К вопросу о параметрах этнолингвистического портрета (на материале портретов служителей культа в славянских языках)

НАУЧНЫЙ ДИАЛОГ. 2016 Выпуск № 12 (60) / 2016

Размещено на http://www.allbest.ru/

176

НАУЧНЫЙ ДИАЛОГ. 2016 Выпуск № 12 (60) / 2016

170

К вопросу о параметрах этнолингвистического портрета (на материале портретов служителей культа в славянских языках)

Синица Наталья Александровна (2016), (Екатеринбург, Россия)

Рассматриваются способы структурирования этнолингвистического портрета реалии. Рассмотрены 5 основных параметров портрета: тематические группы и логический статус мотивов, характер подачи информации, тематика семантических дериватов и сфера реализации. На их основе предложено 5 вариантов классификации мотивационных признаков, входящих в портрет. Изучаются этнолингвистические портреты служителей христианского культа, которые реконструируются на материале русского, украинского, белорусского и польского языков. Анализируются семантические дериваты названий служителей культа, а также фразеологические и паремиологические единицы, включающие эти названия. По тематическому признаку выделено 9 групп мотивов: внешний вид, возраст, интеллект, поведение и личностные качества, хозяйство, семья, обрядовые действия, социальный статус, связь со сферой сверхъестественного. По логическому статусу выделяется 5 групп мотивов: качественные, акциональные, ситуационные, мотивы-атрибуты и мотивы-партнеры. По характеру подачи информации выделяются объективные и субъективные мотивы. Среди семантических дериватов названий священнослужителей выделено 3 тематические макрогруппы: «Природа», «Духовная и материальная культура» и «Человек». Каждая макрогруппа в свою очередь разделяется на несколько групп. С точки зрения сферы реализации для ряда мотивов отмечены лакуны в некоторых языках, различия кодов и различия способов выражения. Предложена классификация семантико-мотивационных параллелей.

Этнолингвистическое портретирование -- методика анализа лингвокультурного материала, позволяющая достаточно полно представить комплекс черт (мотивов, признаков), которые приписываются исследуемой реалии или группе реалий в традиционной культуре. Эта методика применяется в работах Ю. А. Кривощаповой [Кривощапова, 2007], Д. П. Гулика [Гулик, 1999, с. 90], В. Б. Колосовой [Колосова, 2009, с. 142--265] и др.

В различных вариантах этнолингвистических портретов может быть разное соотношение исходных данных -- фактов языка, фольклора, обрядов и верований. В настоящей работе рассматриваются такие портреты, которые составляются главным образом путем учета мотивирующих признаков (мотивов), лежащих в основе первичных обозначений реалий и семантических дериватов на базе данных обозначений. В качестве материала привлекаются также фразеологические и паремиологические единицы, содержащие изучаемые слова, а также некоторые другие фольклорные жанры.

2. Этнолингвистический портрет служителей культа: опыт систематизации мотивов

Систематизация мотивов, составляющих портрет, возможна по нескольким параметрам. Рассмотрим их на примере портретов служителей культа в русском, украинском, белорусском и польском языках (и диалектах этих языков).

1. Первое основание систематизации -- содержание портретируемых представлений. Портрет составляют различные характеристики (аспекты) реалии, «замеченные» языком. Количество аспектов различается в зависимости от степени проработанности портрета.

Так, этнолингвистический портрет попа в русском языке включает в себя 9 групп мотивов. Представим основные из них:

Внешний вид. Выявляются мотивы черного цвета (пск. поп на симвой кобым ле емздит `о тёмной ночи' [СПП, с. 62]), скуфьи (диал. попова скуфья `одуванчик' [Анненков, 1878, с. 349]), клобука (твер. клобу_мк попомвский `рогоз узколистный' [СРНГ, т. 29, с. 325]), тонзуры (дон. гуменцу попуво `одуванчик' [СРНГ, т. 29, с. 324]) и т.д.

Возраст. Включает мотив старости (ср. загадку: Вышел дед семидесяти лет, вынес внучка старша себя <священник с Евангелием> [Даль ПРН, т. 1, с. 24]).

Интеллект. Эксплуатируются мотивы грамотности (Неуча в попы не ставят [Даль ПРН, т. 1, с. 542]), ума (Умному попу лишь кукиш покажи, а уж он и знает, какой грех [Даль ПРН, т. 1, с. 553]), глупости (Смелого ищи в тюрьме, глупого в попах! [Даль ПРН, т. 1, с. 320]).

Характеристики поведения и личностные качества.

Включает мотивы жадности и завистливости (сиб. попувы глазб `завидущие глаза (о жадном, завистливом человеке)' [СРНГ, т. 29, с. 324]), греховности (Не тому богу попы наши молятся [Даль ПРН, т. 2, с. 256]), безгрешности (На лес и поп вор [Даль ПРН, т. 1, с. 183]).

Хозяйство. Попу принадлежат: работник (иркут. попувский рабутник `лентяй' [СРГС, т. 3, с. 391]), животные -- собака (ворон., ряз., сарат. попува соббка `гусеница-плодожорка' [СРНГ, т. 29, с. 324]), лошадь (Старее поповой кобылы [Даль ПРН, т. 1, с. 445]), курица (олон. попува ку_мрица `ворона' [СРНГ, т. 29, с. 324]). В данной группе представлены мотивы богатства (влад., ряз. попувский кармбн `о наличии у кого-л. больших денег' [СРНГ, т. 29, с. 325]) и, напротив, бедности (Нет у попа сапог, служит и в лаптях [Даль ПРН, т. 2, с. 481]).

Семья. Семейство попа включает попадью (арх. попадьям новгорудская `о человеке в длинной одежде' [КСГРС]) и попову дочь (Поповы дочери, что голубые лошади: редкая удается [Даль ПРН, т. 2, с. 587]).

Обрядовые действия, производимые попом. Выделяются следующие действия: пение (Поп поет, а кузнец кует [СПП, с. 137]), каждение (пск. кадить как кадилом поп `о дымящем папиросой или сигаретой, часто курящем человеке' [СПП, с. 97]), крещение (Разумником поп окрестил, да не тем слывет [Даль ПРН, т. 2, с. 253]), исповедь (дон. как попу<sub>м</sub> на духу<sub>м</sub> `открыто, честно, ничего не утаивая' [СДГВО, с. 6]), погребальный обряд (сиб. два дурака: поп да петух, кто помрёт -- он поёт `о недалеком, глуповатом человеке' [ФСРГС, с. 145]).

Социальный статус. Поп сопоставляется с другими представителями духовенства: дьяконом (Из попов да в дьяконы [Даль ПРН, т. 2, с. 258]), звонарем (Не в попы, так в звонари [Даль ПРН, т. 1, с. 47]) и противопоставляется крестьянству (Не бывать попу в холопах, что холопу -- в попах [Даль ПРН, с. 2, т. 456]).

Общая связь со сферой сверхъестественного. В изображении языка поп оказывается связанным не только с христианской обрядностью, но и с ритуалами земледельческой магии, ср. ряз. катать попа, пономаря `хватать попа, пономаря после молебна и, повалив их на землю, покатать, чтобы лен уродился лучше' [СРНГ, т. 13, с. 124]. В паремиях поп иногда сополагается черту: Поп свое, а черт свое [Даль ПРН, т. 1, с. 14].

Этнолингвистические портреты высшего духовенства и церковных служек разработаны гораздо слабее. В этих случаях в языке актуализируется 1--2 аспекта образа. В портрете русского звонаря выделяется только одна группа мотивов: обрядовые действия, а в портрете польского монаха-бернардинца -- только хозяйственный уклад.

2. По логическому статусу различаются:

-- качественные мотивы (например, мотивы, отражающие представления о чертах характера и внешности священника);

-- акциональные мотивы (мотивы, отражающие действия, которые либо совершает представитель духовенства: обедня / месса, заутреня, исповедь, обряды крещения, венчания, либо совершают по отношению к нему: обман, воровство и т. д.);

-- ситуационные мотивы (мотивы, отражающие ситуации, в которых участвует служитель культа: затворничество, безбрачие, нищенствование и др.);

-- мотивы-атрибуты (попадьи, работника священника, собаки, лошади, свиньи, курицы, кадила, кропила и т. д.); -- мотивы-партнеры (мотив черта).

3. По характеру подачи информации различаются два вида мотивов.

Объективные мотивы указывают на свойства, действия и ситуации, в реальности присущие служителю культа. Объективными являются мотивы тонзуры и черного цвета, отражающие реальные черты облика священника или монаха, мотивы крещения, исповеди, а также мотив особого режима питания, проявленный в образах представителей католических монахов (малопольск. kapucyсskie њniadanie <капуцинский завтрак> `нюхательный табак' [KSGP]) и нищенствования (польск. goіy jak kapucyn <голый как капуцин> `о бедном человеке' [Skorupka, 1967, t. 1, s. 317]), и др.

Субъективные мотивы отражают свойства, действия, ситуации, которые дают оценку священнослужителям, приписываются им субъективно. Сюда относятся мотивы жадности, греховности / безгрешности, распутства, лицемерия и др.

Граница между объективными и субъективными мотивами достаточно условна. Большая часть субъективно-оценочных мотивов имеет объективную базу, и нередко объективный мотив получает оценочное развитие. Например, признаки толщины, больших размеров и силы, приписываемые в польском языке монаху-бернардинцу (spasіy jak bernardyn <откормленный, как бернардинец>, bernardyсski `большой, сильный' [Mіotek, 1998, s. 57]), вероятно, «выросли» из представлений об особом режиме питания монахов (двухразовом в скоромные дни и одноразовом -- в постные) и обильных порциях (bernardyсskim kieliszkiem pije <бернардинским кубком пьет> `большим кубком' [Mіotek, 1998, s. 57]). Показательна и ситуация с мотивом лицемерия. Он является субъективным, когда речь идет об образах монаха (рус. ворон. монбшиться `прикидываться монашкой; лицемерить' [СРНГ, т. 18, с. 252]), попа (укр. Роби теє, що піп каже, а не роби того, що він робить [Номис, 1993, с. 249]), ксендза (польск. Kaїe nasz ksi№dz z ambony іadnie, ale cуї, kiedy nie їyje przykіadnie <Говорит наш ксендз с амвона хорошо, но что с того, если не живет примерно> [NKPP, t. 2, s. 232]). Что касается образа иезуита, то в его структуре данный мотив имеет более реальную основу: устав иезуитов позволял им отступать от некоторых духовных требований, а для ведения миссионерской деятельности позволялось жить в миру и носить мирскую одежду (рус. иезуит, укр. єзуїт `о хитром, лицемерном человеке' [БАС, т. 5, с. 76; СУМ, т. 2, с. 497], бел. могилев. езуімціна `криводушный, вероломный человек' [СНЛМ, т. 1, с. 138], польск. jezuit `хитрый, двуличный человек, интриган' [Doroszewski, t. 3, s. 412]).

Некоторые признаки, составляющие портрет, оказываются «наведены» или поддержаны языком, в частности, фонетической формой слова. Особенно ярко это проявляется в гнезде слова поп. Яркий фонетический облик слова: сочетание губных согласных и лабиализованного гласного, ассоциирующихся с формой круга, повлиял на возникновение признака круглого предмета (ср. рус. арх. попук `шарик как украшение на спинке деревянной кровати' [СРНГ, т. 29, с. 238], перм. пупик `стог сена круглой формы, сметанный вокруг одного стожара' [СПГ, т. 3, с. 171]). Показательно, что этот признак отсутствует в других портретах славянских священнослужителей, в том числе католического ксендза, образ которого по многим признакам близок образу православного попа. И еще один пример. В паремиях фиксируется сближение слов поп и клоп (рус. И у соборных попов не без клопов [Даль ПРН, т. 1, с. 161], Где попы, там и клопы [Даль ПРН, т. 2, с. 257]). Оно обусловлено как фонетическим подобием слов, так и внеязыковыми причинами: форма богослужебного облачения напоминает форму насекомого, и тот, и другой отличаются «паразитическим» поведением.

4. По тематическому своеобразию принимающей семантики можно выделить несколько макрогрупп лексики. Такой подход позволяет выявить точки пересечения лексико-семантического поля «Служители культа» с другими лексическими полями. Выделяется 3 макрогруппы: «Природа», «Материальная и духовная культура» и «Человек», которые в свою очередь подразделяются на несколько тематических групп.

Макрогруппа «ПРИРОДА» включает в себя достаточно крупную группу названий растений: ромашки (яросл., смол., твер. поп [СРНГ, т. 29, с. 293]), одуванчика (рус. калуж., сиб., урал. поп, диал. попомк [СРНГ, т. 29, с. 292],

бел. гомельск., могил. поп, ксёндз [РС, с. 49], пол. общенар mnich, [SW, t. 2, s. 1015]), рогоза (рус. твер. клобу_мк попомвский [СРНГ, т. 29, с. 325]), аконита (пол. zіy mniszek, bernardynek [SW, t. 2, s. 1017; Mіotek, 1998, t. 56]) -- и грибов (рус. красноярск., орл., тул. поп `белый гриб' [СРНГ, т. 29, с. 292], пол. pop `мухомор' [SW, t. 4, s. 638]). Другую крупную группу составляют названия животных. Помимо собственно номинаций зверей (рус. лесной архимандрит `медведь' [Дубровина, 2001, c. 200], польск. kantor `название коровы' [KSGP]), сюда входят обозначения насекомых (рус. общенар. монбшка, `ночная бабочка из сем. волнянок' [БАС, т. 6, с. 1223], польск. mniszka, zakonnica `вид бабочки' [SW, t. 8, s. 130], рус. ворон., ряз., сарат. попува соббка `гусеница-плодожорка' [СРНГ, т. 29, с. 324]), рыб (рус. арх. поп `бычок-подкамешник' [КСГРС], нижегор. монбх, `волжский подуст' [СРНГ, т. 18, с. 252]), земноводных (рус. костр. поп `головастик' [ЛКТЭ], польск. kantor `жаба' [KSGP]), птиц (рус. смол. монбшенка `черная галка' [СРНГ, т. 18, с. 252], zakonnik `глухарь' [SW, t. 8, s. 130]).

Менее полно представлена макрогруппа «ДУХОВНАЯ И МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА». К ней относится, во-первых, предметная лексика: рус. арх. поп, попкъ, пупики `резное украшение в верхней части прялки' [СРНГ, т. 29, с. 238], рус. широк. поп `верхний сноп в суслоне' [СРНГ, т. 29, с. 291], бел. мцисл. поп `большой сноп, которым накрывается копна или суслон' [СНЛМ, т. 2, с. 264], рус. пск. монбхи, укр. общенар. монбх, польск. mnich `спусковое устройство в водоеме: опускающиеся и поднимающиеся вертикальные щиты' [ПОС, т. 18, с. 351; СУМ, т. 4, с. 794; Karіowicz, t. 3, s. 176] и др. Отдельно стоит выделить группу обозначений игр и приспособлений для них: арх., карел. попб гонямть `игра в чижика, в рюхи' [СРНГ, т. 29, с. 292], рус. арх. попув гонямть `играть в лапту' [КСГРС], рус. общенар. поп `в игре городки, рюхи, чурки' [Даль, т. 3, с. 317], польск. kardynaі `игра в поленья одинаковой длинны, по-разному изготовленные и имеющие разную ценность' [SW, t. 2, s. 267]).

В макрогруппу «ЧЕЛОВЕК» включаются обозначения физических характеристик: прически (бел. гродн. кусы як у папб `про человека с длинными волосами' [СБНП, с. 326]), полноты (польск. bernardyсski `толстый, откормленный' [Mіotek, 1998, s. 57]), старости (рус. калуж. ъгумен `шутливое название старого солидного человека' [СРНГ, т. 12, с. 75]) и т.п.); черт характера: жадности и завистливости (рус. сиб. попувы глаза `завидущие глаза' [СРНГ, т. 29, с. 324], укр. житомир. піп і шофер здачі не дають `жадный человек' [Доброльожа, 2010, с. 135]), двуличия (укр. литер. єзуїт `про коварного, подлого, лицемірного человека' [СУМ, т. 2, с. 497]), глупости (укр. ивано-франк. дурний як ямщицький піп `про глупого человека' [ССНП, с. 116]); образа жизни (рус сиб. монбшить `жить холостяком' [СРГС, т. 2, с. 290]); речи (рус. новг. дьямчить `говорить, вести беседу' [НОС, т. 2, с. 114], бел. ббяц як поп, а слэхац н?чава `про людей, которые хорошо говорят, но ненужное' [СБНП, с. 326]) и др.

5. С точки зрения сферы реализации -- по охвату субстанциональных кодов культуры (в нашем исследовании -- собственно лексического, фразеологического, паремиологического) и лингвокультурных традиций -- выделяются 4 группы мотивов.

(1) Мотив проявлен в одном / нескольких языках, но не проявлен в остальных. Мотивы сутаны, хабита, красного, коричневого и фиолетового цветов, особого режима питания и др. являются уникальными для польского языка; а мотивы длинных волос, ума, глупости, пьянства, кропила, наоборот, присутствуют только в восточнославянских языках. Во всех языках, кроме русского, реализуется мотив несоблюдения поста; во всех языках, кроме белорусского, -- мотив плодовитости и поклонов. Только в русском и украинском представлены мотивы богатства, собаки, лошади, курицы; только в украинском и белорусском -- мотив свиньи и кошки; в русском и белорусском -- мотивы обедни / мессы, громкости речи; в украинском и польском -- лени, травничества (как занятия монашествующих). Только в русском языке присутствует мотив венчания, только в украинском -- мотивы злости, торговли, коровы, козы, только в белорусском -- мотив причастия.

(2) Мотив проявлен во всех / нескольких языках, но коды (лексический, фразеологический, паремиологический), при помощи которых он выражается, различны. Так, мотив священнического клобука встречается в русском и украинском языке, однако в русском он реализуется в достаточно большом количестве цельнооформленных лексем: костр. поп `головастик' [ЛКТЭ], твер. клобэк попувский `рогоз узколистный' [СРНГ, т. 29, с. 325], а в украинском -- только в паремиологии: Знайшов чернець клобук -- не возрадувався, а загубив -- не спечалився [ПП, т. 3, с. 309]. Мотив кармана в русском языке выражен и в лексике, и в паремиологии (влад., ряз. попувский карман `о наличии у кого-л. больших денег' [СРНГ, т. 29, с. 325], В поповский карман с головкой спрячешься [Даль ПРН, т. 2, с. 256]), а в украинском и белорусском -- только в паремиологии (укр. Не мала то мирянам журба <печаль>: попова кишеня <карман> порвалась [ПП, т. 3, с. 304], бел. могилев. Паповы кішені ніколі не напоўніш [Ліцвінка, 1985, с. 21]).

(3) Мотив проявлен во всех / нескольких языках, но факты, в которых он выражается, разноплановы (в смысле организации языкового образа) и не дают семантико-мотивационных параллелей (о них см далее). Так, мотив толщины попа реализуется в рус. арх. попук `шарик как украшение на спинке деревянной кровати' [СРНГ, т. 29, с. 238], укр. чернигов. попівське рило як барило `бочонок' [Доброльожа, 2003, с. 102], бел. гомельск. ббба што ігэменша (тоўстая) `про толстую, полную женщину' [СБНП, с. 175], bernardyсski `толстый, откормленный' [Mіotek, 1998, s. 57].

(4) Мотив проявлен в одном типе кода всех / нескольких языков, и факты, в которых он выражается, образуют семантико-мотивационные параллели. При выделении типов семантико-мотивационных параллелей мы идем вслед за Е. Л. Березович [Березович, 2014, c. 182--199]. Данная типология опирается на несколько критериев.

Во-первых, при анализе формы языкового воплощения следует учитывать два фактора: морфосинтаксический (наличие / отсутствие словообразовательного или синтаксического изоморфизма между параллельными единицами) и образный. В этом случае выделяется четыре типа параллелей:

-- обладающие изоморфизмом и тождественные в плане организации образа: рус. ср.-урал. архиерейская метла `вейник незамеченный' [Коновалова, 2000, с. 21] // укр. харьк. архієрейська мітла `полынь однолетняя' [Сабадош, 2014, с. 461];

-- обладающие изоморфизмом и имеющие различия в плане образной организации: укр. восточнослобожанск. ру_мдий піп хрестимв `некрасивый, рыжий с веснушками' [Ужченко, 2008, с. 72] // бел. дурным поп хрысцімў `ктото глупый или наивный, недогадливый' [СФБМ, т. 2, с. 234];

-- не обладающие синтаксическим изоморфизмом, но тождественные в плане организации образа: рус. новг. как попува римза `о длинной одежде' [НОС, т. 8, с. 118] // укр. восточнослобожанск. як бамтюшка `в длинной одежде' [Ужченко, т. 2008, с. 72].

-- не обладающие изоморфизмом и имеющие различия в плане организации образа: рус. ворон. попадьям `бранно о толстой женщине' [СРНГ 29: 295] // бел. гомельск. ббба што ігэменша (тоўстая) `про толстую, полную женщину' [СБНП: 175]; костр. поп `пижма' [СРНГ, т. 29, с. 293] // кашуб. ks№ћi kolnлr <ксендзов воротник> `пижма обыкновенная' [Sychta, t. 2, s. 283].

Во-вторых, следует обратить внимание на характер отношений между внутренними формами и значениями языковых фактов. Представленные в этнолингвистических портретах служителей культа языковые факты позволяют выделить четыре типа лексико-семантических параллелей:

-- параллели, имеющие тождество внутренних форм и тождество семантики: рус. пск. монбхи [ПОС, т. 18, с. 351] // укр. общенар. монбх [СУМ, т. 4, с. 794] // польск. mnich `спусковое устройство в водоеме' [SW, t. 2, s. 1015]; рус. пск. кадить как кадилом поп `о дымящем папиросой или сигаретой, часто курящем человеке' [СПП, c. 97] // укр. житомир. димить як піп кадилом `курить' [Доброльожа 2003, c. 150]; укр. запорожск. носиться, як піп із кадилом `иронично или шутливо о человеке, который носится с чем-нибудь, не зная, где его положить, поставить и т.д.' [ГС, c. 77] // бел. брест. носым тыся як поп з кадым лом `о поведении одержимого, завзятого человека' [СБНП, c. 327];

-- параллели, имеющие тождество внутренних форм и неполное семантическое подобие (языковые факты относятся к одной тематической группе или имеют общую дифференциальную сему): рус. ср.-урал. архиерейская метла `вейник незамеченный' [Коновалова, 2000, c. 21] // укр. харьк. архієрейська мітла `полынь однолетняя' [Сабадош, 2014, c. 461];

-- параллели, обладающие коррелятивностью (в нашем случае синонимией) внутренних форм и тождеством семантики. Межъязыковыми синонимами чаще всего являются номинации православного и католического священников средней степени церковной иерархии поп и ксендз, реже -- поп и монах / mnich: рус. калуж., сиб., урал. поп [СРНГ, т. 29, с. 292] // бел. могил. ксёндз [РС, с. 49] // пол. общенар. mnich `одуванчик' [SW, t. 2, s. 1015]. В некоторых случаях наблюдается конкретизация образа: обобщенный православный монах сопоставляется с представителями определенных католических орденов (рус. калуж. монбх `голубь очень темной окраски' [СРНГ, т. 18, с. 252] // польск. karmelitek `птица из семейства голубиных' // kapucyn `вид голубя с перьями вокруг шеи в форме капюшона') [Mіotek, 1998, s. 66]. В качестве синонимов в выражениях подобного типа выступают и названия священнических «атрибутов»: тонзуры (вят., твер. попова плешь, диал. попово гуменце [Даль, т. 3, с. 318] // укр. попове гуменце [Сабадош, 2014, с. 485] // бел. могил. ксёндзоў плеш, `одуванчик') [РС, с. 49], хозяйственного объекта (рус. дон. попуво гумну [СДГКО, т. 1, с. 360] // польск. великопольск. ksiкїa obora <ксендзов двор> [KSGP], кашуб. proboљиova obora <пробстов коровник> `кладбище' [Sychta, t. 4, s. 169]);

-- параллели, обладающие коррелятивностью внутренних форм и неполным семантическим подобием (имеющие параллельные отношения языковые факты относятся к одной тематической группе или имеют общую дифференциальную сему): рус. простонар. дьямконовка `ранняя, небольшая, сладкая порода яблок, идущая только на лакомство, в свежем виде' [Даль, т. 1, с. 523], дон. попувка `сорт мелких ранних груш' [БТДГ, с. 403] // польск. мазов. ksiкdzуwka `ранний картофель' [KSGP]; рус. диал. поп `в игре в городки -- рюха, которая приняла стоячее положение, оставаясь в черте городка' [СРНГ, т. 29, с. 292] // укр. чернйць `одинокая кегля, стоящая на черте «города» при игре в «скраклі»' [Гринченко, 1996, т. 4, с. 458].

Этнолингвистический портрет, таким образом, может быть структурирован пятью способами: с точки зрения содержания портретируемых представлений, функциональных типов мотивов, характера подачи информации, тематических групп принимающей лексики и сферы реализации мотивов.

этнолингвистический культ язык фразеологический

Источники и принятые сокращения

1. Анненков Н. Ботанический словарь / Н. Анненков. -- Санкт-Петербург: Типография Императорской Академии Наук, 1878. -- 645 с.

2. БАС -- Словарь современного русского литературного языка. -- Москва; Ленинград: Наука, 1948--1965. -- Вып. 1--17.

3. Гринченко Б. Словарь української мови / Б. Гринченко. -- Київ: Наукова думка, 1996. -- 496 с.

4. ГС -- Гартоване слово: постійні порівняння в говірках Нижньої Наддніпрянщини / Зібрав і впорядкував В. Чабаненко. -- Запоріжжя, 1995. -- 164 с.

5. Даль -- Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка / В. И. Даль. -- Санкт-Петербург; Москва: Издательство М. О. Вольфа, 1880-- 1882 (1989). -- Т. 1--4.

6. Даль ПРН -- Даль В. И. Пословицы русского народа / В. И. Даль. -- Санкт-Петербург; Москва: Издательство М. О. Вольфа, 1879. -- Т. 1--2.

7. Доброльожа Г. М. Красне слово як золотий ключ. Постійні народні порівняння в говірках Середнього Полісся та суміжних територій: словник / Г. М. Доброльожа. -- Житомир: Волинь, 2003. -- 160 с.

8. Доброльожа Г. М. Фразеологічний словник говірок Житомирщини / Г. М. Доброльожа. -- Житомир: ПП Туловський, 2010. -- 404 с.

9. Дубровина С. Ю. Народное православие на Тамбовщине. Опыт этнолингвистического словаря / С. Ю. Дубровина. -- Тамбов: Тамбовский университет, 2001. -- 171 с.

10. Коновалова Н. И. Словарь народных названий растений Урала / Н. И. Коновалова. -- Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2000. -- 235 с.

11. КСГРС -- Картотека Словаря говоров Русского Севера (кафедра русского языка и общего языкознания УрФУ, Екатеринбург).

12. Ліцвінка В. Д. Слова міма не ляціць: беларускія народныя прыказкі і прымаўкі / В. Д. Ліцвінка, Л. А. Царанкоў. -- Мінск: Універсітэцкае, 1985. -- 156 с.

13. ЛКТЭ -- Лексическая картотека ТЭ УрГУ (кафедра русского языка и общего языкознания УрФУ, Екатеринбург).

14. Номис М. Українські приказки, прислів'я і таке інше / М. Номис. -- Київ: Либідь, 1993. -- 768 с.

15. НОС -- Новгородский областной словарь / отв. ред. В. П. Строгова. -- Новгород: Нижегородский государственный педагогический университет, 1992-- 1995. -- Т. 1--12.

16. ПОС -- Псковский областной словарь с историческими данными. -- Ленинград: Ленинградский университет, 1967. -- Вып. 1. -- 198 с.

17. ПП -- Прислив'я та приказки. -- Київ: Наукова думка, 1989--1991. -- Т. 1--3.

18. РС -- Раслінны свет: тэмат. слоўн / склад. В. Дз Астрэйка. -- Мінск: Бел. навука, 2001. -- 653 с.

19. Сабадош І. Історія української ботанічної лексики (ХІХ--початок ХХ ст.) / І. Сабадош. -- Ужгород: Ужгородський национальный университ, 2014. -- 600 с.

20. СБНП -- Слоўнік беларускіх народных параўнанняў / уклад. Т. В. Валодзіна [і інш.]. -- Мінск: Беларуская навука, 2011. -- 482 с.

21. СДГВО -- Словарь донских говоров Волгоградской области / под ред. Р. И. Кудряшовой. -- Волгоград: ВГИПК РО, 2006. -- Вып. 1. -- 423 с.

22. СНЛМ -- Сучасная народная лексіка: з гаворкі Мсціслаўшчыны / Г. Ф. Юрчанка. -- Мінск: Навука i тэхнiка, 1993--1998. -- Т. 1--3.

23. СПГ -- Словарь пермских говоров / под ред. А. Н. Борисовой, К. Н. Прокошевой. -- Пермь: Книжный мир, 1999--2002. -- Вып. 1--2.

24. СПП -- Словарь псковских пословиц и поговорок / cост. В. М. Мокиенко, Т. Г. Никитина. -- Санкт-Петербург: Норинт, 2001. -- 176 с.

25. СРГК -- Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей: в 6 вып. -- Санкт-Петербург, 1994--2005.

26. СРГС -- Словарь русских говоров Сибири: в 5 т. / под ред. А. И. Федорова. -- Новосибирск: Наука, 1999--2006.

27. СРНГ -- Словарь русских народных говоров. Вып. 1--. -- Москва; Ленинград: Наука, 1965--.

28. ССНП -- Юрченко С. О. Словник стійких народних порівнянь / С. О. Юрченко, А. О. Івченко. -- Харків: Основа, 1993. -- 176 с.

29. СУМ -- Словник української мови / за ред. І. К. Білодіда. -- Київ: Наукова думка, 1970--1980. --Т. 1--11.

30. СФБМ -- Лепешаў І. Я. Слоўнік фразеалагізмаў беларускай мовы / І. Я. Лепешаў. -- Мінск: Беларуская энцыклапедыя, 2008. -- Т. 1--2.

31. Ужченко Д. Гендерні стереотипи у фразеології східнослобожанських говірок) // Діалектологічні студії. -- Львів, 2008. -- Вип. 7: Традиції і модерн. -- С 61--79.

32. ФСРГС -- Фразеологический словарь русских говоров Сибири / под ред. А. И. Федорова. -- Новосибирск: Наука, 1983. -- 232 с.

33. ФСУМ -- Фразеологiчний словник украпнськоп мови: в 2 кн. / під ред. В. М. Білоноженко. -- Кипв: Наукова думка, 1999.

34. Doroszewski -- Sіownik jкzyka polskiego / red. W. Doroszewski. -- Warszawa: PWN, 1958--1969. -- T. 1--11.

35. Karіowicz J. Sіownik gwar polskich / J. Karіowicz, A. Kryсski, W. Niedџwiedzki. -- Krakуw: Nakі. prenumeratorуw i Kasy im. Mianowskiego, 1900--1911. -- T. 1--6.

36. KSGP -- Kartoteka sіownika gwar polskich (Zakіad Dialektologii Polskiej IJP PAN, Krakow).

37. Mіotek A. Obraz їycia zakonnego utrwalony w polszczyџnie: praca magisterska. Bydgoszcz, 1998. -- 93 s.

38. Nowa ksiкga przysіуw i wyraїeс przysіowiowych polskich / red. J. Krzyїanowski, S. Њwirko. -- Warszawa: Paсstwowy Instytut Wydawniczy, 1969--1978. -- T. 1--4.

39. Skorupka S. Sіownik frazeologiczny jк zyka polskiego / S. Skorupka. -- Warszawa: Wiedza Powszechna, 1967--1968. -- T. I--II.

40. SW -- Sіownik jкzyka polskiego / red. J. Karіowicz, A. Kryсski, W. Niedџwiecki. -- Warszawa: Nakі. prenumeratorуw i Kasy im. Mianowskiego, 1900--1927. -- T. 1--8.

41. Sychta B. Sіownik gwar Kaszubskich na tle kultury ludowej / B. Sychta. -- Wrocіaw; Warszawa; Krakуw: Wydawnictwo Polskiej akademii nauk, 1967--1976. -- T. 1--7.

Литература

1. Березович Е. Л. Русская лексика на общеславянском фоне: семантико-мотивационная реконструкция / Е. Л. Березович. -- Москва: Русский фонд содействия образованию и науке, 2014. -- 488 с.

2. Гулик Д. П. Вторичные этнонимы и отэтнонимические дериваты английского языка в свете языковой картины мира / Д. П. Гулик // Ономастика и диалектная лексика: cб. науч. тр. -- Екатеринбург. -- 1999. -- Вып. 3. -- С. 81--97.

3. Колосова В. Б. Лексика и символика славянской народной ботаники / В. Б. Колосова. -- Москва: Индрик, 2009. -- 352 с.

4. Кривощапова Ю. А. Русская энтомологическая лексика в этнолингвистическом освещении: диссертация … кандидата филологических наук: 10.02.01 / Ю. А. Кривощапова. -- Екатеринбург, 2007. -- 252 с.

Размещено на Allbest.ru