Религиозно-нравственный идеал в современных агиографических текстах: лингвистическая характеристика

[CC BY 4.0] [НАУЧНЫЙ ДИАЛОГ. 2018. № 12]

Размещено на http://www.allbest.ru/

76

[CC BY 4.0] [НАУЧНЫЙ ДИАЛОГ. 2018. № 12]

64

Религиозно-нравственный идеал в современных агиографических текстах: лингвистическая характеристика

Дмитриева Евгения Геннадьевна

Соотношение понятий «идеал», «нравственный идеал» и «религиозно-нравственный идеал»

Понятие идеала как одно из важнейших в жизни человека оказывается востребованным в исследованиях ученых разных областей: философии, социологии, психологии, педагогики, искусствоведения, филологии и др. Исходя из этого можно говорить об идеале общественном, нравственном, эстетическом [ФС, c. 149--150] или об идеале в общеупотребительном, гносеологическом, эстетическом и этическом смыслах [Апресян, 2001, с. 71].

В общеупотребительном смысле идеал -- 1) `высшая, руководящая деятельностью общества или личности цель, которой стремятся достичь; предел чьих-либо стремлений, желаний'; 2) `совершенное воплощение, лучший образец чего-л.' [ССРЛЯ, т. 5, с. 38]; он противопоставлен действительности как чему-то несовершенному [ЭСБЭ, т. 12а, с. 797].

При определении термина идеал в социально-философских и социологических исследованиях обращается внимание на следующие черты обозначаемого им понятия: совершенный, исключительный характер; «высшая цель стремлений» [Пивоваров, 2003, с. 152]; реализация регулирующей функции [Лейко, 2003, с. 342]. В психологии под идеалом понимается «психологическая модель высшей цели, определяющая способ мышления и деятельности индивида и социальных групп» [Еникеев, 2006, с. 107].

При этом можно говорить об идеалах общества в целом, отдельной группы людей или индивида; о множественности идеалов в зависимости от сферы приложения человеческой активности (научный, эстетический, религиозный и т. д.).

Нравственный идеал характеризуется как представление о нравственном совершенстве, чаще всего выражающееся в образе личности, воплощающей такие моральные качества, которые могут служить высшим моральным образцом, при этом цель нравственного воспитания личности мыслится как возможно большее приближение к нравственному идеалу [ФС, c. 149]; это представление о всеобщей норме, образце человеческого поведения и отношений между людьми, выражающее исторически определенное понимание цели жизни [Иконникова, 1962, с. 204]. В этом смысле следование нравственному идеалу соответствует соблюдению этических принципов. Нравственный идеал задает модель поведения в большинстве жизненных ситуаций и включает аспект сравнения (добро и зло) [Лейко, 2003, с. 342].

Нравственный идеал играет существенную роль в самоидентификации нации. Как отмечает М. И. Воловикова, «в каждом народе образы национальных героев бережно хранятся, передаются от поколения к поколению, служат основой воссоздания национального характера» [Воловикова, 2004, с. 9].

При общей определенности ядра понятия нравственного идеала в научной литературе представлены попытки разграничить его типы, опирающиеся на различия в источниках тех морально-этических принципов, которым необходимо следовать. Так, выделяется понятие религиозно-нравственного идеала и возникает необходимость говорить о специфике религиозно-этических принципов по отношению к морально-этическим принципам вообще, и, хотя эти различия могут показаться не столь существенными, осмысление их с применением категории святости свидетельствует об исключительном характере религиозно-нравственного идеала.

Реализация религиозно-нравственного идеала в житийных текстах нового времени

Впервые понятие идеала приобретает большое значение в христианской морали [CЭ, с. 99], а воплощением идеала такой морально совершенной личности становится Иисус христос, а также святые праведники.

Именно жизнь и подвиги святых демонстрируют пути достижения идеала, помогая уравновесить и оправдать обыденное существование и давая надежду и опору в жизни. За тысячу лет христианства наше Отечество явило миру немало праведников, но ни один из периодов российской истории не сравнится по количеству подвижников веры с первой половиной XX столетия, когда трагические события, связанные с русской революцией и последующими гражданской войной и террором, потребовали от верующих немалых душевных сил и стойкости.

Подготовка к канонизации «новомучеников и исповедников Российских» потребовала создания большого количества житийных текстов, прославляющих новых святых. Этот процесс приобрел общецерковный характер и выразился, в частности, в сборе архивных материалов для жизнеописаний репрессированных священников различных епархий (см., например: [Материалы к жизнеописаниям …, 2011]). В связи с этим, как представляется, особый интерес приобретает сопоставление современных текстов с житиями предыдущих периодов, а также выявление основных тенденций и приемов составления новых агиографических текстов, в том числе региональных.

Примером таких текстов являются ставшие источником материала для нашего исследования жизнеописания святых Волгоградской земли -- иерея Николая Попова, решением священного Синода причисленного к Собору новомучеников и исповедников Российских, и Иакова Горохова, канонизированного Русской Православной Церковью за рубежом.

Одним из первых продолжателей прерванной житийной традиции, восстановившим ее на принципах раннехристианской агиографии, когда жития создавались на основе официальных, документированных, и устных свидетельств [Суровцева, 2014, с. 160], принято считать игумена Дамаскина (Орловского). В качестве материала для сопоставления используются составленные им «Жития новомучеников и исповедников Российских XX века».

Изучая новые агиографические тексты, филологи пытаются не только выявить их место в общем литературном процессе, отделить от «псевдодуховной литературы» [Лоевская, 2005 с. 134], но прежде всего определить их жанровые характеристики.

Своеобразие процесса создания новых житийных текстов в конце XX века выразилось в необходимости не только написания в сжатые сроки большого количества агиографических текстов, но и выработки новых жанровых принципов. Новые агиографические тексты получают следующие жанровые определения: житие, жизнеописание, материалы к жизнеописанию, биография.

В целом, отмечая трансформации, размывание форм и границ житийного жанра [Никулина, 2008, с. 31], исследователи пытаются установить связь между житием и жизнеописанием. При этом подчеркивается их генетическое родство [Грекова, 2013 с. 160], а жизнеописание рассматривается как историческая форма жития или его тип [Коренева, 2014, с. 9]. Используется в работах ученых и термин биография (см., например: [Трубецкой, 1995, с. 603]). Однако встречаются и суждения другого рода: «Житие -- это не биография и даже не жизнеописание подвижнической жизни» [Иноземцева, 2014, с. 145].

Тем не менее, какой бы термин ни использовался для характеристики того или иного агиографического текста -- житие, жизнеописание, материалы к жизнеописанию, биография, -- безусловным останется тот факт, что в центре внимания автора такого текста всегда находится подвижник, его духовный подвиг как образец для подражания.

Лексика эмоций как средство характерологического описания подвижника

Особую роль в выражении нравственно-религиозного идеала в агиографическом тексте играет лексика эмоций. Это обусловлено тем, что од ной из основных функций, которую выполняют эмотивы в житии, является характерологическая функция (о термине см.: [Дмитриева, 2011, с. 46]).

Данная особенность лексики эмоций, отмечавшаяся нами ранее при анализе употребления эмотивных лексем в древнерусских и старорусских агиографических текстах, а также житиях синодального периода, присутствует и в житийных текстах нового времени. Так, для описания отношения святого к окружающим людям: В его душе загоралось пламенное желание служить людям… Душа молодого человека переживала неполноту такого служения [ЖНП, с. 7]; к Богу: Этот бесценный источник помог дополнить живой облик христолюбивого пастыря [ЖНП, с. 13]; к родному краю: В эти годы в душе Николая происходила серьезная внутренняя работа, выбор дальнейшего пути жизни, который он со всей ревностью искреннего сердца решил посвятить служению горячо любимому Донскому краю [ЖНП, с. 7] используются лексемы с семантикой положительных эмоций. Подобным образом характеризуют подвижника и чувства, которые испытывают по отношению к нему обычные люди: Сверстники любили его за честность, отзывчивость, верность слову [ЖНП, с. 7]; А в самой церкви прихожане поместили погрудный портрет любимого пастыря [ЖНП, с. 13]; Своей честностью и прямотой он быстро завоевал любовь простых казаков, но верхушка станичной администрации, помещики и купцы стали смотреть на него косо [ЖНП, с. 9]; У начинающего вдруг унывать христианина возрождалась в душе радость и укреплялась вера при виде этих смиренно и просто несущих послушания Христу монахинь и послушниц. Подвизаясь не только при храмах, но и на мирских службах, они одних укрепили в вере, других -- привели ко Христу [Жития новомучеников …, 2005, с. 214].

Таким образом, существенной оказывается качественная характеристика эмоционального переживания -- положительная, отрицательная или нейтральная.

Помимо этого, в текстах житий можно выделить номинации эмоций и чувств, которые чаще других упоминаются автором при описании людей и событий. Таковыми традиционно оказываются лексемы с корнем - люб-: любимый; любить; любовь; христолюбивый и др. Эти лексемы характеризуют как чувства самого подвижника, так и особое отношение к нему прихожан. Как отмечал Н. О. Лосский, «наибольшее расширение и углубление сознания ценностей возникает благодаря любви к человеку, к живым существам и особенно к Богу» [Лосский, 1991, с. 102].

Другим важнейшим фактором, определяющим специфику реализации эмотивной лексемой характерологической функции, является интенсивность. Релевантной при этом оказывается значительная сила эмоционального переживания, о которой свидетельствует употребление лексических единиц, в прямом или переносном значении называющих эмоции высокой степени интенсивности.

Так, существительное ужас, имеющее основное значение `чувство, состояние очень сильного испуга, страха перед чем-л. необыкновенно страшным' [БТСРЯ, с. 1376] и характеризующее интенсивное проявление одной из базовых человеческих эмоций [Borek, 2012, с. 60], в тексте употребляется в метонимическом значении `страшное, трагической явление, положение, случай, вызывающие такие чувства' [БТСРЯ, с. 1376]: Возможно, в этих цифрах было некоторое преувеличение, после захвата города белыми в сквере около Александро-Невского собора было захоронено небольшое число жертв, но отцу Якову Горохову, как и остальным заключённым, пришлось испытать ужасы Царицынской чрезвычайки [ЖИГ].

Глагол внешнего проявления сильного эмоционального переживания -- плакать (`проливать слезы' (от обиды, горя, боли и т. п.) [БТСРЯ, с. 836]) представлен в следующем контексте: Как вспоминает в своих записках барон Врангель, во время молебна отец Яков и другие священники плакали, вспоминая зверства большевиков [ЖИГ]. В этом указании на плач подвижника можно увидеть не только свидетельство высокой интенсивности (силы) переживаемой им эмоции, но и перекличку с древними агиографическими текстами, в которых непременно встречаем описания плача святых.

Традиционные приемы образности, например, уподобление чувств человека огню: В его душе загоралось пламенное желание служить людям [ЖНП, с. 7], -- также служат для создания экспрессии в повествовании.

Важную роль в житийном тексте играют интенсификаторы эмоций (подробнее см.: [Дмитриева, 2018]), к которым в анализируемых текстах можно отнести контекстуальные уточнители меры и степени: С усердием и глубоким интересом он изучает богословские науки [ЖНП, с. 7]; В эти годы в душе Николая происходила серьезная внутренняя работа, выбор дальнейшего пути жизни, который он со всей ревностью искреннего сердца решил посвятить служению горячо любимому Донскому краю [ЖНП, с. 7]; В его душе загоралось пламенное желание служить людям [ЖНП,с. 7]; Уж очень его любили -- скромный был, с детьми много занимался [ЖНП, с. 17].

Значимым является тот факт, что обращение к текстам Житий новомучеников и исповедников Российских хх века, составленных игуменом Дамаскиным (Орловским), выявило малую частотность или полное отсутствие в них лексики эмоций, что, по-видимому, связано с ориентацией автора на фактологическую информацию, его сосредоточенностью на событийном плане.

Таким образом, обращение к житиям нового времени позволило дополнить сделанные ранее наблюдения и проследить ряд особенностей использования лексики эмоций, свойственных русской житийной традиции в целом и нашедших отражение в рассматриваемых текстах. К таким общим чертам можно отнести следующие: во-первых, в агиографических текстах эмотивы реализуют характерологическую функцию, преимущественно работая на создание центрального образа повествования -- подвижника; во-вторых, значимой оказывается качественная характеристика эмоционального переживания (положительное / отрицательное / нейтральное); в-третьих, сохраняется проявляющаяся в частотности употребления устойчивость отбора лексем, позволяющая сохранять свойственный житиям особый эмоциональный фон; в-четвертых, релевантной оказывается высокая интенсивность процессов эмоционального переживания.

Кроме того, можно говорить и о своеобразии новых агиографических текстов -- их сосредоточенности на внешних, событийных элементах повествования, тогда как о внутренних переживаниях практически не говорится. При этом назвать отказ от описания эмоциональных переживаний закономерностью вряд ли возможно, поскольку данная особенность, как представляется, в большей мере определяется интенциями автора, чем общими тенденциями развития жанра.

житийный текст русский агиография

Источники и принятые сокращения

1. БТСРЯ -- Большой толковый словарь русского языка / сост. и гл. ред. С. А. Кузнецов. -- Санкт-Петербург: Норинт, 2000. -- 1536 с.

2. ЖИГ -- [= Житие Иакова Горохова] Новомученик царицынский Иаков Горохов [Электронный ресурс] // Волгоград Православный. -- Режим доступа: http:// www.volgaprav.ru/about_eparchy/persons/novomuchenik-caricynskij-iakov-goroxov/#. W4a1ts7-jIW.

3. Жития новомучеников и исповедников Российских XX века, составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Январь. -- Тверь: Булат, 2005. -- 558 с.

4. ЖНП -- Иванов С. М. Святой из казачьего края: священномученик Николай Попов из х. Верхне-Гнутова Чернышковского района Волгоградской области / С. М. Иванов. -- Волгоград: ВГИПК РО, 2007. -- 24 с.

5. ССРЛЯ -- Словарь современного русского литературного языка: в 17 томах. -- Москва: Наука ; Ленинград: Издательство АН ССР, 1948--1965. -- Т. 1--17.

6. СЭ -- Словарь по этике / ред. И. С. Кон. -- 5-е изд. -- Москва: Политиздат, 1983. -- 445 с.

7. ФС -- Философский словарь / ред. И. Т. Фролов. -- 6-е изд., перераб. и доп. -- Москва: Политиздат, 1991. -- 560 с.

8. ЭСБЭ -- Энциклопедический словарь / под ред. проф. И. Е. Андреевского. -- Санкт-Петербург: Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон, 1894. -- Т. 12а: Земпер -- Имидокислоты. -- 498 с.

Литература

1. Апресян Р. Г. Идеал / Р. Г. Апресян // Новая философская энциклопедия: в 4 томах. -- Москва: Мысль, 2001. -- Т. 2. -- С. 71--72.

2. Воловикова М. И. Представления русских о нравственном идеале / М. И. Воловикова. -- Москва: Институт психологии РАН, 2004. -- 312 с.

3. Грекова И. В. Жизнеописание святого: проблема определения жанра / И. В. Грекова // Мир науки, культуры, образования. -- 2013. -- № 4. -- С. 37--39.

4. Дмитриева Е. Г. Способы указания на интенсивность эмоционального переживания в житийных текстах синодального периода / Е. Г. Дмитриева // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 2, Языкознание. -- 2018. -- Т. 17. -- № 1. -- С. 44--51.

5. Дмитриева Е. Г. Функции эмотивной лексики в Повести о Петре и Февронии / Е. Г. Дмитриева, Э. Н. Акимова // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 2, Языкознание. -- 2011. -- № 2 (14). -- С. 45--49.

6. Еникеев М. И. Психологический энциклопедический словарь / М. И. Еникеев. -- Москва: Велби, Проспект, 2006. -- 560 с.

7. Иконникова С. Идеал нравственный / С. Иконникова // Философская энциклопедия: в 5 томах. -- Москва: Советская энциклопедия, 1962. -- Т. 2. -- С. 202--204.

8. Иноземцева З. Жития новомучеников и исповедников как источник знания о человеке России / З. Иноземцева // Развитие личности. -- 2014. -- № 4. -- С. 142--162.

9. Коренева Ю. В. Ценность агиографического произведения: лингвокультурологический аспект / Ю. В. Коренева // Вестник МГОУ. Серия Русская филология. -- 2014. -- № 3. -- С. 8--13.

10. Лейко А. И. Идеал / И. А. Лейко // Социология: энциклопедия. -- Минск: Книжный Дом, 2003. -- С. 342.

11. Лоевская М. М. Современная житийная литература и «агиографическая пропаганда» / М. М. Лоевская // Вестник МГУ. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. -- 2005. -- № 3. -- С. 134--149.

12. Лосский Н. О. Условия абсолютного добра / Н. О. Лосский. -- Москва:

Политиздат, 1991. -- 368 с.

13. Материалы к жизнеописаниям репрессированных священнослужителей Волгоградской епархии / под ред. свящ. Е. Агеева. -- Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2011. -- Вып. 1. -- 148 с.

14. Никулина Е. Н. Агиология: Курс лекций / Е. Н. Никулина. -- Москва: Издательство ПСТГУ, 2008. -- 310 с.

15. Пивоваров Д. В. Идеал / Д. В. Пивоваров // Социальная философия: Словарь. -- Москва: Академический Проект, 2003. -- С. 152.

16. Суровцева Е. В. Функционирование жанра жития в русской литературе в XVIII -- начале ххI века / Е. В. Суровцева // Язык и личность в поликультурном пространстве: сборник статей. -- Севастополь: Рибэст, 2014. -- С. 156--175.

17. Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык / Н. С. Трубецкой. -- Москва: Прогресс, 1995. -- 800 с.

18. Borek M. Uczucia i emocje w rosyjskich i polskich metaforach. Aspekt lingwistyczny / M. Borek. -- Katowice: Uniwersytet Њl№ski; Oficyna Wydawnicza, 2012. -- 271 s.

Размещено на Allbest.ru