Реализация дихотомии "свой" – "чужой" в профессиональной коммуникации посредством инвективных номинаций (на примере русского и английского языков)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Казанский федеральный университет

Реализация дихотомии "свой" - "чужой" в профессиональной коммуникации посредством инвективных номинаций (на примере русского и английского языков)

Гараева Лейла Мирзануровна, к. филол. н.

Баклашова Татьяна Александровна, к. пед. н.

В рамках прагмалингвистического подхода профессиональная коммуникация рассматривается как одна из форм реализации дихотомической пары «свой» - «чужой». Деление на «своих» и «чужих» является универсалией любого социума [3]. Любая профессиональная корпорация или организация, нацеленная на ведение профессиональной деятельности, предполагает наличие уровневой статусной системы, а также элементы подчинения, давления, доминирования и насилия. Это касается не только военных и военизированных организаций, таких как армия, авиация, флот, которые, к сожалению, рассматриваются как «многоуровневые статусные системы организованного насилия» [1], но и медицинских учреждений, строительных компаний, промысловых и транспортных компаний, а также детских, образовательных учреждений, учреждений культуры и спортивных организаций [10; 11].

Способы, средства, тактики и стратегии интра- и интерпрофессиональной коммуникации обусловлены различными факторами: социальными, этническими, общекультурными, статусными, ролевыми, индивидуально-психологическими, гендерными, возрастными. Взаимодействия коммуникантов профессионального сообщества определяются, в первую очередь, статусно-ролевыми и индивидуально-психологическими (мотивационными) параметрами.

Очевидно, что статус профессиональной личности как категория относительная зависим от статуса других членов профессионального сообщества или групп по тем или иным признакам, определяемым системами ценностей, существующими в общенациональном обществе и профессиональном сообществе. При таком подходе статус профессиональной личности сопряжен с существующими иерархическими системами, ее рангом и престижем в конкретный исторический момент [6]. Положение непосредственного руководителя, любого вышестоящего по статусу, рангу, званию в профессиональном социуме таково, что он, благодаря своему рангу, уже есть носитель системных ценностей. При этом степень «непререкаемости» и «абсолютности» вышестоящего зависима от типа общественного устройства и характера общественных связей: в демократических обществах она, как правило, ниже, в диктаторских - выше. Однако во всех типах общества коммуникация в направлении «руководитель» > «подчиненный» носит директивный характер, взаимоотношения по сути всегда дистантны и никогда не утрачивают определенной степени напряженности. Более высокое положение руководителя в иерархической системе диктует необходимость таких действий, как обучение, объяснение, контроль, проверка, мониторинг и подобное. Именно такого рода действия, при всей их правомочности, провоцируют противодействие со стороны нижестоящих, в любой из возможных форм: активное, пассивное, открытое, закрытое и т.д.

Существует мнение, что в английском обществе вежливость к нижестоящим считается главным проявлением аристократизма: не ругаться - значит быть аристократом [7]. К сожалению, конвенции профессиональной коммуникации во многих британских компаниях игнорируют давнюю традицию в англоязычном сообществе. В качестве наиболее частотных клише пассивной агрессии специалисты выделяют традиционные: try (Well, I'll try (Хорошо, я попробую) в самом деле квалифицируется как отказ от выполнения директивы, приказа), whatever (Ну и что?), may be (Может быть), I do not know (Не знаю в ответ на "When do you think you will know?" («Как ты думаешь, когда ты узнаешь?») or "How can you find out?" («Как ты сможешь разузнать?»)), I'll get back to you (Я еще вернусь к этому… звучит как угроза) (перевод выполнен авторами - Л. Г., Т. Б.). В конситуации противостояния «вышестоящий - нижестоящий» данные фразы несут агрессивные смыслы [9; 13]. Известно, что значительная часть работающих испытывает различные формы стресса, завершающиеся агрессивным поведением в активной форме. Объектом такого поведения становятся не только артефакты профессиональной деятельности (урны, клавиатуры, компьютеры и др.), но и коллеги по работе.

Исследования, осуществленные в США и Канаде, например, показывают, что в 2013 году наиболее высокий процент насилия (в том числе вербального) зафиксирован в службах безопасности (с более высоким показателем в Службе личной безопасности): 25% всех зарегистрированных в США и Канаде случаев имели место именно в указанных службах. 16% - насилие в службах социальной защиты, в бизнесе и финансах - 5%, строительстве - 4%, ИТ - 4% [8]. Как правило, согласно специалистам, оскорбления позволяют себе руководители разных уровней [12]. Очевидно, что данные цифры с некоторой долей приближенности могут быть экстраполированы на состояние современного общества в целом.

Неформальный регистр коммуникации фиксирует значительно более широкий спектр статусов и ролей профессиональных личностей, в ряде случаев - временных, зависимых только от конкретной ситуации общения. Наиболее детально иерархическая система представлена, например, в армии, ВМФ, военизированных службах, авиации. Именно в такого рода организациях «система организованного насилия» дополнена годковщиной или дедовщиной, отношениями военнослужащих, выходящими за уставные, характеризующиеся насилием по отношению к молодым солдатам и матросам со стороны старослужащих [4]. Изучая взаимоотношения военных, К.Л. Банников приходит к выводу, что именно «насилие составляет каркас системы ценностей в армии и превращается в идеологию» [1]. Его исследование подтверждает, что «этот “беспредел” имеет не только свои стереотипы, “законы”, логику, правила, но, к сожалению, уходит корнями в древнюю историю практически всех этнических культур» [Там же]. Доказательством неуставной иерархии в военных организациях и военизированных службах является достаточно плотная номинация уровней и статусов лиц в зависимости от срока их пребывания в коллективе. Например, недавно призванные военнослужащие в период до присяги именуются уничижительно: духи бесплотные, карантины, быки, бычьё, запахи, дрищи. Военнослужащие, прослужившие менее шести месяцев, имеют целый ряд ироничных и оскорбительных наименований в Военно-морском флоте: духи, слоны, салаги, салабоны; в стройбате: зелень, зелёные, бобры, васьки; во Внутренних войсках: отцы, малыши, ежи, воробьи, чеки, чекисты, щеглы, ЧИЖи (человек, исполняющий желания). Военнослужащие, срок службы которых превысил шесть месяцев, называются в Воздушно-десантных и Внутренних войсках слоны, вороны; только во Внутренних войсках: помоза, шнурки, гуси, вороны; в Железнодорожных войсках: гуси; Военно-морском флоте: караси, молодые, салабоны, моржи, щеглы, мамонты. После года службы статус военнослужащих вновь меняется, в Военно-морском флоте их называют: черепа, черпаки, годки, борзые караси; в железнодорожных войсках - фазаны, котлы, помазки. В течение последних шести месяцев военнослужащие именуются: деды, дедушки, старики. После приказа о демобилизации военнослужащие называются дембеля, квартиранты, граждане [5].

Как уже говорилось, выбор средств языка (отдельных языковых единиц, диалекта, стиля, регистра общения) при взаимодействии в профессиональном коллективе в рамках определенного исторического периода определяется набором правил, законов, традиций, а также иерархией социально-статусных (относительно постоянных) и ситуативных (недолговременных) ролей коммуникантов. К последним относим, например, роль временно исполняющего обязанности (ВРИО), учителя в роли завуча, студента в роли преподавателя и т.д. Предвосхитить и составить классификацию всех возможных ситуативных ролей профессиональной личности невозможно в силу ряда исключительной «многообусловленности» социальных ситуаций, а также высокой степени неопределенности возможных способов решения возникших проблем. Социально-статусные роли предполагают более стереотипизированное поведение профессиональной личности, владеющей постоянным комплексом компетенций [4]. В профессиональной коммуникации инвективы любого типа - содержащие инвективную лексику и вербализуемые только нормативной лексикой - могут не только активизировать проявления вербальной агрессии (девалоризацию, насилие, снижение статуса адресата, манипуляцию), но и маркировать коммуникантов как «своих» и «чужих» [2].

Отдельно следует сказать о системе социально-профессиональных ожиданий лиц определенного статуса. Например, в современном российском обществе принято обращение к вышестоящему руководителю по имени и отчеству, к судье - «Ваша честь», в англоязычном педагогическом сообществе учителя-женщину называют Miss, спортсмены обращаются к тренеру, используя существительное coach (букв. тренер), коллеги и пациенты к врачу - doctor.

Таким образом, спектр вербальных ожиданий зависит от общепринятых в сообществе норм. Коммуникация лиц всегда выстраивается в зависимости от установившихся отношений между коммуникантами: иерархических, в случае, когда они занимают разные ступени иерархической лестницы (постоянно или временно), или равностатусных. Нарушение конвенций ведет к конфликту.

Список литературы

инвектива русский английский язык

1. Банников К.Л. В армии, как на зоне: насилие и унижение стали нормой [Электронный ресурс] // Наследие: информационно-аналитический портал. URL: http://old.nasledie.ru/voenpol/14_14/article.php?art=17 (дата обращения: 07.05.2016).

2. Гараева Л.М. Инвектива в профессиональной коммуникации: прагмалингвистический аспект // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 2: Языкознание. 2014. № 5 (24). С. 79-86.

3. Гараева Л.М. Комическое в агрессии профессиональных субкультур // Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 26 (355). С. 21-25.

4. Гараева Л.М. Языковые средства вербальной агрессии профессиональных субкультур (на материале русского и английского языков): дисс. ... к. филол. н. Казань, 2015. 200 с.

5. Дьячок М.Т. Солдатский быт и солдатское арго // Русистика. 1992. № 1. С. 35-42.

6. Солнышкина М.И. Профессиональный морской язык. М.: Academia, 2005. 256 c.

7. Стернин И.А. Русский коммуникативный идеал и толерантность // Языковое сознание и образ мира. М.: Ин-т языкознания РАН, 2000. С. 163-166.

8. Alterman T., Luckhaupt S.E., Dahlhamer J.M., Ward B. W., Calvert G.M. Job Insecurity, Work-Family Imbalance, and Hostile Work Environment: Prevalence Data From the 2010 National Health Interview Survey // American Journal of Industrial Medicine. 2013. № 56 (6). P. 660-669.

9. Andersson L.G., Trudgill P. Bad Language. London: Penguin, 1992. 255 p.

10. Buckley P. Violence at Work: Findings from the Crime Survey for England and Wales 2011/12. Liverpool: Health & Safety Executive, 2011. 13 p.

11. Budd T. Violence at Work: New Findings from the 2000 British Crime Survey. Liverpool: Health & Safety Executive, 2001. 29 p.

12. Glomb T.M., Liao H. Interpersonal Aggression in Work Groups: Social Influence, Reciprocal, and Individual Effects // Academy of Management Journal. 2003. № 46 (4). P. 486-496.

13. Rawson H. Wicked Words: A Treasury of Curses, Insults, Put-Downs, and Other Formerly Unprintable Terms from Anglo-Saxon Times to the Present. N. Y.: Crown Publishers, 1989. 435 p.

Размещено на Allbest.ru