Средства субъективной модальности при поэтическом переводе

Размещено на http://www.allbest.ru

Институт иностранных языков, Российский университет дружбы народов

Средства субъективной модальности при поэтическом переводе

Б.Н. Жантурина, доктор филологических наук, доцент,

В статье рассматриваются пять русских переводческих версий стихотворения Эмили Дикинсон “We never know how high we are”в русле когнитивного поэтического перевода. Целью анализа является установление сходств и различий в субъектной организации и средствах субъективной модальности исходного и переводных текстов. Показано, что при переводе сохраняется перцептивно-концептуальное поле когнитивной метафоры на базе прилагательного high высокий. Точка зрения говорящего может меняться по мере изменения как форм персонального дейксиса, так и глагольного дейксиса в формах залога и грамматической модальности. Русские варианты с принудительным структурированием синтаксических структур в условиях контракции смысла рассматриваются как стилеобразующий приём перевода.

Ключевые слова: субъектная организация текста, дейксис лица, точка зрения, субъективная модальность, перцептивно-концептуальное поле, принудительное структурирование

Bakhyt N. Zhanturina,

Dr. Sc. (Philology), Associate Professor at the Foreign Languages

Department, Institute of Foreign Languages, Russian Peoples'

Friendship University (RUDN University), Moscow;

MEANS OF SUBJECTIFICATION IN POETIC TRANSLATION

The article deals with five Russian translation poetic variants of Emily Dickinson's poem We never know how high we are within the framework of cognitive translation practice. It sheds light on similarities and differences in textual subjectification and subjective modality means in the source and target poetic texts alike It has been shown that the perception and conceptual planes from the cognitive metaphor in the adjective high высокий are preserved in translation. The Speaker's viewpoint might shift entailing changes in the means of subj ective modality, such as personal deictic forms, verbal deictic changes in voice and grammatical modality as well. Russian variants of translation containing syntactic forced restructuring under meaning contraction are considered as a style modifying device

Key words: subjectification, personal deictic, viewpoint, subjective modality, perception and conceptual plane, forced restructuring

Введение

Унификационным принципом поэтического перевода можно считать формулу почти У Эко, которая применяется к содержанию исходного текста при попытках сохранить эстетическое качество стихотворной формы; пределом реализации этой формулы является «столь гениальное пересоздание, что от почти переходят к чему-то абсолютно другому, и это другое связано с оригиналом только, можно сказать, моральным долгом» [Эко, 2006: 332]. В этой связи, несомненный интерес представляют разные варианты перевода одного и того же исходного поэтического текста как разные варианты переводческого почти. Достаточно упомянуть полемику по поводу переводов сонетов Шекспира на русский язык в качестве примера разнообразия исторических и современных тенденций перевода со стиля на стиль [Автономова, 2008: 595].

В настоящей статье будут рассмотрены пять вариантов перевода поэтического текста Эмили Дикинсон, стихотворения № 1176 “We never know how high we are”, выполненные на русском языке В. Марковой, А. Гавриловым, Л. Вагуриной, В. Авсияном и Г. Кружковым с целью показать через речь и язык практику когнитивного перевода поэтического текста, анализируя с позиций субъективной модальности семантическое пространство текста в перцептивно-концептуальном и дейктических полях в русском и английском языках

1. Основная часть

переводческий синтаксический метафора дикинсон

Исходное восьмистишие Эмили Дикинсон -- риторический диалог о месте человека в обществе и его социально-психологическом статусе -- состоит из двух катренов, размер 8-6-8-6, рифма мужская неполная на 2 и 4 строках rise -- skies, полная на 6 и 8 строках thing -- king. Стихотворение выдержано в синтаксически упорядоченных конструкциях, сложный синтаксический комплекс появляется в конце стиха. Полные развёрнутые предложения образуют строфу как единицу текста и захватывают каждый раз по две строки, обеспечивая композиционный ритм в каждом катрене Аллитерация на звук n в первой строфе оттеняет лексику, выдвигая ключевые знаки когниции на первый план never know в сентенции о физическом и социальном росте человека. Рассуждение развито в речевых актах утверждения и риторического вопроса, сильная позиция конца строфы и стиха и сквозная аллитерация на звуки s -- z в двух строфах первого катрена поддержана концевой рифмой asked, rise -- statures, skies. Пунктуация Эмили Дикинсон, обычно противоречащая предписаниям традиционной грамматики, не навязчива в этом тексте: тире в конце первой строфы подчёркивает межстрофическую паузу, тире вместо вопросительного знака после риторического вопроса в конце стиха создаёт висячую концовку и маркирует незавершённость рассуждения, тем не менее, обращённого к собеседнику

We never know how high we are Till we are asked to rise And then if we are true to plan Our statures touch the skies --

The Heroism we recite

Would be a normal thing

Did not ourselves the Cubits warp

For fear to be a King -- (Dickinson E. We never know...) [Дикинсон, 2001: 326].

Первая строка в стихотворениях Эмили Дикинсон обычно выступает в качестве развёрнутого заголовка на базе предложения и одновременно композиционного зачина, намечая важные элементы смысла всего текста; в анализируемом стихотворении строфа, размещённая парно на двух строках, композиционно обслуживает эти же цели.

В строфе 1 ИТ высказывание субъектно организовано английским we, что передано в текстах перевода В. Марковой (ПТ 1) [АПРП, 1983: 177], А. Гаврилова (ПТ 2) [Дикинсон, 2001: 327], В. Авсияна (ПТ 3) [Дикинсон, 2017: 197] и Л. Вагуриной (ПТ 4) [Дикинсон, 2017: 113] русским мы, за исключением перевода Г. Кружкова (ПТ 5) [Кружков 2013: 126] с лексической заменой человек:

ИТ We never know how high we are \ Till we are asked to rise [Дикинсон, 2001: 326]

ПТ 1 Мы не знаем -- как высоки -- \ Пока не встаём во весь рост [АПРП, 1983: 177].

ПТ 2 Каков наш рост -- не знаем мы, \ Пока не просят встать, [Дикинсон, 2001:327].

ПТ 3 Не знаем мы, как высоки, \ Пока не встанем с мест, [Дикинсон, 2017: 197].

ПТ 4 Пока нам не прикажут встать, \ Свой рост не знаем сами, [Дикинсон, 2017: 113].

ПТ 5 Не понимает Человек, \ Как он велик, пока -- [Кружков, 2013: 126].

Личное местоимение we мы -- это личностный субъект речи, подобно я, выражающий, в первую очередь, семантическую дейктическую функцию; если я называет только говорящего и называет его персонально, то в мы говорящий назван в составе группы лиц, количественно представленную двумя партнёрами я и ты или более двух я и вы по функции первого и второго лица We в ИТ, а также our, ourselves, и мы в ПТ 1-4, а также наш в ПТ 2, нашим ПТ 3, нам в ПТ 4, содержат конкретно-личный персональный дейксис [Бондарко, 2017: 238], подразумевая говорящее лицо в диалоге с известными ему партнёрами [Hornby, 1974], [Ожегов, 1978]; к коллективно-личной сфере в ИТ и ПТ 1-4 отнесено всё, о чём сказано our (stature) наш (рост), свой (рост) В ПТ 5 указание на определённые лица в дейксисе первого лица устранено заменой на лексему человек, ср «живое существо, обладающее даром мышления и речи, способностью создавать орудия и пользоваться ими в процессе общественного труда» [Ожегов, 1978], замещаемое местоимением третьего лица он со значением неопределённо-личного и обобщённо-личного дейксиса, расширяя группу партнёров по коммуникации и деятельности до безграничного количества участников в масштабах всего человечества. Дейксис лица в ПТ 5 посредством он сопровождается значением неопределённого множества третьих лиц человечество, но с единичным производителем действия человек -- он [Бондарко, 2017: 239]. Субъектная организация текста ПТ 5 преобразована в личной сфере говорящего, включая говорящего и его я в число третьих лиц, меняя персональный дейксис и зону личной сферы говорящего на зону «ничейного, принадлежащего всем и никому в частности».

Субъект высказывания составляет естественный центр ориентации в окружающей среде и в контексте, определяя выбор языковых средств, используемых говорящим. В коллективной референции в обоих языках субъектный дейксис реализуется совместно с прагматической функцией, вместе с передачей точки зрения говорящего на соотношение обозначаемой ситуации и ситуации речи опираясь на средства субъективной модальности [Солганик, 2010: 12; Тамарченко, 2004: 181]. При личностном субъекте we мы в ИТ и ПТ 1-4 выражена внутренняя точка зрения заинтересованного наблюдате- ля-рассказчика в личной сфере говорящего, при субъекте третьего лица человек, он в ПТ 5 -- точка зрения внешнего отстранённого наблюдателя-рассказчика в обобщённой неперсональной сфере. Согласно Г Я. Солганику [Солганик, 2010: 31], Я-субъект и Он-субъект занимают крайние полярные позиции на шкале субъективной модальности, первый привносит наивысшую модальность, последний -- наименьшую по степени представления индивидуальной версии происходящего Субъектная организация анализируемого стихотворения и его переводных вариантов поддержана оппозицией глагольных залоговых форм в зачине на строках 1 и 2, выбором перцептивно-концептуального поля когнитивной метафоры, заявленной на строке 1 и проходящей лейтмотивом через весь текст, а также маркерами глагольной субъективной модальности в формах грамматически выражаемой нереальной модальности на строке 6 и риторическим вопросом в конце стиха с пунктуацией через тире вместо вопросительного знака (строки 7, 8).

Залоговые формы непосредственно связаны с субъектным полем говорящего, акцентируя ядро актива и пассива при выражении глагольного признака по отношению к его носителю [Бондарко, 2017: 264].

ИТ We never know -- we are asked (активное ядро -- пассивное ядро высказывания),

ПТ 1 мы не знаем -- (мы) не встаём (активное ядро высказывания),

ПТ 2 не знаем мы -- (нас) не просят встать (активное ядро -- пассивное ядро),

ПТ 3 не знаем мы -- (мы) не встанем с мест (активное ядро),

ПТ 4 (нам) не прикажут встать -- не знаем сами (пассивное ядро -- активное ядро),

ПТ 5 не понимает человек -- (он) не выпрямится во весь рост (активное ядро).

Сравнение показывает, что активная we never know и пассивная we are asked конструкции из ИТ варьируют в текстах перевода по выражению подлежащно-сказуемостных отношений; совершенно очевидно, что активные структуры с Мы-субъектом преобладают в трёх переводных русских текстах (ПТ 1, ПТ 3, ПТ 5). В ИТ пассивная конструкция вводит в субъектное поле стиха ещё одного производителя действия: лицо, по приказу которого мы встаём и у которого есть план, замысел, божественный промысел для каждого человека и человечества; тема Бога и божественного в наследии Эмили Дикинсон неоднократно исследовалась, например [Love, 2013]. При преобразовании пассивной конструкции в активную, переводные тексты лишены имплицитного указания на третье лицо, дополнительного к мы, что изменяет общий смысл: нет никакой третьей силы и ничто не управляет судьбой человека, кроме него самого

ИТ And then if we are true to plan \ Our statures touch the skies [Дикинсон, 2001: 326].

ПТ 1 Тогда -- если мы верны чертежу -- \ Головой достаём до звёзд [АПРП, 1983: 177].

ПТ 2 Но если плану мы верны, \ Нам до небес достать [Дикинсон, 2001: 327]

ПТ 3 Но если помыслы чисты, \ Коснёмся мы небес [Дикинсон, 2017: 197].

ПТ 4 Но если замыслу верны, \ Опрёмся в небеса мы [Дикинсон, 2017: 113].

ПТ 5 Не выпрямится во весь рост, \ Восстав под облака -- [Кружков, 2013: 126].

Отдельного внимания заслуживают поиски лексического эквивалента к исходной лексеме plan на строке 3 ИТ, продолжающей смыслы активного и пассивного залога, введённые на строках 1, 2 В ПТ 1 чертёж (мы верны чертежу), в ПТ 2 план (мы верны плану), ПТ 3 -- (у нас чистые) помыслы, в ПТ 4 - замысел (мы верны замыслу), ПТ 5 -- лакуна. Исходя из словарной дефиниции, для лексемы plan -- outline drawing (of or for a building) showing the relative sizes, positions, etc. of the parts, esp. as if seen from above [Hornby, 1974] эквивалентное отношение устанавливается через план, чертёж, изображающий на плоскости какую-н. местность, сооружение [Ожегов, 1978] для неодушевлённых предметов, расширяясь до плана деятельности и действий человека; лексема помыслы (мысли, намерения, замыслы) [Ожегов, 1978], характеризует образ мыслей человека. Компенсирующим эффектом для диктальных смыслов предыдущей оппозиции «человек -- бог», на наш взгляд, обладает лексема замысел -- задуманный план действий или деятельности, намерение [Ожегов, 1978], в тексте характеризующая действия третьего лица или третьей силы, как будто при взгляде сверху

Тема судьбы, уровня личностных притязаний и социальных ролей введена когнитивной метафорой на базе прилагательного high высокий в зачине на строке 1 и развивается всем текстом, определяя содержание как первого четверостишия, так и второго. Связность всего текста обеспечена семантическим полем метафоры, в котором сочетаются знаки когниции и знаки перцепции, последовательно распределённые по двум катренам семантической деривацией исходного прямого значения прилагательного и его варьированием в метафорическом концептуальном поле. Смысл всего стихотворения следует логике человеческого опыта; физические параметры человека и масштабы его духовности в иерархии психологического и социального роста составляют его витальные ценности

Прототипическое значение опорного прилагательного high высокий раскрывается в перцептивно-когнитивном поле восприятия физического пространства и ориентации в окружающей среде. Следует отметить, что перцептивная база значения пространственных прилагательных не представлена в явном виде в их значении, так, как она проявляется тривиальным образом, например, в отдельном блоке лексикона, в словах со значением чувственного восприятия see видеть, hear слышать, feel чувствовать и др. Очевидно, указание на перцептивную систему восприятия в признаковом значении прилагательного присутствует неявно в виде следов предыдущей перцепции Оно сопровождает первичные процессы концептуализации и категоризации и составляет блок «сенсорных слов» (термин А. Д. Кошелева), референты которых «распознаются на основе непосредственного визуального (шире, перцептивного) восприятия» [Кошелев, 2017: 65]. В целом, в обоих языках концепты сенсорных слов содержат перцепты, включённые в знаки когниции и обращённые к человеческому восприятию перцептивно доступных событий действительности в субмодальностях зрения, слуха, ольфатики и гаптики [Жантурина, 2018]. Параметрические признаки предметов, выраженные прилагательными high высокий, low низкий, deep глубокий, shallow мелкий при когнитивной процедуре ориентации в физическом пространстве определяются глазом в перцептивной визуальной субмодальности восприятия, ср. extending far upwards, measuring the distance given from the base to the top [Hornby, 1974]; большой по протяжённости или далеко расположенный в направлении снизу вверх [Ожегов, 1978].

Метафоризация на базе чувственно воспринимаемых признаков пространственной локализации «верх -- низ» содержит в ИТ чётко выраженные признаки «верха» high, диктальные элементы противоположной локализации «низ» low и проходит, как стержень, через весь ИТ: физические перцептивно доступные параметры человека в первом катрене сменяются во втором четверостишии неперцептивными знаками духовного роста внутреннего человека. Всё восьмистишие построено на игре прямого и переносного значений прилагательного high высокий с опорой на физическую константу роста человека, заявленную в первом четверостишии

Рост в our statures touch the skies [Дикинсон, 2001: 326] на строке 4 ИТ измеряется в перцептивно доступном режиме -- зрительно от земли вверх до небес Верхняя точка вертикального измерения обозначена через «верхний» предметный ряд skies (ИТ), звёзды (ПТ 1), небеса (ПТ 2, ПТ 3,ПТ 4), облака (ПТ 5), каждый раз отвечая требованиям перекрёстной рифмы на строках 2 и 4, ср :

ИТ our statures touch the skies полная рифма rise -- skies [Дикинсон, 2001: 326]

ПТ 1 головой достаём до звёзд полная рифма рост -- звёзд [АПРП, 1983: 177].

ПТ 2 нам до небес достать, полная рифма встать -- достать [Дикинсон, 2001:327].

ПТ 3 коснёмся мы небес, неполная рифма мест -- небес, [Дикинсон, 2017: 197].

ПТ 4 опрёмся в небеса мы, неполная рифма сами -- мы, [Дикинсон, 2017: 113].

ПТ 5 восстав под облака, полная рифма пока -- облака [Кружков, 2013: 126].

High высокий, перцептивно доступный признак вертикали, роста в том числе, в переводных текстах варьирует по представленности обеих лексем: ПТ 1 -- высокий в паре с лексемой рост, ПТ 2 и ПТ 4 -- только лексема рост как генерализация признака высокий, в ПТ 3 -- только высокий через конкретизацию смысла рост, в ПТ 5 обнаруживаем обе лексемы и градацию смысла высокий ^ великий по признаку очень большой, выдающийся ростом.

Второе четверостишие развивается в непространственной сфере по образцу перцептивно-когнитивной ориентации в физическом пространстве, привлекая несенсорные слова и их абстрактные значения, не имеющие перцептивного шлейфа. Параметры духовного роста и социально-психологического статуса измеряются в двух противопоставлениях ИТ: (we) -- heroism, (we) -- king посредством «телесной» меры измерения cubit -- old measure of length (18-22 inches or 45-56 centimeters) [Hornby, 1974], локоть -- старинная мера длины, равная приблизительно 0,5м [Ожегов, 1978], в переводных русских текстах переданная генерализованными лексическими заменами в перцептивном поле зрительного восприятия: размер (ПТ 1), рост (ПТ 2, ПТ3), себя (ПТ4), сам себя (ПТ 5).

В переводных вариантах первая оппозиция сохранена на строках 5 и 6 как на лексическом уровне, так и в субъектной организации высказывания при выраженном или имплицитном субъекте речи, ср :

ИТ The Heroism we recite \ Would be a normal thing [Дикинсон, 2001: 326].

ПТ 1 Обиходным бы стал Героизм \ О котором Саги поём -- [АПРП, 1983: 177].

ПТ 2 И легендарный героизм \ Нам был бы очень прост, [Дикинсон, 2001:327].

ПТ 3 Мы возвестим, что Героизм \ Стал нашим Бытием, [Дикинсон, 2017: 197].

ПТ 4 И стал бы нормой Героизм, \ Прославленный веками, [Дикинсон, 2017: 113].

ПТ 5 Обычным стал бы героизм \ И подвиг будним днём [Кружков, 2013: 126].

Конкретно-личный коллективный дейксис лица определён или местоимениями мы, нам или глагольной формой поем (в ИТ и ПТ 1-3), или диктально в ПТ 4. В ПТ5 сохранены изменения в субъектном поле текста, применённые на строке 1 (неопределённо- личный и обобщённо-личный дейксис третьего лица), к низшей точке отсчёта параметра в ИТ и ПТ 1-4 we мы. Сходным образом, при раскрытии социального статуса во второй оппозиции на строках 7 и 8 переводов наблюдаем те же маркеры персональности, как в поле коллективного мы и личной сферы говорящего свой, себя (ПТ 1 но мы сами ужимаем размер [АПРП, 1983: 177]; ПТ 2 когда б не занижали мы [Дикинсон, 2001: 327], ПТ 3 когда бы точно знать свой рост [Дикинсон, 2017: 197], ПТ 4 когда б себя ценить могли [Дикинсон, 2017: 113]), так и в поле третьего лица ПТ5 не покриви он сам себя [Кружков, 2013: 126]. В ПТ 5 низшая точка вертикальной параметризации проходит по субъекту человек, он

Безусловно, аксиология человеческого верха-низа подкреплена абсолютной положительной оценкой верха с противоположным отрицательным знаком для низа по когнитивным схемам «GOOD IS UP, BAD IS DOWN», «HIGH STATUS IS UP, LOW STATUS IS DOWN», «HAPPY IS UP, SAD IS DOWN» [Лакофф, Джонсон, 2004: 35-41] и в культурных, моральных и поведенческих характеристиках человека в социуме [Карасик, 2002]. При субъекте речи we мы субъективнообъективная оценка выражена по отношению к конкретным лицам, к говорящему и внутреннему наблюдателю в том числе; субъект человек, он привносит общий незаинтересованный характер объективно-субъективной оценки, как в ПТ 5.

Временная рамка ИТ прямо соотносится с актуальным режимом восприятия в субмодальности зрения, то есть выражает условия непосредственного актуального восприятия, совпадающего с моментом речи в настоящем времени, составляя перцептивное поле ИТ и подтверждая достоверность излагаемой информации. В первом четверостишии указание на время на строках 1, 2 осуществляется посредством пары времён в глагольном дейксисе Present Indefinite в сложноподчинённом предложении с придаточным времени (we) know, are high; при переводе -- формы настоящего времени не знаем (ПТ 1-4), не понимает (ПТ 5). На строках 3, 4 сложноподчинённое с придаточным реального условия и парой времён в Present Indefinite (we) are true, are asked передано в русском языке настоящим или будущим временем встаём (ПТ 1), просят встать (ПТ 2), встанем (ПТ3), прикажут встать (ПТ 4), выпрямится (ПТ 5).

Сложный синтаксический комплекс распространяется на все четыре строки последнего катрена; на строках 5, 6 главное предложение the heroism... would be содержит грамматическую модальность нереального следствия в форме Present Conditional (it) would be, выражая действие и время наблюдения, одновременное с моментом речи Вставное определительное придаточное предложение на строке 1 we recite входит в именную группу синтаксического субъекта в главном предложении the heroism, отделяя подлежащее от сказуемого на строке 2. Строки 7, 8 содержат вопросительное предложение Did not ourselves the Cubits warp \ For fear to be a King -- [Дикинсон, 2001: 326]; риторический вопрос с формой Present Subjunctive did (we) not warp интегрирован в главное предложение и пунктуационно оформлен знаком тире вместо вопросительного знака, что, похоже, усиливает неуверенность говорящего в рамках коммуникативной модальности риторического вопроса, адресованного собеседнику, но не требующего ответа. Эти синтаксические условия открывают простор для толкования вопросительной структуры при переводе на русский язык: исходный модальный комплекс передаётся не полностью, предпочтение отдано формам нереальности, то есть вопросительная структура передаётся как нереальное условие в ущерб коммуникативной модальности неуверенности в риторическом вопросе, представляя разные варианты принудительного структурирования в русском языке

В ПТ 1 В. Маркова сохраняет условное наклонение в главном предложении героизм стал бы обиходным, но вместо риторического вопроса вводит категоричное утверждение в изъявительном наклонении мы сами ужимаем размер, закрывая тем самым зону общения с собеседником. В ПТ 2 А. Гаврилов распространяет формы нереальности на все части предложения героизм был бы очень прост, когда б не занижали мы... [Дикинсон, 2001: 327] в ущерб коммуникативному значению неуверенности в вопросе. Сходным образом переводит Л. Вагурина в ПТ 4: героизм стал бы нормой, когда б себя ценить могли, мы были бы царями [Дикинсон, 2017: 113] и Г. Кружков в ПТ 5, где модальные и нереальные смыслы ёмко и точно уложены в одну синтаксическую конструкцию с грамматической инверсией при опущении вводного союза если: Обычным стал бы героизм \ И подвиг -- будним днём \ Не покриви он сам себя \ Из страха -- стать царём -- [Кружков, 2013: 126]. В ПТ 3 у В. Авсияна наблюдаем сохранение модального смысла неуверенности и нереального условия на строках 7, 8 Когда бы точно знать свой рост, \ Не страшно быть царём... [Дикинсон, 2017: 197] при выраженной на строках 5, 6 модальности реализованного желания в форме будущего времени в сослагательном наклонении после глагола речи Мы возвестим, что Героизм стал нашим бытием... [Дикинсон, 2017: 197].

Заключение

Субъектная организация текста играет актуализирующую роль в концептуальной системе субъекта речи; в переводных текстах с Мы-субъектом передаётся субъективно-объективная точка зрения говорящего и интонация доверительного разговора-переживания с читателем-собеседником; доверительность стиля общения «измерена» средствами субъективной модальности. С Он-субъектом эмоциональный заряд намного ниже, высказывания лишены непосредственного чувства и представлены в объективно-субъективной точке зрения в виде отстранённого рассуждения Принудительное структурирование текста перевода становится приёмом стилизации в переводном тексте и осознаётся на фоне ИТ; оно состоит в сочетании приёмов опущения в варьируемой исходной синтаксической конструкции и применяется в сложных синтаксических комплексах, характерных для стиля Эмили Дикинсон.

Список литературы

1. Автономова Н.С. Познание и перевод. Опыты философии языка. М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008.

2. АПРП -- Американская поэзия в русских переводах. Х1Х-ХХ вв. / Сост. С. Б. Джимбинов. На английском языке с параллельным русск. текстом. М. : Издательство «Радуга», 1983. С. 158-179.

3. Бондарко А.В. Глагольные категории в системе функциональной грамматики. 2-е изд. М. : Издательский Дом ЯСК: Языки славянской культуры, 2017.

4. Дикинсон Э. Стихотворения: Сборник / Составл. М. Гавриловой. М. : ОАО Издательство «Радуга», 2001. На английском языке с параллельным русским текстом

5. Дикинсон Э. Избранница в белом. Стихотворения / Пер. с англ. Л. Ва- гуриной и В. Авсияна. М. : Издательский дом «Звонница-МГ», 2017.

6. Жантурина Б.Н. Метафоры на основе перцептивного компонента (на материале русского и английского языков): монография. М. : ФЛИНТА, 2018.

7. КарасикВ.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002

8. Кошелев А.Д. О когнитивном языке мысли и его использовании для описания языковых значений и визуальных событий / Репрезентация событий: интегрированный подход с позиции когнитивных наук / Отв ред В. И. Заботкина. М. : Издательство Дом ЯСК: Языки славянской культуры, 2017. 2-е изд. С. 64-79.

9. Кружков Г. Кенгуру в чертогах красоты // Новый мир. №10, 2013. С. 122-127.

10. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живём: Пер. с англ. Под ред. и с предисл. А. Н. Баранова. М. : Едиториал УРСС, 2004.

11. Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под ред. профессора Н. Ю. Шведовой. Изд. 12-е, стереотип. М. : Издательство «Русский язык», 1978.

12. Солганик Г.Я. Очерки модального синтаксиса: монография. М. : Флинта: Наука, 2010.

13. Тамарченко, Н.Д. Теоретическая поэтика: Хрестоматия-практикум: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений. М. : Издательский центр «Академия», 2004

14. Эко У. Сказать почти то же самое. Опыты о переводе / Пер. с итал. А. Н. Коваля. СПб: Издательство «Симпозиум», 2006.

15. Hornby A.S. with A.P. Cowie, A.C. Gimson. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English. Oxford University Press, 1974.

16. LoveD.C. Life of the Woods. A Study of Emily Dickinson. Waterloo, Ontario, Canada, 2013.

References

1. Avtonomova N.S. Poznaniye i perevod. Opiti filosofii yazika [Cognition and Translation. Trials in the Philosophy of Language], Moscow: Rossiyskaya politicheskaya entsiklopediya (ROSSPeN), 2008 (In Russian).

2. Amerikanskaya poesiya v russkikh perevodakh. XIX-XX vv. [American Poetry in Russian Translations. XIX-XX AD], Sost. S. B. Dzhimbinov. Na angliyskom yazike s parallel'nim russk. tekstom. Moscow: Izdatel'stvo “Raduga”, 1983 (In Russian).

3. Bondarko A.V. Glagol'niye kategorii v sisteme funktsional'noy grammatiki [Verbal Categories in Functional Grammar], 2-e izd. Moscow: Izdatel'skiy Dom YaSK: Yaziki slavianskoy kulturi, 2017 (In Russian).

4. Dickinson, E. Stikhotvoreniya: Sbornik [Selected Poems], Sostavl. M. Gavrilovoj. Moscow: OAO “Raduga”, 2001. Na anglijskom yazike s parallel'nim russkim tekstom (In Russian)

5. Dickinson E. Izbrannitsa v belom. Stikhotvoreniya [The Chosen One in White]. Per. s angl. L. Vagurinoy i V Avsiyana. Moscow: Izdatel'skiy dom “Zvonnitsa-MG”, 2017 (In Russian).

6. Eco U. Skazat' pochti to zhe samoe. Opiti o perevode. [Dire Quasi la Stessa Cosa], Perev. s ital. A. N. Kovalya. St. Petersburg: Izdatel'stvo “Symposium”, 2006 (In Russian)

7. Hornby A.S. with A.P. Cowie, A.C. Gimson. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English. Oxford University Press, 1974.

8. Karasik V.I. Yazikovoy krug: lichnost, kocepty, diskurs [Language Circle: Personality, Concepts, Discourse], Volgograd: Peremena, 2002 (In Russian).

9. Koshelev A.D. O kognitivnom yazike misli i yego ispol'zovanii dlya opisaniya yazikovikh znacheniy i vizual'nikh sobitiy [On the Cognitive Language of Thought and its Use for Describing linguistic Meanings and Visual Events], Reprezentatsiya sobitiy: integrirovanniy podkhod s pozitsii kognitivnikh nauk Otv. red. V. I. Zabotkina. Moscow: Izdatel'stvo Dom YaSK: Yaziki slavianskoy kulturi, 2017. 2-e izd. (Razumnoye povedeniye i yazik. Language and Reasoning), pp. 64-79 (In Russian).

10. Krushkov G. Kenguru v chertogakh krasoti [A Kangaroo in the Realms of Beauty]. Novi mir, No. 10, 2013, pp. 122-127 (In Russian).

11. Lakoff G., Johnson M. Metafori, kotorimi mi zhivem [Metaphors We Live By]. Per. s angl. Pod red. i s predisloviem A. N. Baranova. Moscow: Editorial URSS, 2004 (In Russian).

12. LoveD.C. Life of the Woods. A Study of Emily Dickinson. Waterloo, Ontario, Canada, 2013.

13. Ozhegov S.I. Slovar' russkogo yazika [Russian Language Dictionary], Pod red. prof. N. Yu. Shvedovoy Izd. 12-e, stereotip. Moscow: Izdatel'stvo “Russkiy Yazik”, 1978 (In Russian).

14. Solganik G.Ya. Ocherki modal'nogo sintaksisa: monographiya [Essays on Modal Syntax], Moscow: Flinta: Nauka, 2010 (In Russian).

15. Tamarchenko N.D. Teoreticheskaya poetika [Theoretical Poetics], Khestomatiya-praktikum: Ucheb. Posobiye dlya stud, filol. fak. vissh. ucheb. zavedeniy Moscow: Izdatel'skiy tsentr “Akademiya“, 2004 (In Russian).

16. Zhanturina B.N. Metafori na osnove pertseptivnogo komponenta [Metaphors Based on Perception Component] (na materiale russkogo i angliyskogo yazikov): monografiya. Moscow: FLINTA, 2018 (In Russian).

Размещено на Allbest.ru