Оферта и акцепт в современной теории речевых актов

Размещено на http: //www. allbest. ru/

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (Россия, г. Москва)

Оферта и акцепт в современной теории речевых актов

А.И. Геращенко, студент

Аннотация

В отечественной юриспруденции языку не принято уделять должного внимания, и он воспринимается только как носитель информации, хотя на самом деле является самостоятельным явлением, а зачастую и самим действием. Отношение субъектов договорных правоотношений к языку только как к средству достижения своих целей может стать причиной нарушения свободы договора, его неверной интерпретации, что в итоге, ведет к признанию договора недействительным. Автор анализирует теорию речевых актов, развившуюся в рамках английской лингвофилософии, и применяет её основные положения к анализу таких элементов договора, как «оферта» и «акцепт». После рассмотрения критериев успешности речевых актов автор обращается к условиям успешности договора в целом.

Ключевые слова: оферта, акцепт, договор, теория речевых актов, Остин, Сёрль, условия успешности, язык.

оферта акцепт речевой английский

Теория речевых актов, применяемая нами к анализу элементов договора, «оферты» и «акцепта», и сформированная в рамках английской школы лингвистического анализа в конце XIX - начале XX вв., характеризуется универсальностью ее применения в науке. Исследование речевых актов интересно, поскольку оно позволяет объяснить природу юридического языка, представленного преимущественно перформативными речевыми актами, которые не являются описанием действительности, но воздействуют на состояние мира.

Весь юридический мир есть «надстроенный мира», мир, сформированный языком. Пожалуй, такой подход может соотноситься с основными тенденциями, развивающимися в постклассических правовых теориях и вызывать интерес у их представителей, также обращающих внимание на вопросы цивилистики. Совмещение формально-юридических и лингвистических методов и применение их к анализу именно элементов договора в ходе проводимого исследования не лишено новизны. Кроме того, наблюдается возврат современного юридического сообщества к толкованию договорных текстов посредством методов, свойственных для школы юридического формализма, а следовательно и к изучающей функционирование языковых знаков в речи прагматической лингвистике и логико-философской теории речевых актов как одному из ее основных направлений.

Самым первым исследованием, которое затрагивало тематику социальных актов, является эссе Томаса Рейда «On the Active Powers of the Human Mind, chapter VI, Of the Nature of a Contract» (1788 г.). В нем автор разграничивает так называемые «духовные акты» (solitary acts), для которых вербальное выражение и адресат не являются необходимыми, и непосредственно «социальные акты» или «команды» (operations). Духовный акт может быть выражен эксплицитно случайно, но социальный акт всегда должен иметь внешнюю форму выражения [1]. Также «команды» не могут быть истинными и ложными. Впоследствии положения о формах выражения актов и их оценке были более подробно развиты в прагматической лингвофилософской парадигме, а конкретнее в одном из ее направлений - в теории речевых актов.

Прагматическая лингвофилософия или лингвистическая прагматика, а вместе с ней и теория речевых актов берут свои истоки в Великобритании 60-х гг. XX в. и сегодня имеют опорой представления о языке, сформированные В. ф. Гумбольдтом, Ф. Соссюром, Л. Витгенштейном и М. Хайдеггером.

По мнению ученых, язык - это нечто целостное, что может быть локализовано в речевом акте, это отдельный предмет, доступный самостоятельному изучению. Он образно-символичен и представляет собой «социальный аспект речевой деятельности, внешний по отношению к индивиду» [2]. Для восприятия действительности в целом необходимо учитывать осмысленное употребление знаков, являющихся чувственно воспринимаемыми частями символов, составляющих язык.

В. ф. Гумбольдтом в XIX в. было введено два понятия: «промежуточный мир» и «картина мира». Первое представляет собой восприятие действительности человеком посредством языковой деятельности. «Промежуточный мир» статичен и когнитивен. «Картина мира», напротив, динамична. Она создается благодаря языку, речевым актам [3]. Научные взгляды ученого оказали влияние на работы М.Хайдеггера. Он считал, что мир - это сущее в целом, а «картина мира» - знаковое отражение окружающего мира в сознании индивида [4]. Позже Витгентштейн, также разделяя идею о динамике речи, утверждал, что язык - это часть действия; для определения значения его элементов (слов) необходимо обращаться к контексту, к конвенциям.

Фундаментальными трудами в области теории речевых актов и лингвистической прагматики являются работы Дж.Л.Остина «How to Do Things with Words?» и его последователя Дж.Р.Сёрля «How Performatives Work», «The Construction of Social Reality» и «Speech Acts: an essay in the philosophy of language».

В двенадцати лекциях, прочитанных Дж.Л. Остином в Гарварде в 1955 г., приводится подробная классификация речевых актов. Поначалу он выделяет два вида речевых актов: констативы (описательные высказывания) и перформативы (высказывания, меняющие действительность или нацеленные на ее изменение). Перформативы, по мнению ученого, могут быть как эксплицитными (лицо непосредственно употребляет перформативное высказывание: «Я обещаю покрасить забор»), так и имплицитными (в данном случае перформатив опускается, но интенция и обещание по-прежнему имеют место: «Я покрашу забор»). В ходе своих рассуждений он приходит к выводу, что речевые акты следует также делить на иллокуции и перлокуции. Первые представляют собой высказывания-действия (например, «Я провозглашаю вас мужем и женой»), вторые генерируют действия (например, «Встань!»). По мнению лингвиста, диада перформативы/констативы относится к идее разграничения иллокутивных и перлокутивных актов как частное к общему.

Дж. Остин выделяет пять классов перформативных высказываний, обладающих разной иллокутивной силой (коммуникативной целью): вердиктивы, экзерцитивы, комиссивы, бехавитивы, экспозитивы. Одни из них носят контрактуальный характер, другие - декларативный [5].

Также представляется нужным обращение к эссе Дж.Р.Сёрля «Speech Acts: an essay in the philosophy of language». В нем лингвист утверждает, что понимание речи напрямую зависит от восприятия интенций говорящего. В продолжение идей Остина, Сёрль пишет, что речь должна воспириниматься как форма действия, а высказывания как речевые акты.

Классификация речевых актов, составленная Сёрлем, включает в себя: акты-высказывания, пропозициональные, иллокуционные (обещания, команды) и перлокуционные акты. Особого внимания заслуживает проводимый ученым анализ «условий искренности». Рассуждая об обещаниях как речевых актах, он разделяет их на «искренние» и «неискренние». По его мнению, в случае с искренними обещаниями можно говорить о наличии интенции у говорящего, в случае неискренности интенция не имеет места.

Мнение Дж.Р. Сёрля в положении, касающемся выражения интенциональности контрагентом разделяется П.М. Тиерсмой, одним из ведущих американских ученых, работающих в области права и лингвистики. По его мнению, оферта и акцепт не всегда являются таким выражением, но обязывают лицо, которое их совершает, поступать определенным образом.

Вообще, интерпретация высказываний в договорном праве, в особенности оферты и акцепта, представляется важной сферой исследования в силу того, что в юридической практике не выработано стандартной формы глагола, которая бы обозначала согласие каждого из контрагентов, а следовательно и определяла бы наличие у них намерений на заключение договора. Можно думать, что именно отсуствие такой формы глагола предоставляет судам широкую свободу усмотрения при толковании договоров. Анализируя ряд прецедентов (Moulton v. Kershaw (1884), Embry v. Hargadine, McKittrick Dry Goods Co. (1907) и др.), Тиерсма приходит к выводу, что оферта или акцепт не обязательно должны быть представлены в виде каких-либо определенных высказываний [6].

В деле Moulton v. Kershaw ответчики направили истцу письмо с информацией о том, что у них имеется дешевая соль на продажу. Истец ответил им телеграмой-заказом на 2,000 баррелей. Ответчики отозвали письмо и заявили, что не будут продавать соль истцу. Можно ли говорить о том, что письмо ответчиков и телеграма истца конституировали заключение договора купли-продажи? По торговым правилам, договор не имеет места, если в письме содержится реклама, а не конкретное предложение, оферта. Анализируя дело, суд истолковал письмо ответчиков именно как рекламу, потому что в ней не было слова sell, и в целом язык письма не соответствовал языку, который обычно используют для заключения бизнес-сделки. Решение было вынесено в пользу ответчиков [7].

Фактическая часть дела Embry v. Hargadine, McKittrick Dry Goods Co. заключалась в следующем: срок трудового договора между Эмбри и компанией-ответчиком должен был истечь 15 декабря 1903 г. 23 декабря Эмбри встретился с директором Hargadine и поставил его в известность, что начнет искать другую работу, если договор не будет продлен. Директор ответил, что все в порядке и Эмбри не должен беспокоиться, и может идти продолжать работать со своими коллегами. 15 февраля Эмбри был уволен. На судебном заседании директор отметил, что в своем обращении к работнику не говорил, что тот может не беспокоиться о трудовом договоре. Судом была сформулирована проблема: может ли договор быть заключен (продлен) без четко выраженного намерения каждой из сторон? По итогам рассмотрения дела, суд постановил, что такое возможно: если то, что было произнесено директором компании, было бы воспринято любым разумным человеком как продление трудовых правоотношений, и если Эмбри наделил слова работодателя таким смыслом, то их разговор являлся основанием для продления договора на следующий год. В данном случае истинное намерение директора на имело значения. Дело было решено в пользу работника [8]. Определение намерений контрагентов было также основанием для рассмотрения дел Lonergan v. Scolnick (1954) и Lucy v. Zehmer (1954). По итогам рассмотрения обоих было решено, что слова и действия сторон, заключивших договор, должны толковаться в соответствии с разумными основаниями.

В работе «The Language of Offer and Acceptance: Speech Acts and the Question of Intent» Тиерсмой делается вывод, что только в том случае, когда выражение согласия (manifestation of assent) неясно сформулировано, следует определять наличие намерения у контрагента. Кроме того, Тиерсма утверждает, что оферта или акцепт необязательно должны быть выражены в форме глаголов 1-ого лица, как это предусматривает Дж. Остин: согласие может быть дано в любой эквивалентной им форме в настоящем времени [9]. Кроме того, при наличии определенных условий или конвенций в выражении оферты или акцепта может отсутствовать указание на контрагента. Тиерсма также анализирует идиоматические высказывания, молчание и невербальные акты, которые могут представлять собой оферту или акцепт.

Дж.Ф.Липшоу в статье «Formalism, Speech Acts, and the Realities of Contract Formation» отмечает, что П.М.Тиерсма сделал неоценимый вклад в развитие классического формализма, изучая текстуальные подходы к интерпретации юридических документов, оферты и акцепта как конституитивных элементов договора. Но по мнению Липшоу, чистый подобный подход устарел. Если в XIX и XX вв. «отследить» реализацию модели оферты-акцепта в рамках этой научной парадигмы посредством применения теории речевых актов было несложно, т.к. выражение взаимных намерений оферента и акцептора сводилось к формальному заданию вопроса и получению на него ответа, то сегодня эмпирически описать такую транзакцию практически невозможно [10].

Однако нельзя не отметить то, что договоры и их составляющие гораздо проще толкуются и классифицируются с помощью лингвистических формальных методов хотя бы в силу того, что они представляют собой тексты, юридические документы. Так, Л. Бернштейн, представитель Чикагской школы права, в своем эссе «Merchant Law in a Modern Economy», анализируя Единый коммерческий кодекс (U.C.C.), отметила, что третейские суды в США при разрешении правовых споров в сфере договорного права в первую очередь прибегают к текстуальному толкованию договора, затем - к применению торговых правил и только потом, если решить спор не удалось, - к следованию торговым обычаям. Она также подчеркнула, что во многих случаях контрагенты сами отдают предпочтение формальному анализу составленного ими договора [11].

О применении теории речевых актов непосредственно к анализу договорных текстов, юридических текстов писал Л.Фиорито. Вдохновившись исследованиями Остина, Сёрля и Тиерсмы, он рассуждает о том, «как совершать юридические действия при помощи слов». Если речевые акты обычно предполагают непосредственное общение субъектов (лицом к лицу), то юридические речевые акты, по мнению Фиорито, чаще всего опосредованы, предстают в виде текстов. Эти тексты также можно представлять как речевые акты: письма, содержащие оферту, как комиссивы, сертификаты и дипломы как декларации и т.д. [12].

Исследователь отмечает, что юридические акты не предполагают немедленной ответной реакции читателя. Авторы юридических текстов составляют их с расчетом «на будущее», ожидая от адресатов таких действий, которые они бы осуществили, если бы был совершен устный речевой акт. Юристы имплицитно формируют гипотезы о предвосхищаемых действиях читателей их актов и составляют документы на основе этих гипотез.

Обращаясь к российскому гражданскому праву, можно говорить о том, что предпочтение в нем отдается буквальному (текстуальному) толкованию договоров (ч.1 ст.431 ГК РФ), причем судьи-эксперты не затрачивают много времени на выявление интенций, которыми контрагенты могли бы наделять слова-элементы договора, на их лингвистический анализ. Они максимально редуцируют, упрощают значение договорных терминов. В случае невозможности установления истинного значения договора посредством анализа содержащихся в нем слов и выражений законодатель предлагает прибегнуть к методу определения конвенций: обстоятельств, которые имели место до заключения договора, и последующее поведение сторон, практику и обычаи. Однако к последнему методу прибегают крайне редко, поскольку он затруднен в доказательственном плане. Так, в российской практике договоры либо дословно интерпретируются, либо «творчески» дорабатываются.

Дж. Остин был первым, кто обратился к понятию «конвенция» как специальному условию, необходимому для того, чтобы речевой акт можно было признать успешно совершенным, а в контексте данной работы - для наступления правовых последствий после совершения юридического речевого акта.

Конвенции могут быть институционализированными и неинституционализированными [13]. Первые могут иметь как письменное, так и устное выражение. Так, договор как документ-конвенция обязывает заключившие его стороны осуществлять акты, обозначенные ими в нем же: если продавец предлагает товар по определенной цене (совершает оферту), то акцепт, совершенный покупателем, обязывает торговца к продаже товара. Вообще, если говорить о юридических речевых актах, то они все должны сопровождаться высоко институционализированными, или даже ритуализированными, социальными и правовыми конвенциями.

Сам по себе договор - это институционализированный факт, представляющий собой выражение коллективной интенциональности, о чем писал Дж. Сёрл [14]. Институциональность предполагает осуществление речевых актов акторами, наделенными определенными социальными ролями или правовыми статусами. Так, например, в случае с договорными правоотношениями можно говорить о статусах оферента и приемщика, контрагентов.

Если говорить об институционализированных конвенциях, которые должны сопровождать заключение договора, то они включают в себя принципы экономической целесообразности, закрепленные в нормативных правовых актах права и обязанности, а также сам текст договора как документа. Слова (в особенности оферта и акцепт), используемые при составлении договора должны истолковываться с учетом контекста всего документа, а также с учетом условий, в которых заключается договор, например, рынка, на котором взаимодействуют экономические и правовые субъекты [15]. Кроме того, в зависимости от правовой системы, в которой проводится толкование договора, институционализированными конвенциями можно признать нормативные правовые акты и прецеденты , которые регулируют сферу обязательственных (договорных) отношений.

Условия успешности, сформированные Дж.Остином и Дж.Сёрлем, не применялись ими к анализу перформативных актов, формирующих институциональные факты и требующих наличия определенных кондиций, или к определенным юридическим речевым актам. Объектом их исследования были обычные, неинституционализированные, обещания. Но поскольку элементы договора - оферта и акцепт - тоже являются обещаниями, неоформалисты посчитали нужным адаптировать критерии успешности речевых актов для сферы толкования договоров.

К условиям «успешности» перформатива Дж. Остин относит:

а) наличие определенных конвенций, необходимых для реализации процедуры;

б) существование определенных акторов, участвующих в ней, в) правильное осуществление актов указанными лицами;

г полноту реализации данных актов;

д) наличие интенций, желаний, мыслей у субъектов;

е) дальнейшее участие лиц в процедуре.

Дж. Сёрль, развивая мысль своего предшественника, среди критериев успешности называет условия искренности (участник договора действительно обладает намерением исполнить обещание), будущности (речевой акт выражает действие, которое будет совершено в будущем), основательности (контрагент подтверждает факт взятия на себя обязательства), возможности (участник договора психологически, физически и финансово способен выполнить данное обещание), исключительности (при обычном ходе событий обещание не дается) и пользы (субъект уверен, что его претворение его обещания в жизнь будет выгодно для его контрагента).

Анализируя условия успешности, перечисленные ранее Остином и Сёрлем и ссылаясь на римское право, в котором nudum pactum, безосновательное обещание, не имело силы, если не было совершено в сочетании с causae, факторами, превращавшими его в pactum vestitum, обещание, облаченное в определенную форму, Шейн предлагает ряд кондиций, критериев, следование которым необходимо для того, чтобы обмен состоялся. По его мнению, именно соблюдение данных критериев определяет наличие действенного встречного удовлетворения, а следовательно и успешность договора. Одним из таких критериев является наличие у стороны договора готовности и желания не только принять оферту, но и выполнить требование, возлагаемое на него вследствие совершения им акцепта.

Среди условий успешности договора как факта Шейн называет критерий будущности (каждая сторона принимает на себя обязательство совершать или не совершать в дальнейшем определенное действие), критерий пользы (каждая из сторон искренне ожидает от своего контрагента осуществления определенного акта, что является основанием для их вступления в сделку), критерий возможности (каждый актор должен физически, сознательно и/или финансово быть способным осуществить требуемый по сделке акт), критерий «не ожидания» (от стороны не ожидается совершение того или иного действия при обычных условиях, т.е. вне договора) [16].

Только в том случае, когда все критерии успешности речевых актов и договора в целом, сформулированные Дж. Остином, Дж. Сёрлем и С. Шейном, исполняются, договор считается заключенным, а действия совершенные в соответствии с условиями, закрепленными в нем, порождающими правовые последствия.

Библиографический список

1. Reid T. On the Active Powers of the Human Mind, chapter VI, Of the Nature of a Contract, 1969. - P. 437-438.

2. Соссюр Ф. Де. Курс общей лингвистики. Екатеринбург: Изд--во Урал. Ун--та, 1999. - С. 60.

3. Гумбольдт В. Фон. Язык и философия культуры. - М.: Прогресс, 1985.

4. Хайдеггер М. Время картины мира. М., Республика, 1993. - С. 44.

5. Austin J.L. How To Do Things With Words. Oxford University Press, 1962. - P. 7.

6. Tiersma P.M. The Language of Offer and Acceptance: Speech Acts and the Question of Intent // California Law Review, V.74, 1986. - P. 191-193.

7. Supreme Court of Wisconsin, 1884. 59 Wis.316, 18 N.W. 172.Dawson, P. 343-345.

8. Embry v. Hargadine, McKittrick Dry Goods Co., 127 Mo.App. 383, 105 S.W. 777 (Mo. App. 1907).

9. Austin J.L. How To Do Things With Words. Oxford University Press, 1962. - P. 149.

10. Lipshaw J. Formalism, Speech Acts, and the Realities of Contract Formation //Speaking of Language and Law: Conversations on the Work of Peter Tiersma, 2015.- P. 89-92.

11. Bernstein L. Merchant Law in a Modern Economy, 2013. - P.31-33.

12. Fiorito L. On Performatives in Legal Discourse // Metalogicon XIX, V.2, 2006. - P. 106-108.

13. Fiorito L. On Performatives in Legal Discourse // Metalogicon XIX, V.2, 2006. - P. 107.

14. Searle, J. The Construction of Social Reality. New York, Free Press, 1995. - P. 7-15.

15. McLauchlan D. Contract Interpretation: What Is It About?The University of Sydney, 2008. - P. 8.

16. Schane S. Contract Formation as a Speech Act, 2006. - P. 17.

Размещено на Allbest.ru