Аксиология детства в родословном дискурсе

Размещено на http://www.allbest.ru/

Аксиология детства в родословном дискурсе

Анализ языковых явлений с позиций лингвоаксиологии довольно широко представлен в современных работах, для которых характерно разнообразие изучаемых объектов: фразеологизмы [25], паремии [3], тексты массмедиа [14], библейские тексты [1; 4], художественные произведения [10] и др. В таком жанре, как семейные родословные, были проанализированы аксиологические характеристики человека [18]. На наш взгляд, лингвоаксиологический анализ может быть использован с целью выявления особенностей языковой репрезентации ценностей в контекстах, представляющих собой детские воспоминания и отражающих аксиосферу ребёнка. Во-первых, для жанра семейных родословных характерна языковая экспликация феномена импринтинга (термин В. Р. Дольника), т.е. запечатления значимого события, картинки в сознании рассказчика.

Во-вторых, родословный дискурс насыщен контекстами, которые репрезентируют ценности посредством запомнившихся образов, фактов, предметов и т.д. «Вычленение из потока впечатлений наиболее важных в соответствии с определенными качествами и функциями свидетельствует об онтологической значимости» [23, с. 39]. В-третьих, запоминание и воспроизведение впечатлений, отражающих детскую картину мира, сопряжено с оценкой, значимостью, ценностью на ментальном уровне. Исследователи отмечают, что «рассмотрение особенностей формирования языковой картины мира ребёнка позволяет выявить направления развития не только языка, но и сознания» [19, с. 1301].

В аксиосферу ценности включаются в процессе внутрисемейной коммуникации. Многократное проговаривание отточенных, передающихся из поколения в поколение семейных историй, которые содержат оценочные суждения, способствует не только дальнейшей трансляции наиболее значимых сведений семье, но и формированию ценностного сознания. «Языковая личность определённым образом интерпретирует элементы коммуникативной ситуации, следовательно, ценностные ориентации языковой личности уместно считать компонентами речевой ситуации» [13, с. 437]. Отбор и письменная фиксация воспоминаний детства обусловлены ценностными установками как автора родословной, так и других родственников: Дедушка и бабушка помогали нам осознать важные истины: нельзя делать то, что осуждают старшие, не делать то, что они не велят, нельзя бездельничать, когда старшие трудятся, нельзя требовать от родителей того, чего они дать не могут [2, с. 14]; Папа говорит, что очень любил туда ездить, в семье бабушки и дедушки царил свой мир, его бабушка (наша прабабушка) любила собирать лекарственные травы, и этот запах наполнял весь деревянный дом. Казалось, вспоминает папа, что лето даже зимой находилось в этом доме [16, с. 4]. Анализ фрагментов родословного дискурса показывает, что аксиосфера, которую формируют «ценностное сознание человека (представления, оценки, вкусы, идеалы, нормы) и мир ценностей» [14, с. 8], включает довольно обширный ряд ценностей. Опираясь на классификацию ценностей и антиценностей Л. К. Байрамовой [1, с. 25], рассмотрим особенности репрезентации аксиосферы на основе детского восприятия действительности.

Витальные ценности (жизнь, здоровье) в воспоминаниях взрослого носителя языка представлены более обобщённо, что связано с осмысленным отношением к жизни: На войне ей оторвало большой палец на ноге, но она сейчас про это говорит: «Главное жить осталась, а остальное - мелочи жизни!» [15, с. 2]. Сознательное транслирование ценностей происходит посредством таких языковых форм, как наставления, максимы поведения, генерализованные высказывания. Для репрезентации ценностной картины мира ребёнка характерны точность и подробность описания, что проявляется как на текстовом уровне, так и на лексическом (использование диалектных и региональных слов, внутрисемейных номинаций): Бабушка навсегда полюбила те калачики, как она называла эту траву, которые не дали ей умереть [2, с. 11]; Оклунки проса пополам с гречкой, другим зерном и пылью везли на санках. Когда добрались домой, в землянке застали обессиленную от голода мать [27, с. 5-6]. Витальные ценности связаны с конкретными образами (кусок хлеба, лепёшки из травы, зерно), что обусловлено предметным восприятием мира в раннем возрасте. Детальное воспроизведение действительности военного времени представлено также в контекстах, которые фиксируют факт возвращения живого родственника с войны: Очень ярко в памяти: по одну сторону зелёный лес, по другую - жёлтое пшеничное поле, вверху голубое небо, и на этом фоне фигура мужчины в гимнастёрке. Женщины бросили серпы, замерли. Чей? И вдруг среди этой звенящей тишины раздался крик мамы: «Михайло!». Это был мой отец» [11, с. 6]. Воспроизведение значимого события сопровождается подробным описанием ситуации и отражает зрительное восприятие действительности.

Репрезентация религиозных ценностей в родословном дискурсе связана, прежде всего, с таким образом, как икона, однако для детских впечатлений характерно зрительное восприятие в динамике: В её комнате висела огромная икона, которую семье передали из монастыря. Каждый год в канун Рождества лики на иконе светлели, риза обновлялась [5, с. 12]; В углу висела икона Смоленской Божьей Матери, перед которой всегда горел тёплый огонёк лампады, и в его таинственном свете мне всегда казалось, что Богородица чуть заметно улыбается, и от этого в моей детской наивной душе было так тепло и хорошо [20, с. 4]. Церковь в воспоминаниях ребёнка, как и дом детства [24, с. 67], представлена на основе полисенсорного восприятия действительности: По воспоминаниям мамы, в церкви было всегда темно, прохладно, пахло воском и чем-то ещё необъяснимым. Со стен строго и вопрошающе взирали лики святых [17, с. 4]. Кроме того, детское восприятие религиозной сферы связано с некоторыми атрибутами церковных праздников (одежда, пища, убранство дома и т.д.): Бабушка мне рассказывала, что, когда была маленькой, очень любила, когда бабуля давала ей из сундука какой-нибудь из своих красивых платков для этого похода в церковь [8, с. 3]; Каждый год перед Великим постом семья на больших ярмарках обязательно покупала бочонок с рыбой и бочонок с квашеной капустой, и за большим столом соблюдали рамки строгого поста [21, с. 5]. Религиозные ценности находят отражение в тех фрагментах, которые включают подробное описание обрядовых действий и внутрисемейных традиций.

Гедонистические ценности репрезентируются контекстами-описаниями зрительных, вкусовых, обонятельных, тактильных ощущений: Я вспоминаю своё детство. Чистый деревенский воздух, зеленые луга, на которых пасутся «стаи» коров (для нас маленьких казалось именно так), завораживающие детское воображение холмы-великаны, которые лучше всего проглядывались с огорода.

Какое было счастливое время! Прибегая домой после очередного «путешествия», мы хватали со стола ещё горячие пампушки, испечённые специально для нас бабушкой, разрывая посередине, засыпали туда сахар и с этим ароматным лакомством бежали к дедушке [12, с. 3-4]. В силу субъективного восприятия счастья (радости, удовольствия) репрезентация гедонистических ценностей влечёт за собой разнообразие включаемых и описываемых объектов. Изучая культурные доминанты в языке, В. И. Карасик утверждает, что «ценностная картина мира в языке представляет собой проявление семантического закона, согласно которому наиболее важные предметы и явления жизни народа получают разнообразную и подробную номинацию» [9, с. 205]. Принимая во внимание вывод исследователя, отметим, что языковое выражение гедонистических ценностей в родословном дискурсе предполагает также многомерное описание фиксируемых ощущений (зрительных, вкусовых, тактильных и т.д.), сопровождающих эмоциональное состояние человека.

Являясь в целом позитивным жанром, семейные родословные, наряду с материальными ценностями (богатство), включают антиценности (бедность), что обусловлено такой жанровой характеристикой, как объективность повествования. Родословный дискурс насыщен фрагментами, которые содержат, кроме наименования ценности или антиценности, аргументативную часть: Детство ее было бедным, да и времена такие были, что денег на все не хватало, кушать было нечего, а одежду носили по очереди [22, с. 9]. Детальность описания, обусловленная ретроспективностью жанра, представлена в конкретизирующих контекстах: Детство моей бабушки было не бедным. Павел и София были очень обеспеченными людьми. У них был большой и красивый дом с надворными постройками, мельница. В хозяйстве было три лошади, две коровы, теленок, поросята, много птицы [Там же, с. 5]. В аксиосфере ребёнка статус материальных ценностей обусловлен в большей степени феноменом импринтинга, т.е. фиксацией конкретного предмета быта, особенно памятного для ребёнка: «Из детства только и помню красное одеяльце. Как я его любила! И на печке с ним лежала, и на сене летом спала», - говорит бабушка [29, с. 4]; Бабушка вспоминает, что в семье не было даже лишнего одеяла. Иногда приходилось укрываться ряднинами - самоткаными грубыми покрывалами [28, с. 6]. Детальное описание материального состояния семьи предполагает достоверность информации и точность речи, что обусловливает необходимость обращения к лексемам пассивного словарного запаса (ряднины, сенцы, полати, мамалыга).

Для русского менталитета характерна взаимосвязь между понятиями «богатство», «бедность» и «грех», что отражено в пословичном фонде русского языка, например: Гол, да не вор; беден, да честен [6, с. 174]. Богатый совести не купит, а свою погубляет [Там же, с. 153]. Гол да наг - перед Богом прав [Там же, с. 161]. Лучше нищий праведный, чем богач ябедный [Там же, с. 174]. В связи с этим авторы родословных, описывая материальное благополучие семьи, не только указывают на ценность, но и включают пояснительную часть, в которой представлено сопряжение материальных (богатство) и социально-утилитарных ценностей (труд): Семья никогда не пользовалась рабочей силой - работали сами от темна до темна. Дети пасли скот, ходили в лес, заготавливали грибы, орехи, жёлуди, дикий чеснок, лекарственные травы, ходили на рыбалку, нянчили маленьких. <…> Построили большой двухэтажный дом [26, с. 3].

Для родословного дискурса характерны полиаксиогенные контексты, которые одновременно репрезентируют разного рода ценности. Анализ детской аксиосферы свидетельствует, во-первых, о нивелировании материальных ценностей за счёт ценностей духовного характера: Вспоминая свое детство и юность, мама отмечает то, что жили они не очень богато, но зато веселья и доброты у них в семье было с избытком. Здесь ценной была не купленная вещь, хотя это тоже ценилось и береглось, а внимание, забота и любовь к ним, своим детям, их родителей [16, с. 4-5]; во-вторых, о трансформации материальных ценностей в этические (семейные реликвии): Ещё в детстве заметила, что дома у нас есть старая шкатулка. Никакой ценности для меня она не имела, только привлекала тем, что была закрыта. Только сейчас понимаю, насколько эта шкатулка бесценна и почему бабушка так дорожила ею. С трепетом сворачиваю уже дорогие сердцу фотографии. Здесь хранятся целые судьбы, наследие моих предков... [5, с. 2]. Вышеприведённые контексты отражают преобразование ценностей, осознание их значимости, расширение аксиосферы, т.е. динамику становления ценностной картины ребёнка.

Репрезентация ценностей/антиценностей в детских воспоминаниях связана с предметностью описания как материальных, так и витальных, религиозных, этических, гедонистических ценностей. Наряду с подробностью описания, которая проявляется на лексическом и синтаксическом уровне, имеет место детальное отображение действительности в многообразии сенсорного восприятия. Несмотря на то, что языковое выражение аксиосферы ребёнка в семейных родословных обусловлено особенностями детского познания действительности, нельзя исключать влияние постепенно формируемых стереотипов русского менталитета.

Список литературы

языковой лингвоаксиология детский

1.Байрамова Л. К. Отражение в библейских текстах ценностей и антиценностей и отсутствие некоторых их корреляций с эпизодами современной жизни // Филология и культура. Philology and culture. 2014. № 4 (38). С. 25-28.

2.Бочарников Д. Е. Моя родословная. Белгород, 2007. 15 с. // Якимова Е. М. Личный архив автора.

3.Бочина Т. Г., Сян Ц. Аксиология возраста в русской паремике // Филология и культура. 2013. № 3 (33). С. 44-48.

4.Воркачёв С. Г. Аксиология интеллекта в библейском тексте: ум и глупость // Современная парадигма гуманитарных исследований: проблемы филологии и культурологии: сборник научных статей. М.: МИТРО, 2015. С. 107-114.

5.Генец А. В. Моя семья. Белгород, 2007. 13 с. // Якимова Е. М. Личный архив автора.

6.Даль В. И. Пословицы русского народа: сборник: в 3-х т. / оформ. А. Ф. Сергеева. М.: Русская книга, 1998. Т. 1. 640 с.

Размещено на Allbest.ru