Текстообразующая функция суффиксальных производных имён в "Назирателе" (XVI в.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Текстообразующая функция суффиксальных производных имён в "Назирателе" (XVI в.)

Копосов Даниил Робертович

Кафедра истории русского языка и языкознания

Казанский государственный университет

Аннотация

В статье рассматривается функционирование маркированных по стилю суффиксальных производных имён при создании текстовых формул в тексте «Книги глаголемой Назиратель» XVI века как иллюстрация к формированию современной стилистической системы русского языка.

Ключевые слова и фразы: жанр; стиль; маркированность; текстовая формула; суффикс. стилистический суффикс сакрализованный

Abstract

In the article the functioning of stylistically marked suffixal derivative names while creating the text formulas in the text of “Naziratel” (the XVI th century) as the illustration of the formation of the modern stylistic system of the Russian language is considered.

Key words and phrases: genre; style; markedness; text formula; suffix.

В нескольких работах 2009 года мы уже указывали, что в Назирателе отмечено общее количество словоупотреблений с суффиксами церковнокнижного характера 499, нейтрального 152, то есть соотношение словообразовательно производных имён, ассоциированных с церковнокнижными жанрами, к числу имён с немаркированными суффиксами составляет 3:1. Судя только по этому отношению, мы должны были бы сказать, что это текст церковного характера. При этом для передачи словообразовательных значений отвлеченного действия и отвлеченного признака в Назирателе используются в основном производные четырёх типов: на ость, (н/т)ие, ство и образования нулевой суффиксации, а при наличии словообразовательной синонимии в большинстве случаев предпочитается вариант с маркированным суффиксом. Это также наводит на мысль о некой связи текста с церковнокнижной традицией.

Однако церковнокнижная природа моделей на ость, ствие, ние, ство и др. именного словообразования имеет временный характер, ограничена рамками древнерусского языкового состояния. Обилие этих суффиксов в Назирателе тексте бытового содержания может объясняться тем, что к XVI веку началось смешение суффиксов различных жанров. Отчасти на это влияет и переводной характер текста: иногда автор просто копировал суффиксальные производные из польского языка. Например, б±лость biaіoњж, дозр±лость dojrzaіoњж, густость gкstoњж, красность czerwonoњж, ядение jedzeniе и т.п. Известно, что имена с суффиксами ость, ствие, ство в русском языке более свойственны книжным стилям, а в польском языке эти типы имеют, как правило, общеязыковой, стилистически немаркированный характер [Маркарьян, Николаев, с. 48].

Тем не менее, наличие в исследуемом памятнике словообразовательного сходства с церковнокнижным текстом потребовало поиска более очевидных «общих» мест, совпадений между этими жанровостилистическими феноменами. Наиболее логичным направлением поиска таких сходств является структура текста, а именно участие словообразовательных единиц в организации текстового пространства.

Сакральный древнерусский текст, по меткому замечанию Ф. Н. Двинятина, представляет собой «паутину, прядение». «Автор создает текст, характеризуемый в первую очередь наличием структуры, переплетением и взаимозависимостью элементов» [Двинятин, с. 90]. В книге В. В. Колесова «Древнерусский литературный язык» [Колесов] дается анализ построения церковнокнижного текста. Главным предметом исследования Колесова становятся закономерности, в соответствии с которыми язык реализуется в тексте, парадигматика в синтагматике. Текст не свободен, а создается заданными общими моделями. Сходную мысль высказывает Н. А. Андрамонова, упоминая, что и современный нам текст представляет собой взаимодействие и смешение языковых уровней, определённым образом организованное. стилистический суффикс сакрализованный

Структуры текстовой организации демонстрируют мотивированность образа, жанра, канона (этикета). По мнению Д. С. Лихачева, не жанр произведения определяет выбор выражений и формул, а предмет, о котором идет речь. Автор, «философствуя и размышляя о бренности человеческого существования, прибегает к церковнославянизмам, рассказывая о бытовых делах к народнорусизмам» [Лихачёв, с. 82].

Когезия церковнокнижного текста, в частности риторических жанров, строится на использовании сходных (однотипных) деривационных единиц. Как было показано в работах В. В. Колесова, Ф. Н. Двинятина, других учёных, подобные единицы включаются в стереотипные формулы, образуя деривационные «синтагмы» от двух до четырех однотипных форм (производных слов). Наиболее очевидны данные последовательности в том случае, если они образуются производными суффиксальными именами, содержащими в своей структуре маркированные (по Г. А. Николаеву [Николаев] церковнокнижные) суффиксы.

Формально такие последовательности имеют вид бинарных, троичных или квадратичных схем типа: умышление злобление покаяние; богатьство резоимство пияньство и так далее, с одной стороны, или корневых удвоений в сочетании единиц, находящихся в отношении прямой или непрямой соотнесённости, наподобие въ нюже бо мЬру мЬрите възмЬрится вы с другой. Схемы образования последовательностей того и другого типа описаны, в частности, в работах О. Ф. Жолобова и представляют собой удвоение корневой или аффиксальной морфемы, впоследствии осложнение пары форм третьей, а затем создавшейся триады четвёртой формой. За счёт такого осложнения в текстовом пространстве возникают «сгущения смысла», которые Л. П. Клименко [Клименко] определила как «концепты» текстовых формул и текста в целом. Подчеркнём, что все упомянутые исследователи работали на материале церковнокнижных жанров древнерусского языка. Как эта особенность древнерусского церковнокнижного текста отражается в Назирателе?

Вопервых, возможно участие в контексте однокорневых с указанными лексем, осложняющее конструкцию и обеспечивающее приращение сакрального смысла. Простейшим примером такого осложнения в сакральном тексте являются корневые удвоения типа утешением утешити обновлением обновити запретити прещением (СловаПоучения Серапиона Владимирского, XIII в.) и так далее, восходящие к парным корневым сочетаниям суд судити, ряд рядити регулярному средству сакрализации формулы в древнерусском языке. Возможны (и число вариантов увеличивается по направлению ко времени перевода Назирателя) и другие схемы когезийной работы с однокорневыми или одноструктурными единицами.

В тексте нашего памятника обнаруживаются схемы организации текстовых фрагментов по принципу корневого удвоения в парном сочетании. Приведём примеры: ко изощбражению ихъ щбраза с. 123; ни вонею не воняет с. 126; отходитъ... потому что на щтходе с. 147; грабежџ ход~ачи не розграбили с. 158; умножитсІ множество с. 268; учитель палладіи научалъ с. 281; исправлениемъ добрымъ возможет исправитисІ с. 337; защстр~аетс~а во щстрость с. 412; которыми моглъ бы возити возами с. 439; перекопами щкопџютъ с. 441; чтобы мочно его в±трџ перев±вати с. 459 и так далее, всего 42 формулы с участием производных имён. Как видим, в организации формулы с корневым удвоением в основном попрежнему участвуют сочетания «глагол + приглагольное имя», отражая древнюю модель «синтаксического» (неопределённость термина и применение его к генетически различным явлениям в разных работах заставляют взять это слово в кавычки) словообразования, механизм которого мы описывали в нашей диссертационной работе. Можно также заметить участие в организации текстовой формулы имён со значением отвлечённого признака: заостряется в острость и даже сочетание разнооформленных приглагольных имён: ко изощбражению ихъ щбраза. Все описанные модели текстопостроения отмечаются исследователями в произведениях сакральной семантики.

Отличие Назирателя от церковнокнижной традиции, таким образом, состоит в том, что в нашем памятнике помимо традиционных, узнаваемых, типа учитель палладіи научалъ, исправлениемъ добрымъ возможет исправитисІ и так далее представлены схемы, семантика которых далека от какойлибо сакральности, в том числе и лексически. Очевидно, что функция корневых и структурных удвоений в Назирателе стилистически иная, нежели в текстах церковнокнижных жанров: речь не идёт о сакрализации контекстаформулы «переходе» к семантическому плану «вышнего, нетленного».

Второй упомянутой линией создания когезии текста памятника, так же как и в текстах церковнокнижных жанров, в Назирателе оказывается использование рядовпоследовательностей словообразовательно или грамматически однотипных именных форм, определённое Д. С. Лихачёвым как «нанизывание» падежей или предложнопадежных форм, а в работах Г. А. Николаева продемонстрированное как «выстраивание цепочек» словообразовательно однотипных единиц.

В Назирателе мы видим частое использование подобных структур: щгонь приражению, которои есть сосџдомъ, или свІстию стравлениІ, по телеси разв±вает с. 113; хот±ния ядению воздвизает с. 114; сего ради смџщениІ и вреждениІ с. 116; и кр±пости стравности с. 120; растџщеи вещи умножениІ, и поднесения приходячи к познаванию воды с. 124; а что грџбости, и дебелости земныІ с. 127; много от неи гџстости и ливкости с. 129; и гџстости своеи которџю им±ютъ з дебелости земныє прим±шенџю удобно пріимџют загнилость с. 130; и сџхоты се же ради высџшени~а их прироженые мокроты с. 132; возгнџшени~а в желџдкџ воздвизаєть, и скидани~а, или блевани~а д±лаетъ с. 134; щтварениІ еє стоитъ процежения, потому что тамо бывает щтлџчение с. 136; щт стен±ни~а, и щт спечениІ с. 144; потемн±ние зр±ния с. 145; положение ниsины или холмовъ. и щтворени~а. или sасланени~а с. 148; или варени~а ихъ жолџдковъ, ставлени~а дворовъ с. 149; бережениІ забором высоким щтгорожени~а. щкопанія и щбсыпани~а с. 156; къ щбранию и к паханию с. 159; просв±щени~а. тако ж и в±тров частого пров±вани~а с. 163; широта и высота ворот с. 166; разсџжению подобаєт быти в началє щснованиІ с. 188; много зернџшокъ или почечокъ с. 197; сто~ани~а и лежани~а с. 199; щт нестроени~а. понеже щ щвощехъ и строению и щ бережению ихъ с. 204; злость щвощџ, и терпкость его с. 209; дл~а привлачениІ и прит~агнениIа живности и кормџ с. 210; врачев' ство или л±карство с. 212; твердостию или жестокостию древа с. 219; въ сложеніи и в составленіи плоти с. 224; в' высотџ ростџт нежели в' толстщтџ с. 227; къ раст~агнению либо розволочению с. 228; перекопанию къ стравлению с. 230; происходит с водности и из sемности с. 232; иногды тое д±лаетъ и жестокость корени~а, котора~а длІ дебелости своеN с. 237; о совокџпленіи і о щтд±леніи л±торасли с. 239; бывает травление. или прочищение сокџ въ древеси с. 240; живность н±кџю или кр±пость с. 243; под±лованиІ или бережениІ с. 251; впџщени~амъ масла дерев~аного къ єго щм~агчению. тако ж разр±зывани~а коры с. 255; пересажени~ам же или переменени~ам м±ста с. 261; щна~а мокрота с теплотою с. 264; о разности рождениІ древесъ по пременению времени с. 267; приходила къ посл±днеи старости ид± же уже кр±пости не им±тъ с. 268; к сохранению своего пребывани~а с. 269; есть загноение, котораІ имать в' соб± кр±пость изщбражени~а с. 270; и какъ кр±пость и сила загнилости с. 273; есть помощь строени~а і исправлени~а с. 275; кормъ щрани~а или копаниIа с±~ани~а и прививаниІ с. 276; єсть растл±ниє кормџ которои жванием впџщанъ в' желџдок с. 278; из сџхотою земною им±етъ мокротџ с. 280; и теплоту своиственнџю, и мокроту тер~ает с. 283; прещчищени~а и пропџщение кормџ къ претворению во щбраз плоти с. 287; толко нагноени~ам навозџи добрымъ исправлени~ам с. 294; меж вс±ми навоsами навоз щслинои с. 295; врем~а вывожени~а и ростр~асывани~а с. 303; прирожена~а теплота и мокрота с. 305; в' корени д±лаетъ щтворенія. и сод±ловает с±мена к выхожению с. 306; к стеканию и к застановлению с. 307; о корыстехъ щрани~а іли паханиІ земли с. 313; твердость вер' хџ земли такъ своєю улеглостию с. 314; пахани~амь или сощрани~ам. а ламаниІ и роздробление или същрани~ам с. 317.

Из приведённых примеров видно, что некоторые производные с церковнокнижными суффиксами употреблены не из прямой необходимости: есть параллельные им единицы с нейтральными суффиксами: злость злоба, острость острота, переменение перемена, навожение навоз и другие, причём в иных контекстах вполне употребительные. Это происходит потому, что «маркированные» формы вступают в отношения внутриформульного взаимодействия с другими производными той же модели: ость и ость, ние и ние и так далее. Автор, ощущая лексикосемантическое сходство и словообразовательную разницу между словами, например, прививка и прививание, пр±мена и пр±менение и т.п., употребляет то или иное образование в ряду однотипных, создавая, по аналогии с текстовой традицией церковнокнижного характера, некое «приращение смысла».

Таким образом, на архитектоническом уровне наш текст демонстрирует известное сходство с текстами церковнокнижных жанров, а изобилие единиц с суффиксами ость и (н/т)ие не может быть связано только и исключительно с воздействием польского текстаоригинала.

Подводя итоги, отметим, что главным результатом исследования явилась парадоксальная насыщенность бытового, профанного по сути текста сельскохозяйственного кодекса архаизированными и церковнокнижными по своему функционированию единицами.

В чём же состоят причины отмеченных стилистических несоответствий?

В XVI веке усиливалось влияние славянокнижных элементов на русский язык. Неслучайно эту эпоху называли эпохой «второго южнославянского влияния» (см. об этом [Жуковская]). Не только в тексте Назирателя, но и во всей массе имеющихся текстов этого периода исследователями фиксируется нарочитая архаизация языковых средств. В больших количествах «возрождаются к жизни» так называемые «славянские» формы словоизменения. Однако ни в одной из доступных нам работ, посвящённых проблеме «второго южнославянского влияния», не было указания на то, что в описываемый период архаизируются и словообразовательные средства, а тем более что возникает возможность распространения на тексты профанного характера словообразовательных средств церковнокнижной принадлежности.

Тем не менее, результаты наблюдений говорят сами за себя, хотя эти церковнокнижные словообразовательные формы поновому функционируют в тексте. Говорить о «сакрализации» контекста и текста уже не приходится, поскольку сам профанный, бытовой характер текста не предполагает какого бы то ни было обращения к «вышней» сфере, «горнему» миру. Производные образования с сакрализованными суффиксами включаются в повествование, по своей прагматике характерное скорее для деловых жанров древнерусского языка, тем самым лишаясь части своей сакральности, однако сохраняя за собой способность к созданию фокусных точек повествования. Другой вопрос: как теперь определять это стилистическое новообразование?

Полагаем, на наших глазах в отдельно взятом тексте происходит разрушение старой системы стилей (где церковнокнижные жанры были противопоставлены агломерату прочих жанровых традиций как условно «высокий стиль»), на место которой приходит новая, трёхчленная, впоследствии описанная М. В. Ломоносовым.

Видимо, «деловой» и «научный» стили на момент их формирования (в современном о них представлении) воспринимались носителями языка как «наследники» церковнокнижной традиции, что сказывалось на выборе языковых средств, призванных обслуживать эти новые феномены.

Имея в виду употребление в тексте Назирателя маркированных по церковнокнижному «стилю» языковых средств, можно сказать, что вектор маркированности изменяется (от «высокого как сакрального, церковного» к «высокому научному»), а сама маркированность сохраняется: переводчик пытается создать произведение высокого научного теперь стиля.

Список литературы

1. Двинятин Ф. Н. «Нити Мезгиревых тенет» и исследование В. В. Колесова о структуре древнерусского текста // Динамика русского слова. СПб.: Издво СПбГУ, 1994. 191 с.

2. Жуковская Л. П. К вопросу о южнославянском влиянии на русскую письменность (Житие Анисьи по спискам 12321632 гг.) // История русского языка: исследования и тексты. М., 1982. С. 277287.

3. Клименко Л. П. К вопросу о взаимодействии старославянского, древнерусского и русского языков на уровне лексики // Разноуровневые характеристики лексических единиц: сб. науч. ст. по мат. докл. и сообщ. конф. Смоленск, 1617 апреля 2002 г. Смоленск, 2002. С. 133140.

4. Колесов В. В. Древнерусский литературный язык. Л.: Издво ЛГУ, 1989. 296 с.

5. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979. 353 с.

6. Маркарьян Н. Е., Николаев Г. А. Сопоставительное словообразование и формообразование русского и польского языков.

7. Казань: Издво КГУ, 1990. 140 с.

8. Николаев Г. А. Русское историческое словообразование. Казань.: Издво КГУ, 1987. 152 с.

Размещено на Allbest.ru