"Окно дискурса" как регулятивный механизм распространения и внедрения "вирусной" информации: два подхода к проблеме

В этой связи ярким и поучительным примером может служить предвыборный дискурс Д. Трампа, который в своей предвыборной кампании не опирался открыто на общественную поддержку собственной партии и не ориентировался безоговорочно на медийные оценки своей политической позиции в местных «информационных бюллетенях» или «протоколах действующей власти», по Дж. Солу (2007: 31), в то время как его соперник - Х. Клинтон всецело полагалась на веру в эту «власть» и в то, что писали в газетах, журналах и показывали на различных каналах американских ТВ, т.е. она полностью опиралась на создаваемую таблоидами медийно-дискурсивную реальность её будущего успеха и победы на выборах. Однако реальность действительная, а не медийно-дискурсивная, не играла по законам «рамок» окна Овертона и, как известно, её подвела. Так технология «окна» Овертона дала ощутимый сбой и нанесла урон своей репутации, не позволив привести кандидата от демократической партии к желаемой вершине власти.

Безусловно, простота, доступность и наглядность идеи создали как самому термину, так и технологии «окна» Овертона заметную популярность, особенно в наши дни, когда к исходной концепции некоторые авторы, например Дж. Тревиньо, Дж. Леман, добавили идею о возможных сознательных манипуляциях рамками дискурсивного «окна» Овертона путем искусственного передвижения «рамок допустимого» по «оси» дискурса, что позволяло менять веер возможностей внедрения самых различных идей с оценкой в диапазоне от недопустимого к допустимому. Несмотря на то, что сам автор и его последователи допускали возможность манипулирования «рамками» дискурса, тем не менее, они считали распространение ложной информации или «черной информации», «черного PR», «сабжа» неприемлемой технологией в политической деятельности.

Однако сегодня нужно признать, что термины «окно» Овертона или «технология рамок» Овертона приравниваются к эффективным технологиям сознательной манипуляции общественным мнением с возможностью вирусного «вброса», внедрения в общественное сознание и продвижения в общественном мнении наиболее радикальных, аррогантных и парадоксальных ранее идей, позволяющих медленно обойти здравый смысл и ослабить волю к сопротивлению принятия невообразимому здравому смыслу немыслимого порядка вещей, способных расшатывать устоявшиеся морально-этические ценности, национальные «шаблоны поведения» и «этнографические лекала», по Р. Харре. И хотя данная модель, как уверяют её технологи, не служит чисто прагматическим задачам и пропагандистским целям «промывания мозгов», тем не менее, используемые в рамках данной модели коммуникативные и инструментальные технологии вкупе с новейшими IT-технологиями можно расценивать как технологии более тонкого и мягкого воздействия (технологии «мягкой силы»), как технологии «психического», по В.М. Бехтереву, или «вирусного» заражения массового сознания, эффективность которых базируется на последовательном (шаг за шагом), системном применении и незаметном для «общества-жертвы» самого факта информационного воздействия как такового.

Правда, необходимо, однако, признать, что в теоретическом плане такие технологии новыми и революционными можно назвать с определенной долей условности. Как было показано, теоретическая основа концепции «окна» Овертона не ушла далеко от идеи семантического описания коммуникативного конструкта в дискурсивной реальности, а эффективность воздействия механизма «бомбардировки смыслами» массового потребителя информационных посланий, по Ж. Бодрийару, и медийной технологии превращения потребителя массовой информации в «демассифицированного» члена сообщества, в понимании Э. Тоффлера, достаточно хорошо описаны и проанализированы в литературе. И, наконец, коммуникативная технология поэтапного - шаг за шагом - «приручения» другого в своего, «близкого по духу» и «сердцу», убедительно показана Экзюпери в его сказке-притче «Маленький принц» и в целом ряде работ, посвященных «бенефициарной», «обманной» и «меметико-регулятивной» разновидностям коммуникации, в которых объясняется, как вербальный «механизм приручения адресата» использует бессознательное, чтобы не вызвать подозрений со стороны «своего смыслового цензора» и незаметно обмануть его (Лакан, 1995; 1997; также: Романов, 2002; 2015; 2016; 2016а; 2016б; Романов, Малышева, 2015; 2016; Романов, Малышева, Новоселова, 2014; Романов, Морозова, 2015; Романов, Романова, 2015; 2015а; 2016; 2016а; 2016б; Романов, Романова, Морозова, 2015в; Романов, Ульянич, 2014).

Поэтому сегодня не совсем оправданной представляется абсолютная демонизация медийно-дискурсивной технологии «окна» или «рамки» Овертона в сфере сознательной и «срежиссированной» манипуляции, поскольку, например, в истории PR-технологий работа по дискредитации своих политических и экономических конкурентов велась еще с незапамятных времен. Больше того, есть основания полагать, что опытные образцы такой модели уже были апробированы в середине 80-х годов прошлого века американскими агентами по связям с общественностью в политической сфере национальных PR, когда после теледебатов между Р. Рейганом и У. Мондейлом местным журналистам были предложены готовые текстовые шаблоны, заготовки, матрицы и схемы для того, чтобы журналисты смогли придать в опубликованных материалах своих таблоидов такое значение содержанию дебатов, которое отвечало бы допустимой, правильной и нужной для общественного сознания схеме их интерпретации массовым адресатом, т.е. читателями, телезрителями, радиослушателями (Романов, Малышева, Новоселова, 2014; Романов, Морозова, 2015).

Очевидно, что, предлагая сконструированные и готовые к распространению схемы интерпретации содержания дебатов, политтехнологи избирательной кампании уже в то время были способны передвигать в общественном сознании «рамки» возможных интерпретаций с немыслимых и неприемлемых границ оценок содержания дебатов по «оси дискурса» на приемлемые, разумные, стандартные оценки с точки зрения мышления среднего американца.

В последствии этот приём стали применять в управлении новостями, который был назван термином «технология спин-докторинга», в задачи которой входило придание благоприятного смысла новостям, а также при необходимости провоцирование позитивного или, если это требовалось, негативного изменения отношения к ним со стороны массового адресата. Сегодня к сфере деятельности «спин-докторинга» также относят разработку и применение медийных технологий под названием «гибких PR-технологий» или технологий «спин-докторинга» для работы с общественным сознанием, которые могут применяться не только для того, чтобы «фиксировать» результаты после совершившихся событий (речи, интервью, дебаты участников публичных акций и т.п.), но и для того, чтобы в плане информационного воздействия эффективно управлять ожиданиями совершения самого события, которое готовится их «режиссерами» к реализации или которое по плану может произойти в будущем (ср.: Романов, 1988: 20-49; 2002: 58-66; 2014: 37; Романов, Малышева, Новоселова, 2014: 126-131; 2014а: 158-163).

В этой связи можно полагать, что медийно-коммуникативные технологии «спин-докторинга» как технологии «верчения, кручения в нужном времени, ракурсе и порядке новостных дискурсных посланий и известий» схожа с вышеупомянутыми технологиями «рамок / окна возможностей» и поэтому с полным правом может быть причислена к разновидности технологий «окна» Овертона, которые активно используются не только в сфере политической коммуникации, но и в гуманитарной, военно-политической, финансово-экономической, социальной, информационно-коммуникативной сферах жиз-недеятельности общества, то есть там, где, по выражению Хун Цзы Чена, «размеры пространства обусловлены нашим сознанием» (о коммуникативном механизме технологий спин-докторинга подробнее см.: Романов, 2002; 2015; 2016; 2016а; 2016б; Романов, Малышева, 2014; 2015; 2016; Романов, Морозова, 2015; Романов, Новоселова, 2012; 2014; Романов, Романова, Морозова, 2015; 2015а; 2015в; Романов, Романова, 2015; 2015а; 2016; 2016а; 2016).

Таким образом, подводя итог вышеизложенному, приходится констатировать, что на сегодняшний день развитие идей успешного внедрения в массовое сознание «самораспространяющихся», «живущих идей, т.е. идей, активно прошивающих насквозь сознание человека», с использованием эффективного механизма их порождения, управления и трансляции через медийную инфосферу дискурсивных смыслов влечет за собой изменение той концептуальной сетки и системы национальных традиций, взглядов, ценностей и паттернов поведения, посредством которой человек как говорящий субъект и когнитивный агент осмысливает мир дискурсивной реальности, порождая новый медийно-информационный, дискурсивно-образный или «клонированный» стиль мышления (Романов, 2002).

Природа такого стиля мышления и поведения не нова, ибо, как отмечал А. Менегетти, ещё со времен Эсхила любой образ может быть запрограммирован на цель создать либо самого себя (т.е. «клон», «симулякр», «имитацию» - А.Р.), либо систему, предписывающую создание схемы этого образа: логос ради логоса. Поэтому в условиях массированной «бомбардировки» сознания информационными смыслами, по Ж. Бодрийару, человеку трудно избежать ситуации, чтобы не жить жизнью, порожденной потреблением той информации, которая его «клонирует», переформатирует. В этой связи сегодня крайне важно задуматься о роли и влиянии дискурсивной информационно-коммуникативной сферы на жизненное пространство человека, так как в современном глобальном мире она практически полностью «втянула» такого человека в своё пространство и сопровождает его непрерывно, опутав сетью коммуникативных практик дискурсивной реальности.

В результате получается, что созданная информационно-коммуника-тивной сферой дискурсивная реальность существует и функционирует как дискурсивная действительность информационно-коммуникативного мира, свидетельствующая о том, что в своей современной жизнедеятельности - в своих «сценариях жизни» - люди опираются на образы, на информацию, а не на живую реальность саму по себе, подтверждая тем самым идею постструктуралистов о том, что образ, отражение не реальны без бытия, а вот бытие реально и без знака. А это означает, что знак (образ, отражение) может информировать (воздействовать, влиять) настолько интенсивно, что его влияние приводит, по утверждению Менегетти (2002: 122-124), к «деформации элементарной энергии жизни» человека и может «зажимать, ограничивать, форсировать» его жизненную энергию в широком понимании, вплоть до той точки, когда человек не сможет выстоять, не изменив свои привычные взгляды, установки, ценности и формы поведения на радикальные, аррогантные, парадоксальные и даже невообразимые здравому смыслу.

Обобщив некоторый опыт работ, связанных с проблемой контролирования и регулирования механизма «самораспространяющейся», «вирусной», «меметико-регулятивной» информации в виде медийных дискурсивных посланий, направленных на массового адресата и потребителя с целью завоевать его когнитивное пространство и имплантировать в нем эти послания, удалось обозначить основания, позволяющие выделить, как минимум, два направления (подхода) в исследовании указанной проблемы.

Первое направление, условно именуемое «динамической моделью окна дискурсивной реальности» или «окно дискурса», включает в себя такие её разновидности как «окно дискурса как коммуникативного конструкта», «дискурсивное окно туннельного конструкта», а также концепцию «национального «шаблона поведения» и «этнографических лекал» Р. Харре и концепцию Ф. Бэкона о существовании «идолов» (т.е. ьбразов) как укоренившихся представлениях, бросающих вызов способности человека отходить от устоявшихся понятий и принимаемых им без обсуждения.

Основная идея использования технологии «дискурсивного окна» в реализации «туннельных конструктов» представляет собой сложную в динамическом плане интерактивного обмена когнитивную ситуацию, которая с учетом количества элементов рассматриваемого коммуникативного конструкта и степени доминирования положительных или отрицательных эмоциональных состояний может быть и является на практике подвижной. Предлагаемая технология «дискурсивного окна» характерна тем, что она, главным образом, ориентирована на совместную (согласованную, синергийную, т.е. «со-работническую») деятельность участников дискурсивной интеракции, открытую для декларации своих коммуникативных целей и намерений (Романов, 1988). Даже в случае реализации каких-либо противоречивых по целевым параметрам и установкам реальных практик-угроз, эта модель может быть дополнена, расширена или снята (сужена) в семантическом объеме их «туннельного» конструкта путем выработки более точной градации оттенков диспозиций эмоциональных состояний собеседников и конкретной «мерности» («прецизной» точечности) этих оттенков на оси совместного продвижения к результирующему эффекту. При этом направления воздействия самораспространяющейся информации, создаваемые подвижностью модели «дискурсивного окна» эмоционального воздействия конкретных коммуникативных практик, остаются инвариантными в рамках типового коммуникативного конструкта, но будут задавать конкретный формат (границы, объём) для своего специфического «дискурсивного окна», позволяя ему то расширяться, то суживаться.

Второе направление, названное именем его создателя - Дж. П. Оверто-на, охватывает базовую концептуальную модель «Окна» Овертона и её модифицированные разновидности: «окно возможностей» и «эволюция рамок окна Овертона», которые описывали технологии шестиступенчатой оценочной шкалы для классификации суждений, идей по степени их приемлемости и допустимости в открытом политическом обсуждении.

Согласно базовой модели, появление и закрепление новых идей в политическом пространстве может происходить при искусственном (манипулятивном) перемещении в овертоновском «окне» дискурса «рамок допустимого» в диапазоне от недопустимого к допустимому, благодаря чему возникает возможность безопасно обсуждать и продвигать в массовое сознание идеи и решения, которые считались до этого либо слишком радикальными, либо недопустимыми для обсуждения. Манипулятивный характер такой модели заключается в постепенном и скрытном (незаметном) перемещении «рамок допустимого» по «оси» дискурса продвигаемой в обществе идеи посредством организованного заинтересованными «режиссерами» или манипуляторами (т.е. теми, кто преднамеренно и сознательно создает факт либо конфигурирует его по собственному усмотрению и намерению, «кто, по А. Менегетти, «придает» такому факту нужные ему «очертания») дискурсивного пространства или дискурсивной реальности, чтобы в конечном итоге «сломать» это общество. Примечателен тот факт, что базовая модель не предполагает в коммуникативном плане активного участия адресата и даже не рассчитывает на активную обратную связь с ним. Его роль однозначна и статична; она рассчитана лишь на потребление направляемой информации и рефлексии в Рамках конфигурационной заданности оценок факта, чтобы накопить соответствующую «критическую массу» для дальнейшего информационного прорыва и взрыва.

Скрытность незаметного внедрения в общественное мнение (сознание) нужной - или ещё немыслимой, не обсуждаемой в обществе на момент формирования дискурсивной реальности - идеи (образа, информации, например: «арабская весна», «цветная - оранжевая, белая, розовая - революция» или «революция достоинства») обеспечивается поэтапной её легализацией и легитимацией. Другими словами, манипуляция механизмом «веерного сдвига», смены «рамок допустимого» и «возможного» в пределах создаваемой дискурсивной реальности с целью продвижения в массовое сознание немыслимой идеи есть последовательность таких действий-оценок по «оси дискурса», исполнение которых (последовательных действий-оценок) постепенно, начиная от немыслимых к радикальным, а затем к приемлемым и разумным и, наконец, к стандартным и нормативным, неизбежно приведет к запланированному (желаемому) результату: общество смирится с ними и примет их в качестве допустимых и нормативных. При этом важно иметь в виду, что каждый «веерный сдвиг» (этап) рамок «допустимого» и «возможного» требует применения своих комплексных технологий, в числе которых можно назвать следующие: технология «квазинаучного» обсуждения» (диспуты, семинары, конференции), технология «подмены подлинного названия идеи» с целью увести суть проблемы от её обозначения, например, переворот на Украине - «революция достоинства», захват власти в Грузии - «революция роз», или какие-либо иные названия типа «бархатная революция» и т.п., технология «создание опорного прецедента» в истории, в настоящем или в мифическом будущем», когда подбирается нечто похожее в историческом развитии общества или придумывается какой-либо исторический факт, аналогия, или просто создается «вербальный миф» личности политика, фирме, продукту (Романов, 1988; 2000; 2004; Романов, Черепанова, Ходырев, 1997; Романов, Черепанова, 1998; Романов, Романова Е., Воеводкин, 2000), технология «возведения идеи в Топ», технология «экспертного мнения», технология «мнения медийных персон и иных знаменитостей», технология «составления всевозможных рейтингов популярности идеи / проблемы» в различных «информационных бюллетенях» или «протоколах действующей власти», по Дж. Солу (2007: 31). Вот почему технологию «окна» Овертона можно считать комплексной технологией внедрения немыслимых идей.

Очевидно, что предложенная модель «окна» Овертона и её модифицированные варианты - это комплекс коммуникативно-манипулятивных технологий внедрения немыслимых идей, которые используются различными политиками, политстратегами, политтехнологами, ньюсмейкерами, финансистами, руководителями крупных промышленных корпораций для изменения и преобразования представлений о предлагаемой общественному мнению - различного уровня и масштаба: от города, региона, страны, межгосударственных и межконтинентальных союзов и объединений - проблеме (также: идее, информации, программе, стратегии развития общества, явлении, политическом лидере и т.п.), чтобы совершенно новое, необычное или, наоборот, нечто чуждое, непривычное общественной морали и практически отвергаемое обществом явление эффективно и результативно было доведено до стадии «актуальная проблема», то есть чтобы это явление уже принималось массовым сознанием как широко обсуждённое, нормативное и закреплённое в законодательных актах или «протоколах власти», по Дж. Солу.

Если попытаться сопоставить выделенные направления (подходы), то можно отметить их общие моменты и различия. Совершенно очевидно, что оба направления реализуют себя в коммуникативной сфере дискурсивного воздействия, отличаясь друг от друга разными прагматическими задачами. По сути, оба направления также опираются на один и тот же механизм оценки дискурсивного воздействия, а именно: на шкалированные «мерности» в разном исчислении, но равноудаленные от нулевой точки отсчета в контрарном (противоположном) направлении по движению оси «дискурса», т.е. от одной контрарной точки до другой и наоборот. Больше того, оба направления применяют понятие «окно» дискурса, т.е. такое конкретно-интерактивное дискурсивное пространство, которое в интенциональном плане прагматически выбрано и создано авторами реальных коммуникативных (дискурсивных) практик, ограниченных тематическим, оценочным и целевым параметрами, для того чтобы проникать в когнитивное пространство адресата, завоёвывать его и, размещаясь в нем, переформатировать в соответствии с прагматическими задачами (см.: Романов, 2002: 58-92).

Различия между обсуждаемыми подходами, как представляется, очевидны. Основное различие касается технологий реализации коммуникативно-интерактивного пространства «окна» дискурса. Причем, технологичность реализации «окна» проявляется не только в объёме самих технологий, сколько в технологии дискурсивного взаимодействия с адресатом в заготовленной, уже заранее «срежиссированной» без прямого участия адресата дискурсивной реальности.

Если в моделях первого направления дискурсивное воздействие подается через совместную, согласованную интеракцию между отправителем и получателем сообщений (посланий, дискурсивных / коммуникативных практик), в которой участники - это «со-работники», вносящие свой вклад в развитие пространства «окна дискурса», определенный спецификой реализации туннельного знака-конструкта, т.е. не позволяющие резкого и неоправданного выхода из его «функционально-семантического представления или ФСП» (Романов, 1988: 28-50), то в моделях второго направления «со-работничество», синергийность в действия отправителя и получателя информационно-дискурсивных посланий отсутствует. Другими словами, участники согласованной (синергийной) дискурсивной интеракции являются равноправными создателями «шкалированных мерностей» (значений) и оценок, что не позволяет ни одному из участников «вероломно вторгаться» в ментальное пространство другого и «ломать» его когнитивное пространство (ментальность). Используемые при этом технологии - это эффективные технологии убеждающего воздействия, базирующиеся на «выработке кодекса доверия и уверенности в возможном достижении совместного посткоммуникативного эффекта или результата» (там, же). Даже такие специфические дискурсивные «окна», формируемые участниками в рамках интерактивного взаимодействия туннельных конструктов со значением «угроза», не позволяют (не дают семантической возможности) применять «недопустимые» и «неприемлемые» эксплицитно-имплицитные (т.е. скрытные, незаметные, неожидаемые) коммуникативные действия-практики, которые смогли бы привести к открытому противостоянию или конфликту интересов между участниками. Синергийный принцип взаимодействия в рамках дискурсивных «окон» моделей первого направления не предполагает применение массированной «бомбардировки смыслами», чтобы добиться «промывки мозгов» и прямого «оболванивания» получателя практик-посланий.

Эффективность дискурсивного воздействия моделей второго направления основывается на пассивной роли адресата-получателя, одновременной ролью получателя и потребителя как участника, может быть, даже вовлеченного в данный процесс против своей воли. Нескончаемая «бомбардировка смыслами» дискурсивных посланий, заранее заготовленных и выверенных «режиссерами-технологами», загоняет такого адресата-получателя в положение неопределенности и растерянности выбора «приемлемого-неприемлемо-го», «допустимого-недопустимого» в информационных посланиях и не выпускает его из этого («загнанного») состояния, привлекая с каждым посланием внимание новыми, нестандартными, сенсационными и парадоксальными для обыденного сознания информационными «вывертами», «поворотами» и «вбросами» (ср.: опрос телезрителей о сдаче гитлеровцам Ленинграда телекомпанией «Дождь», «псевдо-медицинское заключение о З. Космодемьянской, тиражированная дискуссия о «стоимости наручных часов» Патриарха Московского и т.п.).

В моделях второго направления адресат-получатель не участвует в качестве непосредственного субъекта в выработке «шкалированной мерности», так как конкретная «мерность» реальных коммуникативно-дискурсивных практик задается ему инициаторами воздействия («режиссерами», технологами, манипуляторами) уже как данная. Причем, заданная инициаторами «мерность шкалирования» не меняется для адресата-потребителя на определенной позиции по направлению «оси» дискурса, так как в соответствии с реализацией стратегического плана движения «окна» Овертона она просто переходит на новую - другую - позицию шкалы от «неприемлемого к допустимому», от «допустимого к нормативному» и изменить это чередование немыслимого ранее порядка идей адресат-потребитель не может, как также уже не может и не принять эти новые шкалы «мерности». Безусловно, полный отказ от предложенных, вернее, навязанных «шкал мерности» возможен, но только при условии полного выхода адресатом из коммуникативно-информационного пространства дискурсивного «окна» («окна» дискурсивной реальности). То есть, проще говоря, ему придется избавиться от роли получателя-потребителя направленной на него информации. Но сегодня, как известно, спрятаться от массированной «бомбардировки» информационными посланиями едва ли возможно.

Приведенное сравнение моделей, функционирующих в рамках выделенных направлений, не носит строгого характера, не претендует на полноту изложения теоретических посылов, положенных в основание той или иной модели, и, конечно же, не ставит своей целью показать или доказать преимущества одних моделей над другими. Сопоставление моделей того или иного направления призвано, прежде всего, показать не только остроту и глубину обозначенной проблемы дискурсивного контролирования и регулирования механизмов воздействия «самораспространяющейся», «бенефициарной», «вирусной», «меметико-регулятивной» информации в виде медийных дискурсивных посланий, но и обратить также внимание на необходимость дальнейших разработок новых моделей, олицетворяющих определённые общие концептуальные рамки, несмотря на уже упомянутое в предлагаемом описании наличие разнообразных школ, направлений, идей и подходов.

Представляется, что в первую очередь заслуживают внимания разработки моделей, опирающихся на синергийную природу дискурсивного воздействия с переосмыслением роли и места человека в структуре познавательной и практической дискурсивной деятельности с целью выработки и реализации стратегий по сплочению и единению различных этносов, политических течений, финансово-экономических групп в границах одного региона, государства, континента, а также с целью выработки стратегий по «социальной сборки личности» как активного когнитивного агента. При этом также важно не упускать из виду модели второго направления, разработка и усовершенствование которых приемлемы для использования их в чрезвычайно критических ситуациях, например, в ситуациях открытого информационного противостояния, информационных «войн», формирования негативного имиджа и, наоборот, поддержки и продвижения репутационного капитала в нечестной конкуренции на международной арене, в ситуациях межгосударственного и блокового сговора и т.п.

Очевидно, представленные в работе подходы, модели и их разновидности отражают сегодня существование разнообразных школ, направлений и идей, что, безусловно, свидетельствует о том, насколько проблема контролирования и регулирования механизмов воздействия «самораспространяющейся», «бенефициарной», «вирусной», «меметико-регулятивной» информации в виде разнообразных дискурсивных посланий, направленных на массового адресата и потребителя с целью завоевать его когнитивное пространство, является комплексной проблемой, олицетворяющей достаточно обозримые концептуальные рамки. Поэтому, учитывая широкие эвристические возможности обсуждаемого в работе направления и его высокую практическую значимость, было бы оправданным и справедливо обоснованным выделить данное направление в самостоятельную научную парадигму, название которой можно было бы обсудить в рамках открытой дискуссии между практиками и теоретиками.

Литература

1. Бауман З. Текучая современность. - СПб.: Питер, 2008. - 240 с.

2. Беккер К. Словарь тактической реальности. Культурная интеллигенция и социальный контроль. - Vienna: Selene, 2002. - 61 с.

3. Бехтерев В.М. Коллективная рефлексология // Избранные работы по социальной психологии. - М.: Наука, 1994. С. 18 - 352; впервые работа опубликована в 1921г. (М.-Пг.: изд-во «Колос»).

4. Бехтерев В.М. Внушение // Бехтерев В.М. Гипноз. Внушение. Телепатия. - М.: Мысль, 1994. - С. 81 - 312; впервые опубликовано в цикле статей журнала «Обозрение психиатрии» в 1898 г. и тогда же выпущено отдельным изданием в Санкт-Петербурге.

5. Бодрийар Ж. Фантом современности. Тени молчаливого большинства, или конец социального // Ясперс К., Бодрийар Ж. Призрак толпы. - М.: Алгоритм, 2007. - С. 180 - 280.

6. Броди Р. Психические вирусы. Методическое пособие для слушателей курса. - М.: Центр Психологической культуры, 2001. - 192 с.

7. Верч Дж. Голоса разума. Социокультурный подход к опосредованному действию. - М.: Тривола, 1996. - 176 с.

8. Волошинов В.Н. Слово и его социальная функция // Литературная учеба. - 1930, № 5. - С. 43 - 59.

9. Выготский Л.С. Инструментальный метод в психологии // Выготский Л.С. Собрание сочинений: в 6-ти томах. Т. 1. Вопросы теории и истории психологии / Под ред. А.Р. Лурия, М.Г. Ярошевского. - М.: Педагогика, 1982. - С. 103-108.

10. Выготский Л.С. Мышление и речь // Выготский Л.С. Собрание сочинений: в 6-ти томах. Т. 2. Проблемы общей психологии / Под ред. В.В. Давыдова. - М.: Педагогика, 1982а. - С. 6 - 361.

11. Деррида Ж. Голос и феномен и другие работы по теории знака Гуссерля. - СПб.: «Алетейя», 1999. - 207 с.

12. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / Пер. с англ. под ред. О. Шкаратана. М.: ГУ-ВШЭ, 2000. - 608 с.

13. Келли Дж. Психология личности. Теория личных конструктов. - СПб.: Речь, 2000. - 182 с.

14. Кокошин А.А. Несколько измерений войны // Вопросы философии. - 2016, № 8. - С. 5 - 19.

15. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. - М.: Гнозис, 1995. - 101 с.

16. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда. - М.: Русское феноменологическое общество, 1997. - 184 с.

17. Луман Н. Медиа коммуникации. Пер. с нем. - М.: Логос, 2005. - 280 с.

18. Маклюэн Г.М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека / Пер. с англ. В. Николаева; 3акл. ст. М. Вавилова. - М.; Жуковский: «КАНОН-пресс-Ц.», «Кучково поле», 2003. - 464 с.

19. Менегетти А. Онтология и меметика. Пер. с итал. Под общ. ред. П. Бернабей. - М.: Писхологическое издательство, 2002. - 149 с.

20. Мисонжников Б.Я. Массмедиа как субъект формирования глобального катастрофического сознания // Глобализм в системе категорий современной культурологической мысли. - СПб.: «Янус», 2005. - С. 240 - 254.

21. Морозова О.Н., Романова Л.А., Мосина Е.А. Манипулятивная природа информационных войн в Интернет-пространстве // Актуальные проблемы современной медиалингвистики и медиакритики в России и за рубежом. Международн. научн. семинар. Ч. I. Сб. науч. работ. - Белгород: БелГУ, 2014. - С. 158 - 164.

22. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии. - М.: Наука, 1974. - 487 с.

23. Рашкофф Д. Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание. - М.: Издательство: Ультра. Культура, 2003. - 392 с.