Тюрко-монгольские параллели среди терминов духовной культуры в монгольских языках

Размещено на http://allbest.ru

^{1 Калмыцкий государственный университет}

² Институт языка и литературы АН Монголии

Тюрко-монгольские параллели среди терминов духовной культуры в монгольских языках

^{1В.И. Рассадин, 1С.М. Трофимова, 2Л. Болд}

Элиста, РФ

Улан-Батор, Монголия

Аннотация

Статья посвящена сравнительно-историческому исследованию терминов, относящихся к сфере духовной культуры монгольских языков - халха-монгольского, бурятского, калмыцкого и старописьменного монгольского, а также некоторых их диалектов, имеющих тюркские параллели. Для анализа были взяты термины цветообозначения, названия наиболее характерных музыкальных инструментов, различные наименования шаманов и отдельные термины буддийской религии.

Сравнительный материал показывает, что все эти монгольские термины имеют тюркские параллели, тюркская этимология которых не вызывает сомнения. Рассмотренные общие тюрко-монгольские слова хорошо этимологизируются из тюркских языков, что говорит об их заимствованном характере в монгольских языках. Такое проникновение тюркской лексики в монгольские языки происходило на уровне праязыков в результате тесных контактов монгольских племен с тюркскими, конкретнее - с племенами булгарского типа.

Ключевые слова: лексика, тюрко-монгольские параллели, духовная культура, термины цветообозначения, названия музыкальных инструментов, шаманские термины, буддийские термины, тюркская этимология, исторические контакты, взаимодействие этносов.

Как известно, алтаистика, или гипотеза о родстве тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков, возникла на базе сравнительно-исторического языкознания около 300 лет тому назад и на протяжении всего этого времени разрабатывается как зарубежными, так и отечественными учеными. Ради справедливости следует сказать, что гипотеза эта до сих пор так и не получила окончательного удовлетворительного решения.

По проблеме родства этих языков существуют разные мнения, вплоть до противоположных. Одни соглашаются с их генетическим родством и этим объясняют все сходства, другие считают общие элементы в лексике и грамматике результатом длительных контактов этносов. Но бесспорно общим итогом является вывод о наличии большой лингвистической общности между тюркскими и монгольскими и между монгольскими и тунгусо-маньчжурскими языками.

Так, один из классиков алтаистики В. Л. Котвич в своем капитальном труде «Исследования по алтайским языкам» [1962, с. 351] пришел к мнению, что в тюркских и монгольских языках общими являются до 50 % грамматических элементов и около 25 % лексики. Это серьезный вывод. Однако до сих пор нет перечня этих общих элементов, чтобы реально было бы возможно оценить данную общность, установив происхождение каждой лексемы и окончательно решить вопрос о наличии в далеком прошлом существования гипотетического тюрко-монгольского праязыка.

Рациональнее всего изучать общую тюрко-монгольскую лексику в рамках семантических групп. В работе мы подробно рассмотрим некоторые лексемы, общие для монгольских и тюркских языков, относящиеся к духовной культуре.

Так, например, обращает на себя внимание большая общность в области цветообозначения. Х.-монг. аг в структуре составного прилагательного аг цагаан `совсем белый, седой', аг цагаан сахалтай `седоусый, белоусый, седобородый, белобородый', агсагал `1. 1) аксакал; 2) белая борода, белые усы; 2. белоус (растение)', агсагалдай `1. аксакал; 2. седобородый, белоусый', агсагалдай ввгвн (фольк.) `седобородый старик, старик с белой бородой', адууны агсагалдай ввгвн (фольк.) `старик-табунщик с белой бородой'; стп.-монг. ay. ay cayan, ay cayan saqaltai, aysaqal, aysaqaldai, aduyun-u aysaqaldai ebьgen с теми же значениями; калм. аг (редко) `белый', аг сахлта ввгн `старик с белой бородой', `совсем белый, седой' вне всякого сомнения являются тюркскими заимствованиями. ср. др.-тюрк. aq, aq `белый', saqal `борода', aq saqal `старец, почтенный человек'. Прилагательное ац, как свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [СИГТЯ, с. 598], является общетюркским и употребляется еще для обозначения белой масти лошади. Праформа этого тюркского слова восстанавливается в виде *a:q.

Х.-монг. ал и стп.-монг. al редко используются как самостоятельные слова со значением `красный', чаще всего они выступают в качестве усилительного слова в составе ал улаан, al ulayan `алый, ярко-красный', как и калм. ал. ал улан `алый, красный, ярко-красный', а также бур. ал в составе ал шара `красножелтый' явно взяты из тюркских языков. ср. др.-тюрк. al `алый, ярко-красный, светло-красный; оранжевый; карий (?) (о глазах)'.

С тюркским al можно сопоставить на алтаистическом уровне собственно монгольский корень ula- с семантикой `красный', который вычленяется из монгольских слов ula-yan `красный', ula-yi= `краснеть', ula-btur `красноватый' (ср. соответственно х.-монг. улаан, улай=, ул- бар, бур. улаан, улай=, улабар, калм. улан, ула=, улавр ~ улавтр). С ним сопоставляется эвенкийское (х)ула-ма ~ (х)ула-рин `красный'.

Х.-монг. и калм. цал, стп.-монг. cal не имеют самостоятельного значения и употребляются в качестве слова-усилителя в парной лексеме х.-монг. цал буу- рал, стп.-монг. cal buyural `седой или белый как лунь', калм. цал буурл `совершенно белый'. Его можно считать заимствованием древнетюркского cal `сероватобелый, пепельно-белый, чалый'. Корень *ca-, вычленяемый в тюркском cal, на алтаистическом уровне следует сопоставить с собственно монгольским корнем *ca- с семантикой `белый', который прослеживается в х.-монг. цаа буга, цаа гврввс, калм. ца ~ цаа, стп.-монг. ca ~ ca buyu, бур. сагаан `северный олень';

х.-монг. цагаан, калм. цакан, стп.-монг. cayan ~ cayayan, бур. саган `белый';

х.-монг. цай=, калм. цээ=, стп.-монг. cayi= `белеть'. Этот же корень прослеживается и в эвенкийском чалбан `береза'.

Х.-монг. алаг, стп.-монг. alay `пестрый, разноцветный; пегий (о лошади)', бур. алаг `полосатый, белобокий, пегий (о масти лошади)', калм. алг [алаг] `пестрый, полосатый; белобокий; пегий (о масти)' можно сопоставить с др.-тюрк. ala `пегий, в яблоках'.

По свидетельству СИГТЯ тюркская словоформа хорошо представлена в тюркских языках и является древнейшей со значением `пестрый, пятнистый, крапчатый; пегий (о масти животного); полосатый'; она считается прототипом монгольского варианта алаг, существующего во всех монгольских языках [СИГТЯ, с. 607-608]. Архетип тюркской словоформы восстанавливается в виде *ala со значением `пестрый, пятнистый, полосатый'.

Х.-монг. бор, стп.-монг. boru `1) серый; сизый, сивый (о масти); 2) смуглый (о цвете лица); коричневый, бурый; 3) простой, неприхотливый', бур. боро `1) серый; 2) серый, сивый (о масти); 3) смуглый (о цвете лица); 4) простой, неприхотливый, нетребовательный; примитивный; 5) выносливый; 6) седеющий', калм. бор [бора] `1) сивый (о масти); серый; 2) смуглый (о цвете лица); 3) невзрачный; простой, неприхотливый' соответствуют др.-тюрк. boz `1) серый; 2) с проседью (о волосах); 3) серая с оттенками (о масти лошади)', являясь его ротацирующим вариантом.

СИГТЯ свидетельствует о широком бытовании тюркской словоформы boz в различных тюркских языках с разными значениями: `цвета земли, бурый (также - о медведе)', `смуглый', `серый (также - о волке), сивый (о масти лошади), сизый, светло-серый, светло-пепельный, беловатый, белёсый', `бледно-голубой', `пегий', а в единичных случаях в отдельных языках также со значениями `целинный, целина (о земле)', `молодость', `вид лишая', `ковыль', `сухая степь, покрытая ковылем, полынью', `марево (в жаркий день)', `самка фазана', `цвет' и говорит о ее гомогенности с монгольской словоформой boru. Тюркский архетип восстанавливается в виде *bo:z со значением `серый, бурый (серовато-коричневый)' [СИГТЯ, с. 605-606].

Х.-монг. хвх, стп.-монг. коке `1) синий, голубой; 2) зеленый (чаще о растениях); 3) серый, сивый (чаще о масти); 4) смуглый, темный, черный (о цвете лица, кожи); 5) массивный (о мускулах и т. п.); 6) перен. иронический, насмешливый; 7) что-либо синее', бур. хYхэ `1) синий, голубой; 2) зеленый (большей частью о растениях), 3) серый, сивый (о масти); 4) сизый (о цвете); 5) бледный; 6) серый (о погоде); тяжелый (о времени года); скучный, нудный (о человеке); одно только, без примеси (о продуктах питания); 6) перен. продолжительный; сплошной; сильный; 8) синий цвет, синий', калм. квк [квке] `1) синий, голубой; зеленый; 2) серый, сивый (чаще о масти); 3) зеленый, неспелый, недозрелый (о плодах)' соответствуют др.-тюрк. кок `голубой, синий, сизый'.

Это слово, как свидетельствует СИГТЯ [с. 604], широко представлено как в древних, так и в современных тюркских языках в форме квк, гвк, квй, гвй, кук, кувх, кавак со значениями `голубой, лазоревый', `синий, аквамариновый', `сивый, чалый, серый (о масти), сизый (об окрасе); седой', `небо, небосвод', `синяк, синька синий цвет траура, синева', `зеленый', `ранняя весенняя трава', `зелень, зеленая трава; овощи; ботва; сено', `незрелый (о плодах)', `скупой'. Архетип этой тюркской словоформы восстанавливается в виде *кок со значением `зеленый, голубой, синий'.

Х.-монг. хар, стп.-монг. qara `1) черный; темный; темно-; 2) лишний, излишний; 3) тягостный, мучительный, ужасный; неприятный; 4) простой, обычный; физический, черный, грубый; 5) перен. злой, коварный, зловредный; 6) устар. светский, мирской, недуховный; 7) собственный, свой; 8) что-либо черное', бур. хара `1) черный; темный; 2) постный; чистый (без примеси); 3) простой; простонародный; 4) черный, простой, физический; 5) самый сильный, самый...; 6) собственный, свой; 7) только, лишь; исключительно; совсем; 8) очень, слишком; 9) черное; черные (о шахматах); черновая, черновик; 10) зло; преступление, злодеяние; 11) сожаление, жалость', калм. хар [хара] `1) черный; темный; 2) постный (без молока); чистый (без примесей); 3) простой, простонародный; 4) черный, физически тяжелый; 5) дурной, скверный; вредный; порочный, преступный; 6) самый сильный; самый...; только, лишь; 7) исключительно; совсем; 8) очень, слишком; 9) черный (о шахматных фигурах); 10) зло; преступление, злодеяние' соотносятся с др.-тюрк. дага `1) черный (о цвете); черное; 2) темный, лишенный света, погруженный во мрак; тьма, мрак; 3) перен. злосчастный, злополучный; горестный, безрадостный; лихой, тяжелый, изнурительный; 4) перен. плохой, скверный, плохо, скверно; черное (как синоним отрицательного начала), дурное; 5) перен. обыкновенный, для повседневных нужд, непарадный, простой; низкосортный, грубый; 6) грязь; 7) чернила, тушь'.

Как свидетельствует СИГТЯ, это слово повсеместно представлено как в древних, средневековых, так и в современных тюркских языках в виде цара, гара, хара, хура со значениями `черный', `темный; смуглый', `ночь', тьма', `вороной', `сажа', `чернила', `письменность', `траур', `земля, суша, материк', `грязь; грязный, чумазый', `большой, обильный', `многочисленный, масса', `крупный рогатый скот, поголовье', `густой, дремучий (лес)', `кажущаяся величина людей и предметов', `физическая (сила)', `крепкий, доброкачественный; лучший', `опора', `вес, авторитет', `очень, совершенно, совсем, абсолютно', `нечто темное, черное пятно силуэт, очертания, тень', `цель, мишень', `без примеси влаги, сухой и сильный (мороз), сухой и горячий ветер, суховей, ветер без осадков, дождь без примеси снега, бесснежный', `без жира, постны (о мясе)', `сухой хлеб без масла, молока, незаправленный, незабеленный (похлебка, чай)', `проза', `простой, обыкновенный; простолюдин, простой народ; необразованный (человек); неквалифицированная, черная (работа)', `мрачный, безотрадный, печальный, суровый', `несчастливый, злосчастный', `злой дух; дурной, злой; жестокий, черствый', `хула, клевета'. Здесь же говорится о гомогенности монгольской и тюркской форм и об отнесении их на уровень праформ. Тюркский архетип восстанавливается в виде *дага со значением `черный' [СИГТЯ, с. 592-598\.

О древности этих словоформ в монгольских и тюркских языках говорит и столь большая семантическая разветвленность по языкам, во многом совпадающая.

Х.-монг. шар, стп.-монг. Иг-а (< *г1га < **гИга) `1) желтый; рыжий; русый (о человеке)', бур. шара, калм. шар [шара] `1) желтый; рыжий; русый; 2) красный, прекрасный, красивый; 3) входит в состав ботанических и зоологических названий, 4) что-либо желтое' соответствуют древнетюркскому гапу `1) желтый; 2) бледный; 3) соловый (о масти лошади); 4) желтая краска'.

Как свидетельствует СИГТЯ, это слово повсеместно представлено в древних, средневековых и современных тюркских языках в виде сары, сари, кары, саров, сарув, сарыг, сариг, сарыц, сериц, арагас, шура, сара со значениями `желтый', `светло-желтый, соловый (о масти лошади)', `белый, бледный (о цвете кожи)', `светлый, русый (о волосах); белокурый, блондин', `рассвет', `рыжий; золотистый; красноватый; золотуха', `желток (яйца)', `топленое масло', `желтая краска, охра', `желтуха', `белый, светлый, седой; бельмо', разбросанными по разным тюркским языкам [СИГТЯ, с. 601-602].

При этом форма сары без конечного согласного бытует в огузских и кыпчакских языках, а форма с конечным согласным -г - в языках уйгурского типа. Конечный согласный говорит о глагольном происхождении этого тюркского слова. Монгольская словоформа **гИга восходит к тюркской форме огузо- кыпчакского типа сары с метатезой, хотя здесь не исключено влияние и языков булгарского типа, где бытует форма шура. Древнеуйгурская форма сарыг с конечным согласным легла в основу **гИгуа, давшую стп.-монг. г1ту-а, х.-монг. шар- га, бур. шарга, шаргал, калм. шарк [шарга] `соловый (о масти лошади)'. Тюркский архетип этого слова восстанавливается в виде *гатуу со значением `желтый'.

Тюрко-монгольская общность обнаруживается и среди некоторых терминов, относящихся к музыкальной культуре монгольских народов. Так, х.-монг. хвг, калм. квг, стп.-монг. kоg `гармония; настройка', зап.-бур. хYг `1) пылающий уголь (красный); 2) перен. жизнерадостность, веселье' в составе общебурятского хYгжэм `музыка', которое, кстати, представлено и в других монгольских языках: ср. х.-монг. хвгжим, калм. квгщм, стп.-монг. ко^іт с тем же значением `музыка', соответствуют др.-тюрк. коg `мелодия', а также др.-тюрк. к^1а= `петь'. Зап.-бур. хYг `жизнерадостность, веселье' по своей семантике больше сходится с др.-тюрк. kоg `шутка, смешная история'.

В «Древнетюркском словаре» [1969, с. 311] указано, что др.-тюрк. kоg `мелодия' имеет китайское происхождение: ср. кит. цюй, khyog `песня'. Как свидетельствует СИГТЯ, это слово есть не только в древнетюркском языке, но и почти во всех средневековых и современных тюркских языках в форме ког, хог, кок, кук, кой, куй с различными значениями в разных языках: `1) мелодия, мотив, напев; 2) поэма, исполняемая на кобузе; 3) песня-плач, причитание; 4) веселый, в хорошем расположении духа; 5) настроенный (о музыкальном инструменте); 6) лад, гармония, согласие; 7) способ, метод, манера действия; 8) крик, уханье; 9) колок (струнного музыкального инструмента)'. Для тюркских языков архетип восстанавливается в виде *ко.^ [СИГТЯ, с. 614].

Одним из распространенных у монгольских народов музыкальных инструментов является хур, названия которого по монгольским языкам представлены следующим образом: х.-монг. хуур, бур. хуур, стп.-монг. диуиг `хур, музыкальный смычковый инструмент', калм. хур `скрипка'. Старую словоформу диуиг следует сопоставить с др.-тюрк. доЬт `комуз, музыкальный струнный инструмент'.

Здесь мы видим ротацирующий вариант этого тюркского слова. Интервокальный -у- монгольского слова закономерно соответствует интервокальному -Ъ- соответствующих тюркских лексем: ср., например, х.-монг. хайрцаг `ящик; коробка; сундучок, ларец; шкатулка' < стп.-монг. дауігсау < *дagiгcay < **дауїгсау < др.-тюрк. даЪИгсад `1) ящик, сундук; 2) погребальные носилки, гроб'; х.-монг. хуурцаг `1) ящик, ларец, шкатулка; сундучок; 2) гроб' < стп.-монг. дауигсау ІД. восходит к древнему тюркскому варианту *даЪигсад (с тем же значением), что дает в монгольском языке при адаптации другое развитие - дауигсау > да 'игсау > хуурцаг `1) ящик, ларец, шкатулка, сундучок; 2) гроб'. Древний монгольский комплекс -ауи- закономерно дает в современных монгольских языках долгий -уу-, как, например, в слове уул `гора' < ауиї-а. Как свидетельствует СИГТЯ, это древнее тюркское слово широко представлено в средневековых и современных тюркских языках в виде кобуз, кобыз, кубуз, кубыз, копуз, купуз, ковуз, комуз, кубыз, комус, хомус, кобза с разнообразными значениями по языкам - `1) кобза, музыкальный струнный щипковый инструмент; 2) кобза, деревянный смычковый музыкальный инструмент; 3) музыкальный инструмент в виде скрипки; 4) варган; 5) старый тюркский саз наподобие уда; 6) гармонь; 7) музыка'. Тюркский архетип восстанавливается в виде *доЪт [СИГТЯ, с. 614].

Другим музыкальным инструментом, весьма распространенным у монгольских народов, особенно среди ойратов, в том числе и у калмыков, является домбра, которую халха-монголы называют домбор, калмыки домбр [домбар] `домбра; балалайка', буряты домборо, домбро `домбра', в старописьменном монгольском языке бытует название ёотЪига `домра, домбра'. Это слово пришло в монгольские языки явно из кыпчакских тюркских языков, в которых оно широко представлено [СИГТЯ, с. 615]. Ср.: кбалк. домра, тат. думбра, башк. думбыра, ног., ккалп., каз. домбыра, кирг. домбура, алт. томра, узб. думбра ~ думбира, тув. домра, чув. тампар почти во всех этих языках с одним значением `двухструнный щипковый музыкальный инструмент', в ногайском и казахском имеется дополнительное значение `балалайка', а в алтайском языке оно идет как основное, в узбекском это слово означает `барабан', а в чувашском - `подражание треньканью, бренчанью струн'. Как утверждает та же грамматика, тюркское слово имеет иранское происхождение: du.barbдt. Архетип для тюркских языков восстанавливается в виде *domra [СИГТЯ, с. 615].

Далее подробно остановимся на анализе тех шаманистических терминов, происхождение которых в монголоведении вызывает наибольшие споры и разногласия. К таким терминам относятся бее, заарин `шаман',удаган `шаманка'. В бурятском языке эти термины представлены хорошо и бытуют они во всей этнографической Бурятии. При этом слово бее везде однозначно, это - `шаман', удаган - `шаманка'. В западных говорах представлен вариант одигон, одёгон, у нижнеудинских бурят - идаган. Для удаган К. М. Черемисов дает еще устаревшее значение `мать, матушка' (окинский говор) [БРС, стб. 463а]. Зап.-бур. заарин у Черемисова приведено со значением `шаман' [Там же, стб. 240б]. И. А. Манжи- геев [1978, с. 24, 51] определяет его как `самое высокое духовное звание шамана, присваиваемое ему после девятого посвящения', а заарин бее - `шаман девятой степени посвящения'. Термин бее в бурятском языке дает ряд производных. При этом весьма важно отметить, что образованный от него глагол беелэхэ означает не только `шаманить, камлать', но и `петь', а отглагольное существительное беелеен - `камлание'. Образованное от него слово беелеешэн Черемисов приводит как западное со значением `певцы', а также `паломники' [БРС, стб. 107б]. В языках старых и новых баргутов тоже бытуют слова бее, удган с теми же значениями `шаман' и `шаманка'. Кроме того, есть и беелэхэ `шаманить'. Относительно заарин здесь сведений нет. Таким образом, термины бее и удаган достаточно устойчивы во всем баргу-бурятском ареале. В то же время они есть и в других современных монгольских языках. Ср., например, х.-монг. бее, калм. бе [бее] `шаман'; х.-монг. удган, калм. удкн [удган] `шаманка'; х.-монг. зайран (почтит) `шаман'. Судя по материалам Б. Х. Тодаевой [1981], термины бее и удган в тех же значениях представлены и во всех языках и диалектах Внутренней Монголии КНР. В дагурском языке зафиксированы слова ядаган `шаманка', ядагала- `шаманить' и джаарин `помощник шамана'.

Все эти термины были характерны и для средневековых монгольских языков. Во всяком случае, в «Сокровенном сказании монголов» (1240) уже есть bц'e `шаман', `колдун',ja'arin `предзнаменование неба'; в китайско-монгольском словаре XIV в. `Хуаи июй' даны bц'e `шаман' и iduqan `шаманка'. В ойратском языке XVII в. зафиксированы бее, беY `шаман', беYле- `шаманить', удуга, удугун `шаманка', в старописьменном монгольском - bцge, bцgeci `шаман', bцgele-, bцgecile- `шаманить', iduyan, niduyan, uduyan, udayan `шаманка', uduyala- `шаманить', jayarin, jayirang `шаман'. Хотя в «Сокровенном сказании» слово iduyan не отмечено, о его бытовании в языке монголов той эпохи свидетельствует П. Кафаров: «Ву: тот, кто имеет сношение с духами. В древности, в Китае, так назывались девицы-шаманки, чествовавшие духов пляскою... впоследствии, это имя осталось за шаманами. У монголов были ву обоих родов, мужчины и женщины; по Дтбц. (“Дэнтань бицзю”. - В. Р.), первые назывались бо, другие - идуань» (ср. стп.-монг. iduyan - В. Р.) [Старинное монгольское сказание., 1866, с. 237, примеч. 511].

Из тюркских языков только в якутском есть слово удаган в значении `шаманка', при этом определяется его монгольское происхождение [VEWT, S. 510а]. В литературном тувинском языке есть сочетание чааран хам `начинающий шаман', `шаман-шарлатан'. Термины же бее `шаман', удугун `шаманка', цзаарин `шаман-кузнец' отмечены только в монгольском языке юго-восточных тувинцев, на котором они до сих пор общаются в быту. Из тунгусо-маньчжурских языков отмечены лишь эвенкийские варианты удаган, удуган, идакон, идакэн в значении `шаманка', а также негидальские одован, одоган `шаманка', солонское джаара `шаманская шапка'.

Относительно происхождения, этимологии этих терминов в монголоведении единого мнения пока не сложилось. Имеющиеся предположения весьма противоречивы.

Так, Д. Банзаров [1955, с. 86-88] много внимания уделил этимологии самого термина шаман, но не расшифровывает происхождение бее, дав ему лишь старомонгольское соответствие bцge. Об удаган (идоган) `шаманка' он говорит, что это похоже на Итугэн (Этугэн) - богиню земли у монголов [Там же, с. 65].

О термине заарин он не упоминает. Г. Ц. Цыбиков [1991, с. 164-165] возводил бее к китайскому еу, которое обозначало и жреца, и жрицу, а удаган - к тюркскому слову от (ут)'огонь'. Г. И. Михайлов [1975, с. 91-92] связывал единством происхождения удаган (одигон, идуган) с одхан и этуген и считал, что эти слова связаны с очень древним культом огня или очага. Т. М. Михайлов [1980, с. 88-89, 198199], по сути дела, поддержал данное мнение о происхождении термина удаган, а в вопросе о бее солидарен с Кафаровым, считавшим, что в основе бее лежит китайское еу `гадатель, священнослужитель', `кудесник'. Б. С. Дугаров [1991, с. 260-263] возводит бее (bцge), как и беки, к иранскому бага `бог', `король' через тохарскую форму богу (ср. слав. бог). Л. П. Потапов [1991, с. 128-129], как и Т. М. Михайлов [1980, с. 198-199], хотя и учитывает древнетюркскую параллель bцgь `мудрец', `шаман', но склоняется к китайскому еу. Г. Д. Санжеев [1985, с. 101] выдвинул предположение, что монг., бур. удаган, одигон (< iduyan) следует сопоставлять не с тюрк. от (ут) `огонь', а с др.-тюрк. i'duq `святой', `священный'. Перечень мнений, предположений и гипотез можно продолжить, но и приведенные достаточно красноречиво свидетельствуют о сложности проблемы происхождения и этимологии рассматриваемых терминов.

Внутренняя реконструкция, проведенная нами на материале монгольских языков и диалектов, позволяет возвести зап.-бур. одигон, бур.НУ идаган, даг. яда- ган `шаманка', а также стп.-монг. iduyan, niduyan к праформе *iduyan, архетипом которой является **'iduyan, от которого еще при раннем переломе *i (позднее *i) закономерно развились формы удаган, удган. Архетип **iduyan ни в коей мере нельзя возводить к тюрк. от `огонь' Нам представляется верным предположение Г. Д. Санжеева о том, что в основе идуган (< **iduyan. - В. Р.) лежит др.-тюрк. iduq `священный'. Само же др.-тюрк. iduq М. Рясянен [VEWT, S. 164b] возводит к др.-тюрк. id- `посылать, отправлять; отпускать' через промежуточную форму idiq, iduq `отпущенный; посвященный духам, богам; жертва богам'. Окончание же -an, -un в монгольском языке закономерно присоединяется к заимствованным именным основам при их адаптации. Ср., например, халх. ариун, бур. арюун, стп.-монг. ariyun `чистый; священный' < тюрк. ariy `чистый'.

Х.-монг., бур., калм. бее `шаман' (< bцge) Г. И. Рамстедт [Ramstedt, 1935, S. 56b] и М. Рясянен [VEWT, S. 83a] сопоставляют с тюркскими формами: др.-тюрк. и чаг. bцgь `мудрец', чаг. bьgi `колдовство', тур. bьjь `чародейство', ком. bьgь `мудрец, пророк' и т. п. Сэчэнчогт [MЬIT, n. 812a] тоже сопоставляет монг. bцge с уйгурским bцwi `шаман'. Сближение монг. bцge с др.-тюрк. bцgь `мудрец', `мудрый' имеет сильную позицию, поскольку тюркское слово зафиксировано в более древних источниках, а кроме того, оно входит в целое гнездо однокоренных слов (ср. др.-тюрк. bцgьn- `понимать, уразуметь', bцgьs `понимание, уразумение', оба восходящие к др.-тюрк. *bцgь- `понимать, уразуметь').

В монгольских же языках термин бее (bцge) изолирован. Не исключено, что др.-тюрк. bцgь `мудрец' само должно быть сопоставлено с кит. еу `жрец', `жрица', что может говорить о древнейших связях тюркского этноса с древним китайским. Об этом же свидетельствуют, кстати, и многочисленные китайские заимствования в древних тюркских языках, как, впрочем, и в древнемонгольском.

Относительно заарин следует отметить, что не лишено оснований предположение Сэсэнчогта [MЬIT, n. 2321b] о связи монг. jayarin, для которого помимо значения `шаман' присущи еще и значения `прорицатель, гадатель на лопатке', `гений-хранитель, передающий повеление Неба', с тюрк. уаупп `лопатка'. Мы считаем эту гипотезу перспективной, поскольку в тюркских языках бытуют слова ярынчы, чарынчы,ягрътчы `прорицатель, гадатель на лопатке'. тюркский монгольский язык лексика

Лексика, относящаяся к теме тенгрианства и буддизма, представленная как у древних тюрок, так и у монголов, достаточно сложна и разнообразна, поэтому требует отдельного рассмотрения вне рамок этой статьи. Здесь имеется довольно много общих тюрко-монгольских терминов, таких как, например, х.-монг. тэнгэр `1) небо, небеса, небесный свод; 2) гром; 3) погода; 4) бог; гений' и др.-тюрк. Муг1 `1) небо; 2) бог, божество'; ном `1) книга; 2) учеба, грамота; 3) буддийское учение, буддийский канон' и др.-тюрк. пот (< согд. nwm) `1) религиозное учение; религиозный закон; 2) книга, писание, сутра - религиозный трактат, священная книга буддизма; 3) элемент, дхарма'; судар `1) сутра; 2) история' и др.-тюрк. ^'Шиг (< санскрит зШит) `сутра'; бурхан `бог, будда, бурхан' и др.-тюрк. Ьигдап, Ьигхап `1) будда как личность, достигшая нирваны; 2) посланник, вестник, пророк; 3) бурхан, идол'; тойн `лама, монах из дворян' и др.-тюрк. (о]т ~ /о]ип (кит. лао- жэнь, Ааи-Ип) `буддийский монах'; стп.-монг. а]ау-да tegimlig - так уважительно называют буддийского монаха и др.-тюрк. ajayqa tegimlig `достойный поклонения, досточтимый' [Древнетюркский словарь, 1969, с. 26а] - так называют буддийского монаха; х.-монг. буян `1) добродетель; 2) благодеяние, благотворительность' и др.-тюрк. Ьи]ап (санскрит рипуа) `благодатный поступок, благодеяние; заслуга', тщап `1) благодеяние, доброе дело; 2) награда, воздаяние'; хилэнц `грех, греховное деяние' и др.-тюрк. дШпс (< дИ1= `делать, действовать').

Как можно видеть из произведенного выше сравнительно-исторического анализа некоторых терминов из сферы духовной культуры монгольских и тюркских народов, лексическая общность в их языках прослеживается не только среди терминов, относящихся к живой и неживой природе, хозяйственной деятельности и материальной культуре, но и к духовной культуре, глубоко проникнув во все эти сферы. Все рассмотренные общие тюрко-монгольские слова хорошо этимологизируются из тюркских языков, что говорит об их заимствованном характере в монгольских языках.

Это заимствование происходило в эпоху праязыков в результате тесных контактов монгольских племен с тюркскими, конкретнее - с племенами булгарского типа, поскольку эти тюркские слова распространились по всем монгольским языкам по мере разрастания монгольского этноса и образования современных монгольских языков.

Дальнейшее более детальное и более углубленное исследование тюрко-монгольских отношений в области лексики может четче прояснить, как и когда происходили процессы взаимодействия тюркских и монгольских этнических групп.

Список литературы

1. Банзаров Д. Черная вера, или Шаманство у монголов // Банзаров Д. Собр. соч. М., 1955. С. 48-100.

2. БРС - Бурятско-русский словарь: 44 000 слов / Сост. К. М. Черемисов. М., 1973.

3. Древнетюркский словарь. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1969. 677 с.

4. Дугаров Б. С. Исторические корни белого шаманства: На материале обрядового фольклора бурят. М.: Наука, 1991. 300 с.

5. Котвич В. Л. Исследования по алтайским языкам. М.: Изд-во иностр. лит., 1962. 371 с.

6. Манжигеев И. А. Бурятские шаманистические и дошаманистические термины: Опыт атеистической интерпретации. М.: Наука, 1978. 128 с.

7. Михайлов Г. И. Некоторые замечания о монгольских словах «бее» и «удган» // Хэл зохиол судлал = Язык и литература. 1975. Т. 10. С. 87-93.

8. Михайлов Т. М. Из истории бурятского шаманизма (с древнейших времен по XVIII в.). Новосибирск: Наука, 1980. 320 с.

9. Потапов Л. П. Алтайский шаманизм. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1991. 320 с.

10. Санжеев Г. Д. Монгольские термины удха, беле и бYЛY // Монгольский лингвистический сборник. М., 1985. С. 99-104.

11. СИГТЯ - Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика. М.: Наука, 2001. 822 с.

12. Старинное монгольское сказание о Чингисхане / Пер. с кит., примеч. арх. Палладия [П. И. Кафарова] // Тр. членов Российской духовной миссии в Пекине. СПб., 1866. Т. 4. 258 с. + табл.

13. Тодаева Б. Х. Язык монголов Внутренней Монголии: Материалы и словарь. М.: Наука, 1981. 276 с.

14. Цыбиков Г. Ц. Шаманизм у бурят-монголов // Цыбиков Г. Ц. Избр. тр. 2-е изд., перераб. Новосибирск: Наука, 1991. Т. 2: О Центральном Тибете, Монголии и Бурятии / Отв. ред. Р. Е. Пубаев. С. 164-171.

15. MЬIT - Secencoytu. Mongyol ьges-ьn ijayur-un toli [Корневой словарь монгольской лексики] / Rincingava, Soyoltu kinaba. Kцkeqota, 1988. 2973 n.

16. Ramstedt G. J. Kalmьckisches Wцrterbuch. Helsinki, 1935. 411 S. (Lexica Societatis Fenno-Ugricae; Bd 3).

17. VEWT - Rдsдnen M. Versuch eines etymologischen Wцrterbuchs der Tьrksprachen. Helsinki, 1969. 532 S. (Lexica Societatis Fenno-Ugricae; Bd 17, H. 1).

Список использованных языков и диалектов

Алт. - алтайский язык; бур. - бурятский язык; бур. НУ - нижнеудинский говор бурятского языка; даг. - дагурский; др.-тюрк. - древнетюркский язык; зап.-бур. - западный говор бурятского языка; каз. - казахский язык; калм. - калмыцкий язык; кбалк. - карачаево-балкарский язык; кирг. - киргизский язык; кит. - китайский язык; ккалп. - кара-калпакский язык; ком. - команский язык; монг. - монгольский язык; слав. - славянский; согд. - согдийский; стп.-монг. - старописьменный язык; тув. - тувинский язык; тур. - турецкий язык; тюрк. - тюркский язык; узб. - узбекский язык; х.-монг. - халха-монгольский язык; чаг. - чагатайский язык; чув. - чувашский язык.

References

1. Banzarov D. Chernaya vera, ili shamanstvo u mongolov [Black faith, or shamanism in the Mongols]. In: Banzarov D. Sobraniye sochineniy [Collected works]. Moscow, 1955, pp. 48-100.

2. Buryatsko-russkiy slovar': 44 000 slov [Buryat-Russian dictionary: 44 000 words]. K. M. Cheremisov (Comp.). Moscow, 1973.

3. Drevnetyurkskiy slovar' [Ancient Turkic dictionary]. Leningrad, Nauka, Leningr. otd., 1969, 677 p.

4. Dugarov B. S. Istoricheskiye korni belogo shamanstva: na materiale obryadovogo fol'klora buryat [Historical roots of white shamanism: On the material of Buryat ritual folklore]. Moscow, Nauka, 1991, 300 p.

5. Kotvich V L. Issledovaniya po altayskim yazykam [Studies of Altaic languages]. Moscow, izd. inostr. lit., 1962, 371 p.

6. Manzhigeev I. A. Buryatskiye shamanisticheskiye i doshamanisticheskiye terminy: opyt ateisticheskoy interpretatsii [Buryat shamanistic and pre-Shamanistic terms: Experience of atheistic interpretation]. Moscow, Nauka, 1978, 128 p.

7. Mikhaylov T. M. Iz istorii buryatskogo shamanizma (s drevneyshikh vremen po XVIII v.) [From the history of Buryat shamanism (from ancient times to the 18th century)]. Novosibirsk, Nauka, 1980, 320 p.

8. Mikhaylov G. I. Nekotoryye zamechaniya o mongol'skikh slovakh “bee” i “udgan” [Some remarks on the Mongolian words “bee” and “udgan”]. Yazyk i literatura. 1975, vol. 10, pp. 8793.

9. Potapov L. P. Altayskiy shamanism [Altai shamanism]. Leningrad, Nauka, Leningr. otd., 1991, 320 p.

10. Ramstedt G J. Kalmьckisches Wцrterbuch. (Lexica Societatis Fenno-Ugricae; 3.). Helsinki, 1935, 411 p.

11. Rдsдnen M. Versuch eines etymologischen Wцrterbuchs der Tьrksprachen. Helsinki, 1969, 532 p. (Lexica Societatis Fenno-Ugricae; 17:1.),

12. Sanzheyev G. D. Mongol'skiye terminy udkha, bele i byly [Mongolian terms udkha, bele i byly]. In: Mongol'skiy lingvisticheskiy sbornik [Mongolian linguistic collection]. Moscow, 1985, pp. 99-104.

13. Secencoytu. Mongyol ьges-ьn ijayur-un toli [Root dictionary of Mongolian vocabulary]. Rincingava, Soyoltu kinaba. Kцkeqota, 1988, 2973 p.

14. Sravnitel'no-istoricheskaya grammatika tyurkskikh yazykov. Leksika [Grammar of Turkic languages in comparative and historical aspect. Vocabulary]. Moscow, Nauka, 2001, 822 p.

15. Starinnoye mongol'skoye skazaniye o Chingisckane [An ancient Mongolian legend about Genghis Khan]. Transl. from chinees, notes by arck. Palladiy [P. I. Kafarov]. In: Trudy chlenov Rossiyskoy Duckovnoy Missii v Pekine [The works of the members of the Russian spiritual mission in Beijing.]. St. Petersburg, 1866, vol. 4, 258 p. + table.

16. Todayeva B. Kh. Yazyk mongolov vnutrenney Mongolii: Materialy i slovar' [The language of the Mongols of Inner Mongolia: Materials and vocabulary]. Moscow, Nauka, 1981, 276 p.

17. Tsybikov G. Ts. Shamanizm u buryat-mongolov [Shamanism in the Buryat-Mongols]. In: Tsybikov G. Ts. Izbr. tr. 2-e izd., pererab. [Selected works. 2nd ed.]. Novosibirsk, Nauka, 1991. Vol. 2: O Tzentral'nom Tibete, Mongolii i Buryatii [About Central Tibet, Mongolia and Buryatia]. R. E. Pubaev (Ed.). pp 164-171.

Abstract

Turkic-Mongolian parallels among the terms of spiritual culture in Mongolian languages

V. I Rassadin¹, S. M. Trofimova², L. Bold³

1Kalmyk State University, Elista, Russian Federation,

2Kalmyk State University, Elista, Russian Federation,

Keywords: vocabulary, Turko-Mongolian parallels, spiritual culture, terms of color designation, names of musical instruments, shamanic terms, Buddhist terms, Turkic etymology, historical contacts, interaction of ethnoses.

Размещено на Allbest.ru