Феномен внутренней речи в казахской исторической повести

Размещено на http://www.allbest.ru/

Евразийский национальный университет имени Л.Н. Гумилева

Феномен внутренней речи в казахской исторической повести

Жаманкозова Арилана Тулендиевна

Впервые проблему внутренней речи в мировом литературоведении исследовал известный русский ученый Л.С.Выготский в своем труде «Мышление и речь» [3]. На сегодняшний день его работа по-прежнему остается актуальной и привлекает внимание как литературоведов, так и лингвистов, психологов и социологов, поскольку связь речи и мышления остается центральной в изучении художественного текста и поведения персонажей. В современном литературоведении проблема внутренней речи и ее функциональности вышла на новый уровень в связи с пристальным вниманием к внутреннему миру, переживаниям, психологическому состоянию и поведенческой мотивации персонажей произведения. Исследователи выделяют различные аспекты изучения заявленной проблемы. Так, профессор И.В.Артюшков раскрыл психологический, психолингвистический, литературоведческий и лингвистический аспекты внутренней речи, выявил закономерности и глубинную структуру [1]. Профессор Н.С.Валгина обращает внимание на фрагментарность и предикативность внутренней речи [2].

Внутренняя речь, как способ изображения психологического состояния и речемыслительной деятельности персонажа, становится основным средством раскрытия внутреннего мира и мироощущения героев в исторических повестях А.Кекильбаева «Баллады забытых лет» и «Хатынгольская баллада». Персонажи характеризуются с помощью совершаемых ими поступков, форм поведения, мыслей, внутренней речи, изображения сновидений, впечатлений от окружающего мира, компактных обозначений того, что творится в душе героя, портретных и поведенческих характеристик, символики вещей. Внутренней темой этих произведений является изображение психологии человека. Писателя волнует проблема соотношения заложенных в человеке добра и зла, таких его качеств, как достоинство, честь, благородство. Одним из основных способов воплощения темы является внутренняя речь персонажа.

Казахская историческая повесть описывает далекие события как целое и дает свое истолкование им. В повести Дукенбая Досжанова «Отрар», написанной в 1965 году, читатель становится свидетелем падения древнего города Отрар, который был одним из наиболее известных и богатых кипчакских городов. Знаменитые караванные дороги древности проходили через Отрар. В городе проживали ученые, мудрецы, талантливые музыканты, предсказатели, ювелиры. В городе были медресе, мастерская-кузница, базар, баня, мечети, магазины. И библиотека. Библиотека, слава о которой обошла в древности весь Восток и которой, по словам летописцев, не было цены. Ее основал кипчакский философ и поэт, ученый Абу-Наср аль-Фараби. В библиотеке были собраны тысячи книг со всего света: арабские дастаны, кипчакские летописи, индийские своды, инжали мусульман, евангелия христиан. Отрарская билиотека была крупнейшей в ХII веке после библиотеки в Александрии. Д.Досжанов повествует о последних днях этого прославленного города, при этом автор не поясняет историческое значение города, рассчитывая на фоновые знания читателя и его осведомленность.

С первых страниц писатель погружает читателя в быт и размеренную жизнь жителей города, в частности, его последнего повелителя Кадыра, который не принимает условие Чингисхана. Чингисхан требует открыть ворота города, чтобы монгольские воины могли беспрепятственно пройти по Великому Шелковому пути для завоевания кипчакских земель. Только при таком условии город будет не тронут воинами Чингисхана. Кадыр не приемлет сохранение жизни города ценой гибели других, за что Чингисхан решает уничтожить Отрар и сравнять его с землей. Воины Отрара приняли бой, сражаясь смело и гордо. Д.Досжанов пишет: «Монголы не могли понять, какая сила двигала этими людьми, сражавшимися до последнего дыхания. Они гибли молча, не прося пощады. Ни один из них не отступил назад. Горы трупов высились рядом с Кумбез-сараем. Не выдержала кровавого зрелища и зимняя стужа, стала отступать. В воздухе потеплело. С запада ветер гнал тучи, они проливались кое-где дождями. Почуяв кровь, в город по ночам стали наведываться тигры. Все чаще слышался вой голодных волков. Одичавшие собаки разрывали кучи песка, вытаскивая из-под них мертвецов. Были среди них и бешеные. Вихрем врывались они в город, наводя ужас на монголов. Воины стреляли в них из лука, спасались бегством. С опаской поглядывали монголы на Кумбез-сарай: как бы опять не выскочили оттуда эти озверелые кипчаки!...» [4, с. 99]. Эта сцена поражает не только своей реалистичностью, но и ужасом происходящих событий. С одной стороны, писатель показывает силу духа воинов-защитников Отрара, с другой, результаты и последствия войны. Пример психологического параллелизма «озверелые кипчаки». Страх и ужас происходящего усиливается образами голодных животных. Люди, уничтожая друг друга, стали легкой добычей степных хищников. Поведенческие характеристики воинов-казахов рассредоточены в тексте, многократны и вариативны. Они обнаруживают внутренние и внешние перемены в жизни героев повести. Так, Арыстан, молодой парень, беспечно и свободно живущий в родных краях, взрослеет в один миг, став одним из стойких и смелых воинов.

В повести два персонажа противостоят друг другу: последний правитель Отрара датка Кадыр и монгольский хан Чингисхан. Поведение, эмоции, мысли героев раскрыты через внутреннюю речь персонажей повести. Датка Кадыр выступает не только как мудрый правитель, но и сильный воин, ставший на защиту своего города и народа. Автор раскрывает внутренний мир персонажа через его мысли, чувства и внутренние монологи. Часто внутренняя речь героя переходит в поток сознания, что позволяет писателю донести до читателя истинные намерения и психологические мотивы правителя Отрара. В повести читаем: «Кадыр-датка наблюдал за всем происходившим… Страшная картина истребления жителей навела его на тяжелые раздумья. Не лучше ли было открыть сразу ворота, принять бой, нежели запираться за стенами? Как знать, может, удалось бы спасти народ от истребления? А теперь - кто поднимет дух разрушенного, обратившегося в пыль Отрара?... Вернется ли когда-нибудь сюда жизнь или ушла навеки, оставив под развалинами города кости своих сыновей?» [4, с. 96].

Вопросы правителя, которые он задает самому себе, свидетельствуют о том, что героя мучают не страх и не совесть, а боль за честь города, втоптанного в грязь. Слава Отрара бесследно и бесславно уничтожена воинами Чингисхана. Внутренние терзания о судьбе города, осознание его конца и бесследного исчезновения с лица земли усиливают боль героя. Вопросительные предложения сменяются короткими предложениями. Внутренняя речь становится динамичнее, мысль острее. Сменяющие друг друга глаголы передают не только события, но и отношение к ним героя, его переживания, эмоции. В повести читаем: «Кадыр заметил, что монголы научились вести пеший бой. … Но и отрарцы не давали спуску. Голодные, обессиленные ранами, они теснили врага. … Кадыр почувствовал - правая рука устала. Переложил саблю в левую. …выбил оружие у монгола… по стенам дворца поползли новые трещины. … Монголы тащили огромные бревна…Враг устал. … аркан как змея обвился вокруг шеи» [4, с. 100]. Диапазон потока сознания героя широк: переживания и боль за судьбу города, впечатления от боя, последний удар и смерть. При этом часто в повести голос героя и повествующего сливаются воедино. Писателю важно показать через внутренний мир своего героя не только то, что Кадыр испытывает и думает, но и развернутую характеристику того, что творится в душе персонажа, поэтому голоса героя и повествующего сливаются в финальной сцене повести: «Все кипчаки во дворце были порублены, искромсаны. …Датка остался один. На миг ему показалось, будто воскресло все его войско. Оно за спиной, оно сражается!

Вдруг острый волосяной аркан как змея обвился вокруг шеи. Кадыр поднял было руку, чтобы срезать его. Но кто-то внизу успел дернуть аркан. Остальное датка уже не слышал и не видел. Рухнул минарет, а следом и Кумбез-сарай…Город… был погребен под песком и развалинами. Воины Отрара, шесть месяцев оборонявшие его в жестоких, кровопролитных сражениях, навеки сомкнули глаза…» [4, с. 101]. Прямое проникновение во внутренний мир героя позволяет автору передать цельность героя и его духовную чистоту. Удачно подобранное сравнение «аркан как змея» передает национальное мировоззрение персонажа. Змея у казахов символизирует зло, смерть. Читатель понимает скрытый смысл такого сравнения. «Рухнул минарет, а следом и Кумбез-сарай» - свидетельство гибели Отрара. И минарет, и Кумбез-сарай выступают символами города. На протяжении всего повествования автор обращается к этим зданиям. Народ собирается возле них, торговцы и купцы восхищаются величием этих сооружений. Судьбы персонажей повести, жителей Отрара, сценические эпизоды, мысли и чувства сцеплены возле этих символов. Разрушение минарета и Кумбез-сарая свидетельствует не просто о гибели города, а о конце древней восточной цивилизации, о торжестве варварства, но, вместе с тем, и о моральной победе славных защитников Отрара.

Характер Кадыра, последнего правителя Отрара, мужественно защищавшего город, глубоко философичен. Его сознание, воспринимая целостность мира, не концентрируется на мелочах. Кадыр предстает цельным, сильным образом не просто правителя, но мужественного воина и мудреца одновременно. Все его мысли передаются через внутреннюю речь. Мысли вслух не высказываются, а передаются через действия и внутренние размышления героя, уводя читателя вглубь трагических событий Отрара. Через внутреннюю речь героя писатель последовательно и целенаправленно подводит читателя к мысли, что в войне нет победителей.

В повести Чингисхан выступает как жестокий и беспощадный завоеватель. Услышав весть том, что отрарцы от голода поедают все, кроме червей (скот, птицу, зверей, даже траву), семидесятилетний Чингисхан почувствовал себя «вдруг легко и бодро». Речь Чингисхана обрывиста, коротка, наполнена повелительными предложениями: «Учись воевать! Город разгроми! Круши! Поджигай! Стирай с земли!» Изображая жестокого хана, Д.Досжанов представляет его тираном, не способным к состраданию, а потому и речь его наполнена короткими предложениями с инфинитивными глаголами разрушительного характера: громи, круши, поджигай, возьмите, гоните, уничтожайте!

Внешняя речь Чингисхана представлена в коротких диалогах и уединенных монологах. Все уединенные монологи не исключены из межличностной коммуникации, они являются откликами на слова торговца из Отрара, полководцев Жагатая или Укитая и одновременно - репликами потенциальных, воображаемых диалогов. В этой связи хотелось обратить внимание на следующее. Чингисхан часто вступает в диалог с самим собой, пытаясь оправдать или объяснить цели и желания. На эту особенность внутренней речи обратил внимание Норберт Уайли в своей работе «Внутренняя речь и диалогическое Я». Он отмечает, что внутренняя речь и диалогическое Я представляют всесторонний анализ внутреннего разговора, который люди имеют с собой, чтобы думать о проблемах, прояснять цели и направлять свой путь по жизни [9]. Автор использует этот прием для усиления психологической характеристики и раскрытия поведенческой мотивации завоевателя. речь повесть слово голос

В повести М.Скакбаева «Поэт хромого Тимура», написанной в 1980 году, повествование касается одного факта - победоносного похода Тимура в Индию. Жестоко подавляя сопротивление и покоряя один за другим города, Тимур оставлял за собой груды мертвых тел противника. В основе повествования повести -- взаимодействие различных точек зрения в тексте при доминирующей роли одной из них. Читатель прослеживает позицию казахского хана Тимура, индийского зодчего и поэта Гияса. При этом доминирующей становится точка зрения поэта Гияса. Образ жестокого завоевателя предстает с позиции и через восприятие поэта, избранного придворным летописцем за безукоризненное знание Корана и талант писателя-стихотворца.

Структура повествования пронизана диалогичностью и множественностью точек зрения персонажей и «голосов», при этом «точка зрения» и «голос» -- не синонимы в произведении. Точка зрения в повести выступает практической жизненной ориентацией героев, с которой связаны описываемые события. Голос, напротив, относится к речи или другим явным средствам, через которые персонажи и события представляются аудитории. В этом контексте мы видим три точки зрения на происходящие в повести события. Казахский хан Тимур, прозванный в народе железный Хромец, грезит о завоевании мира. Он твердо убежден в выбранном пути, поэтому его точка зрения на происходящие события однозначна: полководец не испытывает ни сострадания, ни сочувствия. Внутренняя речь персонажа наполнена уверенностью и гордыней. Аукториальный повествователь вводит в ткань произведения голос Тимура в форме третьего лица: «Пока Тимур медленно двигался к мечети во главе внушительной свиты, его лицо светилось надменным удовлетворением: давняя мечта исполнилась, он едет по улицам Дели! Сказочный город лежит перед ним покоренный и почти бездыханный… Но вдруг брови Тимура сдвинулись, предвещая близкую грозу. Свита, привыкшая читать по его чертам как в открытой книге, догадалась о причине неудовольствия: никто не выглядывал из домов и не толкался на улицах! Великий эмир привык, что его появление всюду вызывает жадный интерес. К тому же он обещал сохранить делийцам жизнь - это ли не великодушие, достойное вечной благодарности? Он поступил так вопреки своему первоначальному намерению, снизошел к просьбам - и что же? Где приветственные клики, где осчастливленный им люд? Немые вымершие дома. Пустая мечеть. Разве не должны стоять перед ним на коленях, валяться в пыли и прахе, все, все - и древние старцы, и едва научившиеся ползать младенцы?!» [5, с. 153]. Вопросительные предложения усиливают точку зрения Тимура, обнажая жестокость его натуры. Полные, распространенные предложения соответствуют высокому статусу героя. Однако повествование от третьего лица прослеживает авторскую позицию: М.Скакбаев не приемлет жизненные убеждения своего героя.

Хан Тимур, возмущенный несломленным духом покоренных народов, повелевает соорудить пирамиду из человеческих голов. Голос индийского зодчего звучит как проклятие правителю: «Я заставлю их вечно жить и посылать вам нескончаемые проклятия» [5, с. 170]. Глаголы «заставлю» и «посылать» выступают в повести протестом против завоевательной политики правителя. Зодчий строит пирамиду не в знак покорности, а, скорее, в знак выражения ненависти и отвращения к злодействам Тимура. В повести голос индийского зодчего представлен во внешней речи персонажа. При этом он не вступает в диалоги и не произносит пространные монологи. Короткие фразы, побудительные предложения, глаголы будущего времени, глаголы-инфинитивы во внешней речи индийского зодчего выступают оценкой злодеяний Тимура и местью зодчего одновременно. Описание пирамиды из человеческих голов, как символа зла и жестокости, заявляет о непокорности индийского архитектора. В повести читаем: «…головы не свалены как попало, а пригнаны плотно, одна к другой, составляя все вместе жуткое строение, похожее на некую безумную мозаику. Чем выше вздымался конус, тем менее различались черты искаженных лиц. Они застыли в ужасном безмолвии; верхние уперлись подбородками в темя нижних. Выпученные глаза, остекленелые взоры, вывалившиеся в зловещем веселье языки……Несчастный поэт затрясся…Мертвая голова, которая находилась прямо против него, действительно приготовилась плюнуть. …Гияс понял, почему все мертвые головы обращены лицами лишь в одну сторону - вслед полчищам Тимура. Так вот какова месть зодчего!… Гора бессердечия развалилась, и все ожившие головы запрыгали по сухой земле. Словно гонимые раскаленным ветром, они катятся, катятся, нагоняют его…» [5, с. 170]. Повествование в произведении проходит сквозь призму мыслей, чувств, ощущений поэта. Ему хан поручил вести «славную» летопись походов и завоеваний. Внутренняя речь Гияса прослеживает духовный рост героя от придворного поэта до философа, разочаровавшегося в правителе и понявшего бессмысленность его завоеваний. Точка зрения Гияса становится доминирующей в повести, с ней связаны все описываемые события в тексте, она является идеологической ситуацией, с одной стороны, и жизненной ориентацией автора, с другой. Первоначальное состояние героя, где он любопытно впитывает в себя законы военного времени, получает щедрые трофеи, сменяется сомнениями и неприятием. Все чаще внутренний голос поэта ищет ответы на вопросы, которые постоянно мучают его: «Кого хочет напугать Тимур? Перебитых или пленных им жителей Дели? Младенцев, которые надрываются в бесплодном плаче среди развалин, как брошенные на произвол судьбы слепые щенята? ..Городскую бедноту, и без того забившуюся от ужаса в какие-нибудь жалкие щели? Или таким примером безудержной жестокости он намерен предостеречь собственных аламанов, если бы им явилась вдруг безумная мысль выйти из повиновения?..» …» [5, с. 162]. Постепенно Гияс становится все более задумчивым, сосредоточенным в своем внутреннем мире героем, который начинает ясно осознавать противоречивость поступков и самой натуры всесильного эмира. Выполняя с огромным трудом пожелание повелителя, он испытывает всякий раз «внутреннее содрогание, словно каждое слово было крупинкой соли на его открытую рану» [5, с. 170]. Специфической особенностью художественного текста является то, что Гияс не ведет диалогов. Все его мысли и переживания выражены через внутреннюю речь: она становится ведущей в повествовании. Мировосприятие поэта доминирует и является не только движущей силой сюжета повести, но и оценочной характеристикой всех персонажей произведения. С каждым боем, походом или решением хана Гияс открывает для себя новые черты характера Тимура, понимая, что правитель с каждой победой наслаждается своей жестокостью и унижением завоеванных стран: «Поэт Гияс понял требование Тимура …Ему нужен был вовсе не этот неизвестный старец, согнувшийся в рабской послушливости. Он жаждал покорности и унижения от недавно еще сильного врага. Перед ним должна пасть ниц венценосная особа!» [5, с. 152]. Внутренняя речь Гияса прослеживает динамику мировосприятия и мировоззрения героя. Чем больше поэт видит бессердечность хана, тем сложнее ему писать поэтическую летопись походов Тимура. Не случайно, в финале повести Гияс бросает все и бежит от правителя: «В безумном испуге Гияс все хлестал и хлестал коня. От сумасшедшего бега лошади, от тугих струй встречного воздуха ему уже не хватало дыхания. Казалось, сама душа бьется в горле, готовясь покинуть бренное тело. Когда загнанный конь упал, он вскочил на ноги и кинулся без дороги, неведомо куда, затыкая ладонями уши…» [5, с. 170]. Многоточие в финале свидетельствует о незавершенности повествования, где герой остается на пути к гибели или спасению. Это должен решить читатель, погрузившись в сложную полифонию голосов произведения.

В казахских исторических повестях 60-80-х годов ХХ века внутренняя речь становится средством создания персонажа и передачи авторского замысла. Одной из особенностей писательского стиля казахских художников становится переход в плоскость сознания того или иного персонажа без авторского предупреждения. Писателю важен, прежде всего, процесс раскрытия психологии смелого Кадыра, жестокого Чингисхана, размышляющего поэта Гияса. Внутренняя речь Кадыра наполнена смыслом, риторическими вопросами и восклицаниями, психологически нагружена. Внутренняя речь Чингисхана обрывочна, порой нелогична, психологически нестабильна. Особый синтаксис внутренней речи, а именно фрагментарность, отрывочность, опускание слов, инверсии ведут к сокращенности внутренней речи. Внутренняя речь Гияса в повести полная, побудительная, динамичная, психологически нагружена. Казахские писатели находят воплощение внутренней речи персонажей в ритме, экспрессивности речи, инверсии, повторах, уподоблении и сравнении, символах, глаголах побудительного наклонения.

Д.Досжанов и М.Скакбаев обращаются к внутренней речи как наиболее выразительной форме изображения психологии героя, что свидетельствует о значительном обновлении казахской литературы 60-80-х гг. и качественно новом уровне художественности. Внутренняя речь в изученных произведениях свидетельствует о преобладании смысла над словом. Казахские писатели используют внутреннюю речь для более убедительного воплощения не только идеи произведения, но и как средство раскрытия образа персонажа. И это позволяет утверждать, что казахская литература выравнивается с мировым литературным процессом, сохраняя при этом национальные черты. В представленных повестях внутренняя речь явилась также и основным способом познания индивидуальности. Психологическое состояние персонажа становится центром и координатором всей фабулы повести, поэтому важным для понимания конфликта является исследование поэтического видения мира через сознание героя.

Таким образом, внутренняя речь в казахской исторической повести 60-80-х годов является основным способом познания смысла произведения, который реализуется в системе психологического, литературоведческого и лингвистического аспектов. Внутренняя речь выступает основным средством создания образа персонажа, раскрывая процесс переживаний и размышлений героя, мысли и чувства которого не находят выражения во внешней речи. Внутренняя речь играет значительную роль в развитии сюжета, проявляясь в напряженные моменты жизни и переживаний героя, что дает нам основание считать внутреннюю речь многоаспектным явлением.

Список литературы

1. Артюшков И.В. Внутренняя речь и ее изображение в художественной литературе (на материале романов Ф.Достоевского и Л.Н.Толстого). Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филол.наук. - М., 2004. - 48 с.

2. Валгина Н.С. Теория текста. - Москва: Логос, 2003. - 173с.

3 Выготский Л.С. Мышление и речь. - СПб.: Питер, 2017. - 432 с.

4. Досжанов Д. Отрар // Караван выходит на рассвете. Казахские исторические повести. - Алма-Ата: Жазушы, 1989.- 432 с.

5. Скакбаев М. Поэт хромого Тимура // Караван выходит на рассвете. Казахские исторические повести. - Алма-Ата: Жазушы, 1989.- 432 с.

6. Norbert Wiley. Inner Speech and the Dialogical Self. - Urbana: Temple University Press, 2017. - p. 212.

Аннотация

В статье рассматривается феномен внутренней речи как средство создания образа персонажа в исторических повестях Дукенбая Досжанова и Марала Скакбаева. Обосновывается идея о том, что во внутренней речи доминирующим становится преобладание смысла слова над его значением. Автор исследует полифонию голосов, внутреннюю тему произведения, психологическое состояние персонажа, множественность точек зрения, преломление общечеловеческих проблем в сознании героя. Исследование поэтического видения мира сквозь призму сознания персонажа становится ведущим средством создания художественного образа.

Ключевые слова: внутренняя речь, смысл, полифония голосов, внутренняя тема, персонаж, психологическое состояние

In article the phenomenon of the internal speech as a tool for an image of the character in historical stories Dukenbai Doszhanov`s is considered and Maral Skakbayev`s. The idea that in the internal speech dominating is a prevalence of sense of the word over its value locates. The author investigates polyphony of voices, an internal subject of work, a psychological state of the character, plurality of the points of view, refraction of universal problems in consciousness of the hero. Research of poetic vision of the world through a prism of consciousness of the character becomes the leading tool for an artistic image.

Keywords: internal speech, sense, polyphony of voices, internal subject, character, psychological state

Размещено на Allbest.ru