Тибетская антропонимия рода Зун-Хуацай хори-бурят

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Тибетская антропонимия рода Зун-Хуацай хори-бурят

Раиса Гандыбаловна Жамсаранова

Статья посвящена анализу и обзору тибетских антропонимов, выписанных из ревизской описи рода Зун-Хуацайхори-бурят из фондов Государственного архива Забайкальского края. До настоящего времени ревизские описи специальному анализу в целях установления этноязыковой принадлежности части исторической антропонимии одного из родовых сообществ восточной группы бурят не подвергались. Известно, что восточные буряты имеют в основном имена тибето-монгольского языкового происхождения, что обусловлено принятием буддизма с XVI века. В статье представлен краткий обзор записей засак-ламы Г. Гомбоева, которые введены в научный оборот Г. Н. Румянцевым в труде «Архив засак-ламы Г. Гомбоева». Этот труд представляет собой определённую ценность в понимании некоторых фактов по истории буддизма в Бурятии и Забайкалье. Исследование ревизских описей бурят как инородческого населения 1830-1831 годов, именно рода Зун-Хуацай, позволило выяснить наличие тибетских имён в количественном и качественном отношении. Посредством сопоставительного и описательного методов в статье проанализирован свод антропонимов-тибетизмов, а также представленные отдельной группой так называемые исторические имена и их производные с неявной семантикой. Таких имён немного, однако их наличие в ревизской описи хори-бурят может являться доказательством иноязычных элементов в этногенезе бурят.

Ключевые слова: антропоним, род Зун-Хуацай, ревизские описи, Агинская степная дума, неявная семантика имён, тибетизмы

Raisa G. Zhamsaranova. The Tibet Anthroponymic System of Zun-Khuatsai as One of the Clans of Khori-Buryat. The article deals with the analysis and overview of the Tibet anthroponymic corpus of Zun-Khuatsai clan extracted from archival documents (revizskiyeopisi) of Zabaikalsky State Archive. The documents where all the historical proper names of clan Zun-Khuatsai are collected were not exposed and described in onomastics, especially in order to establish their ethnic and linguistic origin. It's well known that the eastern group of Buryat has mainly the names of Tibeto-Mongolian linguistic origin, that is explained by the influence by Buddhism as the main religious belief of Mongol and Buryat from the XVIth century. The article presents a brief review of the personal notes of the zasak-lama G. Gomboyev, that were introduced into the scientific circulation by G. N. Rumyantsev in the work “The archives of zasak-lama G. Gomboyev”. This work is of certain value in the understanding of some facts of the history of Buddhism in Buryatia and Transbaikalye region. The investigation of the revision lists of the Buryats as a non-Russian population of 1830-1831, namely the Zun-Huatsaiklan, made it possible to ascertain the presence of Tibet names in a quantitative and qualitative sense.The analysis of the corpus of anthroponimic proper names of Tibet origin is investigated by comparative and descriptive methods. Also the historical names are presented with the implicit semantics. Such names are not much enough, but their existence is able to prove of any substrate ethnic elements in the ethnic history of Buryat.

Keywords: anthroponym, Zun-Khuatsai clan, revizskiyeopisi, Aginsk Steppe Duma, implicit semantics of the names, Tibet origin names

В последние десятилетия отечественных учёных интересуют вопросы становления региональной антропонимики. Только введение в научный оборот множества текстов различных территорий нашей страны, включающих значительное количество личных имён и фамилий, поможет представить реальную картину формирования антропонимической системы как в целом, так и отдельного народа [6].

О языковом происхождении антропонимов бурят написано филологами много и подробно (см. работы Н. Б. Алдаровой [1], А. Л. Ангархаева, Л. Б. Бадмаевой [2; 3], Б. Б. Батуева, Т. А. Бертагаева, Д-Н. С. Дугарова, Р Н. Дугарова, Б. Р Зориктуева, Н. Л. Жуковской [10], И. А. Ламожаповой, А. Г. Митрошкиной [11; 12], Д. Д. Нимаева, Г. Н. Румянцева, Г. Д. Санжеева, Ц. Б. Цыдендамбаева [19], а также справочные материалы). Известно, что в бурятском антропонимиконе прослеживаются тюркизмы, фарсизмы, арабизмы, тунгусо-маньчжуризмы, тибетизмы, имена из русского антропонимикона, а также элементы других языков. Л. Б. Бадмаева пишет, что в целом «антропонимия (личные и фамильные имена) - важный пласт ономастического материала. Научная ценность личных имен заключается в том, что нередко они являются единственными свидетельствами, дошедшими до нас из глубины веков и сохранившими то, что уже ушло из языка в качестве нарицательных имён» [3, с. 79].

Ввиду отсутствия письменных памятников раннего периода истории бурят трудно с достаточной определённостью говорить о древней ономастике бурят, о происхождении бурятских имён. Однако в народной памяти с давних времён сохраняются имена предков, особенно по отцовской линии, которые, как правило, заучивались наизусть, т. е. передаваясь изустным путём.

Вследствие разрушения основ родовых традиционных устоев общества традиция эта во многом утрачена. Замечено, что только в отдельных семьях, особенно с шаманским прошлым, практикуется знание имён всех предков как патрилинейно, так и матрилинейно, т. е. имена всех предков по отцу и матери.

В настоящее время мало людей, знающих имена своих предков до 25-го колена по мужской линии. По женской линии, как правило, имена предков не имели такого сакрального значения для рода, поэтому им не придавалось должного значения. Генеалогию по материнской линии практически не знают. Отсутствовала практика изустной традиции их повторения, а потому и заучивали наизусть родословную по материнской линии. Однако только в последнее столетие и только в связи с ренессансом культуры бурят стали считаться с родством по линии матери, полагая, что «материнская линия сильная, благородная»: «нагасынтэнгэриехэ!» букв. - «род матери велик!».

При этом исследователю исторической антропонимии известно, что, как и в любом разделе ономастики, в антропонимии любого народа имеются такие имена собственные, которые часто относят к именам с «затемненной семантикой», т. е. те имена, семантика которых не связана с традиционным именником. Подобные имена имеют очевидное иноязычное происхождение, представляя тем самым одну из сложных и неразрешённых проблем в антропонимике. Наиболее «близким» антропонимическим пластом в бурятском антропонимиконе после монгольского является, естественно, тюркоязычный [см.: 14; 15].

Наиболее полное описание бурятского антропонимикона дано А. Г. Митрошкиной в её работе «Бурятская антропонимия» (1987), в которой исследуются имена бурят, преимущественно западной группы, «функционирующие в устной традиции за последние 400 лет П-ХХ вв.)» [11].

В отношении антропонимического состава хори-бурят как восточной группы бурят известно, что антропонимы хори-бурят в основном тибет-монгольского языкового происхождения. Бурятские имена-тибетизмы по их апеллятивным основам впервые описал Ц. Б. Цыдендамбаев [19], исследовавший 64 простых имени, пользуясь переводом Н. Жамбалсурена. В общем описаны имена хори-бурят в учебном пособии И. А. Ламожаповой. При этом следует отметить, что до настоящего момента исторический антропонимикон отдельного рода, зафиксированный в архивных документах, специальному исследованию не подвергался, за исключением нескольких авторских статей.

Последние ономастические исследования Восточного Забайкалья дают основание для детального изучения исторического антропонимикона хори-бурят на предмет выявления тех имён личных, которые бы были связаны с вопросом этногенеза или их исторических связей и контактов. Исследование этнонимии, экзонимных имён, например, хам-ниган в среде агинской этнотерриториальной группы хори-бурят, а также лексико-семантических параллелей бурятского и селькупского языков подводит к возможности определения субсубстратного комплемента (помимо тюркоязычного, тунгусо-маньчжурского и монгольского) в этногенезе бурят - самоедоязычного [см.: 9].

Методология и методы исследования.

Статья посвящена обзору исторической антропонимии отдельного рода Зун-Хоацай (иногда Зун-Хуацай или Зун-Хоацайский) хори-бурят, в которой затронут один из чрезвычайно любопытных вопросов с точки зрения происхождения хори-бурят, - тибетская антропоним ияхоринских родов по материалам ревизских описей инородческого населения XVІІІ-XIX веков Государственного архива Забайкальского края.

В данной статье представлены имена зун-хуацайского рода 1830-1831 годов Ламожапова И. А. Исконные личные имена у мон-гольских народов: структура, семантика: учеб.пособие. - 2-е изд., испр. и доп. - Чита: ЗабГГПУ, 2008. - С. 13-14; 77-108. ГАЗК. - Ф. 284. - Оп. 1. - Д. 50.. Всего нами переписаны 1648 имён и их производных. Первичный сопоставительный анализ антропонимов этого рода позволил констатировать наличие тибетизмов в антропонимии бурят рода Зун-Хуацай, выбранных из общего антропонимического материала ревизских описей рода Хуацай (1831, 1858). антропонимикон текст исторический

Результаты исследования и их обсуждение. В ревизской описи рода Зун-Хуацай зафиксировано около 517 антропонимов-тибетизмов, из которых 194 простых (односоставных) мужских имени, 64 простых женских. Например, простые мужские имена с их производными: Буда, производные Будаин или Будын/Будаев; Бато, производные Батуев или Батоин/Батоев; Нима, Нимын или Ни-маин/Нимаев; Гарма, Гармын или Гармаин/ Гармаев; Жамсаран, Жамсарано или Жамца- рано/Жамсаранов; Дамба, Дамбаин или Дамбын/Дамбаев.

Морфологический анализ односоставных антропонимов позволяет констатировать, что патронимный состав производных от антропонима можно разделить на 2 группы - собственно монгольские фамилии типа Будаин ~ Будын, Батоин; Нимын ~ Нимаин; Гармын ~ Гармаин; Жамсарано ~ Жамцара- но; Дамбаин ~ Дамбын. Вторая группа фамильных образований «попала» под влияние морфологии русского языка. Например, в фамилиях типа Батуев ~ Батоев; Нимаев; Гармаев; Жамсаранов; Дамбаев очевидно наличие суффиксального -ов/-ев русского языка. Это даёт основание для мнения о том, что по именнику 1830-1831 годов хори-бурят монгольская антропонимическая модель «уступает» место русской. Обусловлено это явление особенностями практики переписи, когда переписчику было проще записать фамилию не как, например, Будын/Будаин, а Будаев. Однако современное состояние патронимии хори-бурят свидетельствует о частотности фамилий, состоящих из модели «антропоним + -ов/-ев» русского языка.

Из общего числа тибетских антропонимов рода Зун-Хуацай выделено 189 мужских сложных имён, 65 женских сложных имён. Под сложными именами имеются двусоставные и более, имена, представляющие сложные имена с морфологической точки зрения.

Традиционные бурятские имена чаще всего являются сложными, состоящими из двух или трёх корней, представляющих собой отдельные имена. Например, Цыренжаб (Цырен + Жаб), Будажаб (Буда + Жаб), Цы-рендоржо (Цырен + Доржо). При этом в семантике этих имён проявляется очевидное религиозное значение.

Другим аспектом данной статьи является выборка и описание наиболее частотных антропонимов рода Зун-Хоацай тибетского языкового происхождения.

Из общего числа мужских имён рода Зун-Хоацай чаще всего встретились в ревизской описи следующие имена тибетского языкового происхождения: Абида, Бадма, Согто (Цогто), Ирдыни (Эрдыни). Например, производных от имени БАДМА - 37 единиц. Приведём несколько генеалогических ветвей: Аюша Сырембуев, его сын Бадма Аюшиев; Кулук Адаев, его сын Бадма Кулуков; Бадма Одон Адаев; СыбыкТойсуев, его сыновья: 1-й Галдан, 2-й БадмаСыбыковы; МорхосонГарсинов, его сыновья: 1-й Насоту, 2-й БадмаМорхосоновы; СакияУрбаев, его сын БадмаСакияев; БадмаТогтохиев, его сын Намсарай Бадмаев; Роман Зортоев, его сын Бадма Романов; Абида Сырембуев, его сын Бадма Абидаев; Санжи Шорхоев, его сын БадмаСанжиев; ГаратуКудариев, его сыновья: 1-й Сундари Гаратуев, 2-й БадмаСундариев; ДашупДылгыров, его сын Жалсан Дашупов; его сыновья: 1-й Лопхой Жалсанов, 2-й Лоп- хоевБадма; Дарбай Зориктуев, его сыновья: 1-й Кулыр, 2-й Бадма Дарбаевы; Зымген Хотоктуев, его сыновья: 1-й Сыбык, 2-й Бадма Зымгеновы; Бадма Галчиев; Дылгыр Налганцаев, его сыновья: 1-й Бадма Дылгыров; 2-й Сыремпил Бадмаев; Бадма Барда- ев; Бадма Башкиров; Димыт Бадма.

От имени ДУГАР - 22 единицы: Дугар Намнаев, его сын Жирантай Дугаров, его сыновья: 1-й Сокто Жирантаев, 2-й Аюрзана Жирантаев, 3-й Базар Жирантаев; братья Дугара Намнаева - Григорий Намнаев, его сыновья: 1-й Алексей Ханзай Григорьев, 2-й Кулыр Улахан Григорьев, 3-й Оликцей-Обоши Григорьев; Гонжодхой Ногусанов, его сын Жарантай Гонжодхоев, его сын Даши Жарантаев; Зодбо Гонжодхоев, его сын Шагдур Зодбоев; Бальжир Гонжодхоев, его дочери: 1-я Дугар Бальжирова, 2-я Дулма Бальжирова; Дугар Соктоев; Аюша Соктоев, его дочери: 1-я Дугар Аюшиева, 2-я Пильжит Аюшиева, 3-я Намжил Аюшиева.

От имени СОГТО (ЦОГТО) - 34 единицы: Доной Тугутов, его сыновья: 1-й Дондок Доноев, 2-й Сокто Дондоков; брат Доноя Тугутова Далай Тугутов, его сын Сырымпил Далаев; СоктоНамнаев; СыбыкБатуринов, его сын Сокто Сыбыков, его сыновья: 1-й Санжи Соктоев, 2-й Аюша Соктоев, его сыновья: 1-й Санжи Аюшиев, 2-й Болот Аюшиев; брат Сыбык Батуринова Сокто Сыбыков; ШопхоСадаев, его сын Сокто Шопхоев, его сын Дугар Соктоев; Поргожи Кудуриев, его сыновья: 1-й Сокто Поргожиев, 2-й СубанПоргожиев, его сын Очир Субанов; Сокто Букуев, его сыновья: 1-й Тормен Соктоев, 2-й Шагдур Соктоев; Донор Арсалонов, его сын Сокто Доноров; СоктоСыренов, его сын Шагдур Соктоев; Зорикту Насунов, его сын Мажит Зориктуев, его сын Сокто Мажитов; Гомбо Соктоев, его сын Сыремжит Соктоев.

От имени ИРДЫНИ (ЭРДЭНИ) - 28 единиц: Соба Тороев, его сын Ирдыни Собоев, его сыновья: 1-й Барду Ирдыниев, 2-й Мандал Ирдыниев; Урелту Нагусанов, его сын Ашиту, его дочери: 1-я Ирдыни Ирдыниева, 2-я Ринчин Ирдыниева; брат Хоякту Боршуева Аюша Боршуев, его дочь Ирдыни Аюшиева; СодбоБукуев, его сын Ирдыни Содбоев; Тумутей Модоров, его сын Ирдыни Тумутеев; Зургадай Олтуев, его сын ИрдыниЗургадаев, его сыновья: 1-й Соноши Ирдыниев, 2-й Бадма Ирдыниев, 3-й Очир Ирдыниев; Ирдыни Абидаев; Ирдыни Арбакиев, его сын Гарма Ирдыниев; Ирдыни Галшиев; Буянту Босоев, его сын Ирдыни Буянтуев; Юмсун Боршуев, его сын Ирдыни Юмсунов.

От имени АБИДА - 20 единиц: Абида Шинтаев, его сын Орги Абидаев, его сын Мунку Оргиев; Абида Сырембуев, его сын Бадма Абидаев; Манзар Мулуев, его сын АбидаМанзаров; Абида Митхыев, его сын Очир Абидаев; Засол Боршуев, его сын Абида Засолов; Хацанат Аюгеев, его сын Санжи Хацанатов, его сыновья: 1-й Одон Хацанатов, 2-й Ламажап Хацанатов, его дочь Абида Ламажапова; АлактилАюгеев, его сыновья: 1-й Хобиту Алактиев, его сын Ирдыни Хобитуев; 2-й Абиду Алактиев.

При этом следует отметить, что деление на так называемые мужские и женские имена отсутствует. Одно и то же имя может быть дано человеку как мужского, так и женского пола.

Все эти имена по своему семантическому значению могут быть отнесены к тибетским именам с дезидеративной семантикой. Предварительно из немногих источников, преимущественно научно-популярных, нами выписаны значения этих имён: Абида - «необъятный властелин рая»; Арсалан - «лев» (тюркизм); Бадма - «лотос»; Гомбо - «имя покровителя, защитника, хранителя веры»; Дугар - «белый зонт»; Ирдыни (Эрдэни) - «сокровище»; Зан (Зана) - «разум»; Намжил - «победитель»; Очир - «ваджра»; Ринчин (Иринчин) - «драгоценность»; Санжи(д) - «распространяющий чистоту»; Согто (Цокто) - «искристый, пламенный» и т. д.

Забайкальские буряты, территориально граничившие с Монголией, находились под влиянием восточной культуры и исповедовали буддизм. С проникновением в Бурятию буддизма в конце XVII - начале XVIII века к забайкальским бурятам стали проникать иноязычные имена, как правило, тибетского и санскритского происхождения. Тибетскими по происхождению являются такие распространенные в именнике бурят имена, как Гал- сан - «счастье», «хорошая судьба»; Дамба - «высший»; Ешэ - «разум»; Доржо - «алмаз»; Самбуу - «хороший»; Балдан - «могущественный»; Содном - «добродеяние»; Рэншэн (Ринчин/Иринчин) - «драгоценность»; Данзан - «опора религии»; Тушит - «великая сила магии»; Ламажап - «защищённый высшим» и т. д.

К санскритским по происхождению именам, проникшим к бурятам через посредство тибетского языка, относятся: Базар - «алмаз»; Буда - «просветлённый» или Будэ - «пробуждённый»; Гарма - «следствие»; Арьяа - «святой»; Зана - «разум»; Адияа - «солнце» и т. д.

Наряду с приведёнными выше именами тибетского и санскритского происхождения у восточных бурят продолжали бытовать монгольские имена, например: Бата - «сильный» и «прочный»; Баатар - «богатырь» (тюрк.); Гэрэл - «свет»; Олзо - «находка»; Баян - «богатый»; Сэсэг - «цветок» и т. д.

У восточных бурят имели широкое распространение двойные имена (или двусоставные) типа: Цэбэг-Жаб - «бессмертный» + «защита, покровительство, убежище; эпитет Будды»; Лувсан-Жаб - «мудрый, учёный» + «защита, покровительство, убежище; эпитет Будды»; Цэрэн-Ханда - «долгая жизнь» + «шествующий по небу; эпитет Солнца» и т. д. Значительное число женских имён образовано посредством формантов -маа, -суу, которые присоединяются к именам не только тибетского происхождения, например Жэмэсмаа, Жаргалмаа, Галсамаа, Соёлмаа, Гэрэ- лсуу, Балмасуу и т. д.

Другим аспектом исследования исторической антропонимии хори-бурят представляется обзор истории появления буддизма на территории Забайкалья. Ценным источником является труд Г. Н. Румянцева «Архив засак-ламы Г. Гомбоева» [16], в котором на основе «небольшого архива засак-ламы Галсана Гомбоева», хранящегося в фонде Центра восточных рукописей и ксилографов ИМБТ СО РАН, дано описание содержательной части записок, «представляющих собой текущие документы, относящиеся к административным делам забайкальских дацанов».

Г. Н. Румянцев пишет о том, что развитие буддизма в Бурятии, Северной Монголии, Джунгарии, Туве и Забайкалье имело непосредственную связь с распространением буддизма в Монголии в конце XVI - середине XVII столетий. Д. Мунхбат пишет, что количество монастырей и храмов в Монголии в конце XIX - начале XX века насчитывалось до 1140 единиц, где находилось на службе огромное число лам и послушников - 180 000 чел. из 225 000 чел. мужского трудоспособного населения, т. е. почти каждый второй. К началу XX века почти 65 % населения из общего числа населения (около 760 000-800 000 чел.) - 494 000 носили тибетские имена [13, с. 81].

Первые известия о бытовании буддизма у бурят стали известны посредством «Отписок» (1652) Петра Бекетова, где описана встреча с «царевичем Кунтуцином», кочевавшим по Селенге и Хилку [16, с. 4].

При заключении в 1689 году с пятью монгольскими и табунутскими тайшами договора об их переходе в русское подданство с послом Ф. А. Головиным было оговорено условие «избегать принудительного их крещения». Как писал Эспер Ухтомский, «новоприбывшие дорожили этим непременным условием, потому что в числе их уже были ши-ретуи (начальствующие главные ламы), тогда как забайкальские инородцы почти поголовно ещё шаманствовали и не радели сознательно о сохранении веры» [18, с. 7-8].

В 1728 году при подписании Буринского трактата об установлении русско-китайской границы Саввой Рагузинским было предписано не пропускать в улусы бурят «чужих подданных, заграничных» лам, а «довольствоваться своими», т. е. теми, кто «после разграничения с Китаем остались на российской стороне», а также «выбирать оных (т. е. лам) между собой из каждого рода по два мальчика, благоразумных и к науке охотных, ...дабы верноподданным впредь в чужих ламах не было нужды.» [16, с. 5].

На основе изученных документов за- сак-ламы Г. Гомбоева Г. Н. Румянцев пишет, что буддизм среди бурят распространялся благодаря поддержке бурятских тайшей. «Первыми прозелитами нового учения сделался селенгинский тайша со своими сайтами и улусными людьми. В 1732 году в Цон-гольском роде уже был главный лама. За селенгинскими бурятами в ламаизм перешли хоринские роды.» [Там же, с. 6].

При этом важно отметить, что этот период перехода от исконного шаманского верования к буддизму ещё не получил достаточного научного освещения в научной литературе. Однако известно художественное произведение «Десятый рабджун» бурятского писателя

Владимира Гармаева, где описана жестокая борьба шаманистов с представителями буддийской веры за возможность влиять на умы и сердца людей на изломном моменте истории бурят.

Г. Н. Румянцев пишет, что «с последней четверти XVШ в. количество лам в Бурятии возрастает с чрезвычайной быстротой. В 1741 г. в Забайкалье было 150 лам. В 1756 г. - 324; в 1774 г. - 617; в 1796 г. - 700; 1822 г. - 2600; в 1842 г. - 5545; в 1892 г. - 15000 человек» [Там же, с. 8]. Одновременно увеличивалось число буддийских дацанов и дуганов.

Исследователи-путешественники Миллер и Гмелин, посетившие Забайкалье в 30-е годы XVШ века, описывают замену прежних войлочных молелен деревянными зданиями, описанными как «небольшие деревянные дома, наподобие китайских капищ (пагод) построенные. Кроме капищ, имеют они много и часовен, маленьких, деревянных, посвящённых некоторым бурханам. Около и поблизости капищ имеют также священнослужители небольшие деревянные жилища, почему их жилища с капищами представляют вид монастырей» [5, с. 44].

Указы царского правительства способствовали, по мнению Г. Н. Румянцева, централизации церковного управления вообще, а также некоторым образом усилению авторитета лам в глазах бурят. «Так, в 1741 г. указом Елизаветы Петровны ширетуй Цонгольского дацана тибетец Агван Пунцук был признан главным ламой забайкальских ламаитов. Было утверждено 150 комплектных или штатных лам. Все они были приведены к присяге, освобождены от ясака и иных повинностей и получили права на беспрепятственную пропаганду своего учения среди бурятского и тунгусского населения Забайкалья» [16, с. 7].

Любопытно проследить численно-родовой состав бурятского населения. Мы уже ранее приводили эти цифры по родовому составу бурят [см.: 8]. В 1723 году в роду Киасей (Коацейский или Коацайский) насчитывалось 240 «ясашных душъ». При этом следует заметить, что считались только мужчины, достигшие определённого возраста. Из перечисленных 12 родов роды Киасей, Харгана и Кубдут были самыми многочисленными. Потому в последующем эти роды подразделились на Барун- и Зун-Хуацаевский, Барун- и Зун-Харганатский, Зун-Кубдут и Барун-Куб- дут, где атрибути вызуун и баруун означают «восточный» и «западный».

Численно-родовой состав инородцев- бурят представлен в табл. 1.

Таблица 1. Численность инородцев кочевых и бродячих обоего пола по родам Иркутской губернии Верхнеудинского округа, Ведомства Хоринской степной думы по ревизии 1831 г.

По данным Б. О. Долгих, численность хори-бурят в 1692 году в общем составляла 6300 плательщиков ясака. В 1712 году окладных хоринцев насчитывалось 598 чел., неокладных - 286 чел., и новокрещёных - 10 чел., т. е. всего 894 чел. (трудоспособные мужчины). Общее число хоринцев в России в 1712 году он определяет в 6 тыс. чел., включив в это число холостых (не платящих ясак) и холопов. В 1732 году хоринцев было 1751 душа, а всего населения около 8,7 тыс. чел. Увеличение числа хоринцев Б. О. Долгих объясняет вхождением в их состав табуну-тов, монголов и тунгусов-гучитов. По принятии российского подданства вернувшихся из Монголии хоринцев общее число их в 17301732 годах достигло 13,7 тыс. чел., из которых 63 % были подданными Российской империи, а 37 % - подданными Китая [7, с. 332].

Впоследствии наблюдается постоянное увеличение численности хоринцев: в 1765 году - 15 955 мужчин, всего населения - около 32 000 чел. Та же цифра приводится и по данным четвёртой ревизии 1783 года [Там же, с. 334]. В 1766 году - 11 033 чел. мужского пола [17, с. 24]. По ревизии 1785 года хоринцев было 14 345 чел.; в 1811 году - 20 891 чел.; в 1816 году - 21438 чел.; в 1822 году - 23 954 чел.; в 1831 году - 25 064 чел. [4, с. 173]. Следует отметить разночтение данных по ревизии 1831 года Согласно архивным данным фонда № 284 Государственного архива Забайкальского края, бурят-инородцев насчитывается около 50 306 чел., т. е. разница почти в 2 раза по сравнению с цифрами, приведёнными в бурятских летописях. Возможно, что это обусловлено разными причинами как со стороны переписчиков ревизских душ, так и самих бурят-инородцев. Одни стремились переписать как можно большее число потенциальных плательщиков ясака, другие пытались предоставить к переписи меньшее число людей, способных к уплате тяжкого бремени в виде ясачных поборов.

Нельзя не учитывать то, что состав бурят пополнялся за счёт так называемого тунгусского населения. До настоящего времени этот пришлый субстрат в этническом составе хоринских бурят изучен не полностью, имеется много «белых пятен», которые в какой-то мере могут быть выяснены детальным исследованием дотибетских антропонимов, зафиксированных в ревизских описях и потому представляющих собой ценный факт.

В 1839 году была образована Агинская степная дума, и с этого времени хоринские роды Аги приобрели самостоятельность. По тексту «Доклада о происхождении одиннадцати хоринских родов» после 1824 года были различные переписи, во время которых агинский народ [население, проживающее в бассейне р. Ага - Р. Ж.] не хотел быть с народом Верхнеудинского острога и по решению господ губернских начальников в 1835 году был совершенно отделён [4, с. 174; 17, с. 3-5, 71]. В состав думы вошли восемь родов хоринцев: Галзут, Харгана, Хуацай, Хубдут, Ша-райд, Худай, Бодонгут и Саган, отсутствует род Батанай, Гушад и Хальбин.

Дополнительно постановлением Иркутского совета № 21 от 2 марта 1839 года в Нерчинском округе Иркутской губернии Восточно-Сибирского генерал-губернаторства помимо учреждённой Агинской степной думы учредили в её составе 6 следующих инородных управ: Цугольская, Бырка-Цугольская, Могойтуевская (Усть-Могойтуйская), Тутхал-туевская (Тотхолтуевская), Кялинская (Килинская) и Саган-Шелутаевская (Шолотуевская). От 7 ноября 1846 года была учреждена 7-я инородная управа ведомства Агинской степной думы - Тургинская. С 1851 года Нерчинский округ входил в состав Забайкальской области Иркутской губернии Восточно-Сибирского губернаторства. В 1870 году Агинская степная дума была отнесена к Читинскому округу Забайкальской области Восточно-Сибирского генерал-губернаторства, с 1884 года - Приамурского генерал-губернаторства, а с 1900-1903 годов - Иркутского генерал-губернаторства. С 1 июля 1895 года в документах фонда № 284 встречается созданная позднее Барун-Хоацайская инородная управа, 8-я по счёту.

В этих ревизских сказках наблюдается появление уже русских имён крещёных буят - 52 единицы. В документе имеются так называемые «смешанные имена», когда имя или фамилия русскоязычные и наоборот - монгольско-тибетские: Очир Иванов, Иван Модоров, Михолай, Егор Ирытхыев, Степан Шолтин, Иван Пуртаев, Иликцей Залбариев, Иликий Лупсанов, Иван Верхотуров, Максим Хошотхоев, Максимов Монсок, Тодо Петоров, Тимурши Улзуев, Алексей Халцай Григорьев и т. д. Помимо сведений о «принятии святого крещения» у инородцев-бурят, когда менялся и антропонимический состав, ревизские описи предоставляют ценный языковой материал о домонгольском антропонимиконе бурят.

Для иллюстрации неоднозначности антропонимического состава бурят Зун-Хуацайского рода приведём данные табл. 2.

Таблица 2

Из общего списка имён и их производных двух семей (головы и старосты) видно, что тибетские имена носят дети, названные Ирин- чин-Нима, Дари-Жап, Бутит, Пунжит (Бунжит), а прочие имена - имена взрослых типа Зала, Мандун, Зангя, Тунчин, Унтанов имеют, возможно, не тибетское языковое начало. Данное означает, что к ревизии 1831 года влияние буддизма на сознание бурят имело естественное отражение в сложении тибетского антропонимического пласта в историческом ономастиконе бурят.

Однако стоит отметить наличие в ревизских описях других имён, труднообъяснимых, явно не тибет-монгольского, а иноязычного происхождения, которые имеются в большом количестве в данном документе. Это следующие имена: Санони, Ладма, Хобо, Мулук, Догор, Насхой, Кузыхей, Буноо и т. д. Их языковое происхождение сложно установить, однако их наличие в историческом антропонимиконе рода Зун-Хоацай 1830-1831 годов вполне естественно и ожидаемо.

Ранее мы уже приводили свод исторических имён, выбранных нами из «Ревизской сказки 1850 г. Быркы-Цугольской инородной управы Агинской степной думы о состоящей мужского и женского пола наличных душъ инородцев Зунъ Хоацайского роду (мужские имена)», где выборка имён на букву «А» из всего документа показывает их до-тибетское языковое происхождение [8] (табл. 3).

Таблица 3

Выводы. Таким образом, несомненную актуальность представляет как специальное исследование тибетских имён в историческом антропонимиконе хори-бурят, так и установление значения иноязычных (т. е. дотибетских) личных имён типа Алагчи, Алакчей, Азаров, Гонжодхой, Иркету, Жирантай, Сагаандай, Но-гоондой, Наянтай, Халза, Шаралдай, Шара, Улукчин, Тумурхен, Тумутей, языковое происхождение которых ещё предстоит изучить.

Список литературы

1. Алдарова Н. Б. Из охранных имён бурят // Ономастика Бурятии. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1976. С. 69-84.

2. Бадмаева Л. Б. Язык бурятских летописей. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005. 216 с.

3. Бадмаева Л. Б. Антропонимы в бурятской летописи В. Юмсунова // Исследования по ономастике Прибайкалья. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1990. С. 79-89.

4. Бурятские летописи / сост. Ш. Б. Чимитдоржиев, Ц. П. Ванчикова. Улан-Удэ: РАН СО Бурят, ин-т общественных наук, 1995. 199 с.

5. Георги. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб.: Императорская академия наук, 1799. Ч. IV. 446 с.

6. Горбаневский М. В мире имён и названий. Изд. 2-е, перераб. и доп. М.: Знание, 1987. 207 с.

7. Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII веке. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1960. 622 с.

8. Жамсаранова Р Г. Этнонимы и генонимы хор-бурят: лингво-историческое исследование. Чита: ЧитГУ, 2009. 228 с.

9. ЖамсарановаР Г. Явления конвергенции и трансференции в лексике бурятского и селькупского языков // Вестник Томского государственного педагогического университета: Вестник ТГПУ 2011. Вып. 3, № 3. С. 140-147.

10. Жуковская Н. Л. Заметки о монгольской антропонимии // Ономастика Востока. М.: Наука, 1980. С. 9-16.

11. Митрошкина А. Г. Бурятская антропонимия. Новосибирск: Наука, 1987. 222 с.

12. Митрошкина А. Г. Личные имена бурят. Улан-Удэ: Изд-во Бурят гос. ун-та, 2013. 200 с.

13. Мунхбат Д. Паломничество монголов: традиции и современность // Народы и религии Евразии. 2018. Т. 15, № 2. С. 79-84.

14. Рассадин В. И. О тюркизмах в бурятском языке // К изучению бурятского языка. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1969. С. 129-134.

15. Рассадин В. И. Монголо-бурятские заимствования в сибирских тюркских языках. М.: Наука, 1980. 117 с.

16. Румянцев Г. Н. Архив засак-ламы Г Гомбоева. Улан-Удэ: Изд-во БКИ, 1959. 57 с.

17. Тумунов Ж. Т История Аги (1648-1917 гг.). Чита: Экспресс-изд-во, 2006. 203 с.

18. Ухтомский Э. Из области ламаизма. К походу англичан в Тибет. СПб.: Восток, 1904. 129 с.

19. Цыдендамбаев Ц. Б. Бурятские исторические хроники и родословные: историко-лингвистическое исследование. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1972. 662 с.

20. Жамсаранова Р. Г., Будаева Н. Ч. Тибетская антропонимия рода Зун-Хуацай хори-бурят // Гуманитарный вектор. 2018. Т 13, № 5. С. 98-107.

References

1. Aidarova, N. B. From security names of Buryat. Onomastika Buryatii. Ulan-Ude: BNTs SO RAN. 1976. (In Rus)

2. Badmayeva, L. B. Language of the Buryat chronicles. Ulan-Ude: BNTs SO RAN. 2005. (In Rus.)

3. Badmayeva, L. B. Antroponyms in the Buryat chronicle by V. Yumsunov. Ulan-Ude: BNTs SO RAN. 1990. (In Rus.)

4. Buryat chronicles. Chimitdorzhiyev, Sh. B., .Vanchikova, Ts. P, sost. Ulan-Ude: BNts SO RAN, 1995. (In Rus.)

5. Georgi. The description of all people living in the Russian state. Ch.IV. SPb: ImperatorskayaAkademiyaNauk. 1799. (In Rus.)

6. Gorbanevskiy, M. In the world of names and names. M: Znaniye. 1987. (In Rus.)

7. Dolgikh, B. O Patrimonial and breeding structure of the people of Siberia in the 17th century. M: Akad. nauk SSSR. 1960. (In Rus.)

8. Zhamsaranova, R. G. Ethnonyms and genonims of Khori-Buryat: lingvo-historical research: scientific edition. Chita: ChitGU. 2009. (In Rus.)

9. Zhamsaranova, R. G. The phenomena of convergence and a transference in lexicon of the Buryat and Selkup languages. Vestnik TGPU, no. 3, vol.105, pp.140-147. (In Rus.)

10. Zhukovskaya N. L. Notes about the Mongolian antroponimiya. OnomastikaVostoka. M: Nauka. 1980: 9-16. (In Rus.)

11. Mitroshkina, A. G. Buryat antroponimiya. Novosibirsk: Nauka,1987. (In Rus.)

12. Mitroshkina, A. G. Personal names of Buryat. Ulan-Ude: BGU. 2013. (In Rus.)

13. Munkhbat, D. Pilgrimage of Mongols: traditions and present. Peoples and religions of Eurasia, t. 15, no. 2, pp. 79-84, 2018. (In Rus.)

14. Rassadin, V. I. About tyurkizms in the Buryat language. To the study of Buryat language. Ulan-Ude, 1969:129-134. (In Rus.)

15. Rassadin, V. I. The Mongol-Buryat loans in the Siberian Turkic languages. M: Nauka. 1980. (In Rus.)

16. Rumyantsev, G. N. Archive of a zasak-lama of G. Gomboyev. Ulan-Ude: BKI. 1959. (In Rus.)

17. Tumunov, Zh. T The history of Aga (1648-1917). Chita: Ekspress-izdatelstvo, 2006. (In Rus.)

18. Ukhtomskiy, E. The history of Aga (1648-1917). SPb: Parovaya Skoropechatnya«Vostok», 1904. (In Rus.)

19. Tsydendambayev, Ts. B. Buryat historical chronicles and family trees: historical and linguistic research. Ulan-Ude: BKI, 1972. (In Rus.)

20. ZhamsaranovaR. G., Budayeva N. Ch. The Tibet Anthroponymic System of Zun-Khuatsai as One of the Clans of Khori-Buryat // Humanitarian Vector. 2018. Vol. 13, No. 5. PP. 98-107.

Размещено на Allbest.ru