Как известно, одним из главных носителей смехового начала в народной свадьбе является дружка. Некоторые исследователи видят в этом персонаже продолжение и развитие традиции, берущей свое начало от скоморохов [4; 6]. Однако есть в русском народном свадебном обряде еще одно действующее лицо, с которым также связаны разнообразные смеховые действия. Назовем его "ложным свадебным персонажем". Под ним мы будем понимать участников свадьбы, связанных или нет родственными отношениями с родом жениха или невесты, которых презентуют или которые сами себя презентуют за жениха, или невесту, или за брачную пару. Эта презентация, как правило, представляет собой специфическое смеховое ритуальноигровое испытание одной из сторон брачного процесса.

"Жених со свадебным поездом приезжает в дом невесты. Невеста и несколько ее подружек одевают на левую руку перчатки (варежки), и их всех вместе накрывают большим платком. Жених, войдя в сени, должен отыскать невесту под платком. Если жених берет за руку в рукавичке другую девушку, то она ему говорит: “Хороша Маша, да не ваша!". Если жених берет за руку невесту, то подружки говорят: “Наша княгиня по саду гуляла, ключи потеряла”. Тогда сваты отвечают: “Наш князь новобрачный по саду гулял и ключи подобрал открывать ворота! ” С невесты снимают платок" [15, с.210].

Подобные сценки с ложными свадебными персонажами зафиксированы на всех этапах свадьбы и практически во всех ее наиболее значимых и важных обрядах. Основой этих сценок является мотив угадывания. Необходимо подчеркнуть, что это именно угадывание, а не выбор, как иногда интерпретируют его исследователи. В свадебном обряде, в волшебных сказках, с которыми вполне справедливо сопоставляют данные сценки [9, с.301-303], в былине "Садко", в древнегреческой мифологии и поэзии [5, с.54-55] и шире - в мировой фольклорно-мифологической традиции герой именно должен "узнать своего среди одинаковых" [2, К37]. Исследуя этот мотив, В.Я. Пропп акцентирует внимание на том, что искомый персонаж не имеет отличия от близких и одинаковых с ним, так как это существо принадлежит иному миру (=мертвых), а "все находящиеся там имеют одинаковый облик" [9, с.301]. В этом ученый видит ключ к происхождению данного мотива, а что касается его прагматики в свадьбе, то, по мысли ученого, ее установить невозможно. "Но в данном случае в свадебном обряде нет даже переосмысления, он производится неизвестно почему - по традиции, как игра, и о цели его никто себя не спрашивает. Этим создается почва для “толкования" обряда в науке - путь неправильный и допускающий бесконечное количество произвольных решений" [Там же, с.303].

Именно поэтому представляется важным внимательно всмотреться в то, как развертывается этот мотив в соответствующих свадебных сценках.

Во-первых, подчеркнем, что ни в сценках с ложным свадебным персонажем, ни в свадебном обряде в целом выбора невесты женихом и тем более жениха невестой не происходит. Выбор уже сделан, сначала родителями, потом сватами. Во-вторых, угадывание невесты или жениха среди ложных во многих вариантах рассмотренных нами сценок совершает не жених или невеста, а представители их родов. В-третьих, обрядовая семантика действий с ложными свадебными персонажами различна для разных типов.

Так, сценки, в которых жених, невеста или представитель их рода должен угадать соответствующего свадебного персонажа среди нескольких закрытых, в отличие от всех остальных имеют прямую связь со свадебной традицией. Как известно, невесту после благословления родителями покрывали и раскрывали только после прибытия свадебного поезда в дом к родителям мужа [1, с.77-79, 83-84]. Это породило реальные случаи подмены просватанной девушки (чаще всего сестрой). Не останавливаясь подробно на этой традиции, отметим, что с ней также связано появление нарративов о том, как "сватали одну, а женили на другой". Один из таких нарративов о том, как в имении его отца староста был женат не на той, которую сватал, приводит И.П. Страхов [13, с.363-364]. О таком же случае свидетельствуют и современные записи [8, с.52-53].

Как отмечал А.В. Терещенко, в таком случае после жалобы обманутого жениха патриарху мог последовать развод, или муж требовал от жены, чтобы она постриглась в монахи, и "бил ее, мучил и не спал с нею, пока она не пострижется" [14, с.88].

Вероятно, с этими реалиями жизни связана традиция проверять "подлинность" невесты до венчания, открывая ее лицо. Это могли делать после выкупа, по дороге в церковь на венчание, на венчании и т.п. Если в свадьбе XIX в. это делали, как правило, сваты [7, с.239], то в XX в. - жених [16, с.139].

На основе этих нарративов сказочник А. Новопольцев создает оригинальный авторский сюжет бытовой сказки "Подмененная невеста" [10, с.222-225].

Таким образом, в русской народной свадьбе XX в. смеховые сценки с закрытым ложным свадебным персонажем, которого предъявляли вместе или вместо подлинного, связаны с указанными брачными реалиями.

Другой фактор, определивший развитие данной традиции, может быть обусловлен тем, что выбор, сделанный людьми, носил надличностный характер и не был соотнесен непосредственно с судьбой самих участников брака и тем более с их будущей семейной жизнью. Но именно в период самой свадьбы открывалась возможным пред-угадать, пред-видеть будущую судьбу создаваемой семьи, о чем свидетельствуют многочисленные приметы и магические действия, совершаемые женихом и невестой. Именно в этот ритуальный контекст входят анализируемые нами обрядовые сценки, что зафиксировано в публикациях как XIX, так и XX в.

"Если и жених угадывает свою, то танцует с ней в первой паре и брак его будет счастливым и процветающим. Если не отгадает, очень стыдно за него; затем отгадывает кто иной, и если угадает, то танцует с ней в первой паре…" [18, s.236]. В другой записи этой традиции отмечается, что если жених сразу не сможет угадать свою невесту, то "жить вместе они не будут", поэтому невеста стремилась каким-либо образом помочь ему [11, с.53-54]. Были и другие объяснения того, чем грозит неудача в опознании, например если молодая не опознает своего супруга, то "пойдёт не тем путём - изменять будет" [12, с.184].

Своеобразным вариантом этой традиции является закрывание не невесты, а завязывание глаз жениху, который должен был наощупь угадать свою суженую. Такая сценка близка известной игре в жмурки [3]. Известно, что эта игра, носившая явный эротический характер, уже в XIX в. была необычайно популярна среди молодежи [12, с.155], что и позволяет рассматривать ее в качестве одного из факторов формирования аналогичной сценки в свадьбе. В результате такого переноса неявная гадательная семантика и прагматика данной игры в свадебном обряде стала определяющей и артикулируемой [3].

Это очень хорошо видно в описании традиции, данной П.В. Шейном. В ней указывается, что девушки надевают одинаковые с невестой платья, затем составив из себя “гусек” или “караван”, выходят с песней из клети. Жених стоит с завязанными или зажмуренными глазами у порога "и с нетерпением ждет возвращения гуська или каравана. И как только караван покажется на пороге, он начинает ощупывать его, отыскивать или угадывать в нем свою суженую и, ухватив ее за руку, произносит речитативом:

“Вот она - моя дружининка, Вот она - моя молоденька!. ”

Затем это повторяется до трех раз. Если во все три раза жениху не удастся “поймать” свою невесту, то, значит, он берет не свою суженую и жизнь его в супружестве будет не весела, а если удастся, то, в таком случае, “свою" и жить с нею будет весело и счастливо" [17, с.753].

Именно в этом смысле, как нам представляется, можно интерпретировать то "истинное узнавание жениха и невесты друг другом", о котором писал А.К. Байбурин [1, с.77].

Проделанный анализ позволяет сделать ряд важных выводов.

Во-первых, все рассмотренные типы сценок с ложным свадебным персонажем объединяет один сюжетообразующий мотив - угадывание.

Во-вторых, во всех типах этот мотив реализуется в театрально-игровой форме.

В-третьих, в разных типах и в вариантах отдельных типов эта форма имеет различную семантику: в одних она может быть определена как смеховая "игра с сакральными ценностями" (Л.М. Ивлева), а в других - за игровой формой этих ценностей уже нет.

В-четвертых, это различие в отдельных случаях может быть объяснено как результат исторического развития традиции.

И в-пятых, смеховое начало в разной степени присуще всем указанным типам.

Список литературы