Вербализация упорядоченного хаоса: Джеймс Джойс и Андрей Белый

Актуальность лингвосинергетического подхода к изучению вербализации Джойса и Белого обусловлена необходимостью выяснения природы бело-джойсовской ко-эволюции в культурной целостности эпохи.

Цель статьи - выявить ко-эволюционные свойства вербализации Джойса и Белого в упорядоченном хаосе художественного текста эпохи.

Гнездовое словотворчество и словоформа-отклонение

Словотворчество Белого и Джойса направлено на приведение слова в состояние хаоса резонансным воздействием на его форму. Белый моделирует диффузионные процессы корнесловом (например, "сидя в качалке, качалку качает" [13, с. 381]), а Джойс вводит словоформу-отклонение (например, искаженную фамилию русского композитора Римский-Корсаков в "Rinseky Poppakork" [16, с. 497.28]) в турбулентность, дестабилизируя гибридизацией вложений. У Белого гнездовое словотворчество создает необходимую вязкость и диффузию. В отличие от Джойса, Белый поясняет новообразования. Например, дурандал, которым любил размахивать отец Котика Летаева, назван в честь дюрандаля Роланда [14, с. 162]. Джойс вербализует другой меч, экскалибур короля Артура, в "sexcaliber hrosspower" [16, с. 8.36], складывая "экскалибур", "секс", "калибр", "шестикалиберный" с искаженным gross power "полная мощность". Оба пути осваивают вербализацию упорядоченного хаоса.

Путь Белого - это гнездовое освоение корнеслова, например, "кровавился рыже-красный дворец" [13, с. 136], "пурпур трепаных мхов кровянил все ландшафты" [14, с. 10]. Гнездовым словотворчеством Белый вербализует утраченный древний космос в измерении нечто подобного, в "памяти о памяти" [14, с. 122], которая для него есть "проход в иной мир" [14, с. 122].

Путь Джойса - это гибридизация словоформы-отклонения; например, он складывает русское слово "красный" с искаженным английским словом "мак" и английским цветообозначением red в "krasnapoppsky red" [16, с. 404.24-25]. Джойс открывает фрактальное измерение словоформы-отклонения; у него, как и у Белого, "события, какие могли совершиться, - одна мозговая игра" [13, с. 267].

Коэволюционная вербализация Джойса и Белого

Во-первых, ко-эволюционной в словотворчестве Джойса и Белого является разработка корнеслова в повторах: "Creator he has created for his creatured ones a creation" [13, c. 29.14-15] (Создатель он создал для своих созданий создание или Сотво- ритель он сотворил для своих сотворенных сотворение); "Папа же тут занепапится" [14, с. 57].

Во-вторых, ко-эволюционным является изобретательство слов. Например, Джойс отдает дань Шарлю Бодлеру ослышкой его имени Baudelaire в "the Baddelaries partisans" [16, с. 4.3]. Прямо речь идет о приверженцах Бодлера (лексема partisan совпадает со значением русского слова партизан, которое при Петре I было заимствовано из французского языка в значении "сторонник"). Словоформа-отклонение "Baddelaries" включает среднеанглийскую лексему bad, badde "зло" и шведскую лексему delar "части", что выводит на название шедевра Бодлера "Цветы зла", из которого часть стихотворений, например, "Метаморфозы вампира", была удалена по требованию цензуры. "Цветы зла", подвергшиеся судебному разбирательству за богохульство и непристойности, разделяют участь "Мадам Бо- вари" Флобера, "Улисса" Джойса и "Любовника леди Чаттер- лей" Лоренса. Джойс изобрел словоформу-отклонение, в которую вместил имя Бодлера, название его поэтического сборника и реакцию (как положительную, так и отрицательную) на него. Словоформой-отклонением "Baddelaries" Джойс свершает переход в пространство большей мерности, ведь имеются в виду новаторы художественного языка, новаторские произведения, неприятие новаторства и осуждение новатора. Вложения в "Baddelaries" (ослышка Baudelaire, среднеанглийская лексема bad, badde, шведская лексема delar и английская лексема bad) создают новое качество многомерности, которое, возобновляясь в "Поминках", творит полифонию.

Помешательство Александра Ивановича Дудкина в "Петербурге" обыгрывается назойливым повторением слова, которое оказывается палиндромом, из которого идентифицируется только перевертыш "шиш": "Шишнарфнэ <..> Пришло Е н ф р а н ш и ш за душой" [13, с. 275].

В-третьих, словотворчество Джойса и Белого связывают с музыкализацией прозы. Джойс учился музыкальной ритмической форме к Суинберна, Киплинга, Гилберта и раннего Йейтса, метрическим инновациям у Теннисона и Браунинга, чтобы создать свой ритм, блестящие образцы которого украшают "Улисс" и "Поминки". Белый же был замечательным поэтом: "октябрь обдувал золотой лесной шепот, и ложился на землю тот шепот, и - шелестящий осиный багрец, чтобы виться и гнаться у ног, и шушукать" [13, с. 73].

В-четвертых, Белый и Джойс творят оборотничество имени: В "Петербурге" Николай Аполлонович то хорош собой, то дурен. Дудкин и Липпанченко путаются в своих именах и фамилиях. Разложение фамилии "Аб-Лай-Уховы" напоминает вариации имен Бакли, Шалтая-Болтая, членов семьи Ирвикера в "Поминках".

В-пятых, в словотворчестве Джойса и Белого важное место занимает концептуализация водной стихии. Они оба, например, обыгрывают болото в описании Дублина и Петербурга: "О зеленые, кишащие бациллами, воды!" [13, с. 199]; "This is the bog lipoleum mordering the lipoleum beg" [16, с. 8.24]. В "Котике Летаеве" Белый поясняет, что "мир и мысль - только накипи: грозных космических образов; их полетом пульсирует кровь" [14, с. 19], причем "Пучинны все мысли: океан бьется в каждой; и проливается в тело - космическою бурею" [14, с. 20]. У Джойса пучина поясняет зияние, знакомое (до зевоты) жителям морского побережья: "transported across the yawning (abyss), as once they were seasiders" [16, c. 56.34]. Еще один английский синоним русского слова пучина обыгрывает светоносного Люцифера и утерянный огонь похвалы (славы, чести): "Since the lausafire has lost and the book of the depth is" [16, c. 621.2-3]. Джойс называет целую книгу пучинной. Английский синоним русского слова пучина "profound" появляется в рассуждении о разных алфавитах: "presenting a strangely profound rainbowl" [16, c. 107.11] (странно проникновенная, мудрая дождевая чаша или странная пучино-дождевая чаша). Джойс употребляет синонимы русского слова накипь "scum" (трижды), "froth" (однократно) и "spume" (однократно), например: "the scum on his tongue" [16, c. 180.19] (накипь, налет на языке) или "Did one scum then in auradrama" [16, c. 517.2] (покрывался ли накипью, пенился в аурадраме - речь идет о глухих слушателях). "Накипь" Белого отдается эхом у Джойса в Отце Времен и Матери Пространств, которые раздвоенной подпоркой доводят до кипения котел: "Father Times and Mother Spaces boil their kettle with their crutch" [16, c. 600.2-3]. В котле образуется накипь от многократного использования пространства и времени. Белый пишет: "Роковые потопы бушуют в нас (порог сознания - шаток): берегись, - они хлынут" [14, c. 19]. У Джойса есть светло-желтый потоп (разлитие, поток, наводнение), который обрушится на беспомощную Ирландию: "Here's the flood and the flaxen flood that's to come our helpless Irryland" [16, c. 19-20]. Потоп готов разлиться в сознании Джойса, которое определяет его порог безысходным светло-желтым оттенком.

В-шестых, Джойс и Белый увлекаются вербализацией междометием "да": "и дыхание облетит пространство России: да, да <..> Да, да: Аполлон Аполлонович человек гордый" [13, c. 304-305); "да, да: Николай Аполлонович в Египте <..> да, да: все расширено в них" [13, c. 383]. "Улисс" заканчивается междометием "yes".

В-седьмых, оба сопрягают гнездовое словотворчество и словоформу-отклонение. Белый прогоняет поэтической формой "чрез" скользящие во времени события: "Медноглавый гигант прогонял чрез периоды времени вплоть до этого мига, смыкая весь круг; протекали века; и встал - Николай; и вставали на трон - Александры <..> и вдогонку за всеми - гремели удары металла, дробящие жизни" [13, c. 282]. В "Поминках" Джойс подобным образом "прогоняет" Святославовичей в одновременности "sweatoslaves" [16, c. 309] ("потеющие рабы, Святославичи, свет, свято).

В-восьмых, для словотворчества Джойса и Белого характерна полифония. Например, полифонией обладает их вербализация радуги. В "Котике Летаеве" для Белого "Понятия - водолитные капли: в непременном кипении, в преломлении смыслов они, поднимающем радугу из них встающего мира; объяснение - радуга; в танце смыслов - она: в танце слов, в смысле, в слове, как в капле, - нет радуги" [14, c. 13]. Живописуя радугу, Джойс делает акцент на ее семицветии, сопряженном с пиджин-носителем Бакли, которого радуга превращает в верховного друида: "joss pidgin fella Balkelly, archdruid of islish chinchinjoss in the his heptachromatic sevenhued septicoloured roranyellgreenlindigan mantle finish" [16, c. 611.4-7]. Возникает подобие с белым домино, сопрягающим Христа и Белого в "Петербурге". В семицветии roranyellgreenlindigan от красного цвета остается начальная буква, по четыре буквы - от оранжевого и желтого (одновременно остаток yell "желтится воплем"), полным словом вербализуется зеленый цвет, от blue остается согласный "l", a indigo подстраивается под английское слово again "снова". Фиолетовый цвет violet вербализуется усеченным немецким, шведским цветообозначением lila, норвежским lilla или русским цветообозначением лиловый: у Белого в "Котике Летаеве" "желто-лиловый центр - счастье" [14, с. 113]. По-иному, но в том же семицветии, оживет спектральное воображение в "Масках" Белого: "Пестроплекий оранжевыми, сизо-синими, голубоватыми пятнами складок халата из ультралиловой он шел в инфракрасную полосу - по семицветию спектра" [15].

Рассеяние вербализации упорядоченного хаоса Джойсом

Остановимся на [16, с. 335], где есть славянские ослышки "Bullyclaver burgherly shut the rush in general" [16, c. 335.13-14] (Балаклава, заимствованное в названиях городов слово burgh, созвучие rush in general = русский генерал); "the deafeeled carp" [16, c. 335.6] (глухонемой карп); "Paud the roosky" [16, c. 335.24], "where obelisk rises when odalisks fall" [16, c. 335.33] (заимствования в русском языке обелиск и одалиски). Повторяющимся словом, материалом для рассеяния, служит "hundt" [16, c. 335.10]: (1) hunt + нем. hund = собачья охота; (2) Магнус Хундт - германский анатом (1449-1519), автор "Антропологии о достоинстве, природе и свойствах человека и об элементах, частях и членах человеческого тела", где в качестве иллюстраций использовались рисунки Леонардо да Винчи. В словоформе-отклонении "Wellingthund" [16, c. 335.17] конечный согласный в фамилии анатома ставится перед словом "собака", образуя усечение фамилии полководца Веллингтона. Полностью предложение выглядит так: "The Wellingthund sturm is breaking" [16, c. 335.17]. Немецкое слово штурм, заимствованное русским языком, имеет значения "буря, ураган, штурм, нападение". Выводится смысл: псовая охота Веллингтона разорвана, прервана, подорвана, сорвана или разрознена. Псовая охота вызывает аллюзию на русскую псовую борзую охоту (например, описанную в "Войне и мире" Л.Н. Толстого). Многозначность глагола break не дает возможности отобрать одно значение. Но в ослышку фамилии Веллингтон вставлено без искажений английское слово welling "наворачивающийся, бьющий ключом, хлынувший ключом". Возможно, речь идет о французской отвлекающей атаке во время сражения при Ватерлоо, продолжавшейся целый день. Штурму подвергались центральные подразделения Веллингтона. Атаки воюющих сторон чередовались, т.е. все било ключом и наворачивалось в азарте, подобно псовой охоте. Возможно, речь идет о последней попытке Наполеона силами императорской гвардии прорвать укрепления Веллингтона. Наслоение Ватерлоо и загона зверя собаками (по типу псовой борзой охоты, принятой у русских со времен Ивана Грозного) позволяет извлечь смысл: поражение Наполеона усилиями русских войск и Веллингтона. Перейдем к следующему предложению: "The sound of maormaoring" [16, c. 335.17-18]. С английским словом sound "звук" сочетается русская ослышка "ор", вставленная в словоформу-отклонение дважды на фоне превращенного окончания причастной формы в лексему ring "кольцо, круг". В ирландском языке maor означает "смотритель"; также обыгрывается воинственность народа маори, у которого были кровавые стычки с Джеймсом Куком.

Далее повторяется "The Wellingthund sturm waxes fuercilier" [16, c. 335.18-19]. Атака (нападение, штурм) ожесточается, вызывает ярость у фузилеров, солдат, прикрывавших артиллерию (ослышка французского слова fusilier). В словоформу-отклонение "fuercilier" входит также неискаженный немецкий предлог fuer, одним из своих значений "под" переводящий "Paud the roosky" [16, c. 335.24] (под фузилера, на русский манер). Фузилеры были в прусской, французской и русской и регулярной армии.

Вместо ожидаемых слов на языке маори Джойс дает повтор "Katu to this this! Katu to wana wana!" [16, c. 335.19-20] Слово "katu" уводит в финский язык, где есть такое слово со значением "улица"; в "katu" вставлено "ату!", команда собаке при загоне зверя; возникает ассоциация с перевалом в Алтайских горах, известным крутым спуском, под названием Кату-Ярык. Возможный смысл: Ату-ату! Ату изнурением-изнурением!

И сразу после этого дается предложение "The strength of the rawshorn generand is known throughout the world. Let us say if we may what is weening wukeleen can do" [16, c. 335.20-22]. Нечто освежеванное (возникает аллюзия на освежеванное тело Джеймса Кука гавайцами-каннибалами) соответствует спровоцированным стычкам, нападению (косвенно аллюзия на Магнуса Хундта, анатома). Джойс конструирует одновременность Ватерлоо и трехдневное преследование наполеоновских войск до полного разгрома, псовой охоты, стычек туземцев с поработителями - во всех случаях есть жертва (падение Наполеона, гибель Джеймса Кука, добыча борзых собак). Что или кто подвергается насилию? В словоформу-отклонение "generand" (ослышка генерала) "вползает" немецкое слово Rand "граница, грань, кромка, окраина, поле страницы". Но вероятна и ослышка general "общий", т.е. сила всеобщей грани всемирно известна. Включение архаичного английского глагола ween "воображать" складывается с испанским словом leen "считывать" и wuke, искажением wake "пробуждать". Как мы видим, сцепления не дают ухватиться за ускользающий смысл. Только погрузишься в сражение при Ватерлоо, Джойс зовет к стычкам между туземцами и завоевателями через гул маори или команды смотрителей. На "Ату!" вдруг накладывается финская улица katu, куда зовут командой ату! Доходишь до грани, и воображение "wukeleen" преображается в lukewarm (еле теплится). Теперь надо оглянуться еще раз. Через повтор "the rawshorn generand" и "Bullyclubber burgherly shut the rush in general" [16, c. 335.13-14] выходим на анекдот о русском генерале, о чем подсказывают ослышки Балаклава и Бакли, хотя в ослышку Балаклава закрадывается bully "задира, хвастун, мясные консервы" и clubber "завсегдатай ночных клубов, полицейский с дубинкой". Балаклава трансформируется в задиру с дубинкой, который по-городски выбивает дурь. Подобным образом был легок на расправу Василий Буслаев, которого Джойс вспоминает в другом месте "Поминок".

Итак, в итоге мы имеем: есть стычка, порождаемая ею ярость, жестокое насилие по чужой воле, подчиняющийся командам служивый. Все остальное домысливается по совету самого Джойса: "Paud the roosky, weren't they all of them then each in his different way of calling on the one in the same time" [16, c. 335.24]. Полифония словоформ-отклонений заставляет за странной транскрипцией русского предлога "под" увидеть индоевропейский корень *pau с двумя значениями: "немного, чуть" и "ударять". Если в "roosky" увидеть усеченную лексему rooster "петух", то получается: по-петушиному, кукарекая одновременно на разный лад. Так из далеких битв и стычек загоняется читатель на мирный двор с петушком и псовой охотой.

Рассеяние вербализации упорядоченного хаоса Белым

Приведем анализируемый фрагмент из "Котика Летаева" Белого:

"Но, бывало, войду и погляжу: безвременное временеет вещами.

Столовая - мерзленеет: стенным отложением, точно надводными льдами:

- на легких спиралях, с обой, онемели давно: лепестки белых лилий легчайшим изливом; кружевные гардины, как веки, тишайше нависли, как иней; смотрю:

- и окнами, как глазами, без слов отвечают мне стены; и - бледноглазая ясность: покроет покоем" [14, с. 233].

Начинается фрагмент разработкой корнеслова "время" прилагательным в необычном среднем роде "безвременное" и глаголом "временеть". Белый опирается на корнеслов, обыгрывая преждевременное старение, - мерзленеющая комната с гардинами, как покрытое инеем веко, покинута людьми. От них остались вещи (наверное, и упомянутый в другом месте столовый желтый буфет, который Котик Летаев преображал в Христофора Христофоровича Помпула), неуместно (безвременно) стареющие. Дом охвачен безвременьем, застывшим покоем, онемелостью (молчит, например, столовый буфет-Помпул). Белый словно устанавливает времямер: безвременное време- неющее (врастающее во время). Временеют вещи - "онемели" (больше не уподобляются человеку, как когда-то буфет), "нависли", "покроет покоем". Вещь - это нечто, всё, что доступно чувствам. Это нечто врастает во время в безвременье (затишье, глухая пора).

Столовая "мерзленеет". Мерзлое - это затвердевшее от мороза, испорченное морозом. Возникает видение безмолвствующей столовой, где спирали цветков на обоях и кружево гардин не колыхнутся. Комната закрыла глаза кружевом штор. Молчание звенящее, но ответствующее без слов. Стены сомкнуты, из-за льда нет дыр, выходов в иное пространство, но есть окна-глаза. Столовая видится в серебристо-белом цвете, в легкости инея, кружев гардин, легчайшем изливе лилий на обоях. Самое притягательное в столовой воспоминания - излучающие, испускающие свет белые лилии. Они изливают благость в столовой, где изливался чай из самовара. Спиральный "излив" удлиняется в "изливать" в смысле "лить умственно" (излитая безвременная ясность). Воображаемое построение внутри стен - животворная столовая - временеет отчетливо, без примесей, кружево-спиральным инеем. Иней образуется из водяного пара при охлаждении до отрицательных температур. Да и белая лилия символизирует быстротечность жизни, что возвращает к временению. Христиане верят, что лилия произросла из слез Евы; изображение лилии складывается в сцену Благовещения Пресвятой Богородицы, закликание весны, оттаивания от мерзления.

Почему лилии онемели (оцепенели безгласно), когда остальные вещи в комнате временеют? Слово "обои" может, кроме покрытия стен, означать "подбивка, обивка, набивка".

В словаре Даля слово обой (обойма, обивка) родственно глаголу обивать; в "Масках" Белый повторяет "процветы обой" вместо слова обои (шпалеры). Но читается "на легких спиралях, с обой, онемели давно" как собой (от себя) онемели (как и у Джойса, выпяченное отклонение совмещает смыслы).

Спиралевидная форма создает иллюзию движения, проясняющего познающее самосознание в фракталах спиралей, паутинок кружев и инея. Самосознание человека, увидевшего в таком виде столовую, погрузилось в кружево-иней событий, сделавши столовую опустевшей, немой, замершей, безлюдной. Сознание передвигается ото льда к спирали, затем к лилии, потом к кружеву, затем к инею, чтобы безмолвствовать с окном-глазом.

Как мы видим, полифония упорядоченного хаоса создается рассеянием, которое складывается вербализацией, зацепляющей одно с другим.

Пересечения в "Масках" Белого и "Поминках" Джойса

Когда Белый использует вербализацию словом, заимствуемым русским языком, он включает это слово в гнездовое словотворчество. Например: "Репейник, да куст, да лысастое место - большой буерачащий двор, обнесенный заборами" [15]. Буерак, по Далю, - это южно-татарское слово (тюркизм), обозначающее сухой овраг, водороину. В русском языке фиксируются такие употребления, как буерачные травы, буерачи- стая местность. Лысастый соответствует сухому оврагу, как и репейник (несколько растений с колючими головками) может быть буерачной травой.

Иноязычные слова в "Масках" не участвуют в новообразованиях, подобно славянскому корнеслову. Например, французское слово trottoir дается в простонародном искажении: "подпрыгивает протуварчик" [15]. Один из персонажей одет в ветхую "короткую курточку-спенсер" [15]: род курточки без пол изобретения лорда Спенсера был в моде на рубеже XVIII-XIX веков, потому от такой куртки во время, описанное Белым, уже давно "пахнет нафталином"; такая курточка - "дрянцеватая старь" [15], определяя ее новообразованным прилагательным Белого.

Нас интересует, есть ли в "Поминках" слово буерак и если есть, то как оно пересекается с "буерачащим двором" в "Масках". У Джойса находим слово, которое может соответствовать буераку Белого, - gully: "Bappy-go-gully and gaff for us all" [16, c. 499.4]. Слова gully и gaff являются французскими заимствованиями в английском языке; одновременно gully является британским диалектизмом "большой нож". В "bappy- go-gully" спрятано идиоматическое выражение happy-go-lucky "беспечный, шалопай, случайный, по воле случая". Иными словами, gully заменяет lucky. Лексема "gaff" имеет значения "багор, гафель, острога, ерунда, вздор". Возникают смыслы: случайность и багор (разновидность копья) для нас всех; ша- лопайство и вздор для всех нас. Теперь вскрываем ослышку: "bappy" = bap "булочка" + happy "счастливый": gully от французского слова goulet - буерак, водный канал (соответствует во- дороине у Даля). Кроме того, ирландское слово gaf, gafa "крюк, скоба, серп" родственно ирландскому глаголу gabh "взять, пользоваться". Через английский синоним hook можно выйти на излучину "bend of bay" [16, c. 3.1-2].

Важно отметить, что у Джойса разрастается не корнеслов, а гибридизация: ирландское слово gaf "крюк, скоба, серп", английское слово gaff "багор, вздор, дешевый театр" - hook (sickle) (серп и молот в гербе Советской России, в частности) - bend of bay "излучина". Возможно, gully складывает с буераком чайку, чайкоподобно. Тогда выводится смысл: вниз в буераек чайкоподобно, чайкой беспечно и все на крюке - сразу же возникают аллюзии, прежде всего на "Чайку" А.П. Чехова.

Если gully наложить на lucky, по аналогии первый согласный однородного слова gaff заменяем на "l" и получаем ослышку английского слова laugh "смех". Ерунда и вздор вызывают смех, а шалопайство "скатывает в овраг". Теперь можно выйти на "down the gullies of the eras we may catch ourselves looking forward to what will in no time be staring" [16, c. 582.18-19]. Джойс называет буераками (водороинами) скатывание по оврагам эр (веков, эпох), когда появляется возможность поймать себя взглядом вверх, мгновенно превращающимся в пристальный взгляд (итальянское слово stare "остаться" подчеркивает взгляд, который в изумлении остановился - ассоциация с джойсовской эпифанией).

В обоих примерах "буерачащий" и "gully", заимствования соответственно в русском и английском языке, участвуют в полифонии, а подстановка их стандартных значений только очерчивает возможный спектр. У Белого "буерачащий" продолжает ассимиляцию тюркского слова русской суффиксацией, у Джойса gully внедряется в идиоматическое выражение, вытесняя стандартный элемент lucky и обращая на себя внимание именно такой явной и, на первый взгляд, неуместной заменой, которая через аллитерацию "g" выстраивает новые ряды. Итак, с буераком (оврагом) связывается какая-то опасность (в "Масках" буерак отгораживается выстроенным людьми забором). Овраг опасен падением, но он же дает свою точку отсчета во времени.

Включение иноязычных слов в "Поминках" и в "Масках" имеет сходство в следующем:

(1) Сращение иноязычной фразы в одну словоформу-отклонение: "крадется он с ферлакурами к бабушке Агнии" [15]: французское выражение faire la cour превращается в новообразование, которое наделяется русским окончанием множественного числа; "sukinsin" [16, c. 437.29] (сукин сын).

(2) Коверкание иноязычного слова: "Котлецшофф, о нон рюс: се мужик, се барбар" [15] (искаженное варвар); " - жене- раль" [15] (генерал); "slowjaneska" [16, c. 333.5] (словенский).

(3) Транскрипция иноязычного слова, выражения или аллюзии: "А кому охота палить - антрну суа ди - эту пыль" [15] (русская транскрипция французского выражения "между нами говоря"); "Dovolnoisers, prayshyous" [16, c. 350.15-16]: "Довольно господа, прошу вас!" - слова Андрея Сергеевича Прозорова из "Трех сестер" А.П. Чехова.

(4) Выделение иноязычного слова восклицательным предложением: "да интервью, ан пасса и, с < . .> Котлеццбфф: о нон рюс! [15]; "Clatchka!" [16, c. 623.22] (кляча, качка).

(5) Игра коверканными, ассимилированными иноязычными словами: " - тэт а тэты с кадэ; се Пэпэ, - профе'сер: "Труля-ля, ме вуаля" [15]; "The mlachy way for gambling" [16, c. 341.17] ("mlachy" искажает русское слово "млечный").

Различия во включении иноязычных слов в "Масках" и "Поминках" (имеются в виду прежде всего славянизмы) состоят в следующем:

(1) Если у Джойса славянизмы звучат инородно для англоязычного текста (для неподготовленного читателя сложно в "sweatoslaves" усмотреть славянское имя Святослав в "потеющих рабах"), то Белый употребляет иноязычные слова, которые ассимилировались в русском языке: "Да, слова - арабески" [15]. У Даля арабеска, арабеск - от нем. Arabeske и фр. arabesque "арабская роспись" - художественные лепные или писаные украшения из ломаных и кривых узорочных черт. Например, вслед за Достоевским Белый употребляет устаревший глагол фраппировать (от фр. frapper "бить") в значении "удивлять, ошеломить": "Князь был фраппирован" [15] (=Князь был удивлен, поражен, ошеломлен).

(2) Славянизмы у Джойса редко подчиняются морфологическим или грамматическим правилам английского языка (the skattert), в то время как Белый разрабатывает корнеслов иноязычных слов русскими словообразовательными средствами. Например, греческое слово сарказм (у Даля - сарказм, саркастическая насмешка, острая, едкая) превращается в "И бросьте - сарка- стику" [15] (саркастика вызывает ассоциацию с казуистикой).

(3) У Белого имеет место синтаксическое выделение иноязычных (французских, немецких) слов, но нет их "втискивания" в деформированную словоформу. Примеры: "все же ездили к "доблестной" в гости - куа, - директиву отдавать" [15] - от французского Pas de quoi "Пожалуйста" остается только третий элемент, обособляемый тире. Для сравнения у Джойса: "though its cartomance hallucinate" [16, c. 310.22-23] - карты + performance = игра в карты (аллюзия на "Пиковую даму" Пушкина или "Игрока" Достоевского).

(4) У Белого два способа включения иноязычных слов - транскрипцией (в кавычках и без кавычек) и с выходом из кириллицы в латиницу. Например: "Докладывал я, - он забыл, что еще не докладывал, путаясь, - Das Ikosaeder und die Auflьsung der Gleichnungen vom funften Grade, труд Клейна" [15].

(5) Джойс закладывает в слово турбулентную этимологию, Белый лишает диалектизмы их локального употребления.

Выводы. Проведенное исследование позволяет заключить, что словотворчество в продвижении новой модели художественного текста не является уникальным достижением Джойса, а, наоборот, указывает на ко-эволюцию с Андреем Белым. В отличие от русского новатора, продвигающего гнездовой способ словотворчества, Джойс выходит на гибридизацию словоформы-отклонения в масштабе, не имеющем себе равных в мировом художественном словотворчестве. Ко-эволюция двух путей развития словотворчества, гнездового и гибридизацией, приходит к полифонии, одновременности вербализации упорядоченного хаоса. И в гнездовом корнеслове, и в словоформе-отклонении турбулентные процессы углубляют полифонию постоянным приращением смыслов. Перспективным является изучение ко-эволюции Джойса, Белого в проекции на заумь Велимира Хлебникова.