Функциональные характеристики дискурса коммуникативной справедливости

Размещено на http://www.allbest.ru/

Тверская государственная сельскохозяйственная академия

Функциональные характеристики дискурса коммуникативной справедливости

Functional characteristics of communicative fair discourse

О.В. Новоселова

Ключевые слова: дискурсивная практика, дискурс коммуникативной справедливости, социальное взаимодействие

Keywords: discursive practice, discourse of communicative fairness, social interaction

В настоящее время наличие устойчивого интереса к проблемам функционирования в коммуникативном пространстве перформативных конструкций, а также поворот к изучению роли «человеческого фактора» в коммуникативно-социальной интеракции ставят в центр лингвистического описания вопросы изучения коммуникативной действительности, созданной перформативным поведением говорящей личности при помощи Я-дискурса (Романова, 2009). В этом плане значительный интерес представляют вопросы, касающиеся процесса установления коммуникативно-социальных отношений между собеседниками и влияния этих отношений на ход их дальнейшего взаимодействия, а также вопросы изучения роли субъективных представлений коммуникантов о событиях, речевых действиях и морально-этических категориях в интерактивном процессе установления отношений.

При этом, несмотря на субъективность представлений участников коммуникации о социальной действительности, разнообразие оценок событий и в некоторых случаях их противоречивость, они «обладают природным моральным чувством различения добра и зла» (Касавин, 2014), так как у каждого человека есть представления о жизненном порядке и жизненных сценариях, о моральных принципах и коммуникативных категориях, оказывающих влияние на интерпретацию событий и поведения их участников. Так, эти представления в конкретной ситуации могут не совпадать, и каждый человек во всем разнообразии и многообразии интерактивных отношений определяет свое Я в социальной структуре по-своему в процессе установления отношений с партнером по диалогу. Однако, наличие этих даже противоречивых представлений говорит о том, что в ментальном пространстве человека как когнитивного агента имеется некоторое субъективное средство категоризации, с помощью которого он оценивает и интерпретирует каждую дискурсивную практику на некоторой субъективной ментальной шкале (см. подробнее о коммуникативном конструкте угрозы: Романов, Новоселова, 2012; 2013; 2013а; о конструкте коммуникативной справедливости: Новоселова, 2015; 2015а; 2015б).

Учитывая тот факт, что любые отношения, явления или события находят отражение в языке, правомерно предположить, что возможно установить коммуникативную справедливость естественно - языковой (коммуникативной) практики в каждом конкретном случае, в момент употребления той или иной практики, устанавливающей некоторое положение дел в рассматриваемой сфере. Примечательно, что категория коммуникативной справедливости дискурсивных практик является одной из наиболее противоречивых и многоаспектных категорий, проявляющихся в социальном взаимодействии и оказывающих влияние на процесс установления отношений между собеседниками, так как одна и та же дискурсивная практика может быть коммуникативно справедливой или несправедливой для каждого из собеседников, коммуникативно справедливой для одного из них, но коммуникативно несправедливой для другого, и наоборот, а также коммуникативно справедливой в одной сфере ее применения и несправедливой в другой (см.: Новоселова, 2015).

Очевидно, наличие указанного противоречия требует пристального внимания к проявлению и интерпретации категориального проявления коммуникативной справедливости в аспекте естественно-языкового взаимодействия участников диалога и установления отношений между ними. В частности, представляется актуальным выяснить, можно ли определить коммуникативную справедливость дискурса по формальным показателям высказываний, входящим в его состав? Кроме того, необходимо выявить функциональные характеристики коммуникативно справедливых дискурсивных практик, создающих такое интерактивное пространство, в котором речевые действия каждого из собеседников будут коммуникативно справедливы? А также важно выяснить, всегда ли последовательность коммуникативно справедливых высказываний формирует коммуникативно справедливый дискурс, а последовательность коммуникативно несправедливых высказываний - коммуникативно несправедливый дискурс?

Для того, что бы ответить на поставленные вопросы, важно не отождествлять категорию коммуникативной справедливости с категориальной сущностью справедливости в ряде других гуманитарных наук, философии, политологии и социологии, так как коммуникативная справедливость представляет собой универсальную коммуникативную категорию, маркируемую системой речевых действий, основанных на учете собеседниками следующих факторов:

1) организации коммуникативного поведения с учетом функционально-семантических условий реализации дискурсивных практик, а именно предварительных условий, условий искренности интенционального выражения и условия ожидаемого действия,

2) иллокутивных характеристик высказывания,

3) средств поверхностной манифестации высказывания,

4) семантических свойств высказывания,

5) пресуппозиционных параметров высказывания (подробнее о пресуппозиции и ее разновидностях см.: Романов, 1988; 2005),

6) прагматических характеристик высказывания.

Из этого следует, что коммуникативно справедливая практика представляет собой такую естественно-языковую практику, в которой адресант учитывает указанные выше факторы и преднамеренно не изменяет содержание и интенциональную направленность своего высказывания с целью установить комфортное или дискомфортное положение дел для адресата, но выгодное для адресанта.

Однако, если возможно установить коммуникативную справедливость / несправедливость дискурсивных практик, то становится понятным, что коммуникативно справедливый дискурс или дискурс коммуникативной справедливости фактуален и, несомненно, имеет право на существование, так как обладает своей функциональной спецификой и представляет собой сложное, многостороннее структурно-семантическое и коммуникативно-прагматическое образование, требующее комплексного лингвистического описания. Так, коммуникативно справедливый дискурс представляет собой последовательность речевых практик (коммуникативно-социальных действий), каждая из которых основана на синергийном продвижении партнеров по общению к достижению поставленных целей диалогического кооперативного взаимодействия при учете ими коммуникативной организации объективных факторов действительности.

Например, следующий диалогический фрагмент представляет собой коммуникативно справедливый дискурс, который состоит из последовательности коммуникативно справедливых речевых действий и в котором прослеживается процесс поддержания отношений между собеседниками (1):

- Ты велишь здесь накрывать? - спросила Анна. (1С)

- Да, я сама так думала сначала... Но теперь вечера такие холодные. Уж лучше в столовой. А мужчины пусть сюда уходят курить.(1' С)

- Будет кто-нибудь интересный?(2 С)

- Я еще не знаю. Знаю только, что будет наш дедушка.(2' С)

- Ах, дедушка милый. Вот радость! - воскликнула Анна и всплеснула руками. - Я его, кажется, сто лет не видала. (3 С)

- Будет сестра Васи и, кажется, профессор Спешников. Я вчера, Ан-ненька, просто голову потеряла. Ты знаешь, что они оба любят покушать - и дедушка и профессор. Но ни здесь, ни в городе - ничего не достанешь ни за какие деньги. Лука отыскал где-то перепелов - заказал знакомому охотнику - и что-то мудрит над ними. Ростбиф достали сравнительно недурной, - увы! - неизбежный ростбиф. Очень хорошие раки. (3' С)

- Ну что ж, не так уж дурно. Ты не тревожься. Впрочем, между нами, у тебя у самой есть слабость вкусно поесть. (4 С)

- Но будет и кое-что редкое. Сегодня утром рыбак принес морского петуха. Я сама видела. Прямо какое-то чудовище. Даже страшно. (4' С) (Куприн, 1987: 360).

Здесь и далее цифрами отмечены инициативные интерактивные ходы партнеров по диалогу, цифрами с апострофами - их ответные интерактивные ходы; буквы «С» после цифры обозначают коммуникативно справедливую практику, «НС» - коммуникативно несправедливую практику.

Примечательно, что представленный выше фрагмент является разговором на бытовую тему двух собеседников, между которыми до момента взаимодействия уже установлены доброжелательные отношения. В ходе данного интерактивного взаимодействия инициатор и адресат учитывают прагматическую пресуппозицию ситуации «приготовление к празднику». В частности, инициатор задает вопросы, касающиеся будущего праздника, а адресат на них отвечает. Подобное взаимодействие способствует поддержанию комфортного эмоционального состояния участников диалога и их синергийному продвижению к достижению поставленных целей.

В следующем диалогическом отрывке (2) представлена последовательность коммуникативно несправедливых речевых практик:

- Боже мой, как у вас здесь хорошо! Как хорошо! - говорила Анна, идя быстрыми и мелкими шагами рядом с сестрой по дорожке. - Если можно, посидим немного на скамеечке над обрывом. Я так давно не видела моря. И какой чудный воздух: дышишь - и сердце веселится. В Крыму, в Мисхоре, прошлым летом я сделала изумительное открытие. Знаешь, чем пахнет морская вода во время прибоя? Представь себе - резедой (1НС).

Вера ласково усмехнулась:

- Ты фантазерка. (1'НС)

- Нет, нет. Я помню также раз, надо мной все смеялись, когда я сказала, что в лунном свете есть какой-то розовый оттенок. А на днях художник Борицкий - вот тот, что пишет мой портрет, - согласился, что я была права и что художники об этом давно знают. (2НС)

- Художник - твое новое увлечение? (2' НС)

- Ты всегда придумаешь! - засмеялась Анна и, быстро подойдя к самому краю обрыва, отвесной стеной падавшего глубоко в море, заглянула вниз и вдруг вскрикнула в ужасе и отшатнулась назад с побледневшим лицом. (3 НС)

- У, как высоко! - произнесла она ослабевшим и вздрагивающим голосом. - Когда я гляжу с такой высоты, у меня всегда как-то сладко и противно щекочет в груди... и пальцы на ногах щемит... И все-таки тянет, тянет... (3 НС) (Куприн, 1987: 357-358).

По формальным признакам маркировки коммуникативного намерения партнерами по диалогу можно заключить, что обе собеседницы находятся в комфортном эмоциональном состоянии, их диалог основан на кодексе доверия к намерениям друг друга, между ними не возникает коммуникативное рассогласование, они учитывают пресуппозиционный фактор и доброжелательные отношения, существующие между ними. Тем не менее, данный фрагмент обмена репликами представляет собой тематически и прагматически несвязанный диалог: речь первой собеседницы эмоциональна, выразительна и содержит большое количество восклицательных предложений, так как она делится своими впечатлениями от природы и их встречи; на вторую собеседницу подобная эмоциональная речь не оказывает положительного эмоционального воздействия, она лишь формально закрывает интерактивные ходы, поддерживая диалогическое взаимодействие. Подобная незаинтересованность собеседников в синергийном продвижении к достижению поставленных целей свидетельствует о том, что в данном случае имеет место коммуникативно несправедливый дискурс. дискурс коммуникативный речевой

Так, в каждом из рассмотренных выше диалогических фрагментах (1) и (2) содержатся только коммуникативно справедливые или только коммуникативно несправедливые дискурсивные практики. На этом основании можно заключить, что коммуникативно справедливый дискурс представляет собой последовательность коммуникативно справедливых практик, в то время как коммуникативно несправедливым дискурсом является последовательность коммуникативно несправедливых практик. Последовательность обмена репликами в этих двух типах дискурсов может быть отражена схематично следующим образом в виде двух моделей (условные обозначения представлены выше):

коммуникативно справедливый дискурс: 1С) > (1'С); (2С) > (2'С);

коммуникативно справедливый дискурс: (1НС) > (1'НС); (2НС) > (2'НС).

Однако, для в условиях социального взаимодействия отмечены такие дискурсивные фрагменты, которые представляют собой последовательность как коммуникативно справедливых, так и коммуникативно несправедливых практик и в которых процесс установления отношений между собеседниками основан на преодолении возникших между ними коммуникативно несправедливых отношений (3):

К1: - Я давно настаивал! - говорил Николай раздраженно и, делая правой рукой такой жест, точно он бросал на землю какую-то невидимую тяжесть. - Я давно настаивал, чтобы прекратить эти дурацкие письма. Еще Вера за тебя замуж не выходила, когда я уверял, что ты и Вера тешитесь ими, как ребятишки, видя в них только смешное... Вот, кстати, и сама Вера... Мы, Верочка, говорим сейчас с Василием Львовичем об этом твоем сумасшедшем, о твоем Пе Пе Же. Я нахожу эту переписку дерзкой и пошлой. (1НС)

К2: - Переписки вовсе не было, - холодно остановил его Шеин. - Писал лишь он один... (1'С)

Вера покраснела при этих словах и села на диван в тень большой латании.

К1: - Я извиняюсь за выражение, - сказал Николай Николаевич и бросил на землю, точно оторвав от груди, невидимый тяжелый предмет. (2С)

К3: - А я не понимаю, почему ты называешь его моим, - вставила Вера, обрадованная поддержкой мужа. - Он так же мой, как и твой... (1''С)

К1: - Хорошо, еще раз извиняюсь. Словом, я хочу только сказать, что его глупостям надо положить конец. Дело, по-моему, переходит за те границы, где можно смеяться и рисовать забавные рисуночки... Поверьте, если я здесь о чем хлопочу и о чем волнуюсь, - так это только о добром имени Веры и твоем, Василий Львович. (2'НС)

К2: - Ну, это ты, кажется, уж слишком хватил, Коля, - возразил Шеин. (3С)

К1: - Может быть, может быть... Но вы легко рискуете попасть в смешное положение. (3'С) (Куприн, 1987: 385-386).

Примечание: выделенные полужирным курсивом фразы являются ключевыми или отправными в плане установления дальнейших отношений между собеседниками в диалоге.

В данном примере интерактивный практика-шаг (1) коммуниканта К1 (см. конструкции, выделенные полужирным курсивом) воспринимается и интерпретируется его партерами по диалогу К2 и К3 как коммуникативно несправедливый. Примечательно, что каждый из адресатов сообщает инициатору К1 о его коммуникативной несправедливости. Так, собеседник К2 отмечает нарушение ситуативной пресуппозиции, в частности, преувеличение в описании всем известных произошедших событий, в то время как собеседница К3 возмущена прозвучавшим нарушением границ социальных отношений между ней и незнакомцем, о котором идет речь в диалоге. Получается, что реплика инициатора была воспринята двумя его собеседниками как коммуникативно несправедливая, но это не стало причиной прекращения их взаимодействия или коммуникативного сбоя, так как ему удалось восстановить коммуникативную справедливость с помощью дискурсивных практик-извинений (2) и (2'), адресованных каждому из его собеседников по отдельности. Так, в реплике (2) он извиняется за несоблюдение пресуппозиционного фактора (см. выделение полужирным шрифтом), а в реплике (2') - за нарушение границ социальных отношений между К3 и незнакомцем (см. выделение полужирным шрифтом). Далее в диалоге коммуникант К1 также извиняется за свою коммуникативно несправедливую реплику (2'Н).

Рассмотренный дискурсивный отрывок (3) вызывает некоторого рода трудности в определении его коммуникативной справедливости, так как представленная в нем последовательность речевых действий может быть проинтерпретирована с позиции их коммуникативной справедливости и представлена следующим образом:

К1: (1НС)

К2: (1'С)

К1: (2С)

К3: (1''С)

К1: (2'НС)

К2: (3С)

К1: (3'С)

Как видно из представленной модели дискурсивного взаимодействия, она не соответствует ни одной из предложенных выше моделей коммуникативно справедливого и коммуникативно несправедливого дискурсов. В этом плане возникает вопрос, с каким именно типом дискурса имеют дело участники диалога в рассматриваемом примере и на основании какого признака можно определить дискурсивную не / справедливость последовательности коммуникативно справедливых и несправедливых практик? При этом важно исходить из того, что любой дискурс может быть отнесен к одному из двух типов классификации дискурсов по признаку коммуникативной справедливости - справедливый или несправедливый (коммуникативно полусправедливым дискурс или социальная практика быть не могут, см. подробнее: Новоселова, 2015).

Так, для ответа на поставленные вопросы будем исходить из успешности реализации цели инициатора взаимодействия и результативности интерактивного взаимодействия. В рассматриваемом фрагменте (3), несмотря на коммуникативную несправедливость ряда речевых действий одного из коммуникантов, его участники синергийно придвигались к реализации поставленных целей и их взаимодействие было успешным. Кроме того, завершающие взаимодействие высказывания были коммуникативно справедливыми. Из этого следует, что это представленный фрагмент является дискурсом коммуникативной справедливости.

Иная ситуация наблюдается в следующем примере (4):

Марья вскоре пришла.

- Где была? - спросил Егор.(1С)

- Помогла вон Байкаловым… (1'С)

- Еще раз пойдешь туда - изувечу. (2НС)

- Да ведь хворые они лежат! (2'C)

- По мне они хоть седни сдохни, хоть завтра. Соль дешевле будет (3 НС) бесплатные книги

(Шукшин, 1988: 150).

В представленном фрагменте дискурс собеседников представляет собой последовательность как коммуникативно справедливых, так и несправедливых высказываний, но по своему прагматическому воздействию он является коммуникативно несправедливым, так как инициатор использует менасивную коммуникативно несправедливую практику (2НС), которая, несмотря на то, что не вводит адресата в состояние дискомфорта, каузирует его выполнять определенные действия в интересах инициатора без учета пресуппозиционального фактора, обозначенного в практике (2С').

Итак, коммуникативно справедливый дискурс занимает особое место в интерактивном пространстве социальной коммуникации в связи с его специфическими целями и применимостью в различных сферах деятельности человека. Так, его основная функция заключается в регулировании отношений между коммуникантами в различных интерактивных ситуациях, установлении (или поддержании) такого типа отношений, при котором коммуниканты смогут синергийно продвигаться к намеченному результату и создании такого коммуникативного пространства, в котором речевые действия каждого из собеседников будут коммуникативно справедливы. При этом важно отметить, что коммуникативно справедливые практики, выступают регулятором отношений между коммуникантами по любому выбранному ими типу взаимодействия, а не являются разновидностью какого-либо типа прагматического взаимодействия.

Анализируемый материал показал, что в условиях социального взаимодействия коммуникативная справедливость дискурсивной практики (или дискурса) не может быть определена по формальным показателям, так как ее воздействующий потенциал может быть маркирован репликами различной тематической и иллокутивной направленности, речевыми образцами, являющимися причиной возникновения как комфортного, так и дискомфортного состояний адресата, а содержательные рамки ее интерактивного пространства не ограничены тематикой какой-либо одной сферы ее применения. В этом плане последовательность коммуникативно справедливых практик представляет собой только частный случай коммуникативно справедливого дискурса. При этом, отмечены ситуации, в которых чередуются коммуникативно справедливые и несправедливые практики, что осложнят процесс интерпретации дискурса с позиций его коммуникативной справедливости и указывает на то, что данная дискурсивная категория реализуется в прагматическом аспекте взаимодействия.

Список литературы

1. Касавин И.Т. К эпистемологии коммуникации: сила и слабость аналитического оптимизма // Вопросы философии. - 2014. - №8. - С. 39-49.

2. Новоселова О.В. Категория коммуникативной справедливости как прагматический феномен // Мир лингвистики и коммуникации: электронный научный журнал. - 2015. - № 1. - С. 34-47.

3. Новоселова О.В. Коммуникативная справедливость как прагматический конструкт // Мир лингвистики и коммуникации: электронный научный журнал. - 2015а. - № 2. - С. 59-74.

4. Новоселова О.В. Языковая репрезентация коммуникативно справедливого дискурса // Языковой дискурс в социальной практике. - Тверь: Твер.гос. у-нт, 2015б. - С. 200 - 209.

5. Новоселова О.В., Романов А.А. Психосемантика медийного дискурса угрозы в политической коммуникации // Жанры и типы текста в научном и медийном дискурсе: межвуз. сб. науч. тр. - Вып. 11 / отв. ред. А.Г. Пастухов. - Орёл: ФГБОУ ВПО «ОГИИК», ООО «Горизонт», 2013. - С. 148 - 159.

6. Новоселова О.В. Коммуникативно-конструктивное пространство регулятивных менасивных действий // Мир лингвистики и коммуникации: электронный научный журнал. - 2013. - № 3. С. 72-84. - Режим доступа: http://tverlingua.ru

7. Романов А.А., Новоселова О.В. Дискурсивная топонимия практик-угроз // Мир лингвистики и коммуникации: электронный научный журнал. 2012. - № 3. - С. 67-78. - Режим доступа: http://tverlingua.ru

8. Романов А.А., Новоселова О.В. Дискурс угрозы в социальной интеракции / А.А. Романов, О.В. Новоселова. - Москва-Тверь: ИЯ РАН, Тверская ГСХА, 2013. - 168 с.

9. Романов А.А., Новоселова О.В. Топономия психологического пространства вербальных практик-угроз /А.А. Романов, О.В. Новоселова // Вестник Тверского Государственного Университета. Серия: Педагогика и психология, 2013а, № 2. - С. 20-32.

10. Романов А.А. Семантика и прагматика немецких перформативных высказываний-просьб / А.А. Романов. - Москва: Институт языкознания РАН, 2005. - 153с.

11. Романов А.А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения / А.А. Романов. - М.: Институт языкознания АН СССР, 1988. - 183 с.

12. Романова Л.А. Структурно-семантические аспекты перформативов в функциональной парадигме языка. - М.: ИЯ РАН, 2009. - 180 с.

Источники примеров

1. Куприн А.И. Повести и рассказы // Гранатовый браслет. - Минск: Юнацтва, 1987.

2. Шукшин В. Любавины. - М.: Книжная палата, 1988.

Размещено на Allbest.ru