и реальной историей народа. Меч - кованый, следовательно, он не бронзовый - как «оловянные» бронзы античности, так и «мышьяковые» бронзы Кавказа с большим трудом поддавались механической обработке и представляли из себя «литьевые» металлы. Лезвие его зазубрено ударом о «зуб» Фука. Вывод: клинок изготовлен из железа, а его испытательные вышеупомянутые «пробники» - из меди, так как бронза, широко распространенная на Северном Кавказе с середины III-го тысячелетия до новой эры [8, с. 32-54], материалом котла и вертела быть не могла - железо, выщербившееся о кости, бронзу рубить не могло. В любом случае, цикл «Ёрюзмек-Фук» относится к древним пластам эпоса «Нарты» и, за исключением нескольких поздних вставок «техногенного» характера, отмечен хронологической общностью трёх атрибутивных параметров - архаичными конфликтными императивами, типами действующих героев и используемыми в сказаниях реликтовыми артефактами. Именно подобное единообразие может служить достоверным критерием сравнительной архаичности-новизны текста в рамках эпической системы, а в отдельных случаях - его исторической датировки.

Список литературы

1. Августин Блаженный. Творения: в 4-х т. Киев: УЦИММ-Пресс, 2000. Т. 2. 742 с.

2. Благой Д. Д. Закономерности становления новой русской литературы // Исследования по славянскому литературоведению и стилистике: доклады советских ученых на IV Международном съезде славистов. М.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 106-179.

3. Гегель Г. В. Ф. Эстетика: в 4-х т. М.: Искусство, 1971. Т. 3. 621 с.

4. Ёрюзмек убивает Рыжего Фука // Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев / ред. А. А. Янгаева. М.: Наука. Восточная литература, 1994. С. 81-83.

5. Жирмунский В. М. Задачи поэтики // Жирмунский В. М. Вопросы теории литературы. Статьи 1916-1926. Л.: Academia, 1928. С. 22-23.

6. Казанский Б. В. Идея исторической поэтики // Поэтика. Временник отдела словесных искусств ГИИИ. Л.: Academia, 1926. Вып. I. С. 6-23. 7. Машинский С. И. Пути и перепутья (Из истории советского литературоведения) // Вопросы литературы. 1966. № 5. С. 74-75. 8. Николаева Н. А., Сафронов В. А. Хронология и происхождение майкопского искусства // Хронология памятников бронзового века Северного Кавказа: межвуз. сб. ст. / Сев.-Осет. гос. ун-т им. К. А. Хетагурова. Орджоникидзе, 1982. С. 28-62. 9. О том, как Ёрезмек сражался на небесах с Красным Фуком // Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев / ред. А. А. Янгаева. М.: Наука. Восточная литература, 1994. С. 76-78.

10. Орюзмек // Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев / ред. А. А. Янгаева. М.: Наука. Восточная литература, 1994. С. 320-323. 11. Плотин. Эннеады // Памятники мировой эстетической мысли: в 5-ти т. М.: Изд-во Академии художеств СССР, 1962. Т. 1. С. 225-226. 12. Поспелов Г. Н. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1978. 351 с.

13. Толгурова А. З., Толгуров Т. З. Гаппаксальный словарь карачаево-балкарского языка. Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2014. 184 с.

14. Урызмек // Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев / ред. А. А. Янгаева. М.: Наука. Восточная литература, 1994. С. 320-323.

15. Фома Аквинский. Сумма против язычников: в 2-х кн. / пер. и примеч. Т. Ю. Бородай. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2004. Кн. II. 584 с.

16. Энума элиш. Поэма о сотворении мира // Я открою тебе сокровенное слово. Литература Вавилонии и Ассирии / сост. В. А. Афанасьева. М.: Художественная литература, 1981. С. 32-50.

30 Издательство «Грамота» www.gramota.net

Размещено на Allbest.ru