Об образных единицах речи в статье М. Эпштейна "Коваленко против Беликова"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Об образных единицах речи в статье М. Эпштейна «Коваленко против Беликова»

На сегодняшний день вопросы, касающиеся изучения образа, являются одними из наиболее актуальных в языкознании, литературоведении и даже психологии, что, с одной стороны, позволяет взглянуть на данную категорию с разных точек зрения, но, с другой стороны, мешает прийти к единому знаменателю относительно природы образа. В связи с этим интересно замечание швейцарского лингвиста Ш. Бали, который отмечает, что «самый обычный образ проливает свет на психический склад целой общественной группы и на структуру человеческого мышления вообще; уже один этот факт позволяет раздвинуть обычные границы изучения образной речи. Если последняя представляет собой социальное и психологическое явление, то разрешить проблемы, которые она ставит, не могут ни риторика, ни поэтика» [1, с. 219].

Гораздо больше проблем возникает, когда вопрос касается связи образа со словом и контекстом. К сожалению, ученые до сих пор не пришли к единой точке зрения ни относительно связи слова и образа, ни об особенностях контекста, преобразующего слово. Все это порождает ряд вопросов (в связи с дискуссией о слове и образе). «Их своевременное расчленение и точное теоретическое выражение предохранили бы такую дискуссию от рассеяния и распыления мыслей, которые хотя и представляются иногда интересными, но от основного предмета спора часто оказываются очень далекими. В силу этого, прежде всего, возникает потребность Языкознание 51 разобраться в течении и разрешении разных мыслей, высказанных по поводу образа и образности» [2, с. 95]. Тем не менее при разграничении трех сопоставленных понятий - образ, слово, контекст - основным является стремление глубже понять существо первого.

Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что подходы ученых можно разделить на несколько базовых.

Сторонники первого подхода говорят о том, что слово всего лишь проводник образной мысли. Данного подхода придерживаются такие ученые, как В.А. Назаренко [5, c. 73-74], П.В. Палиевский [6].

Некоторые ученые придерживаются позиции, что «нет слов и языковых форм, которые не могут стать материалом для образа», и уточняют, что «необходимо лишь, чтобы применение их в целях художественной образности было стилистически и эстетически оправданно» [2, с. 119].

Интересна и точка зрения А.И. Ефимова, который отмечает, что необходимо изучать качественные и количественные различия языковой образности в разных жанрах литературы. «Большое значение приобретают не только факторы качественного порядка, то есть характеристика отбираемых и вновь создаваемых элементов образности, но и количественного» [3, с. 120-121].

Несмотря на разные подходы, большинство исследователей признают, что образы могут быть разного строения. Они могут состоять из одного слова, нескольких слов, сочетания, абзаца; могут являться эстетически организованными элементами, а могут быть хаотично разбросаны. «Образная структура литературного произведения очень сложна и отнюдь не сводится к взаимодействию образов, соседствующих между собой… Соответственно, соотношения и переклички образов могут быть, так сказать, на дальних участках композиции произведения» [5, с. 71]. Поэтому иногда можно наблюдать образы, взятые из разных сфер, не создающие единого виртуального сюжета, а иногда образы могут сочетаться в последовательно развертываемую цепь, могут соотноситься один с другим на расстоянии больших отрезков текста. Более того, образы могут развиваться в сложный, многоплановый единый образ.

Важно отметить, что «образные единицы речи представляют собой способ языковой реализации человеческой мысли» [4, c. 57]. Они позволяют в сжатой форме более полно передать эмоции и чувства автора/ говорящего.

Тем не менее следует тщательно различать образные обороты (образный контекст), в которых все слова служат средством выражения одного общего значения, и реальный контекст, где представлены самостоятельные лексические единицы, определяющие друг друга.

Невозможно отрицать, что два контекста неразрывно связаны, что делает достаточно трудным выделение какой-то четкой границы между ними. Тем не менее с достаточной точностью можно говорить о том, что в зависимости от «силы» символической «концентрации» и «силы» реального контекста можно выделить несколько случаев контекстной «эволюции» образных единиц речи: от однократной простой метафоры д расширенной аллегоризации метафоры.

Рассмотрим эти случаи на материале статьи М. Эпштейна «Коваленко против Беликова», опубликованной в электронном журнале «Частный корреспондент».

Как было отмечено выше, к первому типу можно отнести случаи простого однократного номинативного применения метафоры в контексте. Метафора может быть представлена словом или словосочетанием.

Типичный российский провинциальный город, в котором есть своя интеллигенция, люди мыслящие, начитанные - но все они трепещут перед учителем Беликовым, словно через него проходит незримая вертикаль власти [7].

Эти приезжие живут на полную катушку, громко говорят, спорят, обсуждают книги, не боятся сплетен, размахивают руками [Там же].

Как правило, такая метафора не требует каких-либо дополнительных разъяснений, раскрывающих ее смысл. Тем не менее корректное восприятие такой метафоры возможно лишь в рамках общего для участников коммуникации контекста.

В примерах, представленных выше, словосочетание «незримая вертикаль власти» призвано иронически описать роль главного персонажа в обществе и системе власти, словосочетание «живут на полную катушку» служит негативной характеризацией того, как ведут себя люди.

Каждая метафора содержит в себе элемент оценки, которой определяется смысловая целесообразность ее использования.

Ко второму типу относятся случаи метафорического переименования. Для данного типа автор использует несколько метафор по отношению к одному и тому же объекту. Символическая нагрузка метафоры начинает постепенно возрастать.

Об этой опасности атавизма, нависающей над Россией, Чехов предупреждает образами людейулиток, раков-отшельников, вроде Мавры или Беликова [Там же].

Метафоры «люди-улитки» и «раки-отшельники» по своим исходным семантическим признакам похожи, тем не менее они как бы наслаиваются друг на друга, создавая единый смысловой блок.

Третий случай - это ситуация «рассеянного» распределения образных единиц в контексте. Имеется в виду использование метафор согласно логике описываемой ситуации, т.е. каждый объект получает собственное метафорическое наименование.

Метафоры не связаны друг с другом концептуально. Другими словами, говорящий как бы совершенно случайно решает назвать или не назвать тот или иной объект метафорическим именем. Метафоры в данном случае не связываются в единый сюжет.

Но в этой простоте - настоящая живость и задушевность, которую Чехов с глубокой симпатией, оттененной юмором, даже сравнивает с явлением Афродиты, видимо, преломляя ее через призму беликовской эрудиции [Там же].

В приведенных выше примерах видно, что метафоры не связаны тематически и взяты из разных областей, т.е. они не образуют образного тематического единства.

Четвертый случай смыслового развития метафоры в контексте представляет собой использование связанных между собой метафор, образующих некий единый сюжет, который, однако, продолжает находиться в полной зависимости от реальной ситуации описания. Тенденция к образному усилению в такой метафоре сдерживается реальным контекстом.

Он преподает древний, мертвый язык, и мертвечина в нем достигла такой страшной силы, что даже без формальных атрибутов власти оцепеняет всех окружающих [Там же].

В данном случае мы представляем себе некоторую образную микроситуацию описания: «мертвечина… достигла такой страшной силы, что оцепеняет всех окружающих».

Пятый случай - это расширенная, контекстная аллегоризация метафоры. При этом в метафоре может отсутствовать сюжетная завершенность. Метафора перестает подчиняться программе реального контекста и следует собственной образной программе развития. В целом возрастает символическая нагрузка метафоры, она поэтизируется.

Северная, угрюмая страна тянется к своей вольной соседке, но и боится приоткрыть свой футляр, податься порыву. А Варенька - «такая разбитная, шумная, всё поет малороссийские романсы и хохочет. Чуть что, так и зальется голосистым смехом: ха-ха-ха!» [Там же].

Это и есть Украина, и соблазняющая Россию, и заставляющая ее еще больше нахмуриться, крепче держаться за свои охранительные привычки. Прямо-таки в даль грядущего заглянул Антон Павлович и увидел, как вольное поведение Украины - поющей, смеющейся, открытой миру и его ветрам, - побуждает Россию еще больше отгородиться от мира, чтобы уберечься от слишком близкого, слишком зовущего соблазна [Там же].

Метафоры связываются воедино, создавая некую ситуацию, параллельно идущую с реальным контекстом. Несмотря на расширение, достаточно просто соотнести элементы образной ситуации описания с реальной.

Шестой случай - расширенная аллегоризация метафоры. В метафоре в ходе ее контекстного развития возникает некий целостный сюжет. В метафоре появляется свойство назидательности. Виртуальная ситуация описания подавляет реальную.

Эта социофобия, биофобия, отвращение к дневному свету, к простору, к проявлениям свободной воли и определяет гнетущий дух российской провинции. Как будто над нею властвует архетип пещеры, куда хочет забиться первобытный человек в страхе перед природной стихией или вездесущими врагами [Там же].

В представленных выше примерах мы видим относительно четкую противопоставленность виртуальной аллегорической части и реального контекста.

Подводя итог, следует отметить, что интерес к вопросам образности возрастает с каждым годом, вызывая споры и дискуссии как в рядах языковедов, так и литературоведов. Об этом свидетельствуют научные труды, международные конференции, симпозиумы, сборники статей, докладов и монографий.

Большая часть опубликованных статей отражает острую противоречивость взглядов и точек зрения на данную проблему. Между тем различие методов, подходов и взглядов способствует формированию многостороннего, многоаспектного и даже комплексного подхода (смешиваются задачи литературоведческие с лингвистическими методами, лингвистические - с культурологическими).

Проведенное нами исследование показывает, что образ должен изучаться в неразрывной связи со словом и контекстом для раскрытия сущности этих трех понятий.

Особый интерес представляют случаи «рассеянного» использования несвязных образов, т.к. их сочетания подстегивают воображение, и случаи использования связанных между собой образов, т.к. это приводит к усилению своеобразия текста, его оценочности. Более того, можно сделать вывод, что чем детальнее образ, тем он конкретнее, ощутимее, тем сильнее он действует на воображение и тем вероятнее, что он плод индивидуального творчества.

В качестве материала анализа выступила статья М. Эпштейна, опубликованная в электронном журнале «Частный корреспондент», где автор сознательно прибегает к шести разным метафорическим приемам (для создания наибольшей образности), использование каждого из которых, безусловно, является обоснованным.

Список источников

метафора аллегоризация речь эпштейн

1. Бали Ш. Французская стилистика / пер. с фр.; под ред. Е.Г. Эткинда. Изд-е 3-е. М.: ЛИБРОКОМ, 2009. 384 с.

2. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 255 с.

3. Ефимов А.И. О языке художественных произведений. М.: Учпедгиз, 1954. 288 с.

4. Иванов Н.В. Символическая функция языка в аспектах семиогенеза и семиозиса: дисс. … д. филол. н. М.: ВУ МО РФ, 2002. 377 с.

5. Назаренко В. Язык искусства // Вопросы литературы. 1958. №6. С. 69-96.

6. Палиевский П.В. Внутренняя структура образа [Электронный ресурс]. URL: http://biblio.imli.ru/images/abook/ teoriya/Palievskiy.pdf (дата обращения: 10.10.2017).

7. Эпштейн М. Koваленко против Беликова [Электронный ресурс]. URL: http://www.chaskor.ru/article/kovalenko_ protiv_belikova_41564 (дата обращения: 10.09.2017).

Размещено на Allbest.ru