Лингвополитология vs политическая лингвистика: возможен ли диалог?

Диалогический дискурс если и присутствует в подобной политической коммуникации, то он, наполняясь несвойственным ему метафорическим смыслом, скорее напоминает конфликт, сражение, психологическую или информационную гражданскую войну, нежели чем общение, взаимодействие, сотрудничество и совместное разрешение каких бы то ни было политических вопросов и проблем. «Основу политического дискурса составляет непрекращающийся диалог - поединок между «партией власти» и оппозицией, - пишет Е.И.Шейгал, - в котором противники время от времени нападают друг на друга, держат оборону, отражают удары и переходят в наступление»^{[47, с. 31]}. Эту же самую мысль, слово в слово, причем без ссылки на общепризнанный авторитет в сфере политической лингвистики, повторяет и О.В. Эпштейн: «Основу политического дискурса составляет непрекращающийся диалог-поединок между партией власти и оппозицией, в котором противники время от времени нападают друг на друга, держат оборону, отражают удары и переходят в наступление» ^[50].

По мнению Е.И.Шейгал, «политический дискурс представляет собой поле битвы между оппонентами» ^{[47, с. 233]}Фактически солидаризируясь с данной позицией, уже упоминавшийся выше В.З.Демьянков, также утверждает, что «политический дискурс не нацелен на диалог» ^{[13, с.43]}. Потому? Да потому, что «политический дискурс, чтобы быть эффективным, должен строиться в соответствии с определенными требованиями военных действий» ^{[13, с. 41]}.

И.С.Полякова в статье, опубликованной в 2010 году в журнале «Политическая лингвистика», аналогичным образом замечает, что общественное предназначение политического дискурса, точно также как и в эпоху тотальной пропаганды, состоит исключительно в том, чтобы «внушить адресатам - гражданам общества - необходимость «политически правильных» действий и/или оценок. Иначе говоря, цель политического дискурса, - конкретизирует свою мысль этот же автор, - не описать, а убедить, побудив в адресате намерения, дать почву для убеждения и побудить к действию» ^{[34, с. 126]}.

А.П. Чудинов рассматривает соотношение диалогичности - монологичности как одну из фундаментальных дискурсивных характеристик политической коммуникации, выделяя три формы диалогичности. Первая из них -- «это собственно диалогичность, при которой в создании текста участвует несколько говорящих» (беседы, интервью, дебаты). Вторая форма диалогичности - это диалоги «на расстоянии», когда «политический лидер отвечает на заранее присланные вопросы или комментирует высказывания иных политиков, дает оценку существующим точкам зрения». И, видимо, автор не случайно оговаривается, попутно замечая, что такие «диалогичные по форме (выделено нами - А.З) фрагменты все чаще встречаются в устных и письменных монологических тестах (публицистических книгах, предвыборных программах и др.)». Третьей формой диалогичности по политической речи по А.П.Чудинову «является интертекстуальность, представляющая диалог культур во времени и пространстве». Под таким «диалогом» автор понимает использование в текстах политической коммуникации различных цитат, аллюзий, реминисценций, метафор и т.д., с опорой на что-то уже ранее сказанное и переосмысленное на основе нового политического опыта, или какого - то иного, нежели чем ранее, политического подхода. Следует особо отметить, что А.П.Чудинов, как и другие представители политико - лингвистического направления в языкознании, презентует политический диалог исключительно под углом процесса воздействия субъекта политики на аудиторию, как на пассивный объект политического процесса и политической коммуникации. «Политическая речь диалогична по своей природе, - пишет А.П.Чудинов, - она ориентирована не столько на самовыражение, сколько на воздействие» ^{[44, с. 58]}. По словам автора, такой дискурс «часто строится и воспринимается как своего рода диалог» ^{[44 , с.58]}, но с нашей точки зрения, осуществляется все равно в рамках политически и морально устаревшей односторонней монологово - пропагандистской парадигмы политической коммуникации. Да и сам А.П.Чудинов этого не скрывает, подчеркивая, что «основная цель политической коммуникации состоит не в объективном описании ситуации, а в убеждении адресата и побуждении его к политическим действиям» ^{[44 , с. 59]}.

С этой позицией солидарна и Ю.И.Плахотная, которая в статье под символическим названием «Речевое воздействие в диалогическом политическом дискурсе» пишет, что дискурсивное воздействие предполагает изменение поведения реципиента, поскольку политический дискурс «является средством достижения какой - либо внеречевой задачи, например склонение адресата к определенным действиям или изменение его позиции». «Цель речевого воздействия понимается как определенная организация деятельности реципиента, которая может повлечь за собой изменение политических взглядов не только самого адресата, но и целой группы людей, на которых он может в свою очередь повлиять, тем самым меняя систему политической ситуации в целом». По мнению этого же представителя российской «школы политической лингвистики», «речевое воздействие в политическом дискурсе можно определить как психологическое воздействие на адресата», которое направлено «на достижение заранее запланированного эффекта» и «на сдвиг в системе ценностей адресата» ^{[32, с. 121]}. Подобное речевое воздействие - как утверждает Ю.И.Плахотная - «является неотъемлемой частью диалогического политического дискурса» ^{[32, с. 124]}.

«Диалогичность демократического дискурса заключена в его принципиальной полемичности». - Утверждает Е.И.Шейгал ^{[47, c.82]}. По ее мнению, «агональная природа политического дискурса предполагает использование прежде всего инструментальной агрессии как стратегии достижения поставленной цели: ниспровержение оппонента и завоевание власти» ^{[48, с.294]}. Одним из компонентов политической коммуникации, с точки зрения политической лингвистики, является вербальное насилие. «Языковое насилие - одна из форм демонстрации господства, социального доминирования. - Развивает эту же мысль Е.И.Шейгал. - В речи насилие проявляется, прежде всего, в силовом подавлении коммуникации - перебивании, лишении слова, запрете на коммуникативные действия» ^{[47, с.295]}. Интенция «вербальной агрессии в политическом дискурсе направлена на ниспровержение оппонента», то есть на то, что могло бы существенно «ухудшить его публичный имидж, повредить репутации и, тем самым, уменьшить его шансы политического выживания» ^{[47, с.296]}. Подобная точка зрения когда - то, в рамках бихевиористки ориентированной методологии и технологии пропаганды Г.Лассуэлла, была реализована в практике «холодной войны» и идеологического противостояния США И СССР. Однако использование методов информационной и психологической войны, информационно - политического противоборства и политического манипулирования сознанием, когда - то присущих внешней политике двух супердержав, вряд ли применимы во внутренней и информационной политике российского государства по отношению к собственному народу и коммуникативным практикам взаимодействия власти и общества.

Диалогический дискурс в рамках политической коммуникации рассматривается всеми без исключения представителями «школы политической лингвистики» не как взаимодействие равноправных субъектов, а как информационное воздействие субъекта политического управления на объект, как односторонняя и глубоко аморальная по своей сути политическая манипуляция. Так Н.С.Бажалкина прямо указывает, что «политический дискурс характеризуется манипулятивностью, что является необходимым условием для достижения его целей и задач» ^{[4, с.64]}. О.Л.Михалева, специально исследовавшая «специфику манипулятивного воздействия» в политическом дискурсе, в своей монографии констатирует: «Манипуляция представляет собой особый вид психологического воздействия, характеризующийся установкой на скрытое внедрение в психику объекта целей, желаний, намерений, не совпвдающих с теми, которые адресат мог бы сформулировать самостоятельно» ^{[28, с.13-14]}.

Субъективной основой политического манипулирования является некритическое мышление и низкий уровень политической и гражданской культуры общества. А в качестве объективной основы политические манипуляции, «черный PR» и «грязные» информационные технологии, ловко маскирующиеся под политическую коммуникацию, проявляют себя в виде сокрытия или блокирования независимых источников информации. Что, в условиях существования демократических свобод, в том числе свободы слова, неподконтрольных и независимых СМИ, а также свободных от цензуры и вмешательства со стороны власти интернет - коммуникаций и сетевых сообществ, делает политическую манипуляцию массовым сознанием все более и более проблематичной, неэффективной и затратной информационной технологией. Данное обстоятельство еще больше актуализирует необходимость отказа от давно устаревшего и аморального одностороннего дискурса, монологовово-пропагандистских и манипулятивных практик в пользу диалога, как современной демократической, открытой и честной, формы дискурсивного взаимодействия власти и общества.

Управляющая система для достижения своих целей, безусловно, должна воздействовать на управляемую систему, но это воздействие ни в коем случае не должно осуществляться как односторонне и директивное, а тем более как манипулятивное. «Наиболее приемлемая форма представления такого воздействия -- управляемый диалог. Однако в процессе любого диалога каждая сторона старается влиять на партнера, чтобы добиться желаемого» ^{[33, c.483]}. Это значит, что и власть должна признать право гражданского общества, его институтов и организаций на то, чтобы влиять в процессе дискурсивного взаимодействия на текущую политику, институты и органы государственной власти с целью принятия какого-либо важного политического решения или законодательного акта.

Управляемость общества предполагает дискурсивную постановку целей государства как социально-политической организации; политических перспектив, понимаемых, принимаемых и разделяемых гражданами как общие; она означает отказ от популистских деклараций, не подкрепленных политической ответственностью; осознанный выбор властью и обществом способов и методов достижения поставленных целей, расчета наличных ресурсов и социальных издержек. В таком диалоге социум в целом, общественные организации и институты гражданского общества, отдельные граждане выступают не как пассивные объекты воздействия, реципиенты или немые адресаты символического коммуникативного насилия со стороны государства, но и как активные субъекты дискурсивного взаимодействия, как адресанты, то есть как отправители информации и активные участники институционализированного, протекающего по определенным правилам, коммуникативного процесса выработки, принятия и реализации социально значимых для общества политических решений. Власти необходимо еще шире открыть уже существующие каналы взаимовлияния на процесс формирования публичной политики, а также создать новые механизмы взаимодействия власти и социума, что и будет реальным, а не декларативным началом процесса социально-политической модернизации России. Общество не должно ждать от власти «правильных» решений, оно уже способно создавать наравне с властью работающую систему жизнеобеспечения, нацеленную на реализацию общего блага, законность и правопорядок, социально-экономические права, которые становятся политическими ценностями не только в политическом дискурсе электорального процесса, но в контексте и рутинах повседневных общественно-политических практик.

Современные политологические концепции Governance, State Capacity, Policy Networks включают изменения самого государства как института в идеале гибкого и адаптивного в наращивании востребованных развитием общества способностей. Теория политических сетей и концепция «руководства» составляют методологическую основу публичности и публичной политики как результата взаимодействий власти и общества. Сетевые принципы стали моделью социальной организации даже там, где технологические процессы остаются прежними (индустриальными, бюрократическими). Сетевые характеристики «смешиваются» с традиционными чертами организации, добавляя к ним децентрализацию, преимущественно горизонтальную или функциональную кооперацию участников, гибкость и подвижность, открытость для «входа» и «выхода», общедоступность ресурсов, равноправие участников. По настоящему партнерские отношения с обществом требуют от современного государства перехода от прежних бюрократически - административных практик управления обществом к диалогическим, то есть к координирующим практикам общественных взаимодействий, движению от иерархически организованных структур к горизонтальным (сетевым), находя политическую опору и легитимность в интеракции и коммуникации с различными социальными секторами. Однако политической лингвистике присуща принципиально иная модель политического дискурса и распределения ролей его участников в процессе политической коммуникации.

С точки зрения авторов школы «политической лингвистики», мало того, что российская публика пассивна и отчуждена властью от разработки, обсуждения, принятия и реализации политических решений. Для полной победы власти над обществом необходим еще особый «коммуникативный режим», который позволит манипуляторам бесконтрольно вторгаться в общественное сознание, управлять им и полностью контролировать политическое поведение граждан в публичной сфере общества, сводя на нет даже минимальные риски. «Публичное противоборство относится к числу информационных рисков,- пишет в связи с этим Д.В.Нежданов, - что требует введения носителями политического интереса особого режима управления общественным мнением и сознанием» ^{[30, с. 125]}. Такой «коммуникативный режим», с точки зрения этого автора, должен будет «обеспечить контроль над восприятием динамичных процессов в социально-политической сфере, зачастую в непрямой, иносказательной, метафорической форме» ^{[30, с.125]}. Так политическая лингвистика создает теоретико - методологическую основу для развития манипулятивных политических технологий и того, что принято называть «черным PR», рассматривая их в качестве генерализированного процесса в политической коммуникации власти и общества в современной России. Такая точка зрения - развиваемая политической лингвистикой - совершенно не стыкуется с существующими трактовками политической коммуникации, политического диалога и политического дискурса в зарубежной и российской политической науке, политической философии и политической социологии.

Поэтому нельзя не согласиться с Н.А.Кащеем, который в своей диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук, посвященной исследованию роли и места современной риторики в процессе социально-политического взаимодействия, поставил неоманипулятивным технологиям такой неутешительный и весьма опасный социальный диагноз: «Системы управления и обслуживающие их идеологемы, в том числе и в сфере политики, сформированные в предшествующие периоды, не приспособлены к новой ситуации; они исходят из того, что им принадлежит монополия на формирование сознания и никто этим больше не занимается ни извне, ни изнутри. Старые технологии обмена и манипулирования мнением в новых условиях стали гораздо могущественнее и оказывают неизмеримо большее влияние на развитие общества. Опасность состоит в том, что если манипулирование сознанием и ведение так называемых «информационных войн» становится нормальным поведением общества, нормальным стилем жизни, то неизбежна смерть основополагающих институтов общественной жизни, и, в первую очередь, демократии» ^[21].

Но А.В. Лукашев и А.В. Пониделко в своей книге «Анатомия демократии, или Черный PR как институт гражданского общества» заявляют о фактической тождественности гражданского общества, демократии и общественного мнения, «неукротимо и жестко формируется специально разработанными социальными и политическими технологиями» То есть «черным PR, являющимся» с их точки зрения институтом и «основной ипостасью этого общества» ^{[25, c. 63]}. Иными словами, выходит, что диалог в сфере политики и коммуникации государства и гражданского общества не возможен. Однако «традиционная» лингвистика, в отличие от политической лингвистики и специалистов по манипулятивным технологиям, утверждает, что не только в политической практике, но, под ее влиянием, и в самом политическом языке и политической коммуникации произошли настолько существенные и необратимые изменения, которые подняли роль диалога до важнейшего атрибута и синонима демократии в современной России. «Политический язык, -- Пишет А.Баранов, один из лингвистов, исследующих современную политическую лексику, - это особая знаковая система, предназначенная именно для политической коммуникации: для выработки общественного консенсуса, принятия и обоснования политических и социально-политических решений в условиях множественных общественных интересов истинно плюралистического общества, в котором каждый человек является не объектом идеологического воздействия и манипулирования, а субъектом политического действия» ^{[2, с.108]}.

Конечно, политическую конкуренцию, соперничество и даже борьбу, перешедшие на символический уровень политической интеракции, никто не отменял. Но глубочайшие перемены в общественной жизни России конца прошлого столетия привели к существенному изменению всего политического уклада российского общества, что, естественно, не могло не сказаться на развитии и функционировании новых дискурсивно - коммуникативных практик, разительно отличающихся от существовавших в СССР. Исчезла жесткая регламентация жизни членов общества со стороны государства и административно-командной системы. Мышление и политическая деятельность человека стали раскрепощены, появились возможности для самостоятельной и независимой общественной и политической деятельности всех членов общества.

Период перестройки, распад СССР, смена государственной системы изменили условия функционирования русского языка и его коммуникативно-прагматический характер. Активность СМИ, их установка на живое непринужденное общение не только повлияли на изменение норм литературного языка и политической лексики в сторону их либерализации, но и изменили психологическое отношение населения к политической коммуникации, общению, языку. Как это уже выше отмечалось, общественно-политические изменения, произошедшие в нашей стране, коснулись и русского языка, в том числе политического языка, значительно расширив и обогатив его словарный запас. «Коренные изменения, произошедшие в 90-е годы XX века во всех сферах нашей жизни, серьезным образом сказались на словарном составе русского языка. - Пишет Н.С.Валгина. - Изменение государственности, отказ от прошлых социальных, экономических, политических и духовных основ общественной жизни значительно ускорили, в каких-то случаях обнаружили, вывели на поверхность эволюционно подготовленные процессы в языке и прежде всего в его словарном составе... А если учесть еще и тот факт, что в последнее время, по подсчетам ученых, объем знаний, которыми располагает человечество, удваивается каждые десять лет, то будет понятен стремительный рост словаря. Ведь для каждого нового понятия нужно новое обозначение. К тому же в ходе языковой эволюции используется и содержательно-смысловой потенциал, заложенный в самом словарном составе: изменение значений слов, переосмысление, наращение новой семантики, стилистические переоценки слов - все это, наряду с рождением новых слов, значительно расширяет и обогащает словарь языка, усиливает его потенции» ^[6].

Примером такой трансформации служит и «слово диалог, ныне явно включенное в политический словарь благодаря приобретению им новых значений» ^{[17, с. 41]}. Так, Л.Ю.Касьянова отмечает, что «лексическая единица диалог» , ранее использовавшаяся в значении «разговор между двумя лицами», «была подвергнута переосмыслению, и в настоящее время в политическом дискурсе слово функционирует в новом значении - «переговоры с целью мирного урегулирования конфликта» ^{[20, с.6]}. Для нашего исследования очень важны эти дискурсивно-языковые существенные перемены, которые связаны с обогащением концепта диалог новыми, ранее не присущими ему семантическими смыслами, уже подмеченными целым рядом ученых-лингвистов.

Расширение сферы спонтанного общения резко сузило монологическое общение, официально подготовленное, выверенное и откорректированное. По мнению И.А.Стернина, исследующего социальные факторы трансформации современного русского языка, объективно идущий в современном российском социуме процесс диалогизации всего спектра общественных отношений «проявляется в увеличении удельного веса диалога в общении, повышении роли диалога в процессе коммуникации, расширении функций диалогической речи в структуре общения, развитии новых видов и форм диалога, расширении потребности общества в диалоге, формировании новых правил диалогического общения, увеличении общественной эффективности диалогического общения по сравнению с монологическим» ^[42]. Эта связано с плюрализаций форм общения и «проявляется в формировании традиции сосуществования разных точек зрения при обсуждении той или иной проблемы, в демократическом, толерантном сосуществовании дискурсов различного типа» ^[42]. Диалог все больше осознается не только как элементарная система построения отношений, но и как сложный, многофункциональный, многоуровневый, многоплановый феномен, процесс и явление с широкой областью применения. Дело в том, что, как утверждает этот же известный отечественный лингвист, в российском обществе произошла «смена коммуникативной парадигмы», которую почему-то так и не заметили его коллеги из «школы политической лингвистики». И «на смену монологической коммуникативной парадигме тоталитарного общества («один говорит, все слушают и выполняют») пришла диалогическая парадигма плюралистического общества» ^[42]. Эта трансформация коммуникативной парадигмы стала логическим и закономерным следствием произошедшей в России смены общественно-политической парадигмы.

Сегодня прежде монологические отношения в сфере политической интеракции государства и гражданского общества, власти и личности существенно трансформируются в диалогические. Прежние административо - командные, монологово - пропагандисткие методы управления социумом уже не работают, а диалог входит в повседневную практику не только внутри гражданского общества, в виртуальном пространстве интернет - коммуникаций, но и в сфере коммуникации общественных институтов с властью на уровне федеральном, региональном и местном уровнях. Ведь демократия, в том числе современная демократия участия (партиципаторная демократия) или совещательная (делиберативная) демократия - это «не столько совокупность процедур и их применения, сколько диалогическое взаимодействие между различными политическими партиями, общественными движениями и даже отдельными людьми» ^{[2, с. 6]}. О необходимости установления партнерских отношений между государством и гражданским обществом в современной России говорит и высшее политическое руководство страны. «Сегодня качество нашего государства отстает от готовности гражданского общества в нем участвовать. - Так писал В.В.Путин в своей программной статье «Демократия и качества государства». - Наше гражданское общество стало несравненно более зрелым, активным и ответственным. Нам надо обновить механизмы нашей демократии. Они должны «вместить» возросшую общественную активность» ^[36].

Заключение

В отличие от представителей школы политической лингвистики, лингвополитолгия, общая политология и социология в политическом дискурсе видят не только и не столько борьбу, противостояние, манипуляции общественным мнением и политическим сознанием общества, сколько попытку достижения взаимопонимания, согласия и консенсуса путем публичного диалога и свободного конкурентного обмена самыми различными мнениями со стороны всех участников политической коммуникации. В «Словаре - справочнике по социологии» дается такое определение социально - политическому дискурсу: это «вид речевой коммуникации, заключающийся в обсуждении, сопоставлении и обосновании различных мнений, программ и позиций взаимодействующих социальных и политических субъектов в целях выработки общего мнения, позиции политической или социальной группы, общества, государства, т.е. консенсуса» ^{[15, с. 57]}.

По мнению С.П.Поцелуева, «настоящий политический диалог предполагает, что власть заинтересована во мнении своих граждан - но не для того, чтобы сделать из них символический суррогат для дефицитов своей политики, а для реальной корректировки систем управления страной» ^{[35, с.10]}. Отталкиваясь от теории символического интеракционализма Г.Мида, С.П. Поцелуев рассматривает политический диалог как символический обмен ролями между его участниками, что, с его точки зрения, «выражается в их установке на возможное изменение не только чужой, но и своей позиции» ^{[35, с.66]}. От подлинного политического диалога он отличает имитацию и симуляцию диалога, то есть политические парадиалоги, псевдодиалоги, а также квазидиалоги, которые являются лишь условными и фиктивными «как бы диалогами».

К основополагающим характеристикам «реального диалога», С.П.Поцелуев относит следующие признаки:

- формально - лингвистический: наличие языковых средств, обеспечивающих выражение мыслей (позиций, интересов) в ходе обмена репликами (есть чем вести диалог);

- диалектический: развертывание содержательной диалогики общения (есть, как вести диалог);

- объектный: наличие реального предмета для обсуждения, а не просто для речи и мысли (есть о чем вести диалог);

- субъектный: смена реальных, а потому непредсказуемо и творчески участвующих в дискурсе субъектов общения в физическом (историческом) пространстве и времени (есть с кем вести диалог) ^{[35, с. 78]}. Политический диалог по С.П.Поцелуеву есть «форма дискурсивно - символического обмена, обусловленная принудительными факторами политического поля (рынка) и реализующаяся на основе взаимного рефлексивного перенимания ролей, в ходе которого имеет место трансформация позиций (интересов, идентичностей) политических субъектов по мере их перехода от иерархических отношений господства - подчинения к функциональной власти по принципу командного сотрудничества» ^{[35, с.68]}.

В энциклопедическом словаре «Политология» дано несколько иное, более конкретизированное и развернутое определение где сказано, что, политический диалог - это «форма интерсубъективного (межсубъективного) коммуникативного взаимодействия; процесс двухстороннего общения…, осуществляемый языковыми средствами, имеющими политический смысл, и направленный на выявление взаимных интересов, поиск общей политической позиции, своевременное разрешение проблем, согласование намерений, целей, действий и т.п.» ^{[14, с.98]}. Политический диалог - это «ненасильственное осуществление власти, политической воли сторон, обусловленное в реальной действительности, объективно, их взаимной зависимостью и субъективно - их обоюдной заинтересованностью» ^{[14, с.98]}. В отличие от политических манипуляций, политической пропаганды и «черного PR», политический диалог «концептуально связан с открытостью и предполагает взаимопонимание» ^{[14, с.98]}. С точки зрения политической науки, «важнейшая особенность» политического диалога - «возможность управления взаимодействием сторон при решении определенных задач: урегулирование конфликтов, координация действий, организация и укрепление сотрудничества, изменение правопорядка и др. …Его часто называют поиском согласия или процессом согласования…» ^{[14, с.98]}. «Основной характеристикой» политического диалога «является конструктивность: взаимная полезность» ^{[14, с. 99]}. Политическая теория позволяет использовать при анализе политики и политического диалога «феноменологические, герменевтические, психоаналитические, лингвистические методы» ^{[14, с.99]}. Тем более, что, как особо подчеркивается в соответствующей статье энциклопедического словаря «Политология», именно эти методы способствуют появлению других «политологических дисциплин» (субдисциплин), среди которых первой в списке названа политическая лингвистика ^{[14, с.99]}. Вот только состоится ли диалог между политической наукой и политической лингвистикой зависит от того, признает ли последняя возможность полноценного политического диалога в современной России или же останется в плену одностороннего манипулятивно -пропагандиского монолога.

Библиография

1.Арон Р. Демократия и тоталитаризм. Пер. с франц. - М.: Текст, 1993.

2.Баранов А. Н., Казакевич Е. Г. Парламентские дебаты: традиции и новации // Новое в жизни, науке, технике (Сер. «Наука убеждать -- риторика»). № 10.- М., 1991.

3.Баранов А. Политический дискурс: прощание с ритуалом// Человек», 1997 № 6.

4.Бажалкина Н. С. Роль афористики в политическом дискурсе //Вестник Московского государственного областного университета. Серия лингвистика. №3, 2009.

5.Белоусов К.И. Зелянская Н.Л. Фобио-исследования как направление в лингвополитологии// ВЕСТНИК ОГУ №77/ноябрь 2007. URL: http://www.osu.ru/sites/lab-philology/article/fobio.pdf.

6.Валгина Н.С. Активные процессы в современном русском языке. Учебное пособие. - Москва: Логос, 2001. Гл. 7.Активные процессы в лексике и фразеологии //URL: http://www.hi-edu.ru/e-books/xbook050/01/part-009.htm.

7.Вахтин Н.Б. Социальные аспекты исследования языка. URL: //http://window.edu.ru/resource/466/38466/files/spr0000010.pdf.

8.Вебер М. Избранные сочинения. Пер. с нем/Сост., общ. ред. и послесловие Ю.Н.Давыдова; Предисл. П.П.Гайденко. - М.: Прогресс, 1990.

9.Гаджиев К.С. Политическая философия. - М.: ОАО «Издательство «Экономика», 1999.

10.Даль Р.А. Полиархия: участие и оппозиция/Пер. с англ. С.Деникиной, В.Баранова; Гос. ун-т - Высшая школа экономики. - М.: Изд. дом Гос. ун-та - Высшей школы экономики, 2010.

11.Даниленко О.А. Язык конфликта как объект лингвосоциологии// Социологические исследования. 2006. № 4.

12.Демьянков В.З. О методах контрастивной лингвистики в политологии //Вопросы филологии. - 2010, №1 (34). URL: http://journal.mosinyaz.com/page_9_34/.

13.Демьянков В.З.Политический дискурс как предмет политической филологии//Политическая наука. Политический дискурс. История и современные исследования. - М. 2002, №3.

14.Диалог политический//Политология: Энциклопедический словарь/Общ. Ред. И сост.: Ю.И.Аверьянов. - М.: Изд - во Моск. коммерч. ун -та. 1993.

15.Дискурс социально - политический// Словарь - справочник по социологии/ Авт. - сост. А.А.Акмалова, В.В.Капицын, А.В.Миронов, В.К.Мокшин. - М.: Издательско - торговая корпорация «Дашков и К», 2011.

16.Зиновьев А. Запад. Феномен западнизма. - М., 1994.

17.Ермакова О.П. Семантические процессы в лексике // Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995). - М., 2000.

18.Ирхин Ю. В., Зотов В. Д., Зотова Л. В. Политология : учебник. - М., 2002.

19.Карпухина Е.А. Специфика политического дискурса// Филологические науки. Вопросы теории и практики. - Тамбов: Грамота, 2011. № 4 (11).

20.Касьянова Л.Ю. Семантическая неологизация в русском языке конца XX - начала XXI века// Вестник ТГПУ. - 2006. Выпуск 5 (56). Серия: Гуманитарные науки (филология).

21.Кащей Н.А. Современная риторика в социально-политическом взаимодействии. Автореферат… доктора философских наук. - Великий Новгород, 2005// URL http://www.dissercat.com/content/sovremennaya-ritorika-v-sotsialno-politicheskom-vzaimodeistvii.

22.Латынов В. В. Политическая коммуникация // Политическая энциклопедия: В 2 т. Т. 2. - М., 1999.

23.Лингвосоциология // Словарь социолингвистических терминов. -- М.: Российская академия наук. Институт языкознания. Российская академия лингвистических наук. Ответственный редактор: доктор филологических наук В.Ю.Михальченко. 2006. URL: http:// voluntary.ru/dictionary/981/word/lingvosociologija-lingvisticheskaja-sociologija.

24.Лобанова Т.Н., Кибалина В.О. Особенности и функционирование концептов и прецедентных феноменов в китайской политической метафоре// Филологические науки. Вопросы теории и практики, № 2 (9) 2011.

25.Лукашев А.В., Пониделко А.В. Анатомия демократии, или Черный PR как институт гражданского общества. - Издательский Дом «Бизнес_Пресса», СПб. 2001.

26.Маслова В.А. Политический дискурс: языковые игры или игры в слова//Политическая лингвистика. - Вып. 1(24). Екатеринбург, 2008.

27.Михалева О.Л. Политический дискурс: способы реализации агональности. URL : http://rus-lang.isu.ru/about/group/mikhaleva/state2/

28.Михалева О.Л. Политический дискурс: Специфика манипулятивного воздействия. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ» , 2009.

29.Негров Е.О. Состояние и развитие официального политического дискурса в современной России// Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. - 2008. Т. 4. № 1. URL: http://www.politex.info/content/view/419/30/.

30.Нежданов Д.В. Публиократия как апгрейд «демократии»: от терминотворчества к форме политического устройства завтрашнего дня// Политическая лингвистика, №4(34), 2010.

31.Пильгун Е.В. Теоретические основы политического дискурса. URL: http:// www.fir.bsu.by/chairs/ee/publications_ee/pilgun/pilgun_2012_sbornik_molod_uchen.pdf.

32.Плахотная Ю.И. Речевое воздействие в диалогическом политическом дискурсе// Политическая лингвистика, 2011, № 4 (38).

33.Политология: Учебное пособие / Под ред. А. С. Тургаева,А. Е. Хренова. -- СПб.: Питер, 2005.

34.Полякова И.С. Роль прецедентного имени в формировании эзотеричности политического текста// Политическая лингвистика, 2010, №1.

35.Поцелуев С.П. Диалог и квазидиалог в коммуникативных теориях демократии. Монография.- Ростов н/Д: СКАГС, 2010.

36.Путин В.В. Демократия и качества государства//Коммерсант, № 20, 06.02.2012. URL: http://www.kommersant.ru/doc/1866753.

37.Рыбакина А.В. Проблемы политического дискурса// URL: http://www.pglu.ru/lib/publications/University_Reading/2009/II/uch_2009_II_00039.pdf.

38.Русакова О. Ф. Политическая дискурсология: актуальность исследования и теоретико-методологические основания// Известия Уральского государственного университета. - 2008, № 61. URL: http://proceedings.usu.ru/?base=mag/0061(04_06-2008)&xsln=showArticle.xslt&id=a12&doc=../content.jsp.

39.Синельникова Л.Н. Политическая лингвистика: координаты междисциплинарности// Политическая лингвистика, № 4 (30), 2009.

40.Синельникова Л.Н. Лингвополитология: координаты междисциплинарности // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И.Вернадского.Серия «Филология». - Том 20 (59), 2007, № 3.

41.Соловьев А. И. Политическая коммуникация: к проблеме теоретической идентификации // Полис. 2002. № 3.

42.Стернин И.А.Социальные факторы и развитие современного русского языка//Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып.2. Язык и социальная среда. - Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2000. URL http://tpl1999.narod.ru/teoreticheskaya_i_prikladnaya_lingvistika/vipusk_2_2000/iasternin_sotsialnie_faktori_i_razvitie_sovremennogo_russkogo_yazika/.

43.Федорова Л.Л. Теория речевой коммуникации и грамматика диалога// Коммуникативные стратегии культуры и гуманитарные технологии: Научно_методические материалы / Н. И. Басовская, Е. П. Буторина, Т. Ю. Красовицкая и др. - СПб.: ООО «Книжный Дом», 2007.

44.Чудинов А.П. Дискурсивные характеристики политической коммуникации//Политическая лингвистика №2 (40), 2012.

45.Шварценберг Р.-Ж. Политическая социология : в 3 ч. / пер. с фр. - М., 1992. Ч. 1.

46.Швейцер А. Д. Социолингвистика. // Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 1990.

47.Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: Диссертация… доктора филологических наук. - Волгоград, 2000

48.Шейгал Е.И. Власть как концепт и категория дискурса// http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Article/scheig_vlast.php.

49.Шелестюк Е. В. Речевое воздействие: онтология и методология исследования. Автореферат … доктора филологических наук. - Челябинск, 2009.

50.Эпштейн О.В. Семантико-прагматические и коммуникативно-функциональные категории политического дискурса // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - Тамбов : Грамота, 2008. № 2 (2).

Размещено на Allbest.ru