Язык и стиль русскоязычных печатных средств массовой информации за рубежом

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургский государственный университет

Язык и стиль русскоязычных печатных средств массовой информации за рубежом

Ю.Е. Прохоров

В статье рассмотрены особенности использования русского языка в русскоязычной прессе, издаваемой в зарубежных странах. Выделены четыре типа соотношения языка и культуры, определяемые местом и целями использования русского языка как средства общения. Представлены особенности «конгруэнтности» и «вторичной конгруэнтности», характеризующие взаимоотношения языка как с исходной, так и с новой культурой.

Ключевые слова: русскоязычная пресса, язык и культура, коммуникативные пространства, русская языковая личность, русскоязычная личность, русскоговорящая личность.

Yury E. Prokhorov (Saint Petersburg State University)

Language and style in russian speaking printing mass media abroad

This article describes the peculiarities of using the Russian language in the Russian-language press published in foreign countries. Four types of relations between language and culture, determined by the place and purposes of using the Russian language as a communication vehicle are given in the article. The features of "congruence" and "secondary congruence" characterizing the relationship between the language with both the original and the new culture are presented.

Key words: Russian-language press, language and culture, communicative spaces, Russian linguistic persona, Russian-language persona, Russian-speaking persona.

По данным, представленным на проходившем с 9 по 13 июня 2015 г. в Москве XVII Всемирном конгрессе русской прессы, за рубежом в настоящее время насчитывается около 3,5 тыс. русскоязычных периодических изданий. Это очень значительный «пласт» русского языка, обеспечивающий не только коммуникацию среди проживающих там его носителей, но и их общение с теми носителями русского языка, которые попадают за рубеж на короткий срок непосредственно из страны/культуры этого языка. О его значительности может говорить и такая статистика: на примерно З0 млн русскоязычных, постоянно проживающих за рубежом, 3,5 тыс. изданий - это 1 на 9 тыс. человек; для примерно 140 млн носителей русского языка в России существует около 60 тыс. изданий - 1 на 23 тыс. человек. Естественно, что у этих изданий несопоставимые тиражи, однако сам факт такого соотношения издание: читатель требует внимательного научного исследования этой составляющей «мира русского языка».

В настоящее время появилось значительное количество всевозможных публикаций, связанных и с историей, и с современным положением русскоязычных средств массовой коммуникации (не только печатных, но и электронных) за рубежом. (Значительный, но далеко не полный список представленных в интернете русскоязычных изданий зарубежья, в частности - постсоветского времени, можно найти на сайте www.russianday.com/rnu/ в рубрике «СМИ/Русскоязычная зарубежная пресса»). Рассматриваются их структура, содержательный аспект, их роль в поддержании единства «русского мира» (см., например: Бялко 2003, Соломонова 2013). Однако практически не исследуется собственно язык этих изданий.

В последние десятилетия резко возросло количество носителей русского языка, которые организуют новые тексты и дискурсы в условиях инокультурного окружения. Как справедливо отмечают А. Мустайоки и Е. Протасова, «вслед за ростом русскоязычных сообществ за пределами мест исконного проживания происходит появление русскоязычной печати, образования, литературы, искусства, торговли, сферы обслуживания и, соответственно, терминологии - иными словами, выстраивалась инфраструктура жизни на русском языке, функционирующая в соответствии с законодательствами и отвечающая потребностям тех стран, где она формировалась. Соответственно, развивается и новая прагматика русскоязычного общения, появляются новые, ad hoc созданные и отчасти в последующем нормализаторски закрепленные слова русского языка, неизвестные в метрополии. Конечно, в определенном отношении такое положение дел способствует отчуждению русского языка от русского человека (по национальности, гражданству или стране проживания) как единственно возможного его носителя, а также позволяет смягчить требования к качеству владения языком и отделить русскость и русскую культуру от собственно языка» (выделено нами. - Ю. П.) (Slavica Helsingiensia 2004: 6).

Складывается достаточно сложное соотношение «языка и культуры» с учетом потребностей данного языка как языка коммуникации в разных лингвокультурных коммуникативных пространствах, под которыми понимается совокупность сфер речевого общения, в которых определенная языковая личность может реализовать в соответствии с принятыми в данном социуме языковыми, когнитивными и прагматическими правилами необходимые потребности своего бытия:

1. Русский язык функционирует внутри русской культуры, обеспечивая общение в различных коммуникативных пространствах носителей этого языка и этой культуры - «внутрикультурное состояние»;

2. Русский язык функционирует внутри русской культуры, обеспечивая общение в разных коммуникативных пространствах этой культуры носителей другого языка и другой культуры (например, мигрантов) - «околокультурное состояние»; большинство таких носителей не ассимилируются в «языке и культуре», а по необходимости «соблюдают ее» только в тех коммуникативных пространствах, где этого требует прагматика общения;

3. Русский язык функционирует внутри иной культуры, но обеспечивает общение его носителей в некотором наборе коммуникативных пространств (внутрисемейном, внутридиаспорном), при этом элементы родной культуры часто заменяются элементами окружающей культуры, хотя и сохраняются некоторые элементы родной для языка культуры - «внешнекультурное состояние»;

4. Русский язык функционирует как средство общения носителей/не носителей этого языка в рамках некоторой иной культуры, которая не является родной ни для языка, ни для его носителей (огромное количество коммуникативных пространств в сфере политики, экономики и даже различных бытовых ситуаций) - «внекультурное состояние» (например, для английского языка в настоящее время именно это его использование является основным).

В последнее время лингвисты, культурологи и методисты все больше обращают внимание именно на «внешнекультурное» состояние русского языка и русского речевого общения. Это обусловлено социокультурными факторами его бытия.

В современном европейском коммуникативном пространстве русский язык имеет специфику структуры и содержания коммуникации в прагматике его реализации по нескольким направлениям: 1) общение в среде носителей русского языка вне русского лингвокультурного пространства; 2) общение между представителями русского и русскоязычного европейского лингвокультурных пространств; 3) общение между представителями русского лингвокультурного пространства и представителями европейского лингвокультурного пространства; 5) общение между представителями отдельных регионов европейского лингвокультурного пространства.

Как справедливо отмечает В. Н. Белоусов, «разработка и внедрение современных подходов к изучению феномена межкультурной коммуникации, в основе которых лежит диалог языков и культур, обусловили необходимость описания новых языковых состояний и рассмотрения значимости русского языка как средства межнационального общения в сложившихся геополитических условиях» (Белоусов 2010: 28). Изучение этих языковых состояний приводит к появлению таких новых для русского языка его осмыслений, как теория «георусистики», которая крайне неоднозначно воспринимается специалистами (см.: Георусистика 2010). Принимая вариативность русского языка в условиях иного лингвокультурного окружения, многие исследователи категорически не принимают рассуждения об этой вариативности как факте возникновения некоторого «национального варианта русского языка». Очевидно, что на современном этапе «расхождений» говорить о возникновении «вариантов» действительно рано. Если они и возникают, то на уровне нормы, а не системы языка (хотя анализ показывает, что постепенно эти изменения нормы входят «в систему», становятся для того или иного лингвокультурного пространства «системой» в речевом общении носителей русского языка), что и сохраняет собственно русский язык как лингвокультурный феномен единым и взаимопонятным в межкультурном общении. О взаимоотношении нормы и культуры очень точно, на наш взгляд, пишет С. Г. Тер-Минасова: «Нормы, как правило, зарождаются из традиций, но затем, в отличие от традиций, они легитимизируются, санкционируются определенными письменными правилами... Соотношение норм и традиций - еще один параметр различия языков и культур: в некоторых западных культурах больше норм и меньше традиций, в восточных - и в России, стоящей на перепутье, - наоборот, меньше норм и больше традиций. Положение о том, что нормы культуры рождаются из традиций или в результате сознательной кодификации, что они узаконенные, т. е. «законные дети» традиции, обусловливает диалектичность процессов установления нормативности и развития культуры. Диалектичность эта проявляется в том, что культура - это и продукт, и источник нормативности, она одновременно и обогащает человека, и обедняет его, обедняет именно потому, что сдерживает его нормами, не дает реализовать все свои возможности» (выделено автором. - Ю. П.) (Тер-Минасова 2007: 29). Мы согласны с тем, что С. Г. Тер- Минасова особо подчеркнула тот факт, что культурная норма - это и обогащающий, и обедняющий процесс. Для процесса преподавания русского языка как иностранного чрезвычайно важны обе этих тенденции. Ведь при родном языке (Я1) и родной культуре (К1) новый язык (Я2) и новая культура (К2) с точки зрения нормативности могут соотноситься по-разному:

• нормативность Я1 и К1 прежде всего схожа с нормативностью Я2 и К2;

• нормативность Я1 прежде всего схожа с нормативностью Я2, а нормативность К1 значительно отличается от нормативности К2;

• нормативность Я1 прежде всего отличается от нормативности Я2, а нормативность К1 схожа с нормативностью К2;

• нормативность Я1 и К1 прежде всего отличается от нормативности Я2 и К2 («прежде всего» связано с тем, что в принципе в разных языках и культурах почти всегда можно обнаружить сходные элементы нормативного характера, определяемые некоторыми общими принципами организации человеческого бытия и собственно человека как социально-культурной особи).

«Отчуждение» русского языка, с одной стороны, от русской культуры (распад лингвокультурного феномена), а с другой - именно от русскости как этносоциокультурного феномена объективно приводит к созданию некоторых социокультурных разновидностей русского языка. Естественно, что в странах СНГ или государствах Балтии этот процесс в самом начале, хотя и идет с различной скоростью. В государствах, где на протяжении длительного времени существуют диаспоры разных «волн» эмиграции, также по-разному в каждой волне происходит аналогичный процесс.

Ничего парадоксального в этом отчуждении нет. Более того, даже в пределах одного государства с многонациональным составом при всей «базовой» и определяющей культуре всегда существуют национально-территориальные разновидности организации речевого общения на государственном языке (не на уровне хорошего/плохого знания его), а именно с учетом того, на «территории» какой действительности и культуры он обеспечивает существование личности.

С одной стороны, этот язык «должен» максимально быстро переключиться от обслуживания человека в одной культуре на другую культуру - этого требует сам процесс вживания/выживания. С другой - процесс осмысления новой действительности базируется определенное время на старом когнитивном багаже, «старой культуре», поэтому процесс овладения новыми элементами речевого общения идет опережающими темпами, а «сознание» как бы «догоняет его».

Здесь можно вспомнить разработанную В. Тэрнером теорию ситуации «ритуала перехода» и центральной фазы этого перехода - «лиминального периода»: во время промежуточного «лиминального» периода особенности ритуального субъекта («переходящего») двойственны - он проходит через ту область культуры, у которой для него пока очень мало или вовсе нет свойств прошлого или будущего состояний (Тэрнер 1983).

Происходит первая стадия «перехода» - от русской языковой личности к русскоязычной личности. С точки зрения организации этой языковой личности (по Ю. Н. Караулову), которая включает вербально-семантический, когнитивный и прагматический уровни, на этом уровне влияние изменения прагматики общения больше трансформирует вербально-семантический уровень, при значительном сохранении базового когнитивного уровня.

Вторая стадия перехода - переход от русскоязычной личности к русскоговорящей личности. Общение на русском языке сохраняется в конкретных коммуникативных пространствах, в принципе достаточно ограниченных количественно и по числу участников, которые соотнесены прежде всего с новой, не базовой для этого языка культурой. Коммуникация строится на всех трех уровнях с учетом этой культуры, причем когнитивный и прагматический уровни, обусловленные новой культурой, полностью определяют вербально-семантическое содержание речевого общения.

4. В современном глобальном коммуникативном пространстве, когда коммуникация чаще всего проходит на одном языке - английском, но представителями различных форм коммуникативного поведения, можно выделить две противоположные тенденции:

• под единый язык подстраиваются различные национальные модели общения, создавая тем самым некоторую «эсперант-культуру», позволяющую нивелировать эти национальные различия;

• усиление влияния «эсперант-культуры» приводит к обострению внимания к национально-культурным особенностям общения как показателя национально-культурной идентификации каждой личности и всех носителей данного языка и данной культуры в целом.

Однако не следует игнорировать и обратную реальность. На наш взгляд, собственно коммуникация содержит три неслиянных, но и нерасторжимых составляющих: саму фигуру действительности, в сфере которой и на основаниях которой она осуществляется, и две фигуры, обеспечивающие ее содержательно-языковую основу (т. к. текст во всех его проявлениях, даже в «образе», неотрывен от языка) и содержательно-речевую основу (собственно вербальное - и, обычно, с невербальным компонентом) взаимодействия участников коммуникации. Но при этом все три составляющие находятся в динамическом взаимосоответствии: изменение действительности влечет за собой изменение текста и дискурса; появление новых текстов о том же аспекте действительности приводит к вероятности вариативности дискурса; реализация другого дискурса в коммуникации требует от ее участников обращаться к другим текстам и иначе оценивать фигуру действительности (самый простой пример - иное, чем первоначальное, восприятие социального статуса участника коммуникации при реализации им определенных текстов и дискурсов) и т. д. Выделенные выше составляющие коммуникации определены нами следующим образом.

Экстравертивная фигура коммуникации - дискурс: совокупность вербальных форм практики организации и оформления содержания коммуникации представителей определенной лингвокультурной общности.

Интровертивная фигура коммуникации - текст: совокупность правил организации содержания коммуникации представителей определенной лингвокультурной общности.

Материальная фигура коммуникации - действительность: совокупность материальных условий осуществления коммуникации представителей данной лингвокультурной общности.

Этот конструкт был соотнесен нами с понятием голограммы. Голограмма, как известно, «метод получения изображения объекта, основанный на интерференции волн... Возникающая при интерференции волн картина, содержащая полную информацию об объекте, фиксируется на светочувствительной поверхности. Она наз. голограммой. Г. применима к волнам любой природы и любого диапазона частот; широко используется в физике и разл. областях техники, в частности для распознавания образов, для кодирования информации...» (курсив наш. - Ю. П.) (Советский энциклопедический словарь 1981: 322). Выделенные нами слова в полной мере соотносятся и с рассматриваемым нами объектом. Во-первых, между действительностью, текстом и дискурсом, если они неслиянны и нерасторжимы, именно интерференция (наложение, приводящее к усилению или ослаблению) является основой их взаимодействия: при изменении действительности эти изменения накладываются и на текст, и на дискурс, приводя к усилению в коммуникации роли одного и ослаблению роли другого; при изменении качества и/или объема имплицитной текстовой информации изменяется и дискурс; при потребности изменения роли дискурса усиливается или ослабляется роль текстовой составляющей коммуникации и т. п. Во-вторых, и для кодирования информации, и для распознавания объектов также служит взаимосвязь всех трех элементов коммуникации (Прохоров 2004).

При «внешнекультурном состоянии» связки языка и культуры происходит постоянно прогрессирующая конгруэнция элементов голограммы - постоянно варьируемое соотнесение всех трех сфер с учетом языка и условий общения Одно из определений: конгруэнция - от лат. еопутиепИа - согласие, соответствие, -мор-фологические приспособления у разных особей одного вида, способствующие более тесным функциональным связям и обеспечивающие це-лостность вида (Википедия).. Соответственно, изменение фигуры действительности объективно не может не приводить и к изменениям текста и дискурса.

Однако при «внешнекультурном» состоянии происходит, на наш взгляд, и еще один процесс. Русский язык используется в очень ограниченном количестве коммуникативных пространств, в основных ситуациях общения носителей русского языка в иной культуре используется и иной язык. Конгруэнция в связке «язык-культура» уподобляется новой действительности, что объективно приводит как раз к процессу дивергенции по отношению к собственно русской культуре Дивергенция - от позднелат. сИуе^епИа - расхождение - расхождение признаков орга-низмов в ходе эволюции. Понятие выдвинуто Ч. Дарвином для объяснения возникновения многообразия сортов культурных растений, по-род домашних животных и биологических видов в природе. Если вид занимает обширный ареал и приспосабливается к разным экологическим условиям, то возникает дивергенция, выражаю-щаяся в появлении каких-либо различий между первоначально сходными популяциями и обу-словленная неизбежно несколько неодинаковым направлением естественного отбора в разных частях ареала вида (Википедия).. Именно возникающая и все более развивающаяся со временем дивергенция и приводит к тому, что сохранение системы как таковой сохраняет язык и позволяет говорить о едином языке, но нормативно-коммуникативные параметры расходятся, что приводит к определенному нарушению общения.

Однако стремление «сохранить исходное» проявляется в том, что в условиях конгруэнтности к новым явлениям действительности в определенных коммуникативных пространствах начинает проявляться и «обратная конгруэнция» - стремление организовать все виды коммуникации (вербальные и невербальные, устные и письменные) так, как это принято в исходной лингвокультуре. И если при общении в структуре и в содержании новой действительности происходит уподобление общения этой действительности, то в том случае, когда речь идет о базовой для данного языка действительности (культуре), «вторичная конгруэнция» направлена на некоторое усиление по крайней мере внешних параметров этой связи.

По отношению к русскому языку сегодня наиболее отчетливо это, на наш взгляд, можно наблюдать при анализе русской прессы за рубежом. Естественно, это проявляется и в устном общении, однако такой документальный материал пока еще, насколько нам известно, не фиксировался исследователями; если собственно интерференция между русским и новым языком уже неоднократно описывалась для различных пар языков, то влияние иной действительности на организацию речевого общения на русском языке еще только ждет своего описания и анализа. Кроме того, во временном плане это только первые проявления таких расхождений, они еще требуют внимательного рассмотрения, однако некоторую их модель можно заметить уже и сегодня.

1. В плане конгруэнции текста и дискурса к новым условиям общения можно выделить следующую основную модель:

Включение в русский текст конкретных явлений иной действительности в ее «иноязычном» (возможно написание и по-русски, и на языке действительности) исполнении или информации, которая имеет отношение только к той действительности, в которой текст создан:

- Детсады «Иделия» приглашают на практику с последующим продлением на «palkkatuki» воспитателей и помощников воспитателей (Спектр. 2007. № 9 - Финляндия);

- Сдается big double room, 220 e, интернет, без депозита+bills, DART, bus, Lidl, Bayside, Dublin 13. Тел.: 085 137 48 79 (Наша газета. 18.11.2009 - Ирландия);

- Кирьят Йовель, ул. Гватемала, 4к., красивая, отремонтированная, мазган «мини- меркази», возм. достройки балкона, этаж «Англо Саксон» 02 6251161 (Наш Иерусалим. 21.03.2007 - Израиль);

- В своем произволе муниципальные чиновники Иерусалима добрались и до «Общин- ного дома». Грубо попирая моральные устои и демократические принципы, городские власти проводят принудительную селекцию и собираются единолично решать, кто имеет право посещать «Общинный дом» и какие проекты репатриантам позволено реализовывать (Наш Иерусалим. 21.03.2007 - Израиль);

- В столице с 9 февраля запрещено движение частных микромаршрутных такси, так называемых «тангемок», которые занимались перевозкой пассажиров по проспектам И. Сомони и Н. Карабаева (События. 11.02.2009 - Таджикистан);

- Домик на берегу 30 км от Иматры. 81 сотка. Возм. строит. 200 м². Свой берег. 68 тыс. (Спектр. 2005. № 7 - Финляндия).

Дискурс, предъявленный в русском тексте, может быть реализован только в иной действительности, он невозможен в русском коммуникативном пространстве:

- Поехала в Аликанте, в филиал министерства образования, подала все необходимые документы. Год назад мне предложили дипломатуру - это неполное высшее образование. Но я отказалась, сказала, что хочу сдать полностью все экзамены. После этого я пошла в университет Мигеля Эрнандеса в Эльче и записалась на платный курс «Мастер» (Эспаньола. 9-15.10.2008 - Испания);

- Напомню, что управление абсорбции лишило поддержки эту команду КВН, и поездка в Нацрат-Элит стала возможна благодаря помощи, которую оказали веселым и находчивым активисты Штала общины (Бизнес-клуб) (Наш Иерусалим. 21.03.2007 - Израиль).

Одним из наиболее ярких проявлений конгруэнтности дискурса к новой действительности, которое существовало всегда, но в последнее время приобрело значительно более широкое распространение, являются как раз указания в тексте на возможность дискурса на русском языке:

- Установка русского телевидения. Низкие цены, оплата в рассрочку. Подключение и срочная оплата НТВ-плюс. Ремонт компьютеров и ТВ. PC-TVHUOLTO, Sдterintie16, Helsinki, KENД I, тел: (09)555 005- говорим по-русски» (Спектр. 2007. № 9 - Финляндия).

2. В ситуации «обратной конгруэтности» также можно выделить некоторые особенности ее текстового и дискурсивного исполнения:

2.1. Текст на русском языке содержит русские национально-культурные стереотипы, или интернациональные стереотипы, хорошо знакомые всем носителям русского языка и частотные для русской лингво- культуры, которые реализуются с частотой, превышающей их обычное количество в оригинальном русском тексте, - они служат элементами придания тексту определенной «русскости»:

- «Эх, прокачу!», «Считать не вредно», «Не тормози!», «Блажен муж, не идущий на собрание нечестивых», «Приговор дороже денег», «Союз неразрушимый», «Место встречи», «Выше головы не прыгнешь», «В Греции есть все», ««Лежать! « - сказала собачка даме», «Поговори со мною, Мурка», «Зверье-е мое!», «Есть такая профессия...», ««Операция «Ы-ЫХ-Х» и другие приключения...» - одна газета, 16 стр. (Час на выходные. 8-10.10.2006 - Латвия);

- «Возьмемся за руки, друзья!», «Для процветания слова печатного», «Нагружать все больше нас стали почему-то.», «В сплошной лихорадке буден», «Кадры решают все», «Я хочу видеть этого человека!», «Откуда есть пошло», «Дай лапу, Диксон!» - одна газета, 8 стр. (Русское слово. Сент. 2005 - Молдова).

Показательно, что даже в газете, издаваемой в русской культурной среде, но предназначенной прежде всего для русскоязычных за рубежом, это явление также прослеживается:

- «Тихий омут Вешнякова не принял», «Похождения частной собственности на постсоветских просторах», «Птицы высокой посадки», «Мы тарелки бьем весь год, мы на них собаку съели», «Даешь «Черномор- канал» - ударную стройку капитализма!», «Рабы не мы?», «Выбирай не выбирай - дорожает каравай», «Приземлить «Спутник» в заданном властью районе», «Но торг уместен», «Обещал, что больше не будет, но очень хочется», «Соединенные одним проводом», «Давайте дружить спецслужбами», «Кто спляшет Буги на костях», «14 друзей промоушена», «Чудеса на хуторе близ главы государства», «Двое в тачке, не считая «Ягуара»» - одна газета, 24 стр. (Новое русское слово. 20-26.07.2007).

2.2. С точки зрения «вторичной конгруэнции» по отношению к дискурсу можно отметить стремление его передачи так, как это, по мнению авторов, может реализовываться именно в русском речевом общении на определенных коммуникативных пространствах. Однако следует подчеркнуть, что далеко не всегда это авторам удается сделать корректно - чаще это выглядит как «правильный набор единиц» при некорректном их использовании и с точки зрения ситуации, и с точки зрения коннотации:

- Более 100 кресел оказались занятыми, и пришлось принести дополнительные стулья. Кто-то стоял и в проходах. Не удивительно: простым смертным не часто доводится лицезреть второе лицо государства, а тут еще и возможность задать ему вопросы и высказаться на наболевшую тему. Организатором встречи с Матти Вайханеным стала женская сеть «Казтиз-паиеЬ», которая выступает против расизма и насилия в обществе...

Отвечая на вопрос одного иммигранта, Матти Вайханен сделал любопытное заявление, которое касается, пожалуй, всех иностранцев, проживших в Финляндии не один год. Один знакомый премьер-министра, который живет в Финляндии уже много лет, прекрасно говорит по-фински, заметил: «Разве я до сих пор иммигрант и иностранец? Нет, я - новый финн!» Эта новая терминология, прозвучавшая из уст самого премьер-министра страны, пришлась по душе многим, и зал разразился аплодисментами» (Финляндский торговый путь. 2007. № 100).

В первом абзаце явно нарушены стилистические характеристики текста: «кресла - стулья», «простым смертным», «доводится лицезреть» - стремление сказать «как можно более по-русски» вступает в противоречие с содержанием текста. Что касается конструкции «новый финн», то она ни содержательно, ни в плане коннотации совершено не соответствует своему первоисточнику - «новый русский». В русском языковом сознании она имела (сейчас это выражение употребляется уже редко) абсолютно негативную оценку, говорилась всегда о ком-то, но не о себе - трудно представить русского, который с гордостью бы произнес «я - новый русский!». И тем более после этого не могло бы последовать аплодисментов.

- Беспокоит депутатов и имидж отечественного полицейского. Что и говорить, в сказку о добром дяде Степе-милиционере нынче никто не верит. «Свидетелей не найти. Граждане уклоняются от дачи свидетельских показаний, предпочитая позицию - ничего не видел, ничего не слышал, ничего не скажу», - пожаловался на несознательных граждан, а заодно почему-то на менталитет, замначальника полиции. ««Общество деморализовано и постепенно начинает жить по воровским законам, - продолжил тему Ваан Ованесян. - Люди уклоняются от дачи свидетельских показаний, потому что это считается ««западло». В школе и армии царит закон зоны» (Новое время. 2006. № 1409 - Армения).

Выступление замначальника полиции было на армянском языке, и не ясно, использовалась ли там жаргонная лексика. Однако, безусловно, на русском языке журналист стремился передать разговор теми конструкциями, которые, по его мнению, свойственны русской прессе, пишущей на эту тему, или собственно речи криминального сообщества. Вызывает сомнение в выступлении на армянском языке и «дядя Степа»: этот русский персонаж вряд ли известен современному армянскому читателю, он скорее - из «прошлой жизни» самого корреспондента.

Эти тенденции отмечают и исследователи в других странах, которые пользуются русскоязычной прессой именно в условиях иного культурного окружения. Вот что пишет С. Б. Евстратова, специалист из Тарту: «Для языка русскоязычных СМИ Эстонии характерны также заимствования как из эстонского, так и из английского языков, обозначение названий фирм и учреждений в соответствии с формой оригинала, т. е. латиницей. Такое употребление можно признать оправданным, т. к. помогает избежать неверной идентификации, это своего рода узаконенная разновидность смешения и переключения кодов... Средством выражения оценки и создания образности в русскоязычной прессе Эстонии является также культурно значимая информация, что особенно заметно в названиях газетных публикаций: 1) Прощай, Койдула! (День за днем. 2010. 24-30 сент.); 2) Рейн Ланг в поход собрался (День за днем. 2011. 16-22 сент.); 3) Ну когда же душка Лаар надиктует мемуар? (День за днем. 2011. 30 сент. - 6 окт.). Приведенные примеры из популярного в Эстонии еженедельника «День за днем» представляют собой трансформированные или переосмысленные фразеологические единицы и прецедентные тексты, налицо стремление авторов статей включить читателя в «свое» национально-культурное пространство. У используемых в приведенных примерах топонимов, фамилий существует свой национально-культурный фон, эти вкрапления понятны лишь «своему», эстонскому читателю: эстонская поэтесса Лидия Койдула известна и как автор слов гимна Эстонии, но, чтобы понять данный пример, нужно знать о том, что ее портрет был помещен на стокроновой денежной купюре. Чтобы выявить подтекст примеров 2 и 3, нужно знать, кто такие Р. Ланг и М. Лаар: первый известен как весьма далекий от культуры министр культуры, второй - министр обороны, историк по образованию, разрабатывающий планы защиты от внешнего врага. Использование прецедентных текстов и фразеологизмов - одно из проявлений языковой игры, которая и в российской, и в эстонской прессе имеет сейчас массовый характер.

Русский язык в Эстонии, как и во многих других странах, имеет свою систему прецедентных названий, топонимов и антропонимов... На фоне заимствованной лексики выделяются слова и словосочетания, «местное» значение которых понятно только жителям Эстонии, поскольку они отражают эстонские реалии: родительская зарплата, мамина зарплата, Бронзовый солдат, квалитет, Рий- гикогу, кома (при озвучивании цифровых данных) и др. <...> в Эстонии мы наблюдаем стремление авторов статей и ведущих телепередач включить читателя в «свое» национально-культурное пространство. Использование русского языка в качестве неродного также отражает нашу языковую ситуацию» (Евстратова 2009: 46; см. также: Евстратова 2002).

Особо следует остановиться на существующей, на наш взгляд, особенности текстов русскоязычных СМИ в проявлении так называемой «социальной оценочности». Специалисты отмечают, что тексты СМИ обладают особой, социальной, оценочно- стью (т. е. рассмотрением частных и общественных проблем с социальных позиций), которая характеризуется как «важнейший конструктивный принцип языка публицистики, вытекающий из особенностей публицистического подхода к миру» (Клу- шина 2008: 100-101), как существенная и глубинная ее особенность, обусловленная структурой категории автора в качестве «главного стилеобразующего фактора публицистического текста» (Солганик 2007: 17). Давая характеристику категории автора, Г. Я. Солганик выделяет в его структуре категории «Безоценочное - Оценочное». «Оценочное», в свою очередь, реализуется через антиномию «Апологетическое - Критическое», причем первое характеризует такие типы авторства, как «Пропагандист» и «Агитатор», а второе - как «Полемист» (там же: 20). Анализ текстов позволяет говорить о том, что в проявлении «социальной оце- ночности» в этих текстах на первый план чаще всего выходит не «категория автора» и его шкала оценочности, а социокультурные условия места и времени создания данного текста, т. е., соответственно, «бытия автора». М. Бялко для анализа общей картины состояния зарубежной периодики выделяет следующие ее условные типы: «Первый - литературный альманах и культуроведческий журнал. Далее - еженедельное развлекательно-новостное издание; третий тип - общественно-политическая газета или журнал» (Бялко 2003). Естественно, что социальная оценочность наиболее ярко должна проявляться в третьем типе изданий. Однако, в зависимости от места издания, она варьируется очень значительно. В русскоязычных печатных СМИ большинства западноевропейских стран эта оценочность в большей или меньшей степени приближается к категории «оценочное-апологетическое-пропагандист/ агитатор».

Полемичность русскоязычных изданий принципиально отличается от полемичности аналогичных изданий на языке данной страны. Естественно, что это в первую очередь связано с потребностью соблюдения «оценочной толерантности» по отношению к действительности бытия - уже реальной сфере существования, но описываемой в моделях другого языка. К тому же на территории Евросоюза принимаются такие и политические, и экономические шаги, которые не позволяют вести пропагандистско- агитаторскую деятельность через СМИ на русском языке: «Редактор газеты «Пражский экспресс» Ирина Шульц напомнила, что с «российской пропагандой» решено бороться на уровне всего Евросоюза: в начале года о таких намерениях сообщила верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности Федерика Моге- рини». «По словам издателя и главного редактора газеты ««Комсомольская правда» в Северной Европе» Игоря Тетерина, его издание существует без рекламы - не жалуют иностранные рекламодатели русскоязычные СМИ. Эту проблему упоминали и другие издатели, участвовавшие в конгрессе» (warp. pro/c2/98.html).

Иная картина в странах, где русский язык принципиально отличается своим «коммуникационным состоянием». В государствах, которые ранее были частью единого «русского коммуникационного пространства» или в которых русский язык имел статус «обязательного иностранного», хотя реально в коммуникационном пространстве и не присутствовал, русскоязычная пресса достаточно четко делится на два направления: «в принципе апологетическое к новой действительности» и «в принципе критическое к старой действительности». Причем их существование напрямую зависит именно от реализуемой в них «социальной оценочности». Об этом однозначно говорили и сами представители прессы на последнем Конгрессе: «Директор киргизского национального информагентства «Кабар» Кубанычбек Таабалдиев объяснил «Ленте.ру», что в Киргизии сейчас происходит перевод документооборота всех государственных органов на национальный язык, и этот процесс неизбежно сказывается на СМИ. По словам Таабалдиева, русскоязычные читатели в Киргизии - это половина населения страны. «Носителей русского языка у нас не менее полумиллиона человек», - отметил он.

«Татьяна Фаст, главный редактор и издатель журнала «Открытый город» (Латвия): Из ежедневных газет вот за последние полтора года, а их было четыре, осталась единственная. И та не побоюсь этого слова, дышит на ладан, еле-еле сводит концы с концами...

Совсем иначе выглядит ситуация с финансированием СМИ, активно критикующих Россию. В своем выступлении Александр Барабанов, издатель чешского журнала «Артек», отметил, что антироссийская риторика обеспечивает беспрепятственное получение грантов: «Представители всевозможных фондов зарубежных, европейских в буквальном смысле слова посещают наши редакции, предлагают всевозможные поездки на какие-то свои образовательные программы за их счет, с возможностью получения дальнейших грантов» (warp.pro/c2/98. html).

Соответственно, и тексты в собственно языковом представлении являются принципиально разными в разных типах изданий.

Еще одна проблема русскоязычных, прежде всего печатных СМИ, - постепенное сужение аудитории при старении собственно журналистского корпуса - т. е. корпуса носителей русского языка, причастных к СМИ.

«В начале 90-х в Израиле были четыре ежедневные газеты на русском. Теперь остались одни «Вести», входящие в издательский дом «Едиот ахронот», - рассказал «Ленте.ру» главный редактор еженедельной израильской газеты «Спутник» Марк Горин. - Есть журналы, пять крупных новостных порталов, электронные СМИ, запущен первый израильский интернет-телеканал на русском языке Iton-tv». Но печатная пресса, по словам Горина, постепенно «скукоживается»: нет притока читателей. «Традиционная газетная аудитория стареет, а молодое поколение носителей русского переходит на иврит», - говорит он» (warp.pro/c2/98.html).

Анализ происходящих изменений в организации и содержании русскоязычных текстов и дискурсов, реализуемых в глобальном пространстве «русского мира», еще, безусловно, только начинается. Он представляет большой интерес как с точки зрения собственно лингвистики текста и дискурса, так и с позиций построения содержания будущих методических материалов, связанных с преподаванием русского языка как иностранного.

русскоязычный печатный массовая информация

Литература

1. Белоусов В. Н. О проблемах и перспективах функционирования русского языка в межнациональном общении в современной геополитической ситуации // Язык и общество в современной России и других странах: Международная конференция (Москва, 21-24 июня 2010 г.). Доклады и сообщения. - М.: Институт языкознания РАН, 2010. - С. 28.

2. Бялко М. Русскоязычная периодика зарубежья // Неприкосновенный запас. - 2003. - № 2 (28). - С. 114-117.

3. Георусистика. Первое Приближение: Сб. науч. ст. - Симферополь: Антиква, 2010. - 152 с.

4. Евстратова С. Использование русского языка в средствах массовой информации Эстонии // Лингвистика - XII: Humaniora: Lingua Russica. - Тарту, 2009. - С. 46.

5. Евстратова С. Б. Экспрессивная лексика в русскоязычной прессе Эстонии // Труды по русской и славянской филологии. Лингвистика. Новая серия. Вып. 6: Проблемы языка диаспоры. - Тарту, 2002. - С. 93-99.

6. Клушина Н. И. Стилистика публицистического текста. - М.: МедиаМир, 2008. - 244 с.

7. Прохоров Ю. Е. Действительность. Текст. Дискурс. - М.: Флинта: Наука, 2004. - 224 с.

8. Советский энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1981. - 1600 с.

9. Солганик Г. Я. Общая характеристика языка современных СМИ в сопоставлении с языком СМИ предшествующего периода // Язык массовой и межличностной коммуникации. - М.: МедиаМир, 2007. - С. 15-39.

10. Соломонова А. А. Русскоязычная пресса за рубежом // Русский язык за рубежом. - № 1. - 2013. - С. 93-99.

11. Тер-Минасова С. Г. Война и мир языков и культур. - М.: АСТ Астрель, 2007. - 287 с.

12. Тэрнер В. Символ и ритуал. - М.: Наука, 1983. - 277 с.

13. Slavica Helsingiensia 24. Русский человек в иноязычном окружении / под ред. А. Мустайо- ки, Е. Протасовой. - Хельсинки, 2004. - С. 6.

Размещено на Allbest.ru