Стыд в локальной языковой картине мира (на материале повести В.И. Белова "Привычное дело")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Стыд в локальной языковой картине мира (на материале повести В.И. Белова «Привычное дело»)

Л.А. Берсенева, А.В. Федорова

В.И. Белов неоднократно обращался и в публицистике, и в художественной прозе к особенностям русского характера, определяемым принадлежностью персонажей к локальному (сельскому) миру. Писатель делает акцент на тех сторонах деревенской жизни, в которых проявляется национальное сознание, на - родные представления о нравственности, основанные на мысли о сопричастности каждого человека общинной жизни. В обстоятельствах этой общинной жиз - ни одним из наиболее востребованных свойств человека является его способность или неспособность испытывать чувство стыда, возникающие в резуль-тате осознания нарушения норм морали или принятых в обществе норм пове-дения.

Концепт «стыд» наряду с концептами, обозначаемыми как «совесть», «вина», «бесчестье», «позор» и т.д., является важным элементом национальной картины мира, вследствие чего неоднократно становился объектом изучения в работах по когнитивной лингвистике [Арутюнова, 2000; Дженкова, 2006; Карасик, 2001; Малахова, 2008; Меньшикова, 2007 и др.]. Однако специфика данного концепта в локальных (региональных) культурах и в творчестве отдельных авторов изу - чена недостаточно.

Толковые словари определяют слово стыд как «чувство сильного смущения от сознания предосудительности, неблаговидности своего поступка, поведения // чувство моральной ответственности за свое поведение, поступки; позор, бесчестье» [МАС, т. 4, с. 296].

Анализ лингвокультурного концепта предполагает исследование его поня - тийного содержания, а именно языковой фиксации. При этом исследуется обозначение, описание, признаковая структура, дефиниция [Карасик, с. 10-11].

Авторы коллективной монографии «Антология концептов», детально изучив - шие специфику данного концепта на примере русского и немецкого языков, на основе дефиниций номинантов анализируемого концепта выделяют следующие семы: 1) чувство (родовая сема); 2) каузаторы эмоции (от сознания предосудительности, неблаговидности поступка, поведения); 3) интенсификатор (чувство сильного смущения); 4) отрицательный характер эмоции; 5) физиологическая симптоматика переживания эмоции; 6) чувство моральной ответственности за свое поведение, поступки [Дженкова, с. 234].

При анализе мы будем опираться на выделенные исследователями семантические группы: 1) стыд как моральный ориентир для человека, обязательная норма поведения, неотъемлемое качество человека, связанное с самоограни - чением; 2) отрицательное отношение к несоблюдению нравственных норм общества; 3) зависимость понятия о постыдном от культурного или социального контекста, от ценностных установок человека 4) интенсивность переживания эмоции стыда; 5) экспликация ситуации стыда с указанием на оппозицию «человек - социум» и вегетативные изменения в организме человека. концепт вербализация художественный текст

Таким образом, стыд - это чувство, возникающее в результате осознания нарушения принятых в социуме норм морали или поведения. Вместе с тем оно соотносится с чувством как внутреннего, так и внешнего - публичного стыда.

В основу нашего исследования были положены фрагменты текста повести В.И. Белова «Привычное дело», в которых употребляется лексема стыд и ее производные (стыдно, стыдиться, бесстыдница, стыдливо - 18 словоупотреблений), слова со сходной семантикой: вина (виноватый) - 7, совесть (совестно, бессовестный) - 7, позор (позориться) - 3, срам - 1 словоупотребление. При анализе учитывались также контексты, отражающие отрицательные переживания персонажей, связанные со стыдом.

Главный субъект переживания чувства стыда в повести В.И. Белова «Привычное дело» - Иван Африканович Дрынов. Слово стыд используется, как правило, в его прямой речи или в речи повествователя, описывающей поступки или состояние героя.

Наиболее частой причиной, вызывающей эту эмоцию, является пьянство и его последствия. Повесть начинается с эпизода, когда выпивший Дрынов «кается» перед мери-ном: А я, Пармеша, маленько выпил, выпил, друг мой, ты уж меня не осуди. Да, не осуди, значит. А что, разве русскому человеку и выпить нельзя? Нет, ты скажи, можно выпить русскому человеку? Особенно ежели он сперва весь до кишков на ветру промерз, после проголодался до самых костей? [Белов, с. 7]. Повторяя риторический вопрос (почему нельзя выпить русскому человеку?), герой пытается найти оправдание своему поступку, расценивая зависимость от «белоглазой» как неотъемлемое свойство русского мужика. Чувство стыда перед животным возникает и в начале второй главы, когда Дрынов направляет Парменка по неправильному пути: Он трезвел и, будто засыпающий петух, клонил голову. Сперва ему было немножко стыдно перед Парменом за свою оплошность, но вскоре он как бы не нарочно забыл про эту вину, и все опять установилось на своих местах [Белов, с. 11]. Начинающаяся рефлексия по поводу пьянства прекращается, как только появляется возможность выпить. И неловкость Дрынов испытывает только от того, что придется пить из горлышка: Вроде бы из горлышка-то... неудобно перед народом, да и так. Может, не будем, Миша? [Белов, с. 12].

В ближайшей сюжетной перспективе ситуация пьянства становится причи - ной для самобичевания: После того как прибежал из сосновской бани и не застал жену дома, он, не слушая тещу, кинулся вослед Катерине. <...> А какое ты дураково поле, Иван Африканович! Напился вчера, ночевал в бане. А в это время Катерину увезли родить, увезли чужие люди, а он, дураково поле, ночевал в бане. Некому бить, некому хлестать» [Белов, с. 19]. Хотя слово стыд в этом фрагменте не используется, интенсивность переживания героя несомненна, вплоть до упоминания о физической боли, о желании «постра - дать». Впрочем, читателю известно, что пьянство в прошлом едва не привело к распаду семьи, когда Иван Африканович изменил Катерине. Отметим, что попытка загладить вину и избавиться от чувства стыда, обменяв Библию на гармонь, демонстрирует инфантильность сознания героя, желающего быстрее забыть о неприятностях и с помощью гармони «развеселить» Катерину.

В целом в отношении семьи Иван Африканович не способен на острые и длительные переживания, поскольку плохая материальная обеспеченность воспринимается как привычное дело, и в качестве самооправдания Дрынов создает философию «непокупного», хотя, размышляя о жене, и испытывает чувство стыда, связанное с невозможностью быть в семье кормильцем: Баба шесть годов ломит на ферме. Можно сказать, всю орду поит-кормит. Каждый месяц то сорок, то пятьдесят рублей, а он, Иван Африканович, что? Да ничего, с гулькин нос, десять да пятнадцать рублей. Ну, правда, рыбу ловит да за пушнину кой-чего перепадает. Так ведь это все ненадежно... [Белов, с. 20].

Единственный раз, когда он произносит слова стыд и срам применительно к семье, связаны именно с нереализованной функцией добытчика: Бурлак,-- опять с горечью и стыдом подумал Иван Африканович, - ни пуговицы, ни кренделька, одну грязную рубаху несу из заработка. Стыд, срам, дело привычное... [Белов, с. 95].

Чувство стыда интенсифицируется в эпизодах, где герой вступает в контакт с чужими (случайными встречными на пути из бурлаков, «начальством»), нарушает правила деревенского «этикета» или нормы поведения, определяемые властями.

Так, например, возвращаясь домой после недельной отлучки, Дрынов сты - дится своего внешнего вида: Грязная вся рубаха-то. Стыд, ежели кто знакомый встретится. И правда, стыд: Иван Африканович почувствовал, как у него краснеют и наливаются жаром и без того жаркие от солнышка уши. Впору головой в омут, такие случились дела за последнюю неделю [Белов, с. 95].

Ночная косьба для себя вопреки запретам заставляет его испытывать следую - щие чувства: Стыдно, конечно, было, бродишь как вор, от людей по кустам прячешься. <...> И вот Иван Африканович косил по ночам, как вор либо какой разбойник. <...> того и жди, выйдет бригадир, либо председатель, либо уполномоченный. «А что вы, - скажут, - товарищ Дрынов, в лесу делаете? А где, товарищ Дрынов, ваша колхозная совесть, с которой мы вперед идем?» [Белов, с. 59-60]. Ситуация для него осложняется тем, что начальство апеллирует к его статусу депутата.

Несоответствие собственных действий отведенной ему в колхозном социуме роли вызывает у Ивана Африкановича острое чувство стыда и вины: Иван Африканович покраснел как маков цвет, он был и правда депутат. Он чуть не плакал от стыда, виновато мигал и чуял, как розовели горячие уши. - Чего уж... виноват, значит, дело привычное. Баба смутила, думаю, корова... Вино - ват, в общем, замарался, не будет больше такого. Иван Африканович понуро, боком вылез из кабинета. Забыл надеть шапку и с великим стыдом, качая головой, вышел на крыльцо. Ему было до того неловко, совестно, что уши долго еще горели. Словно ошпаренные самоварным кипятком [Белов, с. 62].

В картине мира деревенских жителей постыдными считаются ситуации, нарушающие местные традиции, устои. Это касается, прежде всего, отношения к труду (в главе «Вольный казак» Дрынов стыдит Мишку за плохую пахоту), представлений о деревенском досуге (неумение плясать воспринимается как недостаток и является каузатором чувства стыда у старика Курова), требований к нравственным качествам женщины. В деревне Дашке дают прозвище Путанка (т.е. беспутная) в силу нескольких причин: бросила работу, трех мужиков извела, сделала несколько абортов. Дрынов находит стыдной и публичную ругань Путанки: Иван Африканович сам слышал, как Дашка ругалась, полезло из нее невесть что, под конец разошлась так, что начала сыпать с картинками. Стыд! На что только не способны эти бабы, особо когда в раж войдут, а ежели из-за мужика, так они и совсем ничего не замечают. Вон у него Катерина не такая, она бы не стала ни кричать, ни позориться [Белов, с. 74].

На протяжении всего повествования стыд имеет ситуативный характер и не сопровождается глубокой рефлексией героя. Иван Африканович относится к «стыдным» ситуациям как к привычному делу, поэтому, как правило, стремится уйти от соответствующей темы: изменить направление мысли, переключить внимание на что-то другое, забыть причины и следствия того, что можно назвать «стыдным», перевести «стыдное» в комический план. Рефлексия, с помощью которой осуществляется соединение чувства стыда с чувством вины, может быть обозначена как работа совести героя, в результате которой оформ - ляется чувство нравственной ответственности за своё поведение. В последнем монологе Ивана Африкановича маркером этого перехода становится трансфор - мация традиционных «огневых метафор» (жгучий стыд; сгореть со стыда; Как по огню ступаю). Заметим, что огневая семантика поддерживается и за счет предметного образа: Дрынов приносит на могилу жены ветку рябины.

Эта часть дрыновского монолога обрамлена рассуждениями героя о вине перед женой, тоске, боли, одиночестве, смерти. Показательно, что начинается он с мотива отказа от водки, бывшей причиной большинства сюжетных ситуаций, которые Иван Африканович или повествователь определяют как «стыдные». Трезвый (и в прямом, и в переносном смысле) ум героя не позволяет ему «убежать» от трагедии и понимания своей нравственной ответственности за произошедшее: Я ведь, Катя, и не пью теперече, постарел, да и неохота стало. Ты, бывало, ругала меня... <...> Да. Вот, девка, вишь, как все обернулось-то... Я ведь дурак был, худо я тебя берег, знаешь сама... Вот один теперь... Как по огню ступаю, по тебе хожу, прости. Худо мне без тебя, вздоху нет, Катя. Уж так худо, думал за тобой следом... [Белов, с. 125-126].

Таким образом, в повести В.И. Белова стыд представлен как часть более общего концепта «привычное дело». Как показывают проанализированные фрагменты текста, наиболее негативные эмоции герой испытывает в ситуации возможного общественного осуждения, ожидаемого позора. В частной жизни Дрынова ситуации, которые он переживает как стыдные, тем не менее оказы - ваются частью концепта «привычное дело». В финале повести осуществляется семантический сдвиг: на смену осознанию своего несоответствия ожиданиям других (внешний стыд, стыд как позор) приходит необходимость осмыслить жизнь в нравственно-этическом аспекте (стыд как совесть).

Библиографический список

1. Арутюнова Н.Д. О стыде и совести //Логический анализ языка. Языки этики. - М., 2000.- С. 54-78.

2. Дженкова Е.А. Стыд и вина // Антология концептов / под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. Т.3. - Волгоград, 2006. - С. 230-247.

3. Карасик В.И. Аспекты языковой личности // Языковая личность: Проблемы когниции и коммуникации: Сб. науч.тр. - Волгоград, 2001. - С. 172-183.

4. Малахова С.А. Семантическая структура концепты «стыд» в русском поэтическом дискурсе // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 2: Филология и искствоведение, 2008. - № 6. - С. 80-85.

5. Меньшикова С.И. Концепт психического состояния «стыд» и вербальные средства его выражения // Вестник ТвГУ. Серия Филология, 2007, - № 7. - С. 56-65.

6. Словарь русского языка /под ред. А.П. Евгеньевой: в 4 т. - М., 1981-1984 (в тексте - МАС).

7. Белов В.И. Привычное дело // Белов В.И. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 2. / В. И. Белов. - М., 2011. - С. 7-126.

Аннотация

В статье рассматривается концепт «стыд» в повести В.И. Белова «Привычное дело». Исследуются понятийная и ценностная составляющие концепта, а также способы его вербализации в художественном тексте, выявляются особенности представления о стыде жителя севернорусской деревни.

Ключевые слова: языковая картина мира, концепт «стыд», В.И. Белов, «Привычное дело»

The article is devoted to the study of the concept `shame' on the base of the short story “An Ordinary Affair” written by V.I. Belov. The purpose of the article is to study the conceptual framework and value component of the concept `shame', as well as the ways of its verbalization in the literary text; to identify features of the idea of shame in the life paradigm of a Northern Russian village inhabitant.

Key words. language world-image, concept `shame', V.I. Belov, “An Ordinary Affair”.

Размещено на Allbest.ru