Перекодировка образа "Sonnenblume" в лирике Г. Тракля

Размещено на http://www.allbest.ru/

Перекодировка образа "Sonnenblume" в лирике Г. Тракля

Обращение любого поэта к той или иной реалии природы всегда привлекает читательское внимание и требует того же от исследователя (см.: [1]). Поэтому естественно, что в контексте нашего исследования лирики немецкого экспрессионизма не остался незамеченным тот факт, что у Георга Тракля (Georg Trakl, 1887-1914 гг.) довольно часто встречается образ Sonnenblume / подсолнух. Поэт обращается к нему в следующих лирических текстах:

«Die Sonnenblumen», «Sommer. In Sonnenblumen gelb klapperte...», «Im roten Laubwerk voll Guitarren...», «Im Herbst», «In der Heimat», «Unterwegs», «Die Verfluchten», «Sonja», «Abendspiegel» («Afra», 1. Fassung), «Afra» (2. Fassung), «Wind, weiЯe Stimme…» (1. Fassung), «Wind, weiЯe Stimme…» (2. Fassung), «Melancholie», «Leise» («Melancholie», 1. Fassung), «Melancholia» («Melancholie», 2. Fassung), «Psalm», «Anblick» («Nachtergebung», 2. Fassung), «Traum und Umnachtung».

И практически ни один поэт экспрессионистского направления не использует этот образ. Исключение, по нашим данным, представляет одно стихотворение Георга Гейма (Georg Heym, 1887-1912 гг.) «Verfluchung der Stдdte V». Если исходить только из этого факта, то можно было бы посчитать, что такое отношение Тракля к образу Sonnenblume является чертой его индивидуальной поэтики, а сам образ нет необходимости рассматривать в аспекте единой образной системы экспрессионизма. Конечно, с одной стороны, среди поэтов-экспрессионистов Тракль в одиночку развивает этот образ. Но с другой стороны, результатом такого развития, отразившегося не просто в нескольких стихотворениях, а в восемнадцати текстах, не может не стать переход из количества в качество, и это заставляет, по меньшей мере, задуматься о роли образа Sonnenblume в понимании экспрессионистской поэтики в целом.

Если же обратиться ко всей истории немецкой литературы, то и в этом случае восемнадцать лирических текстов Тракля становятся, по меньшей мере, серьёзным фактом для литературоведения: кроме них мы обнаружили немногим более тридцати стихотворений немецких поэтов различных периодов немецкой литературы, где присутствует образ Sonnenblume.

Эстетическая палитра образа Sonnenblume, сложившаяся в немецкой лирике ко времени экспрессионизма, не очень разнообразная. В основном, это тёплые тона умиротворения, радости, связанные с отражением идеи божественного, жизни, любви.

В стихотворении «Eine Sonnenblume» протестантского мистика и проповедника Герхарда Терстегена (Gerhard Tersteegen, 1697-1769 гг.) образ Sonnenblume представляется отражением Бога: «Die Sonnenblume liebt das Licht, // Sie will sich stets zur Sonne drehen; // So muЯt du Gottes Angesicht, // Willst du nicht irren, auch ansehen» [17, S. 98]. / «Подсолнух любит свет, // Он хочет всегда к солнцу поворачиваться; // Так должен (можешь) ты Бога лик, // Хочешь ты не ошибиться (Не ошибаясь), тоже увидеть (рассмотреть)».

Поэтическая формула Бог-подсолнух связана с латинским названием цветка Helianthus, что значит цветок Бога. У Иоганна Клая (Johann Klaj, 1616-1656 гг.), не только яркого поэта эпохи барокко, но и автора многих духовных стихотворений, в оратории «Engel- und Drachen-Streit» находим место, где один из протагонистов, Поэт, повествует о Люцифере и его притязаниях на равенство Богу. И в описании Бога, наряду с метафорой Regenbogen / радуга есть и метафора Sonnenblume / подсолнух: «ja fast gleich dem Hцchsten hoch; der mit ruhmberьhmte Ruhme // heist der Himmelfьrsten Fьrst Regenbogen Sonnenblume» [12, S. 293]. / «Да почти равный Высочайшему из высоких; который с // (безгранично) знаменитой славой // Небесных князей Князем Радугой Подсолнухом».

Анастазиус Грюн (Anastasius Grьn, 1808-1876 гг.) развивает мотив духовности в образе Sonnenblume в стихотворении «Fьnf Ostern. 2.», где подсолнух становится символом христианского мира, скорбящего о Христе: «Wir knien jetzt an dem Grab, auf das in Thrдnen // Die Christenheit lдngst hielt den Blick gebannt, // So wie die Sonnenblume, die mit Sehnen // Gen Aufgang hдlt das Angesicht gewandt» [8, S. 134]. / «Мы на коленях теперь у могилы, к которой в слезах // Христианский мир долго взгляд обращает, // Как подсолнух, который с тоской (стремлением) // На восход лик поворачивает». И у Густава Фальке (Gustav Falke, 1853-1916 гг.) в стихотворении «Sonnenblumen» подсолнух сопутствует образу Христа: «Und von der Schulter unserm Herrn // Nickt schwankend der goldne Blдtterstern, // Die Sonnenblume, voll erblьht, // Von einem himmlischen Leuchten umglьht» [7, S. 10]. / «И у плеча нашего Господа // Кивает покачиваясь золотая звезда из лепестков, // Подсолнух, полностью расцветший, // Небесным (райским) свечением освещён (накалён)».

Образ Sonnenblume становится символом отечества, патриархальности, родного дома, дома как безопасного, уютного места. В буколическом тексте Людвига Козегартена (Ludwig Gotthard Kosegarten, 1758-1818 гг.) «Jucunde» в четвёртой эклоге «Die Nachfeyer» один из героев попадает в убогую деревушку (die дrmlichen Hьtten, eng und niedrig / жалкие хижины, тесные и низкие). Но ему пришлись по душе деревенские садики с подсолнухами и мальвой у каменных заборов: «Doch gefiel es die Gдrtchen zu sehn, mit gewaltigen Steinen // Rings umschanzet, besдumt mit Sonnenblumen und Malven» [13, S. 163]. / «Но понравилось садики узреть, с мощными камнями // Вокруг вкопанными, окаймлёнными подсолнухами и мальвой».

В образе Sonnenblume наряду с мотивом патриархальности, тепла родного дома, идиллии жизни в немецкой литературе развивается и мотив любви. В шутливой оде «An die Sonne» Алоиз Блумауэр (Aloys Blumauer, 1755-1798 гг.) называет подсолнух любовником солнца: «Sogar die Sonnenblume muЯ // Den Seladon ihr spielen, // Und stets nach ihr nur schielen» [5, S. 107]. / «Даже подсолнух должен // селадона ей играть (изображать), // И постоянно на неё только смотреть».

Эта поэтическая формула солнце-подсолнух так же, как и формула Бог-подсолнух, имеет корни в античной культуре. Наполнение этой формулы мотивом любви связано с образом Клитии, влюбившейся в Гелиоса и превратившейся в гелиотроп. Мифологический мотив послужил основой для баллады «Clytia und Phoebus» Людвига Христофа Генриха Гёльти (Ludwig Christoph Heinrich Hцlty, 1748-1776 гг.): «Von Liebesschmerzen aufgezehrt, // Ward endlich Clytia // Zur Sonnenblume. Hingekehrt // Gen Himmel stand sie da» [10, S. 13]. / «Любовной тоской изнурённая // Стала наконец Клития // Подсолнухом. Поворачиваясь // К небу стоял он (она) там».

Тематическая сетка подсолнух - солнце - любовь начальной строфы задаёт лирический тон всему стихотворению «Von Ihr» Юстинуса Кернера (Justinus Andreas Christian von Kerner, 1786-1862 гг.): «Sonnenblume, die in Wonne // Sich nach goldner Sonne sehnet, // Wird zum Bild der klaren Sonne, // Ihre Liebe sie verschцnet» [11, S. 55]. / «Подсолнух, что в блаженстве (упоении) // К золотому солнцу стремится, // Становится образом ясного солнца, // Свою любовь он делает краше». Эдуард Мёрике (Eduard Mцrike, 1804-1875 гг.) сочетает образ подсолнуха с образом весны в развитии мотива любви и надежды в стихотворении «Im Frьhling»: «Der Sonnenblume gleich steht mein Gemьte offen, // Sehnend, // Sich dehnend // In Lieben und Hoffen. // Frьhling, was bist du gewillt? // Wann werd ich gestillt?» [14, S. 684]. / «Подсолнуху же находится моя душа открытой, // Тоскуя, // Простираясь // В любви и надежде. // Весна, что ты желаешь? // Когда я успокоюсь?».

Но на стыке XIX-XX вв. образ Sonnenblume начинает наполняться минорными оттенками.

У Рихарда Демеля (Richard Dehmel, 1863-1918 гг.) в стихотворении «Klage» образ Sonnenblume подчёркивает мотив угасания жизни: «In diesen welken Tagen, // wo Alles bald zu Ende ist, // sturmzerfetzte Sonnenblumen // ьber dunkle Zдune ragen…» [6, S. 47]. / «В эти увядающие дни, // когда всё скоро кончено (всё скоро к концу идёт), // разорванные бурей подсолнухи // над тёмными заборами высятся…». С увядающими подсолнухами сравнивает церковные колокола Георг Гейм (Georg Heym, 1887-1912 гг.), развивая один из важных экспрессионистских мотивов Апокалипсиса в стихотворении «Verfluchung der Stдdte V»: «Dann zittern alle Glocken allzumal // In ihrem Dach, wie Sonnenblumen welk. // Und weit wie Kreuze wдchst in goldner Qual // Der hohen Galgen dьsteres Gebдlk» [9, S. 225]. / «Тогда дрожат колокола все как один // Под их кровлей (крышей), как подсолнухи увядшие. // И далеко как кресты высится (растёт) в золотом мучении // Высоких виселиц мрачные балки».

У Клары Мюллер-Янке (Clara Mьller-Jahnke, 1860-1905 гг.) в стихотворении «Tote Blumen» мы встречаем, по всей видимости, единственный раз в немецкой литературе образ мёртвого подсолнуха, лежащего в куче мусора: «…liegt auf Scherben Schutt und Kehricht // - tief das Haupt in Staub gepreЯt - // eine tote Sonnenblume» [15, S. 272]. / «Лежит на обломках мусора и отходов // - глубоко голову (главу) в пыль вжав - // мёртвый подсолнух». Очистительный сентябрьский дождь (Septemberregen), который пытается тщетно оживить цветок / kann doch nimmer die Verwelkte neu beleben, становится символом благородных, но бесполезных попыток изменить окружающий мир.

Переходя к образу Sonnenblume в лирике Тракля, напомним, что он встречается в восемнадцати лирических текстах и в этом отношении Тракль намного опережает многих поэтов. Естественным образом возникают вопросы: с чем связано такое отношение к подсолнуху и как отразилась традиция в наполнении этого образа?

Первое стихотворение в сборнике стихов Тракля, вышедшем при его жизни в 1913 г., в котором встречается Sonnenblume - «Im roten Laubwerk voll Guitarren...». Появляясь в первой строфе, этот образ в связке с образом жёлтых волос девушек и образом золотой тележки как метафоры солнца, на первый взгляд, должен вызывать положительную эмоцию умиротворения от картины вечера в деревне или городской окраине: «Im roten Laubwerk voll Guitarren // Der Mдdchen gelbe Haare wehen // Am Zaun, wo Sonnenblumen stehen. // Durch Wolken fдhrt ein goldner Karren» [16]. / «В красной листве полной гитар // Девушек жёлтые волосы веют // У забора, где подсолнухи стоят. // Сквозь облака едет золотая тележка». Встречающиеся в следующих строфах образы притихших стариков / verstummen die Alten, сирот, сладким пением призывающих к вечерне / die Waisen sьЯ zur Vesper singen, стирающих бельё женщин / аm Bache waschen noch die Frauen, девушки, которая нравится лирическому герою / die Kleine, die mir lang gefallen, запахов хлеба и пряностей, опьяняющих голодного / ein Duft von Brot und herben

Wьrzen, на первый взгляд, тоже вполне определённо создают картину безмятежного сельского пейзажа.

Однако некоторым диссонансом выступают два образа. Стих с образом мух следует за стихом, в котором звучит призыв к вечерне: «Die Waisen sьЯ zur Vesper singen. // In gelben Dьnsten Fliegen summen» [Ibidem]. / «Сироты сладко к вечерне поют. // В жёлтых испарениях мухи жужжат». А в заключительной строфе образ воробьёв, слетающихся на гниль, антитетически предваряет образ голодного: «Vom lauen Himmel Spatzen stьrzen // In grьne Lцcher voll Verwesung» [Ibidem]. / «С тепловатого (остывающего) неба воробьи устремляются // В зелёные дыры полные тления (разложения)».

В таком контексте образ Sonnenblume может прочитаться как символ жизни, сквозь которую, при этом, проступают пока не явные следы неизбежной смерти. Подобная картина, в которой Тракль, неожиданно для читателя-современника, насыщает лирический пейзаж родной стороны приметами распада и предчувствия смерти, встречается в стихотворении «In der Heimat». Образ наслаждающегося своим золотом расплывающегося подсолнуха / sehr still genieЯt Ihr Gold die Sonnenblume und zerflieЯt вне контекста выглядит вполне традиционно как «тёплый» символ жизни. Но подсолнух в этом стихотворении - поэтический контрапункт в окружении доминирующих пессимистических образов: больные окна / kranke Fenster, старая, чёрная и пустынная площадь / ein alter Platz… schwarz und wьst, гниющие помои / im Spьlicht treibt Verfallnes, приближающаяся беда / nahes Unheil [Ibidem].

Далее мы постараемся показать, что смерть значимый мотив лирики Тракля и одна из доминант в его метафизических поисках отражается в образе Sonnenblume.

Обратимся в начале к тем стихотворениям Тракля, в названии которых встречается слово Sonnenblume.

Неоконченное стихотворение «Sommer. In Sonnenblumen gelb klapperte...» открывается странной картиной лета, в которой читателю если и предстают подсолнухи, то в них громыхает прогнивший скелет, сад чахнет, а старая бузина источает уныние: «Sommer. In Sonnenblumen gelb klapperte morsches Gebein, // Sank zu jungen Mцnchen der Abend des verfallenen Gartens hinab // Duft und Schwermut des alten Hollunders…» [Ibidem]. / «Лето. В подсолнухах жёлто (жёлтых) громыхает гнилой скелет, / Опускается к юным монахам вечер чахнущего сада / Аромат и печаль (уныние) старой бузины…».

Связь звуковой структуры слова с характером образности в поэтике Тракля на примере Sonnenblume и Hollunder отмечает Н. В. Пестова. В исследованиях, на которые она опирается, вокальная звуковая палитра упорядочена и размещена в сферах светлого и темного: от самого темного u через о, а затем их умлаутированные варианты ue, oe, ae до самых светлых i, e, т.е. от гласных заднего ряда к гласным переднего ряда. По мнению Н. В. Пестовой, все любимые деревья и растения Тракля «оказались темными: Holunder, Ulme, Buche, Sonnenblume, и темные гласные сосредоточились в основном в словах с женской концовкой, в восходяще-нисходящей модуляции тона. Своей звуковой символикой, в значительной степени позаимствованной у Рембо, Тракль поддерживает смысл слова, а на антитезе светлого и темного выстраивает свои образные миры и антимиры» [4, с. 367].

Один из ключей к пониманию образа Sonnenblume Тракль размещает в одноимённом стихотворении «Die Sonnenblumen»: «Ihr goldenen Sonnenblumen, // Innig zum Sterben geneigt, // Ihr demutsvollen Schwestern // In solcher Stille // Endet Helians Jahr // Gebirgiger Kьhle. // Da erbleicht von Kьssen // Die trunkne Stirne ihm // Inmitten jener goldenen // Blumen der Schwermut // Bestimmt den Geist // Die schweigende Finsternis» [16]. / «Вы жёлтые подсолнухи, // Глубоко в смерть склонённые (к смерти склонные, благосклонные), // Вы смиренные сёстры // В таком (подобном) безмолвии // Кончается Гелиана год // Гористой прохлады. // Вот бледнеет от поцелуев // Опьянённый лоб (чело) его // Среди тех золотых // цветов (цветков) печали (меланхолии) // Определяет (наполняет) дух (душа) // Безмолвная тьма (мрак)».

Тракль прямо называет подсолнух цветком печали; у него этот символ жизни наполнен неизбежностью смерти, при этом жизнь не только изначально предрасположена к смерти, но и смиренно стремится к ней. Завершающийся год Гелиана, одного из важных образов лирики Тракля, становится метафорой завершающейся земной жизни. Приближение смерти - опьяняющие поцелуи, наполняющие душу безмолвием тьмы или ада.

Несмотря на герметичность поэтики Тракля, ключи к её пониманию и, в частности, к пониманию образа Sonnenblume можно попытаться отыскать, сравнивая разные редакции одного и того же стихотворения (при этом, в зависимости от изучаемого образа, разные редакции могут оцениваться и как разные стихотворения). Например, во второй редакции стихотворения «Wind, weiЯe Stimme…» Тракль называет подсолнух цветком осени / die gelben Blumen des Herbstes и завершает текст отдельно стоящим стихом: «Erwachend umflattern den Schlдfer kindliche Sonnenblumen» [Ibidem]. / «Очнувшись (проснувшись) развеваются (порхают) вокруг спящего по-детски (детские) подсолнухи».

Герметичность метафоричного образа kindliche Sonnenblumen даёт возможность появления различных толкований и самого образа подсолнух, и образа спящего. Но в первой редакции этот стих не является завершающим, а в предпоследнем стихе возникает расшифрованный самим поэтом образом смерти: «O Tod! Der kranken Seele verfallener Bogen Schweigen und Kindheit» [Ibidem]. / «О смерть! Больной души разрушающаяся арка молчание и детство». Обнаруженная в первой редакции поэтическая связка Tod / смерть - Bogen / арка - Kindheit / детство - kindliche Sonnenblumen / детские подсолнухи представляет смерть как проход или окно (арка) в иную реальность; и это даёт ключ и к неожиданному пониманию образа подсолнух не только как символа жизни, но и как цветка смерти, и к толкованию образа спящего как угасающей жизни, когда смерть возвращает душу к её чистым истокам, метафорически названным Kindheit / детство.

О. Базиль отмечает, что вопросом, был ли Тракль одержим смертью, занимались и занимаются разные психологи и философы [2, с. 20]. Действительно, поэт во многих стихотворениях обращается к теме смерти, и часто эта тема пропитана переживанием ужаса перед ней. Но образная система таких стихотворений, как «Wind, weiЯe Stimme…», раздвигает границы наших представлений об отношении Тракля к смерти. Переживая в своих стихах достоверность смерти и следующий за ней мрак, поэт сам не хочет верить в такой исход и пытается убедить, прежде всего, самого себя в том, что за смертью следует некое состояние, состояние грёзы / Traum, как, например, в стихотворении «Nachtergebung»: «…Und zum Grabe wird der Raum // Und zum Traum dies Erdenwallen» [16]. / «...И к могиле (могилой) становится космос (пространство) // И ко сну (грёзе, иллюзии) эта жизнь (жизненный путь)». Хотя в процитированном стихотворении образа Sonnenblume нет, он присутствует в его ранней (второй) редакции «Anblick» и развивает мотив угасания жизни, наполненный светлой печалью: «Stirne blutet sanft und dunkel // Sonnenblume welkt am Zaun // Schwermut blaut im SchoЯ der Fraun; // Gottes Wort im Sterngefunkel!» [Ibidem]. / «Чело (лоб) багровеет нежно и темно // Подсолнух вянет у забора // Печаль синеет в лоне женщин; // Божье слово в звёздном сверкании!».

Здесь подсолнух вянет, а в более мрачном стихотворении “Unterwegs”, которое открывается стихом «Am Abend trugen sie den Fremden in die Totenkammer» / «Вечером внесли они чужака (постороннего) в мертвецкую», он чахнет, гибнет: «…Umdьstert vom Schlummer des Laubs, // dem dunklen Gold verfallener Sonnenblumen» [Ibidem]. / «…Омрачённый дремотой листвы, // тёмным золотом зачахших подсолнухов».

Поэтическая связка подсолнух - солнце, усиливающая мотив жизни как предуготовления к смерти, встречается и в других лирических произведениях Тракля. В стихотворении «Melancholie» название становится ключом не только к смыслам присутствующих в этом тексте образов, но и к толкованию подобных образов в других стихотворениях поэта и пониманию меланхолии, одного из главных мотивов лирики Тракля: «…Der Garten braun und kalt. // Die Aster friert, am Zaun so zart gemalt // Der Sonnenblume Gold schon fast zerflossen» [Ibidem]. / «…Сад коричневый и холодный. // Астра мёрзнет, у забора так нежно нарисовано // Подсолнуха золото уже почти растаявшее (расплывшееся)».

Отметим, что ранние редакции стихотворения «Melancholie» с названиями «Leise» и «Melancholia» ощущаются мрачнее, когда подсолнух вместо золотого приобретает чёрный оттенок: «…Astern, die verstarben // Und Sonnenblumen schwдrzlich und verwittert…». / «…Астры, которые умерли // И подсолнухи черноватые и обветренные…». Примечательно, что и в работе над стихотворением «Afra» Тракль изменяет цветовую палитру образа Sonnenblume. В первом варианте под названием «Abendspiegel» золотой цвет подсолнуха сочетается с чёрным (Sic!) цветом пламени и это напоминает цветовое решение в ранних вариантах стихотворения «Melancholie»: «…Schwдrzliche Flammen // Verscheucht ein Schritt in feuchter Abendkьhle // In dunkelgoldner Sonnenblumen Rahmen…» [Ibidem]. / «Чернеющее пламя // пугает шаг в сырой вечерней прохладе // В тёмно-золотой подсолнухов рамке…». В окончательном варианте стихотворения под названием «Afra» Тракль опять же смягчает настроение и заменяет чёрный и золотой цвета жёлтым: «…Gebet und Amen // Verdunkeln still die abendliche Kьhle // Und Afras Lдcheln rot in gelbem Rahmen // Von Sonnenblumen…» [Ibidem]. / «…Молитва и аминь // затемняют тихо вечернюю прохладу // И Афры улыбка красная (красно) в жёлтой раме // Подсолнухов…».

Золотой цвет в представлении образа подсолнух можно встретить и в лирическом прозаическом тексте «Traum und Umnachtung»: golden sanken die Sonnenblumen ьber den Zaun des Gartens / цвета золота склоняются подсолнухи над забором сада. И здесь мы находим новую черту в представлении образа: склоняющийся подсолнух [Ibidem]. Тракль рисует подсолнух склонённым и в поэтических текстах. Стихотворение «Die Verfluchten», как и «Afra», Тракль посвятил падшим женщинам и в последнем стихе поэт называет имя лирического героя, выбранное поэтом по прямой ассоциации с Соней Мармеладовой из романа Достоевского «Преступление и наказание»: Sonja lдchelt sanft und schцn [Ibidem] / Соня улыбается нежно и прекрасно.

Как отмечает О. Базиль, проститутки были для Тракля «выше и значительнее, чем секс; они были символом “униженных и оскорблённых”» [2, с. 117]. В первой части стихотворения, где Тракль рисует главную героиню посторонней в мире пошлых радостей и святой (ein Heiligenschein auf jene Kleine fдllt / ореол святости на ту малютку падает), мы опять находим склоняющийся над забором подсолнух: «Aus einem Laden rinnt ein Duft von Brot // Und Sonnenblumen sinken ьbern Zaun» [16]. / «Из лавки (магазина) сочится аромат хлеба // И подсолнухи склоняются над забором». То, что этот образ Тракль использует как выражение своего сочувствия и преклонения перед страданиями отвергнутых обществом женщин, подтверждает стихотворение «Sonja», напрямую обращённое к героине Достоевского: «Sonnenblume, sanftgeneigte // Ьber Sonjas weiЯes Leben» [Ibidem]. / «Подсолнухи, нежно склонённые // Над Сони белой жизнью». Не склонённым, а развевающимся подсолнухом Тракль украшает образ девы как символа непорочности в стихотворении «Psalm»: «Stille; in langsamen Hдnden verbirgt die hyazinthene Stirne die Magd // Unter flatternden Sonnenblumen» [Ibidem]. / «Покой (безмолвие); в неторопливых руках прячет гиацинтовое чело дева // Среди развевающихся подсолнухов».

Лишь раз нам встретился образ сияющего подсолнуха в картине осени стихотворения «Im Herbst». Тёплая лирическая атмосфера создаётся не только этим образом, открывающим текст, но и описанием женщин, поющих во время работы на поле / im Acker mьhn sich singend die Frau'n, звоном монастырских колоколов / die Klosterglocken lдuten darein, древних сказаний, которые напевают птицы / die Vцgel sagen dir ferne Mдr', нежными звуками скрипки / vom Hof tцnt sanft die Geige her. Не совсем гармоничным в этом ряду может показаться на первый взгляд образ больных, который следует сразу за подсолнухом: «Die Sonnenblumen leuchten am Zaun, // Still sitzen Kranke im Sonnenschein» [Ibidem]. / «Подсолнухи сияют у забора, // Тихо сидят больные в солнечном свете».

Этот образ сияющего подсолнуха в контексте стихотворения можно было бы воспринять как жизнеутверждающий мотив выздоровления, но два завершающих стихотворение стиха заставляют отказаться от такой трактовки: «Weit offen die Totenkammern sind // Und schцn bemalt vom Sonnenschein» [Ibidem]. / «Широко открыта мертвецкая // И красиво окрашена солнечным светом». В этой концовке звучит характерный для поэтики и метафизики Тракля мотив неизбежной смерти. Больные, сидящие на солнце, становятся символом смертного человека и рода людского.

Итак, мы видим, что в творчестве Тракля в образе Sonnenblume не развивается сложившийся в предыдущие поэтические эпохи мотив любви. Нет в нём и явной связи с образом Бога. Из всех наполнений образа Sonnenblume, сложившихся в немецкой литературе, Тракль даже не развивает, а перекодирует поэтическую формулу подсолнух-жизнь в подсолнух-смерть, где смерть как парение в видениях. В этом отношении можно увидеть, что Тракль наделяет схожими чертами образ Sonnenblume и образ Mohn / мак с его парадигмой сонзабвение-смерть [3]. Отличие состоит в том, что если, говоря поэтическим языком, мак для Тракля - это средство передвижения на пути к смерти как иной форме существования, то подсолнух - вывеска на конечной станции.

Список литературы

стихотворение перекодировка поэтический

1.Арзамасов А. А. Образы и мотивы природы в поэзии Т. Черновой // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2015. № 9 (51). Ч. I. C. 34-39.

2.Базиль О. Георг Тракль. Челябинск: Урал LTD, 2000. 393 с.

3.Крашенинников А. Е. Мак как поэтическая эмблема Георга Тракля // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. Сер. Филология и искусствоведение. 2012. № 3 (2). С. 111-116.

4.Пестова Н. В. Лирика немецкого экспрессионизма: профили чужести. Екатеринбург: УГПУ, 2002. 463 с.

5.Blumauer A. Sдmmtliche Gedichte. Mьnchen: Fleischmann, 1830. 288 S.

6.Dehmel R. Weib und Welt. Berlin: Schuster und Loeffler, 1896. 149 S.

7.Falke G. Ausgewдhlte Gedichte. Hamburg: Alfred Janssen, 1908. 96 S.

8.Grьn A. Gesammelte Werke. Berlin: Grote, 1907. Bd. 3. 346 S.

Размещено на Allbest.ru