Сравнительно-исторический метод в русском языкознании 20-60 гг. XIX в. (операциональный компонент)

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Сравнительно-исторический метод в русском языкознании 20-60-х гг. XIX в. (операциональный компонент)

Кирилл Кантур

Аннотация

Статья посвящена приемам и процедурам сравнительно-исторического метода в языкознании 20-60 гг. ХІХ в. Автор рассматривает лингвистический метод как сложную единицу гетерогенного характера, в пределах которой могут быть выделены онтологический, телеологический и операциональный компоненты. Последний включает в себя такие приемы и процедуры, как генетическое отождествление фактов, лингвистическая реконструкция, хронологизация и локализация языковых явлений и их системно связанных совокупностей.

Ключевые слова: сравнительно-исторический метод, операциональный компонент, генетическое отождествление фактов, лингвистическая реконструкция, хронологизация, локализация.

Кирило Кантур. Порівняльно-історичний метод в російському мовознавстві 20-60 рр. ХІХ в. (операціональний компонент)

Cyril Kantur. Comparative-historical method in the Russian linguistics of the 20th-60th; nineteenth century

Key words: comparative-historical method, the operational component, the genetic identification of facts, linguistic reconstruction, chronicling localization.

Постановка проблемы

Проблема научных методов - одна из важнейших в языкознании. Однако при обращении к проблеме лингвистических методов, в том числе в лингво-историографическом аспекте, исследователи не всегда дают полную характеристику того или иного метода. Это в полной мере относится к сравнительно-исторического методу, который в ХІХ в. - в начале ХХ в. занимал лидирующую позицию в лингвистике. Недостаточно изученным остается сравнительно-историческое языкознание 20-60-х гг. ХІХ в. Соответствующим лингво-историографическим работам присуща, с одной стороны, фрагментарность, а с другой стороны, нерасчлененность таких феноменов, как принципы и подходы, приемы и процедуры.

В данной статье предпринята попытка дать максимально полную характеристику операционального компонента сравнительно-исторического метода в русской компаративистике 20-60 гг. ХІХ в.

С большим сожалением приходится констатировать: операциональному компоненту лингвистических методов, в том числе сравнительно-исторического, уделяется недостаточно внимания. Это приводит к неполной, обедненной характеристике сравнительно-исторического метода и компаративистики в целом. Таким образом, обращение к операциональному компоненту сравнительно-исторического метода в лингво-историографическом аспекте представляется чрезвычайно актуальным.

Анализ последних последних достижений и публикаций

В монографии B.А. Глущенко „Принципи порівняльно-історичного дослідження в українському і російському мовознавстві (70 рр. XIX ст. - 20 рр. XX ст.)” [13] дана всесторонняя характеристика онтологического компонента сравнительно-исторического метода в компаративистике ХІХ в. - 20-х гг. ХХ в. (вторая глава книги посвящена языкознанию 20-60 гг. ХІХ в.). Такова же проблематика статьи „Историзм и возникновение компаративистики” [11]. При этом исследователь не ставил перед собой цель столь же подробно осветить особенности операционального компонента этого метода. Этот „пробел” мы и постараемся заполнить.

Целью предлагаемой статьи является раскрытие специфики операционального компонента сравнительно-исторического метода в языкознании 20-х-60-х гг. ХІХ в., всесторонняя характеристика приемов и процедур этого метода. Для осуществления такого анализа необходимо обратиться к современным представлениям о сравнительно-историческом методе.

Эта цель конкретизируется в таких задачах:

1) раскрыть структуру операционального компонента сравнительно-исторического метода;

2) дать всестороннюю характеристику приемов и процедур этого метода в лингвистике 20-60 гг. ХІХ в.

Изложение основного материала исследования

Прежде всего, необходимо отметить, что термин метод лингвисты употребляют в различных значениях. Чаще всего его трактуют в узком смысле, как совокупность приемов, используемых в исследовании языка [1, с. 232]. Однако такая интерпретация не в полной мере соответствует значению слова метод как определенного способа подхода к действительности, к её познанию [20, с. 89], обедняет понятие лингвистического метода. Перспективным представляется понимание метода как сложной логической единицы гетерогенного характера (метод в широком смысле) [38, с. 258].

Наиболее расчлененные представления и средства для адекватного описания лингвистического метода выработаны в рамках понимания метода как сложной единицы, включающей в себя три разнородных компонента: онтологический, операциональный и телеологический [36, с. 24; 13, с. 17]. Комплекс научных приемов и процедур и методика их применения представляет собой лишь один из компонентов метода - операциональный. Правомерность включения в структуру метода телеологического компонента обусловлена тем, что любой метод неразрывно связан с целью исследования [43, с. 17].

Лингвистика XIX-XX вв. позволяет представить сравнительно-исторический метод как важнейший инструмент познания языковой истории, который имеет, во-первых, определенные особенности и, во-вторых, определенные границы применения [39, с. 6]. Охарактеризуем сравнительно-исторический метод, исходя из положения о наличии в его структуре указанных компонентов.

Обратимся к онтологическому компоненту метода. Онтология выступает в роли средства, с помощью которого исследователь воспринимает мир как некую целостность, данную ему в системе философских категорий [36, с. 26]. „Подсистем” онтологии является и логически первым шагом, задавая категориальное видение объекта исследования, и логически последним, включая в себя полученные результаты [там же: с. 27]. Из этого следует, что как принадлежность онтологического компонента научного метода целесообразно рассматривать такие средства познания, как принцип и подход.

Научный принцип является важнейшим методологическим средством, теоретико-методологической основой метода. В роли принципов выступают глобальные положения с широким радиусом действия, имеющие стратегическое значение [35, с. 102]. Принципы представляют собой исходные, промежуточные и конечные теоретические обобщения [40, с.25- 26]. Очевидно, каждому методу присущи определенные принципы исследования, причем они могут быть как специфическими, так и общими для нескольких методов [13, с. 13].

Научный подход, тесно связанный с принципом, трактуют как методологическую ориентацию исследования, как понятие, руководящее общей стратегией исследования [3, с. 74]. Подход определяет направление исследования, однако он, в отличие от принципа, является не непосредственным орудием познания, а отражается в принципах, приемах и процедурах данного метода [35, с. 24].

В онтологический компонент сравнительно-исторического метода входят определенные принципы и подходы. Ключевым для этого метода принципом, который, собственно, и вызвал к жизни сравнительно-историческое языкознание, является принцип историзма [23, с. 154]. Однако это не единственный принцип в структуре онтологического компонента сравнительно-исторического метода. Проведенная В.А. Глущенко историко-научная реконструкция [13] показывает, что в работах сравнительно-исторической направленности значительную роль играют также принципы причинности, системности и всеобщей связи явлений. Данным принципам соответствуют и определенные подходы (исторический, причинный, системный).

Телеологический компонент сравнительно-исторического метода составляет его цель. В современной компаративистике ее трактуют достаточно широко: это воспроизведение моделей праязыковых состояний семей и групп родственных языков, их дальнейшего развития и членения на самостоятельные языки, а также создание сравнительно-исторических описаний (грамматик и словарей) родственных языков [33, с. 485]. Однако, очевидно, сравнительно-исторические исследования направлены не только на получение конкретных фактов из истории тех или иных языков, т.е. имеют исключительно фактологический характер. Конкретные языковые факты осознаются как проявление общих закономерностей в «подсистеме» онтологии, а цель исследования может трактоваться как раскрытие исторических, причинных, системных связей фактов языка, т.е. как реализация принципа всеобщей связи явлений на конкретном историко-языковом материале [13: с. 14-15]. Именно так, с методологических позиций, понимали цель сравнительно-исторического исследования ученые Харьковской и Московской лингвистических школ [там же, с. 99, с. 175].

Содержанием операционального компонента является комплекс научных приемов и процедур и методика их применения [12]. Операциональный компонент сравнительно-исторического метода включает такие приемы и процедуры, как генетическое отождествление фактов, лингвистическая реконструкция, хронологизация и локализация языковых явлений и их системно связанных совокупностей [23, с. 84]. Доминирующим универсальным приемом сравнительно-исторического метода является сравнение [39, с. 11, с. 25; 22, с. 12; 37, с. 38-39; 7, с. 229-235], а наиболее существенной частью этого метода - процедура лингвистической реконструкции [29, с. 202].

Отметим, что, анализируя труды представителей компаративистики XIX в. - начала XX в., специалисты в области лингвоисториографии (если пренебречь несущественными различиями) выделяют следующие периоды развития сравнительно-исторического языкознания: первый (20-е - 60-е гг. ХІХ в.) и второй (70 гг. XIX в. - 30 гг. XX в.) [24; 13, с. 5].

Появление исследований основоположников сравнительно-исторического метода, к которым обычно относят немецких языковедов Ф. Боппа та Я. Гримма, датчанина Р. Раска, русского филолога А. Х. Востокова, означала применение к языковым явлениям принципа историзма [13, с. 21].

Эти лингвисты исследовали прежде всего единицы фонологического уровня языка (за исключением Боппа, преимущественно грамматиста). Для языкознания ХІХ в. - начала ХХ в. это в определенной мере стало традицией. Поэтому при дальнейшем изложении материала мы анализируем историко-фонетические работы.

Компаративисты 20-60 гг. ХІХ в. пришли к выводу, что, поскольку язык является историческим феноменом, изучать язык, не исследуя его истории, невозможно. Так, Ф. И. Буслаев подчеркивал: „Определить ее (речь - К.К.) не иначе можно, как путем генетическим; отсюда необходимость исторического исследования” [6, с. 207]. Эту же мысль высказывал И. И. Срезневский [42, с. 17]. Таким образом, в лингвистике, как отмечают историографы языкознания, закрепляется положение о тесной связи прошлого и современного состояния языка [2, с. 6; 44, с. 114].

Для лингвистических работ 20-60 гг. XIX в. характерно, как исчерпывающе показал В. В. Колесов, отсутствие синтеза исторического и сравнительного изучения языков [25, с. 163-199], несмотря на теоретическое обоснование тесной взаимосвязи исторического и сравнительного исследования языка в трудах таких ученых, как Буслаев и Срезневский [6, с. 192-193; 41, с. 95].

Изучение работ 20-х-60-х гг. позволяет сделать вывод, что в плане применения приемов и процедур сравнительно-исторического метода для этого времени было характерно преобладание приема генетического отождествления фактов над процедурой лингвистической реконструкции [13, с. 25]. Именно в этом приеме становление сравнительно-исторического метода осуществлялось в первую очередь и к тому же наиболее полно и последовательно. Срезневский ставил перед лингвистами задачу „отличать древние формы от новых”, для чего необходимо „не упускать из виду общего хода изменения языка, понимать ход изменений других родственных языков и наречий” и с помощью „методы сравнительной” изучать в памятниках „отрывочные остатки древности” [42, с. 34]. В связи с этим можно отметить, что И.А. Бодуэн де Куртенэ видел одну из важнейших особенностей языкознания XIX в. в том, что ученые стали различать в языке разные по времени наслоения [4, т. 2, с. 7]. Языковеды 20-60 гг. XIX в. осознавали это и теоретически. Так, Н.И. Греч в связи с лексическими заимствованиями в языке отмечал, что „разные слова ложатся в нем (в языке - К.К.) как слои земель в геологических формациях, иногда правильными пластами, но большею частию смешанные и искаженные” [16, ч. 1, с. 43].

Компаративисты понимали отождествленные звуки как продукт ряда эпох; они отождествляли факты разной хронологии, отраженные в современных языках и в древних письменных памятниках. Классическим примером является открытие Востоковым носовых гласных в праславянском языке. Оно стало возможным благодаря сравнению кириллических юсов с носовыми гласными звуками современного польского языка: старославянским ?@ай „зуб”, б@ёа „рука”, ёё#оаа „лятва”, ї#ой „пять” соответствуют польские zqb, rqka, klqtwa, piqc [9, с. 8-9]. Генетическое отождествление одной и той же морфемы, а отсюда и всех звуков в ней в старославянском и современном польском языках обеспечило расшифровку фонетического значения юсов. Однако качественные характеристики (артикуляционные признаки) праславянских носовых гласных и пути возникновения этих звуков для лингвистов первого периода остались во многом невыясненными (см. ниже).

В использовании приема генетического отождествления фактов в это время проявилась и определенная ограниченность исторического подхода к языковым явлениям. Так, если Востоков близко подошел к пониманию артикуляционных особенностей [ъ] и [ь], которые он называл „полугласными” [8, с. 7-10] (к такому выводу ученый пришел в результате сравнения рефлексов [ъ] и [ь] в современных ему славянских языках), то Г.П. Павский интерпретировал редуцированные как „придыхания” [3, с. 39-42], что не находит подтверждения ни в истории славянских языков, ни в их современном состоянии. Украинский же филолог М.А. Максимович рассматривал редуцированные [ъ] и [ь] как специфическую старославянскую особенность, не присущую другим древним славянским языкам [30, с. 71, с. 76]; таким образом, исследователь отрицал праславянское происхождение редуцированных.

Компаративистике 20-60 гг. XIX в. (если говорить о тенденции) был присущ системный подход к языковым явлениям, рассматриваемым в их истории [13, с. 33-34]. Как отмечают исследователи, в лингвистике XIX в. системный подход к языку осуществился, прежде всего, в приеме генетического отождествления фактов [26, с. 34-35; 19, с. 478]. Именно в выявлении фонетических корреспонденций и в их регистрации языковеды подошли к определению системных характеристик языка, хотя и в сравнительно ограниченной области языковых явлений [26, с. 34]. Не ставя здесь вопроса о том, является ли справедливым этот вывод для компаративистики XIX в. в целом, отметим, что, как показал В.А. Глущенко, в русском сравнительно-историческом языкознании 20-60 гг. XIX в. принцип системности проявился, прежде всего, в генетическом отождествлении фактов [13, с. 34-35].

Системная трактовка фонетических явлений в их истории отразилась и в лингвистической реконструкции архетипа и фонетического закона (термин фонетический закон ввел в языкознание Бопп). Компаративистика XX в. пришла к методологически важному положению о том, что любая реконструкция по своей направленности всегда является системной [29, с. 195]. операциональный исторический языковый хронологизация локализация

Ценность фундаментального понятия фонетического закона заключается, в частности, в том, что реконструированный фонетический закон позволяет объединить разрозненные звуки в определенные группы [18, с. 75]. Таким образом, даже отдельный фонетический закон, взятый изолированно, предусматривает системный подход к языковым явлениям, базируется на системном понимании фактов языка: ведь многочисленные разрозненные фонетические явления подведены здесь под ограниченное количество фонетических законов, т.е. систематизированы. То же необходимо сказать о реконструкции архетипа.

Архетипы, реконструированные в трудах русских компаративистов первого периода, совпадают с рефлексами одного из дочерних языков. Так, наличие в части славянских языков взрывного, а в части - фрикативного звонкого заднеязычного согласного заставило Срезневского предположить, что „оба звука для славянского языка одинаково древни, так же как одинаково древни два подобных звука - к и х” [42, с. 47]. На этой основе ученый доказывал такую же древность согласных [дж] и [ж] как результата палатализации [g] и [у] [там же, с. 47-48].

Развитие языка, как считал Срезневский, является закономерным процессом; поэтому задача языкознания - раскрывать законы развития языков [там же: с. 17]. Возникло такое понимание фонетических законов, согласно которому звуковые изменения осуществляются в форме медленной эволюции. Так, согласно Срезневскому, восточнославянское полногласие „обнаружилось с решительною силой при начале отделения русского (правосточнославянского - К.К.) языка от других наречий (древних славянских языков - К.К.)”, но оно „не разом разошлось по всему составу языка” [там же, с. 30]. Отсюда тенденция к выделению этапов действия фонетических законов. Так, украинский языковед Я.Ф. Головацкий, сославшись на юго-западные письменные памятники украинского языка, в переходе [о] в [і] реконструировал промежуточный звук [у]: конь > кунь > кінь [15, с. 31]. Вместе с тем звуковые изменения в трактовке историков языка нередко выступают как имеющие вневременной характер: Буслаев утверждал: законы, действовавшие в правосточнославянском языке, а позднее в истории восточнославянских языков, сохранились в современных восточнославянских языках [5, с. 26, с. 77].

Реконструкция фонетических законов в ряде случаев имела ограниченный характер. Немотивированное определение направления фонетических изменений, первичных и вторичных архетипов представлено в реконструкции Буслаевым перехода носового гласного [^] в сочетания [ьн], [ьм] в правосточнославянском языке (жьмоу „жму”, жьноу „жну”). Буслаев считал, что сочетания [ьн], [ьм] в правосточнославянском языке возникли из носового гласного [^] [там же: с. 57, с. 66]. Более поздние исследования историков восточнославянских языков показали, что направление процесса было обратным. Подобную интерпретацию дал и Срезневский. Сравнив древнерусские формы дути - дъму, жати - жьну, Срезневский реконструировал переходы [у] > [м], [а] > [н] [42: с. 29-30], хотя, как было установлено позднее, содержание и направление фонетических изменений было иным: сочетание [ъм] в дъму является исконным (оно не перешло в носовой гласный непереднего ряда, т. к. находится в положении перед гласным); гласный [у] в дути восходит к носовому гласному непереднего ряда, обозначавшемуся кириллическим юсом большим; таким же образом сочетание [ьн] в жьну исконно, а гласный [а] в жати восходит к носовому гласному переднего ряда (в кириллице обозначался юсом малым). Недостаточная изученность ряда вопросов (связанная, на наш взгляд, как с нехваткой конкретного материала, так и с неразработанностью методики сравнительно-исторического изучения языков, находящейся в стадии становления) привела и к другим необоснованным интерпретациям Срезневского: возведению полногласных восточнославянских форм (норов, берег) к неполногласным старославянским, отождествлению h в мл^о и в слЬдъ [там же, с. 30].

В основах слов типа огня, отца Буслаев констатировал опущение [о], [е], причем основы огонь - огня, с одной стороны, и отец - отца, с другой, лингвист не дифференцировал [5, с. 66], хотя неначальные гласные в них имеют разное происхождение (со временем исследователи установили, что в первом случае [о] является звуком более позднего происхождения и представляет собой следствие реализации слогообразующего потенциала сонорного [н], а во втором случае гласный [е] восходит к редуцированному [ь]). Вместе с тем сближение указанных основ является правомерным: обе они связаны, хотя и по-разному, с процессом падения редуцированных гласных. Поэтому обращение Буслаева к подобным случаям, несомненно, способствовало дальнейшему изучению истории редуцированных.

Для сравнительно-исторического языкознания первого периода было характерным стремление искать причины конкретных звуковых изменений в фонетическом окружении: объяснения фонетических законов были сведены к установлению фонетических условий, при которых они осуществлялись. Примером может служить определение Востоковым фонетических условий перехода [е] > [о] (закон Востокова). По мнению ученого, такими условиями являются позиции перед твердыми согласными и в конце слов: тек [t'ek] > тёк [t'ok], мед [m'ed] > мёд [m'ot], ее [jeje] > её [jejo] [10, с. 112].

Были предприняты важные шаги на пути реконструкции правосточнославянского языка („общерусского праязыка”). Внимание исследователей (Востокова, Срезневского, Лавровского) привлекали прежде всего те фонетические особенности „общерусского праязыка», которые отличали его от старославянского (полногласие, звуки [ч], [ж] на месте праславянских сочетаний [*tj], [*dj], гласный [о] в начале слова). Вместе с тем предметом изучения становятся и такие явления, которые являются праславянским наследием в „общерусском” и старославянском языках: редуцированные [ъ] и [ь], носовые гласные (в „общерусском праязыке” они существовали в „доисторическую эпоху”), отдельный ряд заднеязычных согласных („твердость г, к, х”) и др. [9, с. 7-8; 42: с. 29-33; 27: с. 25-46]. Историки восточнославянских языков считали, что „общерусский праязык” изначально (в момент выделения его из праславянского) не имел диалектного членения, но с течением времени в нем появляются определенные фонетические диалектные особенности. Позже это приводит к возникновению русского, украинского и белорусского языков.

Определенная ограниченность исторического подхода исследователей к языковым явлениям проявилась, по мнению В.А. Глущенко, в том, что „общерусский праязык” они в значительной мере отождествляли с языком древнерусской письменности [13, с. 29]. Важнейшие признаки „общерусского праязыка” (архетипы, фонетические законы) устанавливались в основном путем сравнения с литературным языком - старославянским. Материал других славянских языков ученые использовали значительно меньше. Реконструкция архетипов и фонетических законов „общерусского праязыка” имела статичный характер. С этим была связана незначительная глубина реконструкции: нижней хронологической границей выступает эпоха, непосредственно предшествовавшая возникновению письменности на Руси.

Анализ работ языковедов указанного периода показывает: лингвистическая реконструкция в них имела проспективный характер [там же: с. 29-30]. Так, стремясь расшифровать звуковое значение кириллических юсов и еров, Востоков вышел за рамки древних письменных памятников и обратился к звукам современных славянских языков [9, с. 7-13]. Необходимым условием выдающихся открытий Востокова стало введение им в научный оборот древнего памятника славянской письменности - Остромирова евангелия [24, с. 88]. Важно подчеркнуть, что Востоков шел от употребления букв в древних рукописях к данным „живого” произношения в родственных языках. Несомненно, в 20-е-60-е гг. XIX в., когда сравнительно-исторический метод был еще в стадии формирования [25, с. 167], это был единственно возможный и подлинно новаторский подход к лингвистической реконструкции. Не случайным является хорошо известный факт скептического восприятия востоковской расшифровки звукового значения юсов чешским ученым Й. Добровским и его учеником словенцем В. Копитаром [24, с. 99-100; 19, с. 458].

Безусловным достижением сравнительно-исторического языкознания первого периода стало стремление ученых определять временные границы возникновения и существования того или иного фонетического явления. Анализ работ русских историков языка свидетельствует, что хронологизация архетипов и фонетических законов в них имела, как правило, абсолютный характер. При этом следует учитывать, что ученые часто лишь указывали на первые фиксации тех или иных фонетических явлений и процессов в древних письменных памятниках, не освещая вопроса о времени их появления в самом языке (диалекте). Так, „смешение въ с у” отражено в южнорусских памятниках начиная с XI в. [31, с. 285]. В ряде случаев устанавливалась приблизительная хронология: переход [е] > [е] осуществлялся в „древнем русском языке” до XIII в. [27, с. 46], а если уточнить эту дату - не позднее XII в. [там же, с. 115]; такие особенности „наречия новгородского”, как „взаимозамена ц и ч”, утрата „твердости г и к”, переход [е] > [і], возникли „ранее XII в.” [там же: с. 136]; изменение напряженного редуцированного Мы используем здесь современный термин, не употреблявшийся лингвистами рассматриваемого периода. [ы] в [о] в диалектах русского языка осуществлялось „по крайней мере с XIII - ХІ столетия” [42, с. 44].

Относя те или иные фонетические явления к „коленам” родословного древа, компаративисты первого периода давали не только относительную, но и (в определенном смысле) абсолютную хронологию языковых изменений.

Однако осуществленная таким образом относительная и абсолютная хронологизация является одновременно относительной и абсолютной локализацией тех или иных явлений. Так, ученые писали, в частности, о южнорусских говорах правосточнославянского языка, ограничивая их приблизительную территорию землями, на которых в первой половине XIX в. жили этнические украинцы.

В понимании процесса развития языка учеными 20-60-х гг. XIX в. можно отметить определенный разрыв между категориями пространства и времени, соотносительность которых еще в полной мере не была осознана и отражена в практике лингвистических исследований. Так, Буслаев разграничивал два типа языковых изменений: по времени („исторические”) и по пространству („областные”) [5, с. 24-25]. Здесь можно говорить об определенной ограниченности принципа историзма в подходе к языковым феноменам.

Характерной была и некоторая хронологическая неопределенность, недостаточно четкое противопоставление прошлого и современного в языке: в одном ряду, например, случаев протетического [в] Буслаев рассматривал современные факты (восемь) и свидетельства древних письменных памятников (вовцмь), а вопрос о генезисе и эволюции этого явления не был поставлен [там же, с. 70-71].

Ограниченность принципа историзма в языкознании 20-х - 60-х гг. XIX в. проявилась, с одной стороны, в необоснованном „омолаживании” некоторых фонетических явлений, с другой стороны, в их чрезмерной архаизации. Так, говоря о дифтонгах в славянских языках, Срезневский отмечает: „Появление двугласных довольно давне; следы их есть в чешских памятниках XIII-XIV веков и в хорутанских (словенских - К.К.) памятниках XV века. Теперь двугласные слышны уже во многих наречиях; в чешском есть оу, еи, в словацком оу, уо, ои, в лужицком ие, в хорутанском оу, оа, уо, уе, еи, в сербском uje” [42, с. 44]. Характер изложения материала в цитированном фрагменте свидетельствует о „нарастании” процесса дифтонгизации монофтонгов в истории славянских языков. Однако последующие исследования (XIX-XX вв.) показали, во-первых, что для реконструируемых гласных фонем важнейшими признаками применительно к славянским языкам являются ряд, подъем, лабиализованность и ее отсутствие, ротовой или носовой характер и долгота/краткость (монофтонгический/дифтонгический характер - это фонетический, но не фонологический признак); во-вторых, наряду с процессами дифтонгизации в истории славянских языков широкое распространение имели процессы монофтонгизации, характерные и для праславянского языка. С другой стороны, Максимович рассматривал восточнославянское полногласие как праславянскую и, более того, праиндоевропейскую по происхождению языковую особенность [30, с. 66-67, с. 82, с. 104].

Перспективы дальнейших исследований мы усматриваем в углубленном изучении приемов и процедур сравнительно-исторического метода в западноевропейском языкознании 20-х-60-х гг. ХІХ в.

Литература

1. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов / О.С. Ахманова. - М.: Сов. энциклопедия, 1966. - 608 с.

2. Березин Ф.М. Русское языкознание конца XIX - начала XX в. / Ф.М. Березин / Отв. ред. Ф.П. Филин. - М.: Наука, 1976. - 366 с.

3. Блауберг И.В. Становление и сущность системного подхода / И.В. Блауберг, Є.Г. Юдин. - М.: Наука, 1973. - 270 с.

4. Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию / И.А. Бодуэн де Куртенэ. - М.: Изд- во АН СССР, 1963. - Т. 1. - 384 с.; Т. 2. - 391 с.

5. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. - М.: Учпедгиз, 1959. - 623 с.

6. Буслаев Ф.И. О преподавании отечественного языка // Буслаев Ф.И. Преподавание отечественного языка: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. „Рус. яз. и лит.” - М.: Просвещение, 1992. - С. 25-373.

7. Вениг К.К вопросу о формировании научных теорий (на материале истории биологии) / К. Вениг // Диалектика. Познание. Наука / Отв. ред. В.А. Лекторский, В.С. Тюхтин. - М.: Наука, 1988. - С. 88-94.

8. Виноградов В.А. Методы типологии / В.А. Виноградов // Общее языкознание: Методы лингвистических исследований / Отв. ред. Б.А. Серебренников. - М.: Наука, 1973. - С. 224-256.

9. Востоков А.X. Рассуждение о славянском языке, служащее введением к грамматике сего языка, составляемой по древнейшим оного письменным памятникам // Востоков А.X. Филологические наблюдения / Издал, по поручению 2-го отделения Академии наук, И. Срезневский. - СПб., 1865. - С. 127.

10. [Востоков А.Х.] Русская грамматика Александра Востокова, по начертанию его же сокращенной грамматики полнее изложенная / А.Х. Востоков. - 12-е изд. - СПб., 1874. - XII, 216 с.

11. Глущенко В.А. Историзм и возникновение компаративистики / В.А. Глущенко // Теоретические и прикладные проблемы русской филологии: Научно-методич. сб. / Отв. ред. В.А. Глущенко. - Славянск: СГПУ, 2002. - Вып. X. Ч. 1. - С. 25-36.

12. Глущенко В.А. Лінгвістичний метод і його структура / В.А. Глущенко // Мовознавство. - 2010. - №6. - С. 32-44.

13. Глущенко В.А. Принципи порівняльно-історичного дослідження в українському і російському мовознавстві (70 рр. ХІХ ст. - 20 рр. XX ст.) / В.А. Глущенко // НАН України, Ін-т мовознавства ім. О.О. Потебні; Відп. ред. О.Б. Ткаченко. - Донецьк, 1998. - 222 с.

14. Глущенко В.А., Овчаренко В.Н. Развитие языка. Учеб. пособие для студентов филол. ф-тов / В.А. Глущенко, В.Н. Овчаренко. - Славянск, 2005. - 32 с.

15. Головацький Я. Грамматика русского языка / Я. Головацький. - Львів, 1849. - 223 с.

16. Греч Н.И. Чтения о русском языке / Н.И. Греч. - СПб., 1840. - Ч. 1. - VI, 336 с.; Ч. 2. - 404 с.

17. Житецкий П.И. Очерк звуковой истории малорусского наречия / П.И. Житецкий. - К., 1876. - IV, 376 с.

18. Журавлев В.К. Внутренняя реконструкция / В.К. Журавлев // Сравнительно-историческое изучение языков разных семей: Теория лингвистической реконструкции. - М.: Наука, 1988. - С. 68-90.

19. Журавлев В.К. Наука о праславянском языке: эволюция идей, понятий и методов / В.К. Журавлев // Бирнбаум X. Праславянский язык: Достижения и проблемы в его реконструкции / Общ. ред. В.А. Дыбо и В.К. Журавлева. - М.: Прогресс, 1987. - С. 453-493.

20. Звегинцев В.А. Очерки по общему языкознанию / В.А. Звегинцев. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1962. - 384 с.

21. Катков М.Н. Об элементах и формах славяно-русского языка / М.Н. Катков. - М., 1845. - ІІ, 253, ІІ с.

22. Климов Г.А. Методика лингвогенетических исследований (Введение) // Общее языкознание: Методы лингвистических исследований / Отв. ред. Б.А. Серебренников. - М.: Наука, 1973. - С. 9-33.

23. Климов Г.А. Основы лингвистической компаративистики / Г.А. Климов / Отв. ред. Н.З. Гаджиева. - М.: Наука, 1990. - 168 с.

24. Колесов В.В. К принципам периодизации истории русского языкознания / В.В. Колесов // Уч. зап. Тартусск. ун-та. - 1983. - Вып. 649. - С. 122-136.

25. Колесов В.В. Становление идеи развития в русском языкознании первой половины XIX в. / В.В. Колесов // Понимание историзма и развития в языкознании первой половины XIX века / Отв. ред. А.В. Десницкая. - Л.: Наука, 1984. - С. 163-199.

26. Кубрякова Е.С. О понятиях языковой системы и структуры языка / Е.С. Кубрякова, Г.П. Мельников // Общее языкознание: Внутренняя структура языка / Отв. ред. Б.А. Серебренников. - М.: Наука, 1972. - С. 8-91.

27. Лавровский П.А. О языке северных русских летописей / П.А. Лавровский. - СПб., 1852. - 160 с.

28. Лавровский П.А. Обзор замечательных особенностей наречия малорусского сравнительно с великорусским и другими славянскими наречиями / П.А. Лавровский // Журн. м-ва нар. просвещения. - 1859. - Ч. 102. - С. 225-266.

29. Макаев Э.А. Общая теория сравнительного языкознания / Э. Макаев. - М.: Наука, 1977. - 205 с.

30. Максимович М.А. Начатки русской филологии: Об отношении русской речи к западнославянской // Максимович М.А. Собр. соч. - К., 1880.- Т. 3. - С. 25-155.

31. Максимович М.А. Новые письма к М.П. Погодину: О старобытности малороссийского наречия // Максимович М.А. Собр. соч. - К., 1880. - Т. 3. - С. 273-311.

32. Надеждин Н.И. Великая Россия / Н.И. Надеждин // Энциклопедический лексикон. - СПб., 1837. - С. 263-276.

33. Нерознак В.П. Сравнительно-исторический метод / В.П. Нерознак // Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. - М.: Сов. энциклопедия, 1990. - С. 485-486.

34. Павский Г.П. Филологические наблюдения над составом русского языка: Первое рассуждение. О буквах и слогах. - 2-е изд. / Г.П. Павский. - СПб., 1850. - ХХІІІ, 141 с.

35. Подкорытов Г.А. О природе научного метода / Г.А. Подкорытов. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1988. - 224 с.

36. Постовалова В.И. Историческая фонология и ее основания: Опыт логико-методологического анализа / А.И. Постовалова. - М.: Наука, 1978. - 203 с.

37. Серебренников Б.А. О технике сравнительно-генетических исследований // Общее языкознание: Методы лингвистических исследований / Отв. ред. Б.А. Серебренников. - М.: Наука, 1973. - С. 34-106.

38. Серебренников Б.А. Проблема взаимоотношения общей методологии, лингвистической науки и частных методов лингвистического исследования // Общее языкознание: Методы лингвистических исследований / Отв. ред. Б.А. Серебренников. - М.: Наука, 1973. - С. 257-313.

39. Смирницкий А.И. Сравнительно-исторический метод и определение языкового родства: Материалы к курсам языкознания / Под общ. ред. В.А. Звегинцева. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1955. - 58 с.

40. Смирнов С.Н. Элементы философского содержания понятия „система” как ступени познания и общественной практики // Системный анализ и научное знание / Отв. ред. Д.П. Горский. - М.: Наука, 1978. - С. 60-83.

41. Срезневский И.И. История русского языка: Курс 1849-50 года. Составлял Г. Чернышевский // Срезневский И.И. Мысли об истории русского языка. - М.: Учпедгиз, 1959. - С. 93-132.

42. Срезневский И.И. Мысли об истории русского языка / И.И. Срезневский. - М.: Учпедгиз, 1959. - С. 16-81.

43. Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики / Ю.С. Степанов. - М.: Наука, 1975. - 311 с.

44. Франчук В.Ю. Олександр Опанасович Потебня / В.Ю. Франчук / Відп. ред. В.М. Русанівський. - К.: Наук. думка, 1985. - 168 с.

45. Шлейхер А. Теория Дарвина в применении к науке о языке (Извлечения) / А. Шлейхер // Звегинцев В.А. История языкознания ХІХ-ХХ веков в очерках и извлечениях. - 3-е изд. - М.: Просвещение, 1964. - Ч. 1. - С. 116-121.

Размещено на allbest.ru