Актуальность традиционных проблем изучения романских языков

Размещено на http://www.allbest.ru/

Актуальность традиционных проблем изучения романских языков

М.А. Косарик, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова»

Хотя сопоставительному описанию романских языков посвящена огромная литература, учебная и исследовательская, многие проблемы романистики не теряют своей актуальности. Автор статьи: 1) останавливается на некоторых системных различиях и на примерах соотношения системы и реализации в романских языках (в фонетике, морфологии: особенностях вокализма, форм рода и числа имен, перфекта и др.); 2) показывает связь системных особенностей романских языков с историческими условиями их формирования, спецификой романизации разных зон Романии; различиями в характере протекания общероманских исторических процессов, затрагивающих как внутриязыковые черты, так и особенности формирования литературных языков, различия процессов нормализации и кодификации романских языков (специфики территориальных, социальных, функциональных основ нормы); 3) видит возможности расширить состав критериев классификации романских языков.

Диалекты, выдвинувшиеся на роль национальных языков, традиционно рассматриваемые как наиболее характерные представители своей подгруппы, сформировавшись в особых условиях, часто имеют черты, которые выделяют их не только на фоне Романии в целом, но и отличают их от более близкого окружения, нередко представляющего архаизирующие идиомы, чем и может объясняться их близость с региональными разновидностями речи других зон Романии. Проведенный анализ подтверждает важность и перспективность изучения традиционных проблем романистики с позиций, сочетающих диахронный, синхронный, социолингвистический подходы к языку, которые помогают увидеть конкретные черты романских языков, отражающие их структурные особенности как обусловленные спецификой их истории, социолингвистических ситуаций, а также типологические черты языкового развития.

Ключевые слова: Романское языкознание; романские языки; история языка; языковая норма; типология близкородственных языков; социолингвистические ситуации в странах романской речи; фонетика; морфология.

Re-emphasizing certain traditional aspects of romance language studies

Marina Kossarik, Lomonosov Moscow State University

Despite many studies on Romance languages, some issues still remain unclear. This paper focuses on 1) phonological and morphological differences between the Romance languages in theory and practice, including peculiarities of vocalic systems, markers of gender, number, and perfect tense, and 2) the correlation between the Romance languages throughout the history of their development -- from the moment when various communities around the world were latinized to the time when territorial variants of the language were pronounced and standardized. Special emphasis is laid on the criteria of classifying the Romance languages. Dialects that got promoted to fulfil the role of national languages are traditionally regarded as the most typical representatives of their subgroups. However, they often have features that oppose them not only to representatives of other subgroups but also to their immediate neighbours having more archaic traits (and thus retaining similarity with other regional languages and dialects from outside their subgroup). The analysis emphasizes the importance of studying traditional problems of Romance linguistics from a perspective that combines synchronic and diachronic outlook with the sociolinguistic approach revealing specific features of Romance languages as conditioned by their history and sociolinguistic status, rather than purely arbitrary nature.

Key words: Romance linguistics; Romance languages; history of language; language norm; typology of closely related languages; sociolinguistic situation in Romance-speaking countries; phonetics; morphology.

Введение

Причины сходства и расхождений романских языков давно известны, им посвящена огромная литература. Тем не менее многие, казалось бы, давно решенные проблемы сопоставительного и исторического изучения романских языков сохраняют свою актуальность. Это подтверждается при обращении ко многим аспектам романистики: к системным особенностям романских языков, к различиям в реализациях при системном сходстве, к характеру протекания исторических процессов в разных языках, к классификации романских языков, специфике их нормализации и кодификации.

К сожалению, в рамках журнальной публикации трудно достаточно убедительно представить материал всех уровней языковых систем всего романского ареала. Видя цель статьи не в последовательном сопоставительном описании, а в привлечении внимания к расширяющемуся пониманию типологии романских языков, к связи некоторых особенностей современных романских языков с их историей, к вопросу о критериях классификации, автор счел возможным ограничиться отдельными иллюстрациями фонетикофонологических и морфологических данных, не обращаясь при этом к фактам идиомов подгрупп рето- и балкано-романской.

При рассмотрении общих вопросов романистики трудно претендовать на кардинальную новизну и не приходится настаивать на оригинальности мысли о необходимом обновлении подходов к этой проблематике. Хэмп в 1980 г. пишет о парадигматическом континууме итало-романского ареала и Романии в целом [Hamp, 1980], на различных аспектах классификации романских языков останавливаются Франческато [Franchescato, 1980], Мульячич [Muljaciй, 1980], Кремона [Cremona, 1970], Рольфс [Rohlfs, 1977], Garcia de Diego, 1950]. Тем не менее в условиях смены научных парадигм или, на наш взгляд, в ситуации продолжающегося в современной истории языкознания межпарадигматического периода [Косарик, 1995; Kossarik, 2016], представляется важным еще раз привлечь внимание исследователей к этой проблематике.

Хотя в романистике формируется представление о необходимости широкого понимания типологии, относящейся не только к описанию самих языковых систем, но и различных особенностей их формирования и современного бытования, что должно находить отражение в классификации романских языков, работа эта не только не завершена, но находится лишь на начальной стадии, чем объясняется гипотетичность и возможная полемичность некоторых положений данной статьи.

романский язык кодификация исторический

Связь системных различий романских языков с историческими условиями их формирования

Системные различия между романскими языками достаточно ярко проявляются в морфемике. Остановимся сначала на одном из случаев принципиальных различий в именном формообразовании, связанном с обозначением числа. Имеется в виду не широко известное различие двух типов образования множественного числа (сигматический и асигматический плюралис)Исход на -s характерен для форм множественного числа имен в западной Романии (исп., порт. rosa `роза' -- rosas `розы'), вокалический исход -- для Италии и балкано-романского ареала (ит. rosa `роза' -- rose `розы')., а другое явление, которое, представляя не центральный, а периферийный участок романского словоизменения, отражает тем не менее некоторые существенные различия между романскими языками.

Общеизвестен факт развития некоторых латинских существительных среднего рода, которым в романских языках соответствуют формы женского рода Этому способствовала флексия a во множественном числе среднего рода латинских существительных.. Однако этот процесс в разных романских языках мог давать не всегда совпадающие результаты. Во французском такие существительные имеют родовые формы женского рода, как в единственном, так и во множественном числах (lиvre lиvre < lat. labra, pl. n. `губа' -- lиvres `губы'). В испанском и португальском, наряду с таким же переходом, как во французском (например, исп. hoja hoja < lat. folia, pl. n. `лист' -- hojas `листья'), есть немало случаев, когда существительное мужского рода обозначает единичный предмет (в единственном и во множественном числах), а существительное женского рода имеет собирательное значение: исп. leno, lenos `полено, поленья' -- lena `дрова'.

Заметим, что сходное изменение в семантике отмечается и в латинском: locus, loci `место, места' -- loca `местность'. В итальянском существуют оба типа: 1) существительное и в единственном, и во множественном числах представлено формой женского рода (foglia, foglie `лист, листья'); 2) формы мужского рода обозначают единичный предмет, а форма множественного числа женского рода несет значение собирательности: muro `стена'-- muri `стены', mura `крепостные / городские стены (= весь комплекс крепостных/городских стен), крепость'. Но в итальянском кроме того, в отличие от испанского и французского, есть еще особые случаи, когда существительное, обозначающее единичный предмет, в единственном числе имеет форму мужского рода, а во множественном числе -- женского: uovo `яйцо' -- uova `яйца'. Близки к ним и braccio `рука' -- braccia `руки', osso `кость' -- ossa `кости', dito `палец' -- dita `пальцы' У этих существительных возможны формы мужского рода во множественном числе, однако только в некоторых специальных, метафорических, значениях, существенно расходящихся с их основными, непереносными, значениями: ossi `косточки фруктов', diti `пальчиковый механизм'..

В какой-то степени итальянский язык сходен с испанским, но это сходство оказывается весьма относительным. В испанском существительное женского рода, сохраняющее идею собирательности, выступает как отдельная лексема, отличная от той, которая обозначает единичный предмет и имеет формы мужского рода в обоих числах. В итальянском же формы обоих родов включены в одну парадигму Подробный анализ точек зрения на структуру парадигм таких существительных см. у Торонтон [Thoronton, 2011].. В результате в итальянском языке мы сталкиваемся с нарушением принципа сохранения рода имени при изменении его числа, который в латыни соблюдался (латинские существительные с исходом на -- а во множественном числе оставались существительными среднего рода в обоих числах).

Как представляется, колебания в роде у итальянских имен связаны не просто с характерной для него вариативностью, а с менее строгим соблюдением самого принципа словоизменения. Итальянский наследует формы числа латинских существительных среднего рода как бы порознь, а не как связанные друг с другом словоформы одной лексемы: латинская форма единственного числа оказывается у итальянского имени в мужском роде, а форма множественного числа -- в женском. В отличие от итальянского французский и испанский воспринимают не отдельные латинские словоформы, а лексему как совокупность ее форм, соблюдая сам принцип, согласно которому имя имеет одинаковый род в обоих числах: если род романского имени меняется, то это происходит с лексемой в целом, а не с отдельной словоформой.

При обращении к романскому глаголу нетрудно заметить, что иберо-романские языки в большей степени, чем многие другие идиомы, следуют латинскому принципу словоизменения, весьма последовательно сохраняя почти во всех формах легко вычленяемые показатели грамматических категорий глагола (лица, числа) и типов глагольного словоизменения (тематического гласного, выявляющего принадлежность к тому или иному спряжению). Помимо разительного отличия от французского Во французской устной речи в результате фонетических процессов многие глагольные формы лица и числа перестали различаться при помощи флексий, что определило особенности не только морфологии французского глагола, но отличия французского синтаксиса и от латинского, и от романского (прежде всего обязательного заполнения субъектной валентности)., можно заметить тенденцию к более последовательному сохранению латинского принципа противопоставления при помощи флексий форм лица, числа, наклонения, а также различения спряжений и при сопоставлении иберо-романских языков с итальянским, в котором одинаковы исходы форм 2 лица единственного числа презенса индикатива всех трех спряжений (сап# `поёшь', уепй1 `продаёшь',/Ипжг `заканчиваешь'), совпадают формы настоящего времени изъявительного и сослагательного наклонений 1 лица множественного числа (сапИато, уеп&ато, /Итато).

Кроме указанных черт, общих для всех иберо-романских языков, португальский соблюдает противопоставление всех трех спряжений в простом перфекте Отличаясь в этом от испанского: саМои `он спел', сотеи `он съел', аЬпи `он открыл'. (заметим, однако, что морфонологические особенности португальского словоизменения, связанные прежде всего с назализацией гласных, а также явления фоносинтаксиса делают менее прозрачным процесс вычленения словоизменительных морфем). Отметим, что в иберо-романских языках было устранено очень большое количество нерегулярных глагольных форм.

Таким образом, в романском словоизменении очевидны значимые различия. В испанском, в некоторой степени и в португальском, четкое расчленение показателей грамматических значений (рода и числа имен, лица и числа глаголов) позволяет выстроить очень ясные модели формообразования. В итальянском же меньшая аналитичность коррелирует с тенденцией к сохранению именно латинских форм, а не с утверждением строгих словоизменительных моделей.

Останавливаясь на причинах подобных различий, можно усмотреть их связь с различиями в истории романских языков, условиями их формирования, начиная с особенностей романизации различных зон Романии.

Довольно последовательный «регулярный, систематический» характер испанского и португальского вполне может быть связан с характером романизации Иберийского полуострова. Здесь романизация, хотя и длительная и не вполне однородная (на севере она проходила позднее и несколько менее интенсивно, чем на юге), была гораздо более ранней и глубокой, чем на остальных неиталийских романизованных территориях На Пиренейский полуостров, в первые провинции за пределами Италии и ее островов, переселялось значительное число выходцев из метрополии, включая и высшие, образованные, слои римлян, приносившие сюда латынь, близкую к классической, особенно на юг, в Бетику, откуда распространение латыни продолжалось в направлении с юга на север. О том, насколько глубокой была романизация, косвенно свидетельствует факт, что выходцами с Пиренейского полуострова были виднейшие римские риторы, литераторы, а также императоры: Квинтилиан, Марциал, Сенеки, Помпоний Мела, Колумелла, Траян, Адриан.. Нельзя забывать о важной роли школы в распространении латыни в римских провинциях полуострова Пиренейского полуострова. Все это, как представляется, объясняет значительно большее сохранение структуры грамматической формы (в частности, глагольных формантов) в иберо-романских языках, чем, например во французском.

Существенным было и отличие от романизации Италии. В то время как италикам в результате римских завоеваний приходилось усваивать язык не абсолютно им чуждый, а родственный, романизация Иберийского полуострова проходила в условиях огромных различий между автохтонными языками и латынью. В этих обстоятельствах освоение латыни, ее грамматической системы (подчеркнем, что в случаях успешной романизации завоеванных римлянами территорий речь шла не просто о создании средства общения типа пиджина или креольского языка, а об усвоении латинской нормы) в значительной степени обеспечивалось усвоением и закреплением именно моделей прежде всего словоизменительных, как это происходит и сейчас при изучении иностранного языка.

Отличия иберо-романских языков в степени регулярности, с одной стороны, от итальянского, а с другой -- от французского, могут объясняться, во-первых, тенденцией к формированию четких языковых моделей и к строгому их соблюдению (в этом отличие от итальянского), а во-вторых, значительно более ранней и глубокой, романизацией, чем в Галлии -- это в значительной степени определило консерватизм иберо-романских языков и помешало столь бурным процессам, которые имели место в истории французского языка. На Пиренейском полуострове были усвоены не столько формы, сколько модели латинского словоизменения (ср. современное школьное/университетское обучение иностранному языку, направленное на усвоение его грамматической системы), что, безусловно, способствовало «исправлению» многих нерегулярных форм.

Речь же Апеннинского полуострова, являясь естественным развитием не навязанного и выученного чужого языка, а языка родного, со всем множеством привычных для его носителей нерегулярных форм, или языка близкого к родному (одному из италийских), вполне закономерно сохраняет нерегулярность форм в гораздо большей степени -- эта тенденция до сих пор прослеживается в языке современной Италии.

Один из существенных аспектов сравнительного описания романских языков -- проблема соотношения системы и реализации. Каждый, кто занимался изучением близкородственных языков, прекрасно знает, что на системном уровне различия между ними могут быть минимальными, в то время как усвоение реализаций требует значительных усилий («дьявол в деталях»). Облегчает эту задачу сочетание сопоставительного и исторического подходов.

В качестве примера можно обратиться к особенностям ударного вокализма в испанском языке и в диалектах крайнего юга Италии. Их системы ударных гласных, существенно отличающиеся от остальных зон Романии, содержат пять гласных фонем (отсутствует противопоставление по открытости и закрытости, нет лабиализованных и носовых). Казалось бы, мы видим полное совпадение ударного вокализма в Испании и на крайнем юге Италии ввиду отсутствия противопоставления открытых и закрытых гласных [о] и [о], [е] и [e], в отличие от португальского, каталанского, французского, а также и большинства диалектов итальянского, где такое противопоставление сохраняется. Однако это сходство, вызванное разными историческими процессами, весьма относительно В испанском языке отсутствие противопоставления открытых и закрытых явилось результатом дифтонгизации открытых гласных во всех типах слогов, в результате которой там просто не сохранились открытые гласные, с чем связан закрытый характер испанских гласных (если можно говорить об этом при отсутствии в языке системного противопоставления по открытости/закрытости). На крайнем юго-западе Италии вокализм из пяти гласных имеет другое происхождение: в сицилийском типе ударного вокализма три латинских гласных, i, I, е, переходили в i, и, аналогично, латинские и, й, о переходили в u, в то время как краткие е и о давали е, о [Maiden, Parry, 200 6]. Испанские же е, о, в отличие от гласных среднего подъема в сицилийском и на юго-западе Италии, восходят к латинским долгим и произносятся более закрыто. Таких примеров можно привести немало, среди них категории личности (употребление предлога a при прямом дополнении, обозначающем лицо, например, в испанском), которая не имеет специальных средств выражения в большинстве романских языков; предикативности в ретороманском [Сухачев, Горенко, 2001: 350]; отвлеченного качества в испанском (lo bueno `хорошее') и близких к этому значений в астурийском [Нарумов, 2001: 541], в центрально-южных диалектах Италии [Челышева, 2001: 137] и т.д.. При этом различия в реализации фонологических систем проявляются в различиях конкретных романских лексем, восходящих к общим латинским этимонам: так, испанскому tela `ткань' в сицилийском соответствует tila, sol `солнце' -- suli, mosca `муха' -- musca.

Заметны различия между отдельными романскими языками в составе выражаемых грамматических значений¹¹. Остановимся на характерном для испанского и португальского отсутствии одного из способов образования сложного перфекта -- конструкции бытийного глагола с причастием, что отличает иберо-романские языки от итальянского и французского. Это широко известное и, казалось бы, чисто формальное различие имеет, как представляется, свое объяснение: иберо-романские языки развили оппозицию двух бытийных глаголов (ser/ estar) для выражения не активной, а пассивной диатезы, противопоставляя акцент на объекте действия (ser+причастие La puerta fue cerrada (переходный глагол). `Дверь была закрыта' (= ее закрыли).) акценту на субъекте состояния (estar+причастие La puerta estuvo cerrada (переходный глагол). `Дверь была закрыта (= стояла закрытая, сама по себе)'. La hoja estuvo caida (неаккузативный глагол). `Лист упал (= лежал упавший)'.), причем оба значения пассивные, в отличие от итальянского или французского, где активная диатеза соответствует перфекту с непереходным (обычно неаккузативным либо возвратным) глаголом, а пассивная -- перфекту с переходным глаголом. Возможно, именно необходимость выражать состояние, а не действие субъекта не оставила иберороманским языкам «пустой клетки» и средств выражения еще и значения перфекта для определенных лексико-грамматических групп глаголов при помощи бытийного глагола, как это имеет место во французском и итальянском языках. Таким образом, на наш взгляд, представление о том, что оба оборота с первичным результативным видо-временным значением, habere + причастие и esse + причастие, расширившие сферу своего употребления в поздней народной латыни, постепенно морфологизировались и закрепились в функции времен, выражающих предшествование в романских языках, не может быть распространено на иберо-романские языки (ср. точку зрения [Алисова, Челышева: 2001, 43]). С этим связана и значительно меньшая важность для грамматики иберо-романских языков проблемы различения разных лексико-грамматических групп глаголов.

Характер протекания исторических процессов в романских языках

Особенности формирования и функционирования романского перфекта могут служить иллюстрацией «непрямолинейности» исторических процессов, в результате которых некоторые новые явления, образовавшиеся в языках, в дальнейшем устраняются. При развитии от латыни к романским языкам, в ходе становления романской временнбй системы (в которой временные признаки превалируют над аспектуальными), имела место «попытка» противопоставления актуального и неактуального перфекта, в результате чего сформировался сложный перфект, противопоставленный простому. Существуют определенные различия в значениях и употреблениях простой и сложной форм перфекта в романских языках, однако интерес представляют не только различия в функционировании форм перфекта на современном этапе существования романских языков -- прослеживается любопытная диалектика развития системы перфекта в Романии.

Сформировавшись на всей территории Романии, средства противопоставления актуального и неактуального перфектов последовательно функционируют лишь в испанском (причем не во всем испаноязычном ареале; это противопоставление соблюдается преимущественно в кастильской норме) и в окситанском. В остальных зонах, включая и те ареалы (французский, североитальянский), где на более ранних этапах истории языка значения неактуального и актуального прошедшего выражались противопоставлением простой и сложной форм, последовательное противопоставление этих форм по их семантике не сохранилось: там, где представлены оба перфекта, простой, и сложный, они обслуживают разные формы существования языка.

Примечательно употребление сложной формы в португальском, где простой перфект (как и простой плюсквамперфект) полностью сохраняет те функции, какие у него были в латыни, а за сложной формой перфекта закрепилось лишь одно значение, которое в реальной коммуникации выражается очень редко. Различия между простым и сложным перфектом в португальском состоит не в аспектуальных характеристиках (результативности, законченности), как это иногда утверждается (когда говорящий якобы имеет в виду законченное прошедшее), а в контактности/неконтактности с моментом речи. Если хотят подчеркнуть неконтактность, то используют наречие ja при простом перфекте: Ja fizeste? `Ты уже сделал?' Ja esteve em Portugal? “Ты раньше/до этого был в Португалии?'.

Таким образом, попытка формального различения актуального и неактуального перфекта, увенчавшись на каком-то этапе, казалось бы, успехом, в конечном итоге в большинстве романских языков «провалилась»: система приближается к той, какая была в латыни, где одна форма совмещает значения перфекта и аориста. Различия же состоят лишь в том, что в одних зонах Романии эти значения передаются простой формой, что совпадает с латинской системой, а в других -- сложной. Как видим, романская инновация -- распространение сложной формы, вызванное стремлением иметь формальные средства различения двух перфектов, -- оказалась не слишком устойчивой. При этом в одних случаях мы находим систему, совпадающую с латинской, либо очень близкую к ней (представлена одна, простая, форма, а если две, то сложная оказывается на периферии с ограниченными семантическими или стилевыми функциями), а в других случаях -- систему, формально отличную от латинской, но функционально с ней совпадающую, поскольку здесь, как и в латыни, одна глагольная форма (правда, теперь уже сложная, а не простая, как в латыни) выполняет обе функции, выражая значение как актуального, так и неактуального перфекта.

Непрямолинейное развитие процессов может прослеживаться на разных уровнях языковой системы. Так, в фонетике это имеет место при развитии дифтонгов, когда появившийся дифтонг в дальнейшем стягивается, при этом причины появления дифтонгов могут быть различными: дифтонгизация (французские proba > preuve [prњv] `доказательство', gula >gueule [goel] `пасть'); гипертеза полугласного (в испанском februarium > febreiro >febrero `февраль'); образование полугласного в результате вокализации согласного (в португальском alterum > outro [otru] `другой').

Сходную картину мы наблюдаем при назализации гласных и последующей их деназализации, как во французском: femme [fema] > [fam] > [fam] `женщина'), une [яna] > [yn] `одна', в португальских bona >boa >boa `хорошая', luna >lua > lua `луна'. При этом иногда происходит формирование нового носового согласного взамен того, который вызвал назализацию, а затем, в ходе процесса, был утрачен: una > ua > uma `одна', molino > moio > moinho `мельница' в португальском языке, uma -- unha / una `одна' в галисийском (однако во многих случаях в галисийском деназализация происходила под влиянием испанского, а не в результате естественного развития фонетического процесса См. об этом ниже.. С «непрямолинейностью» исторического процесса мы сталкиваемся в тех случаях, когда в португальском сначала образуются зияния, а затем эти зияния разными способами устраняются: путем стяжения гласных (mala > maa > ma `плохая'), формирования йот (tela > tea > teia `ткань', passeo > passeio `прогулка'), иногда йот переходит в [3] (deseo > deseio > desejo `желание').

Расхождения между языками во многом определяются различиями в скорости протекания общероманских исторических процессов и соответственно с разновременностью сходных изменений в разных, даже наиболее близких языках. Примером служит редукция и дальнейшая апокопа е в испанском и португальском: ciudad -- cidade `город'. Уже в «Песни о моем Сиде» мы находим cibdad; португальский же лишь сейчас еще только приближается к этому: редукция е конечного безударного очень велика, но об окончательном падении гласного пока говорить нельзя, причем это относится только к пиренейскому варианту португальского языка, в Бразилии же нет тенденции к падению конечного гласного, в исходе отчетливо звучит [i] Редукция проявляется лишь в закрытии гласного..

Учитывая известный «набор» процессов, не столь уж многочисленных и в основном сходных в разных романских языках, нетрудно заметить, что то значительное многообразие, которое мы наблюдаем в современных романских языках, имеющих единую историческую основу, часто связано именно с разновременностью этих общих процессов, различиями в интенсивности их протекания Приведем примеры разновременности протекания процессов и на разных участках системы одного и того же языка. Так, давно завершившийся в пиренейском варианте португальского языка процесс перехода глухих сибилянтов, закрывающих слог, в шипящие -- piscina [pijsina] `бассейн', os cinco [uj siku] `пять' -- в настоящее время начинает затрагивать сибилянты в позиции начала слога после s: piscina [pijjina], os cinco [ujjiku]. Еще одной иллюстрацией, уже не в фонетике, могут служить глаголы со значением `иметь': haver, первоначально вытесненный глаголом ter в лексическом значении, затем был вытеснен и в функции вспомогательного глагола, а сейчас в португальском языке идет активный процесс замещения haver и в функции бытийного глагола (Ha livros / Tem livros) `Есть книги'.. При сопоставительном описании романских языков необходимо отмечать эту разновременность. Принято говорить о типологических различиях языков. Очевидно, стоит рассмотреть и типологию особенностей исторических процессов, характера их протекания, которые определяют системные особенности романских языков.

Вопросы классификации романских языков

В современной романистике, как представляется, неожиданную актуальность приобретает проблематика классификации романских языков в результате внимания к региональным разновидностям речи в условиях меняющейся социолингвистической ситуации в романских странах. Казалось бы, этот вопрос был решен давно -- еще в тот период развития романистики, когда классификация опиралась в основном на особенности языков национальных и гораздо меньше ориентировалась на региональные разновидности романской речи.

Традиционная классификация романских языков очень четко противопоставляет подгруппы романских языков: иберо-романскую, галло-романскую, итало-романскую, балкано-романскую, ретороманскую. Действительно, при сравнении литературных языков -- испанского, французского, итальянского и др. различия между ними оказываются весьма определенными и четко выраженными.

Однако при внимании ко всему континууму региональных языков, диалектов, говоров, национальных вариантов во многих случаях можно отметить параллели между весьма отдаленными зонами Рома- нии. Обращаясь к периферийным для каждой подгруппы идиомам, мы находим в них черты, сближающие разные подгруппы романских языков. Известно, насколько нелегко однозначно охарактеризовать все особенности речи того или иного региона как свойства, присущие романскому языку одной из традиционно выделяемых подгрупп. Очень часто языки, принадлежащие к одной подгруппе, в некоторых отношениях оказываются весьма различными, будучи при этом сходными с языками, относящимся к другим подгруппам.

Так, например, характерная для северо-запада Пиренейского полуострова метафония (для португальского, галисийского) отсутствует в других зонах полуострова, но широко распространена, например, на Балканах, в Италии, в Реторомании. Подобных примеров можно привести немало. Еще одним подтверждением важности этой темы могут служить наблюдения над особенностями романских языков, находящимися по обе стороны Пиренеев: где прослеживаются черты (в частности, в фонетике: некоторые параллели в развитии безударных гласных, назализации, фрикативных согласных в интервокальной позиции, г и l в различных позициях в слове), иногда в большей степени сближающие речь юга Франции с севером Иберийского полуострова, чем с собственно французским и испанским соответственно. Эти параллели, которые заставляют вспомнить об общности древнейших субстратов по обе стороны Пиренейских гор (различных в их западной и восточной частях), а также об обсуждении проблемы «языков-мостов» между двумя подгруппами или возможности выделения особой, «пиренейской», подгруппе романских языков [Rohlfs, 1977; Garcia de Diego, 1950].

Неожиданные, как может показаться на первый взгляд, параллели между разными, иногда весьма удаленными друг от друга, идиомами часто остаются без объяснения их причин. Между тем в некоторых случаях можно попытаться найти им объяснения, опираясь, в частности, на данные об особенностях региональных разновидностей романской речи, которые всё в большей степени становятся объектом внимания. Вопрос о сходстве и различиях между романскими языками, принадлежащими к разным подгруппам, оставаясь актуальным для классификации романских языков, подтверждает важность сочетания разных подходов к языку: внимание не только к истории и современным фактам романских языковых систем, особенностям социолингвистических ситуаций, но и к специфике формирования отдельных национальных литературных языков и их соотношения с окружающими идиомами [ср. Языки мира, 2001: 9].

Во многих случаях особенности, которые рассматриваются как характерные признаки той или иной подгруппы, представляет не вся подгруппа в целом, а одна из разновидностей речи, выдвинувшаяся на каком-то этапе истории в качестве ведущей в соответствующем ареале, послужив территориальной основой нормы. Утверждаясь в качестве национального литературного языка в процессе становления национального государства, эта разновидность романской речи, постепенно завоевывающая всю полноту функциональной парадигмы, далеко выходит за пределы первоначальной зоны своего распространения и предстает как основной тип, отражающий языковые черты, характерные для данной территории.

Именно этот тип развития характерен для Испании и Франции, представляющих ббльшую часть ареалов иберо-романской и галло-романской подгрупп (что отличает их от Португалии, где литературный язык сложился в результате консолидации разных диалектов при смене диалектной базы нормы в ходе реконкисты -- постепенном отвоевании у мавров территории, на которой складывается национальное государство). При этом необходимо учитывать, что исторические условия с самого начала способствовали появлению у кастильского, а отчасти и франсийского, ставших основой испанского, французского литературных языков, черт, отличающих их от окружающих идиомов. Специфику кастильского во многом определило его формирование на севере Пиренейского полуострова, в зоне, романизованной значительно позже и менее глубоко, чем другие римские провинции на полуострове, в горных районах, где латынь подверглась наибольшему влиянию баскского субстрата.

Отметим, что и зона формирования французского языка также была значительно менее романизованной по сравнению с югом Франции. Примечательно, что тосканский вольгаре, послуживший территориальной основой литературного итальянского языка, тоже складывается в особом регионе Италии, с неиталийским и даже неиндоевропейским, субстратом. (В силу особенностей становления итальянского литературного языка мы не обращаемся здесь к условиям его формирования, весьма отличным от формирования испанского и французского как национальных литературных языков, и только отмечаем сам факт выдвижения на роль основы итальянского литературного языка речи Тосканы, субстрат которой весьма отличен от других зон Италии.)

Сложилось так, что на роль национальных литературных языков Испании, Франции и Италии выдвинулись именно кастильский, франсийский и тосканский, которые в силу этого стали восприниматься как «характерные представители» своих подгрупп, отражающие их специфику, отличную от других подгрупп романских языков. Однако эти диалекты, с характерными для них значительными инновациями, некоторыми особыми чертами выделялись из окружающих их разновидностей романский речи. На самом деле скорее можно было бы говорить об определенном единстве окружающих их ареалов, которое прерывалось отдельными зонами, выделявшимися из их окружения, зачастую архаизирующего. Возможно, именно ббльшая архаичность этого окружения определяет иногда близость региональных разновидностей речи различных зон Романии. В принципе, исторически Романию можно было бы представить как подобие архипелага: отдельные вершины островов в море окружающих их региональных разновидностей романской речи, которые демонстрируют в целом гораздо большее единство Романии, чем нам видится, если мы сосредоточены прежде всего на тех национальных литературных языках, которые традиционно «олицетворяют» подгруппы романских языков, к которым относятся.

Степень отличия этих литературных языков от окружающих разновидностей романской речи в современной Романии определялась историческими условиями формирования и утверждения национальных литературных языков, спецификой социокультурных и социолингвистических ситуаций в странах романской речи. При этом важно помнить, что языки (когда-то диалекты, выдвинувшиеся на роль национальных языков), традиционно рассматриваемые как наиболее характерные представители своей подгруппы, сформировавшись в особых условиях, часто имеют черты, выделяющие их не только на фоне Романии в целом, но и отличающие их от более близкого окружения, нередко представляющего архаизирующие идиомы, чем и может объясняться их близость с региональными разновидностями речи других зон Романии.

Трудности в определении границ ареалов (и, соответственно, классификации разновидностей романской речи) создают также зоны языковых контактов. Имеются в виду не только приграничные говоры, но и языковые контакты, влияющие на тот или иной ареал в целом в силу сложившихся исторических и социальных условий, как это имеет место в Галисии, где значительное влияние кастильского привело к изменениям, существенно отдалившим галисийский от португальского -- например, утрата сформировавшимися носовыми гласными признака назальности или выделение его вновь в виде согласного (^егтапит > 1гтао > 1гтап/1гта) `брат'.

Высказанные соображения, отнюдь не призывая к радикальному пересмотру традиционной классификации романских языков, подчеркивают сохранение актуальности этой проблематики для романских языков, связанной с меняющимися условиями их бытования. При значительном структурном сходстве и исторической близости романских языков, классификации, основанные на различных критериях, могли бы представить более детальную типологическую характеристику романских языков. В принципе классификации могут отражать разные характеристики романских языков, различия по социолингвистическим критериям, по характеру протекания исторических процессов (в частности, скорости протекания исторических процессов, общих для романских языков, разновременности сходных процессов, что проявляется в степени «архаичности»/«инновационности» тех или иных языков; важно показать «зоны инновационности» -- в каких ареалах или на каких участках языковых систем они имеют место, например, образование дифтонга вследствие вокализации и дальнейшая монофтонгизация (alterum > фр. autre, порт. outro, исп. otro `другой').

Весьма значительны различия в процессах нормализации и кодификации романских языков. Эти различия связаны: 1) с особенностями исторической и социолингвистической ситуации, с условиями становления нормы и формирования литературного языка; 2) с характерным для данного социума пониманием нормы -- изучение романской лингвистической традиции показывает достаточно устойчивые характеристики в видении вопросов нормы, принципов кодификации, свойственные отдельным ареалам. В результате мы сталкиваемся с совершенно разными подходами к проблемам вариантности и основы нормы (территориальной, функциональной) в различных романских языках.

Примером особого отношения к вариантности может служить итальянский, где до сих пор встречается значительное число дублетных форм (concludere/conchiudere `заключать', vedei / vedetti `я увидел') в литературном языке, а не в диалектах. Как пишут авторы «Истории итальянского языка: «Трудно определить в каждом конкретном случае, почему именно данная форма вошла в литературный язык» [Алисова, Челышева, 2009: 51].

В особенностях нормализации и кодификации итальянского языка, растянувшейся на огромное время, вплоть до середины XIX в., когда отмечалась очень большая вариативность форм, весьма необычная для развитого литературного языка с давней письменной традицией, отражается не только специфика социолингвистической Италии. На характер складывающейся нормы влияют и особенности языковой системы, «степень ее системности», в частности, отмеченное ранее преимущественное внимание к отдельным формам, а не к моделям и парадигмам. Специфика итальянской нормы может объясняться не только особой социолингвистической ситуацией (огромным количеством разновидностей романской речи на Апеннинском полуострове), но и давним принципом сохранения конкретных живых языковых форм, в противовес характерному для других зон Романии соблюдению принципов словоизменения, ведущего к «выравниванию», регулярности парадигмы.

Типологические различия романских языков проявляются и в выборе территориальной базы нормы. Нормализация и кодификация французского и испанского опиралась преимущественно на один из диалектов. Для португальского характерна консолидация диалектов при смене диалектной базы. В Италии, где на протяжении всей истории были очень сильны позиции диалектов, многие из которых имеют давнюю и авторитетную письменную традицию, существует особое (и изменяющееся) соотношение литературного языка и диалектов, так что давний спор о языке в Италии был совершенно закономерен.

Необходимо учитывать также весьма существенные различия в отношении к региональным разновидностям речи в романских странах, что находит отражение, в частности, в языковом законодательстве Франции, Испании, Италии и Португалии.

Важным остается также изучение функциональной базы нормы и связанного с этой проблематикой вопроса о соотношения нормы и узуса. Среди литературных романских языков особое место в этом отношении занимает португальский, в котором дистанция, «зазор» между нормой и узусом минимален (это радикально отличает его, например, от французского). Именно особое понимание нормы (ее близости к узусу) способствовало подвижности португальской нормы, и, как следствие, препятствовало созданию академической грамматики, несмотря на рано сложившуюся и развитую грамматическую традицию. Причем, именно в первой португальской грамматике (1536) мы находим концепцию нормы, наиболее близкую к современному ее пониманию [Косарик, 2013].

Таким образом, между особенностями формирования романских языков, становлением их нормы, развитием лингвистической традиции, теми характерными чертами современной социолингвистической ситуации в странах романской речи, которые определяют отношения между национальным литературным языком, региональными языками и диалектами, четко прослеживается глубокая связь.

Заключение

Приведенные в статье отдельные факты, касающиеся разных аспектов романских языков, свидетельствуют об актуальности многих проблем романистики и важности даже, казалось бы, давно решенных вопросов. Применение к традиционной тематике достижений современной науки о языке -- системного подхода к языку, теории нормы, социолингвистики, типологии -- позволяет увидеть некоторые новые аспекты романских языков в морфемике (в частности, в именном и глагольном словоизменении/формообразовании), в наборе выражаемых грамматических значений, в различиях на системном уровне и на уровне реализаций, в решении вопросов классификации, в процессах нормализации и кодификации.

Список литературы

1. Алисова Т.Б., Челышева И.И. История итальянского языка. От первых памятников до XVI в. М., 2009.

2. Алисова Т.Б., Челышева И.И. Романские языки // Языки мира. Романские языки / Под ред. И.И. Челышевой, Б.П. Нарумова, О.И. Романовой. М., 2001. С. 15--56.

3. Будагов РА. Литературные языки и языковые стили. М., 1967.

4. Бурсье Э. Основы романского языкознания. М., 1952.

5. Косарик М.А. К проблеме традиции и инновации в истории языкознания. Ренессансная и современная лингвистические парадигмы -- связь эпох // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1995. № 5. С. 104-116.

6. Косарик М.А. Социолингвистическая проблематика в ранних португальских сочинениях о языке. В рамках проекта «Лингвистическая доктрина Португалии Х^-Х^1 веков: Теория и практика описания языка». М., 2013.

7. Нарумов Б.П. Астурийский язык // Языки мира. Романские языки / Под ред. И.И. Челышевой, Б.П. Нарумова, О.И. Романовой. М., 2001. С. 535-550.

8. Нарумов Б.П. Формирование романских литературных языков. Современный галисийский язык. М., 1987. Сравнительно-сопоставительная грамматика романских языков. Проблема структурной общности / Под ред. М.С. Гурычевой. М., 1972. Степанов Г.В. Типология языковых состояний и ситуаций в странах романской речи. М., 1976.

9. Сухачев Н.Л., Горенко Г.М. Ретороманский язык // Языки мира. Романские языки / Под ред. И.И. Челышевой, Б.П. Нарумова, О.И. Романовой. М., 2001. С. 335-364.

10. Типология сходств и различий близкородственных языков / Под ред. Г.В. Степанова. Кишинев, 1976.

11. Челышева И.И. Диалекты Италии // Языки мира. Романские языки / Под ред. И.И. Челышевой, Б.П. Нарумова, О.И. Романовой. М., 2001. С. 90-146.

12. Шишмарёв В.Ф. Очерки по истории языков Испании. М.; Л., 1941.

13. Языки мира. Романские языки / Под ред. И.И. Челышевой, Б.П. Нарумова, О.И. Романовой. М., 2001.

14. Alonso A. Estudios lingьlsticos. Temas Temas espanoles. 3^a ed. Madrid, 1982.

15. Alvar M. Dialectologla espanola. Madrid, 1962.

16. Azevedo Maia C. de. Historia do galego-portuguкs. Estado lingulstico da Ga- liza e do Noroeste de Portugal desde o sйculo XIII ao sйculo XVI. Coimbra, 1986.

17. Badia MargaritA.M. La formacio de la llengua catalana. Barcelona, 1981.

18. Bosque I., Demonte Barreto V., Lвzaro Carreter F., Pavon Lucero M.V. Grama- tica descriptiva de la lengua espanola. Vol. I--III. Madrid, 1999.

19. BrunotF. Histoire de la langue franзaise dиs origines а 1900. Vol 1. P., 1924.

20. Calabrese A. Metaphony in Romance // The Blackwell companion to phonology / M. van Oostendorp, C. Ewen, E. Hume, K. Rice (eds.). Malden, Mass., 2011. P. 1-31.

21. Calabrese A. Metaphony revisited // Rivista di linguistica. 1998. № 10. P. 7-68.

22. Cremona J. L'axe nord-sud de la Romania et la position du toscan // Ac- tele celui de-al XII-lea congres international de lingvisticд §i filologie romanicд. XII ACILFR / A. Rosetti, S. Reinheimer-Rоpeanu (eds). Bucure§ti, 1970. P. 155-159.

23. Cunha C., Cintra L. Lindley. Nova Gramatica do Portuguкs Contemporвneo. Lisboa, 1999.

24. Dardano M, Trifone P Grammatica italiana. Bologna, 2005.

25. Devoto G., Giacomelli G. I dialetti delle regioni d'Italia. Firenze, 1972.

26. Diaz R. de A. Gramatica comparada de las lenguas ibйricas. Gijon, 2013.

27. Dies M, Morales F., Sabin A. Las lenguas de Espana. Madrid, 1980.

28. Entwistle W.J. Las lenguas de Espana: castellano, catalan, vasco y gallego- portuguйs. Madrid, 1982.

29. Francescato G. A proposal for the classification of Romance languages // Italic and Romance Linguistic Studies in Honor of Ernst Pulgram / E. Pul- gram, Izzo H.J. (eds.). Amsterdam, 1980. P. 75-84.

30. Garcia de Diego V El catalan, habla hispanica pirenaica. Boletim de Filolo- gia, 1949-1950, Vol. 2. P. 55-60.

31. Hamp E.P A case of paradigmatic continuity in Italic and Romance // Italic and Romance Linguistic Studies in Honor of Ernst Pulgram / E. Pulgram, H.J. Izzo (eds.). Amsterdam, 1980. P. 69-74.

32. Kossarik M. Early Portuguese treatises and the case of scientific paradigms. Interparadigmatic periods and the two hyperparadigms in linguistic history // Tradition and Innovation in the History of Linguistics: Contributions from the 13th International Conference on the History of the Language Sciences (ICHoLS XIII), Vila Real, 25-29 August 2014 / C. Assunзаo, G. Fernandes, R. Kemmler (eds.). Mьnster, 2016. P. 176-185.

33. Lapesa R. Historia de la lengua espanola. Madrid, 1981.

34. Lausberg H. Linguistica romвnica. Lisboa, 1981.

35. Lepschy A.L., Lepschy G. La lingua italiana. Storia, varietа dell'uso, gramma- tica. Milano, 1986.

36. Lexikon der romanistischen Linguistik / Hrsg. von G. Holtus, M. Metzeltin, C. Schmitt. Tьbingen, 1988-1997.

37. Lois X. Auxiliary selection and past participle agreement in Romance // Probus. 1990. № 2. (2). P. 233-255.

38. Loporcaro M. Un nuovo manuale e la linguistica romanza nella nuova univer- sitа // Romanische Forschungen. 2005. 117. Bd., H. 1. P. 45-58.

39. Loporcaro M., Silvestri G. Residui del genere neutro come categoria morfo- sintatticamente funzionale nell'italo-romanzo meridionale // Actes du XXVIIe Congrиs international de linguistique et de philologie romanes (Nancy, 15--20 juillet 2013). Section 4: Syntaxe / Ledgeway A., Genna- mo M., Mensching G. (eds.). Nancy, 2016.

40. Maiden M., Parry M. The dialects of Italy. Routledge, 2006.

41. Medina Lopez J. Historia de la lengua espanola I. Espanol medieval. Madrid, 2003.

42. Menйndez Pidal R. Cantar de mlo Cid. Texto, gramatica, vocabulario. Vol. I-III. Madrid, 1908-1911.

43. Menйndez Pidal R. Orlgenes del espanol. Estado lingulstico de la Peninsula Ibйrica hasta el siglo XI. Madrid, 1926.

44. Migliorini B. Storia della lingua italiana. Firenze, 1960.

45. Muljaзic Z. I tratti distintivi intrinseci come criterio per una classificazione delle lingue romanze // Estudios ofrecidos a Emilio Alarcos Llorach, Vol. 5. 1983. P. 93-112.

46. Muljacic Z. Per una classificazione «Standardologica» delle lingue romanze // Italic and Romance Linguistic Studies in Honor of Ernst Pulgram / Pulgram E., Izzo H.J. (eds). Amsterdam, 1980. P. 85-96.

47. Paiva Raposo E., Vicente G., Veloso R. Gramatica do portuguкs. Vols. I--II. Lisboa, 2013.

48. Rohlfs G. Grammatica storica della lingua italiana e dei suoi dialetti. Vol. I, II, III. Torino, 1966, 1969.

49. Rohlfs G. Romanische Philologie. T. I--II. Heidelberg, 1950, 1952.

50. Russo M. Metafonia rumena e metafonia italiana a confronto: un'unica catena anaforica armonizzante? // Zeitschrift fьr Balkanologie, 2014, Vol. 50. No. 2. P. 222-245.

51. Scarano A. Aggettivi qualificativi nel parlato italiano, francese, portoghese e spagnolo (corpus C-ORAL-ROM): frequenze e strutture // Lingua cul- tura e intercultura: l'italiano e le altre lingue, Atti dell' VIII Convegno Internazionale della Societа di Linguistica e Filologia Italiana (SILFI) / Korzen J. (ed.). Copenhagen, 2005. P. 281-294.

52. Silva Neto S. da. Historia da lingua portuguesa. Rio de Janeiro, 1992.

53. Tagliavini C. Le origini delle lingue neolatine. Bologna, 1972.

54. Tekavcic P Grammatica storica dell'italiano. Vol. II: Morfosintassi. Bologna, 1972.

55. Thoronton A.M. La canonicitа del tipo it. braccia // braccia/bracci: sovrab- bondanza, difettivitа o iperdifferenziazione? // Studi di grammatica ita- liana. A cura dell'Accademia della Crusca. Volume XXIX-XXX. Firenze, 2011. P. 419-478.