Методологические вопросы исследования оппозиций в политическом дискурсе (на примере оппозиции "сила vs. слабость")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Методологические вопросы исследования оппозиций в политическом дискурсе (на примере оппозиции «сила vs. слабость»)

Дубровская Татьяна Викторовна



Статья представляет некоторые результаты проекта, посвященного дискурсивному конструированию межнациональных отношений. В фокусе внимания находятся внешнеполитические дискурсивные практики и один из методологических подходов к их исследованию -- с точки зрения конструирования в дискурсе оппозиций, в частности оппозиции «сила vs. слабость». Автор теоретически обобщает направления и методы исследования оппозиций в отечественной и зарубежной лингвистике, а также предлагает алгоритм семантико-прагматического подхода к изучению концептуальной оппозиции «сила vs. слабость» в политическом дискурсе. Алгоритм включает выявление семантических компонентов каждого концепта, их аксиологической ценности, типичных языковых средств выражения, а также установление роли оппозиции в конструировании межнациональных отношений. Методика анализа применена к речевому материалу: выступлениям Министра иностранных дел С. В. Лаврова. Предложенный семантико-прагматический подход к изучению оппозиций, функционирующих в дискурсе, позволяет выстроить модель оппозиции, основанную не на словарных дефинициях, а на смыслах, реализуемых всеми средствами языка в прагмалингвистическом контексте.

Ключевые слова: политический дискурс; оппозиция; концепт; сила; слабость.



Methodological issues in the study of oppositions in political discourse (based on the opposition `strength vs. weakness')

Dubrovskaya Tatyana Victorovna (2016), Doctor of Philology, Head of the English Language Department, Penza State University (Penza, Russia), gynergy74@gmail.com.

The paper offers some results of the project focusing on discursive construction of international relations. The author explores foreign policy discursive practices and offers a methodological approach that is based on examining oppositions, specifically the opposition `strength vs. weakness'. The author consolidates theoretical trends and approaches to opposition in Russian and foreign scholarship, as well as proposing a semantic-pragmatic approach to the study of the conceptual opposition `strength vs. weakness' in political discourse. This methodological approach reveals the semantic components of each concept, their axiological value and typical linguistic means, and establishes the role of the opposition in discursive construction of international relations. The method is employed to analyse speeches by the Foreign Minister of the Russian Federation Sergey Lavrov. The semantic-pragmatic approach to oppositions allows for developing the model of opposition that relies not on dictionary definitions but on meanings that are actualised through all linguistic means in their pragmatic contexts.

Key words: political discourse; opposition; concept; strength; weakness.



Введение

Настоящая статья подготовлена в рамках проекта, направленного на выявление дискурсивных механизмов конструирования межнациональных отношений Российской Федерации в разных типах дискурса: политическом, юридическом и масс-медийном. В основе проекта лежит гипотеза о том, что каждая институциональная сфера обладает своими специфическими способами дискурсивного конструирования межнациональных отношений. Некоторые предварительные результаты, подтверждающие данную гипотезу, были получены в ходе анализа речевого материала политической, медийной и юридической коммуникации [Дубровская и др., 2015; Ярославцева и др., 2015; Дубровская, 2016]. В фокусе данной статьи находятся внешнеполитические дискурсивные практики и один из методологических подходов к их исследованию -- с точки зрения конструирования в дискурсе оппозиций. Категория оппозиции достаточно активно применяется в дискурсивных исследованиях, однако с её использованием связан ряд нерешенных методологических вопросов, в результате чего возможности изучения дискурса с точки зрения оппозиций неоправданно ограничены. Далее в статье мы представим краткий обзор исследований оппозиций в политическом дискурсе, прокомментируем основания для выделения в нём оппозиции «сила vs. слабость» (раздел 2), выделим основные методологические подходы в изучении этой оппозиции (раздел 3), предложим свой алгоритм моделирования оппозиции «сила vs. слабость» и представим кейс-стади на его основе (раздел 4). Статья завершается выводами, списками литературы и материалов.



Оппозиции в политическом дискурсе: краткий обзор

Не будет преувеличением сказать, что базовой и наиболее изученной из оппозиций, конструируемых в политическом дискурсе, является оппозиция «мы vs. они», которая обозначается также как «свой vs. чужой» («us vs. them», «self vs. other» в англоязычной интерпретации). Причины популярности этой оппозиции связаны прежде всего с основами существования человека в обществе: необходимостью членения и категоризации всех явлений, обусловленной потребностью ориентироваться в окружающем мире без риска и дискомфорта. Объединение в группы сопряжено с потребностью человека в социальной идентичности, которая состоит в том, чтобы «принадлежать, принадлежать к группе, быть принимаемым другим и другими, получать поддержку и быть в ней уверенным, иметь союзников» [Bauman, 1999, c. xxxi] (перевод с английского здесь и далее мой. -- Т. Д.). Согласно З. Бауману, существование в группе гарантирует безопас ность: «Группа `мы', образованная за счет включенности, принятия и утверждения, представляется царством отрадной безопасности, отрезанным <…> от пугающей дикости внешнего мира, населенного `чужими'» [Bauman, 1999, c. xxxi].

Мы не ставим цели подробно рассматривать многочисленные публикации, в которых оппозиция «мы vs. они» исследуется как базовая оппозиция политического дискурса. Некоторые направления в изучении оппозиции «свой vs. чужой» были выделены ранее (см., например, [Кишина, 2011; Приходько, 2011]). Отметим только, что данная оппозиция всегда рассматривается в духе Т. ван Дейка, как аксиологически нагруженная пара, в которой группа «мы» обычно оценивается положительно, тогда как группа «они» чаще оценивается отрицательно. Предложенный Т. ван Дейком «идеологический квадрат» (ideological square) включает 4 положения: (1) выражайте / акцентируйте положительную информацию о группе «мы»; (2) выражайте / акцентируйте отрицательную информацию о группе «они»; (3) скрывайте / смягчайте положительную информацию о группе «они»; (4) скрывайте / смягчайте отрицательную информацию о группе «мы» [van Dijk, 1998, c. 267].

Представляется, что именно этот «идеологический квадрат» лежит в основе большинства работ об оппозиции «мы vs. они», поскольку они ориентированы на выявление оценочных стратегий и в их рамках специфических оценочных языковых средств, в частности, оценочной и пейоративной лексики, разных стилистических приемов [Алиева, 2012; Банман, 2013; Качмазова и др., 2014; Сейранян, 2012 и др.]. Ряд работ обращен к собственно сущностным свойствам, конститутивным признакам групп «мы» и «они» [Баженова и др., 2009; Кишина, 2009; Reisigl et al., 2001], а также к дискурсивным способам объединения политических акторов в группы и их разъединения [Davies, 2008; Sowiсska et al., 2012].

Очевидно, что именно на основе базовой оппозиции «свой vs. чужой» выстраивается еще одна оппозиция политического дискурса -- «народ vs. власть». Тема взаимоотношений и взаимодействия между народом и властью широко обсуждается в рамках разных дисциплин (философии, политологии, психологии), и лингвистика не является исключением. М. Д. Невинская выявляет содержательное ядро названной оппозиции, которое образуется взаимодействием интегральных и дифференциальных признаков, отмечает асимметричный социальный статус членов оппозиции, их амбивалентную оценку [Невинская, 2006]. Неоднозначные отношения между членами оппозиции «народ vs. власть», их единство и противоположность проявляются и в сложном наборе тематических доминант, топосов, харак терных для репрезентации судебной власти в прессе [Данкова и др., 2014]. Топосы доверия / недоверия, защиты / произвола, единения / конфронтации определяют характер результирующих медийных репрезентаций: представление народа и власти как принадлежащих к одной группе или, напротив, как оппонентов с противоположными интересами.

Категория дистанции власти, то есть, по Г. хофстеде, готовность народа принимать социальную асимметрию, неравномерное распределение властных возможностей, лежит в основе работы, направленной на выявление ключевых слов в выступлениях российских президентов и определение характера взаимоотношений между членами оппозиции «власть vs. народ» [Dubrovskaya et al., 2012]. Приемы диалогизации в политическом тексте как средства, реализующие стратегию близости к адресату, также исследуются в контексте конструирования названной оппозиции [харламова, 2009].

Наряду с популярными оппозициями «мы vs. они» и «народ vs. власть» в литературе отмечают существование в политическом дискурсе оппозиций «прошлое vs. настоящее» [Wodak, 2003; Кишина, 2011], «старое vs. новое» [Кайгородова и др., 2013], однако эти оппозиции только обозначены как потенциальные объекты научного интереса.

В данной статье мы хотим обратить внимание на существование еще одной важной оппозиции, которая определяет конфигурацию политического пространства и акторов в нем. Это оппозиция «сила vs. слабость», которая до последнего времени не рассматривалась именно в контексте политической коммуникации. (Элементы анализа данной оппозиции можно найти в наших работах. См., например, [Ярославцева и др., 2015]). Между тем оппозицию «сила vs. слабость» можно считать такой же базовой, как и рассмотренную выше оппозицию «свой vs. чужой». Основанием для этого представляется прежде всего тот факт, что сила и слабость -- это телеономные свойства, лежащие в основе существования любого живого существа. Само существование зависит от силы, физической способности к выживанию. Специалисты по изучению человеческой природы утверждают, что «вариации агрессии коренятся в эволюции» [Cashdan et al., 2012, c. 2], и отмечают масштабный характер человеческой социальности, «в которой отдельные индивиды конкурируют с другими индивидами, но также и образуют с ними альянсы, конкурируя с другими группами» [Cashdan et al., 2012, c. 3]. Иными словами, взгляд на существование человека с точки зрения эволюции обосновывает необходимость силы и объединения в группы для выживания в условиях конкуренции с другими индивидами и группами. Причем, по утверждению З. Баумана, сила неразрывно связана с группой «мы», в которую включен индивид, поскольку безопасность, приобретаемая индивидом в группе, возможна, только если коллектив имеет силу защитить включенных в группу: «`Мы' должны быть сильными, иначе социальная идентичность не будет приносить удовлетворения» [Bauman, 1999, c. xxxi].

Данные рассуждения можно в полной мере отнести к существованию политических акторов, как индивидуальных, так и коллективных. В различных социальных контекстах политические акторы демонстрируют силу и слабость, образуют группы с другими акторами, что в результате определяет их вес на политической арене и способность отстаивать свои интересы. Категории «сила» и «слабость» представляются нам состоящими во взаимообусловливающих отношениях, поскольку каждая категория реализуется на фоне существования другой категории. Сила одного актора проявляется в полной мере на фоне слабости другого актора, и наоборот.

В следующем разделе мы проанализируем существующие методологические подходы к изучению оппозиций, в частности оппозиции «сила vs. слабость», и предложим свою методологическую рамку.

Методологические подходы к изучению оппозиций

Обращаясь к возможным способам изучения оппозиции «сила vs. слабость», мы не ограничиваем себя спектром работ по политическому дискурсу, так как, насколько нам известно, данная оппозиция в политическом дискурсе не изучалась другими исследователями. В то же время следует отметить, что существуют работы, в которых категория «сила» фигурирует безотносительно к категории «слабости». Так, в одной из таких работ отмечается важность концепта «сила» в России в Путинскую эпоху и предлагаются потенциальные объяснения этого феномена с исторической точки зрения [Современный политический дискурс..., 2009]. Кроме того, категории силы и слабости широко применяются в работах по международным отношениям, чтобы охарактеризовать социальных акторов [Gerrits, 2008].

В рамках собственно лингвистических и дискурсивных исследований можно обозначить несколько основных методологических подходов, уже применяемых или возможных для применения к оппозиции «сила vs. слабость».

Вполне устоявшийся подход к оппозициям выработан в лексической семантике. Британский семантик А. Круз пишет, что «самым изученным явлением оппозиции, являются, безусловно, антонимы» [Cruse, 2004, c. 164]. Исследователь включает оппозицию «сильный -- слабый» в список полярных (градуальных) антонимов и предлагает ряд диагностических характеристик для членов такого типа оппозиций, включая несовместимость, интерпретацию относительно некой точки отсчета и т. д. Лексикосемантический подход ориентирован на выявление семантических связей между словами, и поэтому «отношения антонимии характеризуются с точки зрения семантической оппозиции и <…> выявляются на примере пары лексических единиц, а не концептов» [Pustejovsky, 2006, c. 100].

В основе исследований лексических оппозиций, привязанных к конкретным лексическим единицам, лежит рассмотрение словарных дефиниций, а обращение к прагматическому и лингвистическому контекстам носит ограниченный характер (см., к примеру, [Сандакова, 2009]). М. Мерфи ставит вопрос о необходимости привлечения прагматики: «Что считать оппозицией? Является ли антонимическая оппозиция семантическим или прагматическим явлением?» [Murphy, 2006, c. 316]. Однако утверждение исследовательницы о том, что «антонимические отношения основаны на прагматическом принципе контраста за счет минимального различия» и «поэтому теоретически почти любые два слова могут считаться состоящими в оппозиции, если они использованы в определенном контексте», также привязывает категорию оппозиции к лексической единице.

Попытки расширить поле лексической семантики и выйти на уровень прагматики предприняла А. А. Савельева при рассмотрении фразеологических единиц, реализующих оппозицию «сила vs. слабость» в российских печатных СМИ [Савельева, 2011]. Исследовательница выделяет в газетных текстах фразеологические единицы и ссылается на их прагматический потенциал. Фактически, однако, в работе осуществляется семантический компонентный анализ фразеологизмов с опорой на их словарные дефиниции, а не анализ прагматических функций, которые выполняет высказывание с теми или иными фразеологизмами в своем составе.

Более успешные попытки отойти от исключительно лексической сферы и исследовать функциональную ценность членов оппозиции связаны с изучением концептов в рамках когнитивного подхода. В зависимости от реализуемого направления российские когнитивисты предлагают различные определения «концепта». Мы не ставим задачу подробно их рассматривать. (Когнитивистские подходы и методики изучения концепта были обобщены, к примеру, в пособии «Современная политическая лингвистика» [Современная политическая лингвистика, 2011].) В понимании В. И. Карасика, концепт -- это «многомерное смысловое образование, в котором выделяются ценностная, образная и понятийная стороны» [Карасик, 2002, c. 129]. Важные достижения концептологии мы видим в двух утверждениях:

о возможности выражения концепта не только лексически, но и на других уровнях языка: «Выражение концепта -- это вся совокупность языковых и неязыковых средств, прямо или косвенно иллюстрирующих, уточняющих и развивающих его содержание» [Карасик, 2002, c. 129--130]. Такое понимание концепта не ограничивает изучение смыслов только теми, которые выражены лексически;

о ценностной неоднозначности концепта, его способности менять имена в зависимости от идеологических воззрений и целей говорящего [Воркачев, 2012, c. 1--2].

За основу исследования оппозиции категорию концепта берут Е. В. Зубкова, Т. В. Алиева [Зубкова, 2009; Алиева, 2010]. В политической лингвистике как концептуальные единицы, образующие концептуальную пару, рассмотрены даже имена «Путин» и «Медведев» [Онищенко, 2011].

Представляя список методик изучения концепта, В. И. Карасик характеризует описание концепта как «специальные исследовательские процедуры толкования значения его имени и ближайших обозначений» [Карасик, 2002, c. 131]. Из такой дефиниции следует, что для категории концепта и его анализа все-таки важна роль имени. Приведенные в работе В. И. Карасика примеры применения методик иллюстрируют, что все они построены вокруг имени концепта. Иными словами, лексическая единица, обозначающая концепт, рассматривается в разных ракурсах: осуществляется ее дефинирование, анализ единицы в контексте, этимологический и паремиологический анализ, проводится опрос. Такой подход актуален и достаточен, если речь идет об общекультурном концепте. Но, как мы полагаем, можно вести речь также о концептах, формируемых и существующих в рамках отдельных дискурсивных практик, например, внешнеполитических, и в этом случае необходимо обращение к самим практикам.

Перевод анализа оппозиции с уровня языка на уровень конкретных дискурсивных практик требует иного подхода, не ориентированного только на поиск в исследуемом корпусе лексических единиц, выступающих в качестве имен концептов, поскольку языковое выражение концептов может и не содержать именно таких или синонимичных номинаций. Поиск в дискурсе отдельных номинативных единиц, обозначающих концепт, может дать весьма ограниченные результаты, которые должны быть дополнены рассмотрением высказываний, развернутых отрезков дискурса. Такой расширенный, основанный на обращении к дискурсу подход реализован, к примеру, в работах Л. В. Балашовой [Балашова, 2014] и А. Ю. Петкау [Петкау, 2014]. Исследование А. Ю. Петкау не касается вопросов оппозиции, однако его автор успешно моделирует концепт ЗДОРОВЬЕ, выделяя ряд когнитивных классификационных признаков концепта и их лингвистические экспликации в дискурсе советской прессы. Л. В. Балашова изучает оппозицию «свой -- чужой», отмечая не только сущностные признаки (компоненты) концептов и средства их языкового выражения, но и прагматическую специфику оппозиции в идеологически различной прессе (к примеру, дифференциацию своего / чужого внутри демократического блока). Данные исследования представляют, на наш взгляд, примеры успешного моделирования концептов и концептуальных оппозиций на дискурсивном уровне.

Используя подход, который условно обозначим как семантико-прагматический, далее мы выявим в корпусе текстов семантику силы и слабости. Подчеркнем, что семантику мы толкуем широко; для нас это «все содержание, информация, передаваемые языком или какой-либо его единицей» [Степанов, 1990, c. 438]. Семантическая структура концептов СИЛА и СЛАБОСТЬ будет моделироваться не на основе словарных дефиниций, толкований паремий или иных закрепленных в языковой системе значений, а на основе интерпретации корпуса внешнеполитических текстов в их социо-прагматическом контексте. Исходя из задач нашего исследования, категории силы и слабости мы будем рассматривать в связи с политическими акторами-государствами, их характеристиками и действиями на международной арене. Смоделированная таким образом семантическая структура обозначенных концептов и образуемой ими оппозиции будет отражать специфику этих концептов в политическом дискурсе и отличаться от модели, построенной на основе словарей.



Анализ семантической оппозиции «сила vs. слабость» во внешнеполитическом дискурсе

Объект, цель, материал, метод. Объектом исследования проекта, в рамках которого подготовлена данная статья, являются межнациональные отношения как нематериальная категория, которая конструируется посредством дискурсивной деятельности участников социальных процессов. Цель исследования состоит в том, чтобы выявить, как в дискурсе происходит конструирование межнациональных отношений средствами языка и, в частности, какова роль концептуальной оппозиции «сила vs. слабость» в этом конструировании.

Материал, использованный для данной статьи, включает 8 выступлений Министра иностранных дел Российской Федерации Сергея Викторовича Лаврова за 2014 год. Выступления принадлежат к разным жанрам и включают среди прочих два принципиально важных интервью, в которых министр подводит итоги дипломатической деятельности России за 2013 и 2014 годы, а также газетную статью, посвященную российско-европейским отношениям. Устные выступления С. В. Лаврова состоялись как на российских, так и на зарубежных мероприятиях. Общий объём материала -- около 25 тысяч словоупотреблений. Источник материала -- официальный сайт МИД РФ (www.mid.ru).

В рамках данной статьи мы ограничимся рассмотрением одного основного политического актора -- России, а также способов репрезентации этого актора и его взаимоотношений с другими акторами посредством оппозиции «сила vs. слабость». Методический алгоритм включает несколько шагов:

выявление основных семантических компонентов концепта СИЛА, конструирующих репрезентации России, и языковых средств выражения этих компонентов;

определение аксиологического статуса концепта СИЛА в контексте саморепрезентаций России;

определение семантической, прагматической и языковой специфики концепта СЛАБОСТЬ в контексте репрезентации политических акторов;

установление характера оппозиции «сила vs. слабость» и ее роли в конструировании межнациональных отношений в политическом дискурсе.

Анализ текстов выступлений позволяет выявить ряд семантических компонентов в структуре концепта СИЛА. Все компоненты могут быть условно разделены на 3 группы: (1) качества, присущие актору; (2) способы поведения по отношению к другим акторам; (3) последствия действий актора. Семантические компоненты этих трёх групп приведены в таблице 1, из которой видно, что они лишь отчасти совпадают с семантическими компонентами лексической единицы сила, поскольку большинство из них контекстуально и прагматически обусловлены.

В числе выделенных семантических компонентов только свойство «активность и энергичность» можно считать непосредственно связанным с семантикой силы, в то время как остальные компоненты актуализируют семантику силы в контексте. С точки зрения языкового выражения, лексемы, содержащие морфему -сил- (усилия, силы), встречаются в примерах (7).

оппозиция политический дискурс лингвистика

Таблица 1

Семантическая структура концепта СИЛА и её языковая экспликация

	Группа семантических компонентов	Семантические компоненты (в скобках указаны номера примеров)	Примеры языкового выражения
1	К ач е с т в а, п р и с у щ и е актору	-- активность и энергичность (1), (2) -- обладание независимыми взглядами и ценностями (2) -- наличие интел- лекта, ума (3) -- наличие технологий, природных и человеческих ресурсов (4) -- наличие надежной обороны (5) -- большие разме- ры (1), (6)	Россия при любых раскладах остается крупным глобальным игроком, а это предполагает продолжение энергичной политики по всем азимутам… (Лавров 04.06.2014) … наша страна попала под удар как наиболее активный в современном мире выразитель самостоятельной точки зрения, считающий независимую политику своим естественным правом. (Лавров 04.06.2014) …солидный интеллектуальный потенциал РСМД будет в полной мере задействован в интересах своевременного осмысления событий (Лавров 04.06.2014) Объединение технологического, ресурсного, человеческого потенциалов могло бы придать мощный импульс развитию как России, так и ЕС, существенно укрепить их позиции в сегодняшнем высококонкурентном мире. (Лавров 13.02.2014) Втягиваться в дорогостоящую гонку вооружений не намерены, но обороноспособность нашей страны обеспечим надежно и гарантированно. (Лавров 09.12.2014) …просто огромные размеры нашей страны. (Лавров 04.06.2014)
2	Способы поведения по отношению к другим	-- наличие союзни- ков (7) -- оказание помощи другим (8) -- руководство другими акторами (9) -- контроль действий других акторов (10) -- ненавязывание своей воли другим (11) -- неагрессивное по- ведение (12) -- следование правовым принципам и их защита (13)	Россия вместе с партнерами из США, Европы, КНР, другими странами самым активным образом способствовала мобилизации усилий международного сообщества на сирийском и иранском треках. (Лавров 21.01.2014) Люди, которые хотят спастись на российской территории от ужаса, в который погружен Юго-Восток Украины, получают у нас пристанище. (Лавров 10.06.2014) Россия возглавляет рабочую группу по разработке принципов мира и безопасности в Северо-Восточной Азии (СВА). (Лавров 21.01.2014) Твердо убеждены, что без подлинного партнерства основных центров силы эффективное управление современным миром не-возможно. (Лав- ров 04.06.2014) Мы не можем ничего навязывать и не можем никому ничего запрещать. (Лавров 21.01.2014) Наши отношения с КНР носят неконъюнктурный характер и не направлены против кого-либо. (Лавров 09.12.2014) мы защищаем базовые принципы международного права, отвергаем незаконное вмешательство во внутренние дела суверенных государств… (Лавров 04.06.2014)
3	Последствия действий актора	-- созидание, конструктивность (14) -- стабильность и демократия (14) -- расширение вли- яния (15), (16)	Россия будет и впредь действовать продуманно, ответственно, предсказуемо, вносить конструктивный вклад в поиск совместных ответов на современные вызовы безопасности, обеспечение стабильного глобального развития. (Лавров 21.01.2014) Динамичное развитие по всем направлениям получили российско-китайские отношения всеобъемлющего стратегического партнерства и взаимодействия. (Лавров 21.01.2014) …наращивание взаимодействия по другим векторам, прежде всего в Азиатско-Тихоокеанском регионе. (Лавров 04.06.2014)

Остальные примеры выражают семантику силы другими языковыми способами. Помимо богатых лексических средств разной частеречной принадлежности, выступающих в качестве предикатов, характеризующих Россию и её действия (мощный импульс, укрепить позиции, обеспечим надежно и гарантированно, наращивание взаимодействия и др.), семантика силы создаётся и языковыми формами других уровней. Грамматическая форма превосходной степени прилагательного использована в примерах (2) и (7). В примере (2) такая конструкция (наиболее активный выразитель) используется для выражения идеи независимости, самостоятельности, проявляемой актором несмотря на определенный риск. Обращает на себя внимание и отглагольное существительное выразитель, нечасто применяемое в речи и имеющее яркую семантику агенса, то есть «одушевленного участника ситуации, ее намеренного инициатора, который контролирует ситуацию, непосредственно исполняет соответствующее действие и является “источником энергии” этого действия» [Кибрик, 1990, c. 17]. В примере (3) интеллектуальный потенциал России характеризуется прилагательным солидный, имеющим семантику прочности, надёжности, которая подчеркивается предикативно (в полной мере задействован). Как видно из примеров, семантика силы конструируется совокупностью языковых средств, включая комбинации лексем, грамматические формы и синтаксические структуры.

Важно отметить однозначно положительный аксиологический статус силы, когда она характеризует Россию как социального актора. Однако если компоненты первой группы по сути своей нейтральны и принимают положительные коннотации в контексте, то многие семантические компоненты, входящие во вторую и третью группы, имеют очевидную положительную коннотацию, поскольку они выступают репрезентациями социально одобряемых действий: оказывать помощь нуждающемуся, быть конструктивным, придерживаться законов, способствовать демократии и т. д.

В некоторых контекстах аксиологическая нагрузка компонентов несколько противоречива. Например, компонент «руководство другими акторами» приобретает положительный аксиологический заряд, так как лидерство России связано с положительно оцениваемыми в мировом сообществе действиями (пример (9) -- разработка принципов мира и безопасности). Этому положительно оцениваемому компоненту несколько противоречит утверждение о необходимости управлять миром (пример (10)). Отметим, однако, что в этом утверждении допускается распределение силы между несколькими сильными акторами (без подлинного партнерства основных центров силы).

В отличие от концепта СИЛА концепт СлабОСть не получает эксплицитного выражения во внешнеполитическом дискурсе. Вероятно, для моделирования этой категории требуется изучение большего объема речевого материала. Кроме того, очевидную асимметричность оппозиции «сила vs. слабость» можно объяснить двумя прагматическими факторами:

-- политические акторы делают акцент на своей силе, поскольку политическая арена -- это локус борьбы за власть, а демонстрация своей силы способствует достижению цели;

-- политические акторы также отмечают силу противников, оппонентов, так как слабые акторы не представляют опасности и потому выпадают из их круга внимания.

При том что концепт «слабость» в политическом дискурсе гораздо более имплицитен, мы можем сделать некоторые наблюдения. Слабость не выступает в качестве смыслового предиката в саморепрезентациях. Это всегда характеристика оппонента. Кроме того, в составе концепта СлабОСть достаточно сложно выявить конкретные семантические компоненты, подобные тем, что были выделены в структуре концепта СИЛА. Слабость выступает как обобщающая характеристика актора.

Эксплицитные формы выражения слабости достаточно редки. В следующем примере С. В. Лавров характеризует политического оппонента, обозначенного номинацией Запад, как актора ослабевающего, теряющего силу и влияние:

Сказалось и желание западных элит показать, что отмечавшаяся весь последний период тенденция снижения относительного веса Запада в глобальном балансе сил не является необратимой. (Лавров 04.06.2014)

Видим, что категория «слабость» не получает прямой номинации, а конструируется от противного, посредством отглагольного существительного снижение перед указанием на силу (баланс сил). Сила и слабость образуют взаимосвязанную пару, и указание на снижение силы предполагает слабость.

Имплицитным способом конструирования категории «слабость» представляются также рекуррентные ссылки на изменение мирового порядка и усиливающуюся многополярность мира. В речи С. В. Лаврова мы отметили два слова, которые можно назвать ключевыми: полицентричный и многополярность. Их упоминания встречаются почти в каждом речевом произведении:

Мы наблюдаем процесс формирования новой полицентричной международной системы. (Лавров 21.01.2014)

В значительной степени эти процессы связаны с продолжающимся формированием нового полицентричного мироустройства. (Лавров 03.03.2014)

В последнее время все отчетливее проявляется противоречие между объективно укрепляющейся многополярностью и стремлением США и исторического Запада сохранить свои привычные доминирующие позиции <…> (Лавров 04.06.2014)

Использование обеих лексем в предлагаемых выше контекстах подразумевает изменения в распределении сил среди политических акторов: усиление одних и ослабление других. При этом актором, набирающим силу, всегда имплицитно репрезентируется Россия. Примеры (21) и (22) конструируют оппозицию, приписывая слабость Европе (уже не центр) и США (не могут дать результата), а силу -- другим политическим акторам (других центров силы и влияния, несколько самостоятельных центров силы):

Европа сегодня -- уже не центр глобальной экономики и политики и должна считаться с подъемом других центров силы и влияния. (Лавров 13.02.2014)

В современном мире, где действуют несколько самостоятельных центров силы, попытки изолировать кого-то из ведущих игроков или навязывать свои односторонние рецепты с позиций некой «исключительности» США не могут дать результата. (Лавров 09.12.2014)

Таким образом, оппозиция «сила vs. слабость» выполняет в дискурсе прагматические задачи, характеризуя политических акторов и их взаимоотношения.



Выводы

Предложенный в работе семантико-прагматический подход к изучению оппозиций, функционирующих в дискурсе, позволяет выстроить модель оппозиции, основанную не на словарных дефинициях базовых и синонимичных им лексем, а на смыслах, реализуемых всеми средствами языка в прагмалингвистическом контексте. Применение такого подхода к оппозиции «сила vs. слабость» позволяет сделать ряд выводов в соответствии с методологическим алгоритмом.

Концепт СИЛА в контексте саморепрезентации России охватывает три группы семантических компонентов, включая качества актора, способы его поведения и последствия его действий. Семантика силы конструируется совокупностью языковых средств, включая комбинации лексем, грамматические формы и синтаксические структуры.

С точки зрения аксиологического статуса, концепт СИЛА в контексте саморепрезентации России всегда имеет положительный заряд, который формируется в контексте упоминания социально одобряемых действий актора.

В отличие от концепта СИЛА концепт СЛАБОСТЬ не имеет явно выраженной компонентной структуры и функционирует главным образом на фоне концепта СИЛА, в составе оппозиции, которая конструируется языковыми средствами разных уровней. Можно утверждать об асимметричном характере оппозиции «сила vs. слабость».

Данные соображения и результаты носят предварительный характер и ни в коем случае не претендуют на исчерпанность проблемы. Вероятно, требуется дальнейшая теоретическая разработка предлагаемого подхода, а также более масштабное применение его к речевому материалу. Необходимо более полно исследовать концепты СИЛА и СЛАБОСТЬ и их аксиологический статус в применении к другим акторам политического дискурса, а также классифицировать средства экспликации оппозиции для того, чтобы более точно определить роль оппозиции в дискурсивном конструировании межнациональных отношений. Это задачи для дальнейшего изучения оппозиции «сила vs. слабость».



Источники

1. Лавров 21.01.2014 -- Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С. В. Лаврова на пресс-конференции по итогам деятельности российской дипломатии в 2013 году, 21 января 2014 года. -- Режим доступа: http:// www.mid.ru/ru/press_service/minister_speeches/-/asset_publisher/7OvQR5KJWVmR/.

2. Лавров 13.02.2014 -- Статья Министра иностранных дел России С. В. Лаврова «Россия-ЕС: время решений», опубликованная в газете «Коммерсант» 13 февраля 2014 года. -- Режим доступа: http://www.mid.ru/ru/press.

3. Лавров 03.03.2014 -- Выступление Министра иностранных дел России С. В. Лаврова в ходе сегмента высокого уровня 25-й сессии Совета ООН по правам человека, женева, 3 марта 2014 года. -- Режим доступа: http://www.mid.ru/ru/ press_service/minister_speeches/-/asset_publisher/7.

4. Лавров 04.06.2014 -- Выступление Министра иностранных дел России С. В. Лаврова на встрече с членами Российского совета по международным делам, Москва, 4 июня 2014 года. -- Режим доступа: http://www.mid.ru/ru/press_service/ minister_speeches/-/asset_publisher/7.

5. Лавров 10.06.2014 -- Выступление и ответы на вопросы СМИ Министра иностранных дел России С. В. Лаврова в ходе совместной прессконференции по итогам переговоров с Министром иностранных дел Польши Р. Сикорским и Министром иностранных дел ФРГ Ф. -В. Штайнмайером, СанктПетербург, 10 июня 2014 года. -- Режим доступа: http://www.mid.ru/ru/press_ service/minister_speeches/-/asset_publisher/.

6. Лавров 09.12.2014 -- Интервью Министра иностранных дел России С. В. Лаврова МИА «Россия сегодня», Москва, 9 декабря 2014 года. -- Режим доступа: http://www.mid.ru/ru/press_service/minister_speeches/-/asset_publisher/7.



Литература

1. Алиева Т. В. Имплицитные языковые средства, участвующие в формировании концептуальной оппозиции «свой -- чужой» в политическом дискурсе англоязычной прессы / Т. В. Алиева // Вестник Московского государственного областного университета. Серия, Лингвистика. -- 2010. -- № 1. -- С. 86--89.

2. Алиева Т. В. Оппозиция «свой - чужой» в англоязычной прессе: лексические средства выражения / Т. В. Алиева // Вестник МГИМО. --2012. -- № 3. -- C. 182--187.

3. Баженова Е. А. Имидж политика в аспекте оппозиции свой-чужой / Е. А. Баженова, И. В. Мальцева // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. -- 2009. -- № 3. -- С. 28--33.

4. Балашова Л. В. Реализация концептов «свой -- чужой» в российском политическом дискурсе начала XXI века / Л. В. Балашова // Политическая лингвистика. -- 2014. -- № 1(47). -- С. 40--50.

5. Банман П. П. Инвективная лексика как маркер дисгармонизации общения в оппозиции «свои -- чужие» / П. П. Банман // Филологические науки. Вопросы теории и практики. -- 2013. -- № 8 (26). -- Ч. II. -- C. 32--37.

6. Воркачев С. Г. Инициатива и послушание: к аксиологической вариативности лингвоконцепта / С. Г. Воркачев // Политическая лингвистика. -- 2012. -- № 1. -- С. 173--180.

7. Данкова Н. С. Репрезентация оппозиции «судебная власть -- народ» в дискурсе российских печатных СМИ / Н. С. Данкова, Т. В. Дубровская // Филология и человек. -- 2014. -- № 4. -- С. 35--45.

8. Дубровская Т. В. Конструирование межнациональных отношений в СМИ: специфика репрезентаций / Т. В. Дубровская, Е. А. Кожемякин // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия, Гуманитарные науки. -- 2015. -- № 18 (215), Вып. 27. -- С. 111--125.

9. Дубровская Т. В. Юридический дискурс как предмет социального конструкционизма (конструирование межнациональных отношений) / Т. В. Дубровская // Вестник Кемеровского государственного университета. -- 2016. -- № 3 (67). -- C. 117--123.

10. Зубкова Е. В. Симметрия и асимметрия смыслового пространства концептуальной оппозиции «холод -- тепло / жар» / Е. В. Зубкова // Вестник Челябинского государственного университета. -- 2009. -- № 43 (181), Вып. 39. -- С. 64--68.

11. Кайгородова И. Н. Формирование оппозиции старое / новое в текстах утверждения советской политической цензуры / И. Н. Кайгородова, И. В. Манцерова // European Social Science Journal. -- 2013. -- № 12/2(39). -- С. 220--225.

12. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В. И. Карасик. -- Волгоград: Перемена, 2002. -- 477 с.

13. Качмазова А. У. Когнитивные механизмы этностереотипизации «своих» и «чужих» / А. У. Качмазова, Т. Ю. Тамерьян // Политическая лингвистика. -- 2014. --№ 4 (50). -- С. 298--305.

14. Кибрик А. Е. Агенс / А. Е. Кибрик // Лингвистический энциклопедический словарь. -- Москва: Советская энциклопедия, 1990. -- С. 17.

15. Кишина Е. В. Семантическая оппозиция «свой -- чужой» как реализация идеолого-манипулятивного потенциала политических дискурсов / Е. В. Кишина // Вестник Кемеровского государственного университета. -- 2011. -- № 4 (48). -- С. 174--179.

16. Кишина Е. В. Смысловая модель категории «своё -- чужое» на уровне политического дискурса / Е. В. Кишина // Вестник Томского государственного университета. Филология. -- 2009. -- № 1 (5). -- С. 47--52.

17. Невинская М. Д. Концептуальная оппозиция «народ -- власть» в политическом дискурсе: автореферат диссертации … кандидата филологических наук / М. Д. Невинская. -- Волгоград, 2006. -- 19 с.

18. Онищенко М. С. Медведев -- Путин в современной русской концептосфере: концептуальное единство или оппозиция? / М. С. Онищенко // Политическая лингвистика. -- 2011. -- № 3 (37). -- С. 129--142.

19. Петкау А. Ю. Концепт ЗДОРОВЬЕ в советской дискурсивной практике (на материале СМИ) / А. Ю. Петкау // Политическая лингвистика. -- 2014. -- № 4 (50). -- С. 264--269.

20. Приходько С. А. Оппозиции в политическом дискурсе В. И. Ленина (на базе труда «Материализм и эмпириокритицизм») / С. А. Приходько // Политическая лингвистика. -- 2011. -- № 4 (38). -- С. 129--138.

21. Савельева А. А. Фразеологизмы семантической оппозиции «сила» vs. «слабость» в современном русском языке / А. А Савельева // Известия высших учебных заведений. Проблемы полиграфии и издательского дела. -- 2011. -- № 1. -- С. 132--139.

22. Сандакова М. В. Семантическая оппозиция реального и нереального в современной речи / М. С. Сандакова // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. -- 2009. -- № 3 (1). -- С. 106--110.

23. Сейранян М. Ю. Оппозиция «свой -- чужой» как конфликтоген в политическом дискурсе / М. Ю. Сейранян // Преподаватель XXI век. -- 2012. -- №2 (2). -- С. 306--310.

24. Современная политическая лингвистика: учебное пособие / Э. В. Будаев [и др.]. -- Екатеринбург: УрГПУ, 2011. -- 252 с.

25. Современный политический дискурс и СМИ: власть и общество: учебное пособие / И. Г. Вражнова [и др.]. -- Саратов: Наука, 2009. -- 167 с.

26. Степанов Ю. С. Семантика / Ю. С. Степанов // Лингвистический энциклопедический словарь. -- Москва: Советская энциклопедия, 1990. -- С. 438--440.

27. Харламова Т. В. Диалог власти и общества в России и США (на материале предвыборных программ партий) / Т. В. харламова // Известия Саратовского университета. Серия, Социология. Политология. -- 2009. -- № 3 (9). -- С. 53--58.

28. Ярославцева Я. А. Конструирование межнациональных отношений в жанрах внешнеполитического дискурса (на примере России и США) / Я. А. Ярославцева, Т. В. Дубровская // Политическая лингвистика. -- 2015. -- № 3 (53). -- С. 182--191.

29. Bauman Z. Culture as Praxis / Z. Bauman. -- London: Sage Publications, 1999. -- 208 p.

30. Cashdan E. Evolutionary perspectives on human aggression / E. Cashdan, S. M. Downes // Human Nature. -- 2012. -- №. 23 (1). -- P. 1--4.

31. Cruse A. Meaning in Language. An Introduction to Semantics and Pragmatics / A. Cruse. -- Oxford: Oxford University Press, 2004. -- 441 p.

32. Davies M. Oppositions in News Discourse: the Ideological Construction of Us and Them in the British Press: avtoreferat dissertatsii / M. Davies. -- Huddersfield, 2008. -- 708 p.

33. Dubrovskaya T. Representations of ideological and cultural values in modern Russian political discourse / T. Dubrovskaya, T. Kharlamova // Philologia Hispalensis. --2012. -- Vol. XXVI. -- P. 107--127.

34. Murphy M. L. Antonymy and Incompatibility / M. L. Murphy // Encyclopedia of Language and Linguistics. -- Amsterdam: Elsevier, 2006. -- P. 314--317.

35. Pustejovsky J. Lexical semantics: overview / J. Pustejovsky // Encyclopedia of Language and Linguistics. -- Amsterdam: Elsevier, 2006. -- P. 98--106.

36. Reisigl M. Discourse and Discrimination / M. Reisigl, R. Wodak. -- Rhetorics of Racism and Anti-Semitism. -- London: Routledge, 2001. -- 298 p.

37. Sowiсska A. Discursive construction and transformation of `us' and `them' categories in the newspaper coverage on the US anti-ballistic missile system: Polish vs Russian view / A. Sowiсska, T. Dubrovskaya // Discourse and Communication. -- 2012. -- Vol. 6(4). -- P. 345--371.

38. The European Union and Russia and Interest in the Shaping of Relations / ed. A. Gerrits. -- The Hague: Institute of International Relations Clingendael, 2008. -- 93 p.

39. Van Dijk T. Ideology: a Multidisciplinary Approach / T. Van Dijk. -- London: Sage Publications, 1998. -- 365 p.

40. Wodak R. The genesis of racist discourse in Austria since 1989 / R. Wodak // Texts and Practices: Readings in Critical Discourse Analysis. -- London: Routledge, 2003. -- P. 32--70.

41. Lavrov 21.01.2014 -- Vystupleniye i otvety na voprosy SMI Ministra inostrannykh del Rossii S. V. Lavrova na press-konferentsii po itogam deyatelnosti rossiyskoy diplomatii v 2013 godu, 21 yanvarya 2014 goda. Available at: http://www. mid.ru/ru/press_service/minister_speeches. (In Russ.).

42. Lavrov 13.02.2014 -- Statya Ministra inostrannykh del Rossii S. V. Lavrova «RossiyaES: vremya resheniy», opublikovannaya v gazete «Kommersant» 13 fevralya 2014 goda. Available at: http://www.mid.ru/ru/press_service/minister_speeches/.(In Russ.).

43. Lavrov 03.03.2014 -- Vystupleniye Ministra inostrannykh del Rossii S. V. Lavrova v khode segmenta vysokogo urovnya 25 sessii Soveta OON po pravam cheloveka, Zheneva, 3 marta 2014 goda. Available at: http://www.mid.ru/ru/ press_service/minister_speeches/-/asset_publisher/7. (In Russ.).

44. Lavrov 04.06.2014 -- Vystupleniye Ministra inostrannykh del Rossii S. V. Lavrova na vstreche s chlenami Rossiyskogo soveta po mezhdunarodnym delam, Moskva, 4 iyunya 2014 goda. Available at: http://www.mid.ru/ru/press_service/ minister_speeches/-/asset_publisher/7. (In Russ.).

45. Lavrov 10.06.2014 -- Vystupleniye i otvety na voprosy SMI Ministra inostrannykh del Rossii S. V. Lavrova v khode sovmestnoy press-konferentsii po itogam peregovorov s Ministrom inostrannykh del Polshi R. Sikorskim i Ministrom inostrannykh del FRG F.-V. Shtaynmayerom, Sankt-Peterburg, 10 iyunya 2014 goda. Available at: http://www.mid.ru/ru/press_service/minister_ speeches/-/asset_publisher/.(In Russ.).

46. Lavrov 09.12.2014 -- Intervyu Ministra inostrannykh del Rossii S. V. Lavrova MIA «Rossiya segodnya», Moskva, 9 dekabrya 2014 goda. Available at: http:// www.mid.ru/ru/press_servic. (In Russ.).

References

1. Aliyeva, T. V. 2010. Implitsitnyye yazykovyye sredstva, uchastvuyushchiye v formirovanii kontseptualnoy oppozitsii «svoy -- chuzhoy» v politicheskom diskurse angloyazychnoy pressy. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Seriya, Lingvistika, 1: 86--89. (In Russ.).

2. Alieva, T. V. 2012. Oppozitsiya «svoy - chuzhoy» v angloyazychnoy presse: leksicheskiye sredstva vyrazheniya. Vestnik MGIMO, 3: 182--187. (In Russ.).

3. Balashova, L. V. 2014. Realizatsiya kontseptov «svoy -- chuzhoy» v rossiyskom politicheskom diskurse nachala XXI veka. Politicheskaya lingvistika, 1 (47): 40--50. (In Russ.).

4. Banman, P. P. 2013. Invektivnaya leksika kak marker disgarmonizatsii obshcheniya v oppozitsii «svoi -- chuzhiye». Filologicheskiye nauki. Voprosy teorii i praktiki, 8 (26): 32--37. (In Russ.).

5. Bauman, Z. 1999. Culture as Praxis. London: Sage Publications.

6. Bazhenova, E. A., Maltseva, I. V. 2009. Imidzh politika v aspekte oppozitsii svoy-chuzhoy. Vestnik Permskogo universiteta. Rossiyskaya i zarubezhnaya filologiya, 3: 28--33. (In Russ.).

7. Budaev, E. V. 2011. Sovremennaya politicheskaya lingvistika: uchebnoye posobiye. Yekaterinburg: UrGPU. (In Russ.).

8. Cashdan, E., Downes S. M. 2012. Evolutionary perspectives on human aggression. Human Nature, 23 (1): 1--4.

9. Cruse, A. 2004. Meaning in Language. In: An Introduction to Semantics and Pragmatics. Oxford: Oxford University Press.

10. Dankova, N. S., Dubrovskaya, T. V. 2014. Reprezentatsiya oppozitsii «sudebnaya vlast' -- narod» v diskurse rossiyskikh pechatnykh SMI. Filologiya i chelovek, 4: 35--45. (In Russ.).

11. Davies, M. 2008. Oppositions in News Discourse: the Ideological Construction of Us and Them in the British Press: avtoreferat dissertatsii. Huddersfield.

12. Dubrovskaya, T. V., Kozhemyakin, E. A. 2015. Konstruirovaniye mezhnatsionalnykh otnosheniy v SMI: spetsifika reprezentatsiy. Nauchnyye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya, Gumanitarnyye nauki, 18 (215): 111--125. (In Russ.).

13. Dubrovskaya, T., Kharlamova T. 2012. Representations of ideological and cultural values in modern Russian political discourse. Philologia Hispalensis, 26: 107--127.

14. Dubrovskaya, T. V. 2016. Yuridicheskiy diskurs kak predmet sotsialnogo konstruktsionizma (konstruirovaniye mezhnatsionalnykh otnosheniy). Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta, 3 (67): 117--123. (In Russ.).

15. Gerrits, A. (ed.). 2008. The European Union and Russia and Interest in the Shaping of Relations. Hague: Institute of International Relations Clingendael. (In Netherl.).

16. Karasik, V. I. 2002. Yazykovoy krug: lichnost', kontsepty, diskurs. Volgograd: Peremena. (In Russ.).

17. Kachmazova, A. U., Tameryan T. Yu. 2014. Kognitivnyye mekhanizmy etnostereotipizatsii «svoikh» i «chuzhikh». Politicheskaya lingvistika, 4 (50): 298--305. (In Russ.).

18. Kaygorodova, I. N., Mantserova I. V 2013. Formirovaniye oppozitsii staroye / novoe v tekstakh utverzhdeniya sovetskoy politicheskoy tsenzury. European Social Science Journal, 12/2 (39): 220--225. (In Russ.).

19. Kharlamova, T. V. 2009. Dialog vlasti i obshchestva v Rossii i SShA (na materiale predvybornykh programm partiy). Izvestiya Saratovskogo universiteta. Seriya, Sotsiologiya. Politologiya, 3 (9): 53--58. (In Russ.).

20. Kibrik A. E. 1990. Agens. In: Lingvisticheskiy yentsiklopedicheskiy slovar'. Moskva: Sovetskaya entsiklopediya. (In Russ.).

21. Kishina, E. V. 2011. Semanticheskaya oppozitsiya «svoy -- chuzhoy» kak realizatsiya ideologo-manipulyativnogo potentsiala politicheskikh diskursov. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta, 4 (48): 174--179. (In Russ.).

22. Kishina, E. V. 2009. Smyslovaya model' kategorii «svoye -- chuzhoye» na urovne politicheskogo diskursa. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologiya, 1 (5): 47--52. (In Russ.).

23. Murphy, M. L. 2006. Antonymy and Incompatibility In: Encyclopedia of Language and Linguistics. Amsterdam: Elsevier. (In Netherl.).

24. Nevinskaya, M. D. 2006. Kontseptualnaya oppozitsiya «narod -- vlast'» v politicheskom diskurse: avtoreferat dissertatsii … kandidata filologicheskikh nauk. -- Volgograd. (In Russ.).

25. Onishchenko, M. S. 2011. Medvedev -- Putin v sovremennoy russkoy kontseptosfere: kontseptualnoye yedinstvo ili oppozitsiya? Politicheskaya lingvistika, 3 (37): 129--142. (In Russ.).

26. Petkau, A. Yu. 2014. Kontsept ZDOROVYE v sovetskoy diskursivnoy praktike (na materiale SMI) Politicheskaya lingvistika, 4 (50): 264--269. (In Russ.).

27. Prikhodko, S. A. 2011. Oppozitsii v politicheskom diskurse V. I. Lenina (na baze truda «Materializm i empiriokrititsizm»). Politicheskaya lingvistika, 4 (38): 129--138. (In Russ.).

28. Pustejovsky, J. 2006. Lexical semantics: overview. In: Encyclopedia of Language and Linguistics. Amsterdam: Elsevier. (In Netherl.).

29. Reisigl, M., Wodak, R. 2001. Discourse and Discrimination. In: Rhetorics of Racism and Anti-Semitism. London: Routledge.

30. Sandakova, M. V. 2009. Semanticheskaya oppozitsiya realnogo i nerealnogo v sovremennoy rechi. Vestnik Vyatskogo gosudarstvennogo gumanitarnogo universiteta, 3 (1): 106--110. (In Russ.).

31. Savelyeva, A. A. 2011. Frazeologizmy semanticheskoy oppozitsii «sila» vs. «slabost'» v sovremennom russkom yazyke. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy.

32. Problemy poligrafii i izdatelskogo dela, 1: 132--139. (In Russ.).

33. Seyranyan, M. Yu. 2012. Oppozitsiya «svoy -- chuzhoy» kak konfliktogen v politicheskom diskurse. Prepodavatel` XXI vek, 2 (2): 306--310. (In Russ.).

34. Sowiсska, A. Dubrovskaya, T. 2012. Discursive construction and transformation of `us' and `them' categories in the newspaper coverage on the US anti-ballistic missile system: Polish vs Russian view. Discourse and Communication, 6 (4): 345--371.

...