Дискурс как когнитивно-коммуникативный феномен и его структура

Размещено на http://www.allbest.ru/

Дискурс как когнитивно-коммуникативный феномен и его структура

Г.Н. Манаенко

(Северо-Кавказский федеральный университет)

В статье раскрывается когнитивно-коммуникативная природа дискурса. Обосновывается понимание дискурса как модели поведения субъекта. Представлены структурные компоненты модели дискурса.

Ключевые слова: дискурс, текст, речевая деятельность, познание, общение.

Gennady N. Manaenko (North-Caucasus Federal University)

DISCOURSE AS COGNITIVE AND COMMUNICATIVE PHENOMENON, AND ITS STRUCTURE

The article reveals the cognitive-communicative nature of discourse. The substantiation of the understanding of discourse as the model of behavior of the subject. Presents structural components of the model of discourse.

Key words: discourse, text, speech activity, cognition, communication.

Многозначность содержания понятия дискурс в силу сложности определения предмета исследования или же из-за принадлежности к разным лингвистическим традициям сохраняется до настоящего времени. Между тем, как отмечает П. Серио, вопрос о дискурсе является узловым пунктом в определении соотношений между языком, историей и субъектом (Серио 2001: 556).

Две стороны речи - процессуальная и материальная - послужили основанием для современных трактовок дискурса и создания для определения его содержания приватных оппозиций дискурс - текст и дискурс - речевая деятельность. При этом понятие речи, подобно двуликому Янусу, оказалось таким же коварным, т. к. исследователи, выбирающие в качестве исходного пункта построения своих концепций одно из данных понятий, неизбежно упускают из виду второе, столь же существенное для понимания дискурса. В результате дискурс сводится либо к тексту, в том или ином модусе его существования, либо собственно к процессу общения.

Большинство современных концепций дискурса (прежде всего зарубежных) в своих построениях исходят из понятия текста. Представляя французскую школу Анализа дискурса, Патрик Серио приводит следующее определение: «... дискурс - это высказывание, рассматриваемое с точки зрения дискурсного механизма, который им управляет. Таким образом, взгляд на текст с позиции его структурирования «в языке» определяет данный текст как высказывание; лингвистическое исследование условий производства текста определяет его как «дискурс»» (Серио 2001: 550). Соответственно, предмет исследования в школе Анализа дискурса составляют тексты, во-первых, произведенные в институциональных рамках, которые накладывают сильные ограничения на акты высказывания, и, во-вторых, наделенные исторической, социальной, интеллектуальной направленностью (Серио 2001: 551). Приблизительно в таком же ключе трактует дискурс и Ю. С. Степанов: «... дискурс - это «язык в языке», но представленный в виде особой социальной данности. Дискурс реально существует не в виде своей «грамматики» и своего «лексикона», как язык просто.

Дискурс существует прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, в конечном счете - особый мир. В мире всякого дискурса действуют свои правила синонимичных замен, свои правила истинности, свой этикет. Это - «возможный (альтернативный) мир» в полном смысле этого логико-философского термина» (Степанов 1995: 44-45). В этой связи надо заметить, что, на наш взгляд, «особая социальная данность» присуща любому тексту. Что же касается «особого мира», встающего за каждым текстом, то в такой формулировке не ясно, чье это свойство: текста или все-таки дискурса.

Если в трактовках дискурса Ю.С. Степанова и Н. Д. Арутюновой (Арутюнова 1990: 136-137) происходит, по сути, отчуждение текста от его создателя - человека, т. к. именно текст выступает точкой отсчета в исследовании дискурса, то во французской школе Анализа дискурса субъект речи превращается в функцию, происходит его «стирание», поскольку «статус субъекта высказывания определяется той дискурсной формацией (совокупность текстов одного или нескольких жанров, указывающих в социальном плане на определенную идентичность, исторически очерчиваемую, в процессе высказывания. - Г.М.), в которую он попадает» (Серио 2001: 552). Как следствие данного положения здесь текст предстает в качестве самодостаточной сущности, а определенный корпус текстов - частью признанного социального института, диктующего условия актов высказывания. Можно утверждать, что многие современные трактовки дискурса приводят либо к подмене терминов в определении сторон речи: речевая деятельность - дискурс (вместо текста), либо сведению многообразия феномена речи к речевому произведению (тому же тексту). Конечно же, подобные интерпретации существенно развивают имеющиеся у каждого исследователя интуитивные представления о дискурсе как о чем-то особенном, отличном от «просто текста». Они не ограничиваются одной лишь его лингвистической данностью, а включают текст в социальный, культурный и ментальныи контекст, раскрывают значимость при создании и понимании текста его связеИ с «внешнеИ» жизнью определенного социума и «внутренней» жизнью каждого индивида как условиями, определяющими его специфику: «Ограничением при производстве дискурса является все то, что помимо языка делает некий дискурс определенным дискурсом, имеется в виду формирующая дискурс социально-историческая ткань» (Серио 2001: 558).

Между тем, как отмечал А.А. Леонтьев, «функции высказывания и целого текста связаны не просто с речевой деятельностью того или иного конкретного говорящего в той или иной конкретной ситуации, а с внутренней организацией процесса общения, понимаемого как одна из сторон социального взаимодействия людей» (Леонтьев 2001: 221). Результат речевой деятельности предполагает реализацию ее цели, которая состоит не в создании текста, но в достижении взаимопонимания. Текст же является территорией взаимодействия говорящего и слушающего, как раз и обеспечивающей возможность обратной связи, на основе которой протекает речевое взаимодействие. Так, для слушающего / читающего действительным предметом восприятия «является не текст как лингвистическая данность, а содержание текста в широком смысле, т.е. то в его содержании, что существенно для дальнейшего использования в «большой» деятельности. Это могут быть цель или мотив коммуникатора, содержание, цель и условия деятельности общения или другой деятельности, опосредованной данным текстом» (Леонтьев 2001: 242). Именно поэтому никак нельзя исключать текст из характеристики речевого поведения, тем более что поведение - это образ действий, модель их осуществления, система взаимосвязанных поступков. Текст в таком случае не только последовательность речевых действий, поступков, но и посредник в деятельности общения: «... исходный смысл, закладываемый в текст его автором, предается через значения используемых слов, которые дважды выступают в роли медиаторов пятичленной связи «автор - проекция текста - тело текста - проекция текста - читатель», при этом означивание и спонтанная интерпретация протекают на базе личностного опыта и связанных с ним переживаний разных людей» (Залевская 2002: 71). Не говорение / письмо и слушание / чтение являются видами речевой деятельности, но означивание и интерпретация в целях взаимодействия людей составляют ее: «В сущности слово является двусторонним актом. Оно в равной степени определяется как тем, чье оно, так и тем, для кого оно. Всякое слово выражает «одного» в отношении к «другому»» (Волошинов 2000: 420). Таким образом, дискурс не просто последовательность речевых актов, не сам «поток речевого поведения», а социально определенный вид (модель) речевого поведения, необходимым компонентом которого является текст как область взаимодействия в речевом общении.

Безусловно, практически все интерпретаторы дискурса не только утверждают значимость когнитивной составляющей процесса общения, но и обосновывают необходимость анализа текста как со стороны его содержания, так и со стороны способа его речевой организации, причем в их единстве. То или иное содержание обязательно предстает в тексте не только отражением формы речевого акта, но и как отображение коммуникативной операции, или дискурсивной процедуры, поскольку в процессе общения знание не просто «передается», но и выступает в качестве тезиса, аргумента, доказательства, оценки, прогноза, вердикта, предположения, сомнения и т. д. Все это, на наш взгляд, очень важно для правильной интерпретации текста, однако сводить анализ дискурса только к внутренней организации текста как связного изложения содержания («рациональный способ передачи знания») - значит полностью игнорировать третью сторону соотношения, определяющего сущность дискурса, - идеологию как социальную действительность определенного социума в некий исторический период: «Действительной реальностью языка-речи является не абстрактная система языковых форм и не изолированное монологическое высказывание и не психофизиологический акт его осуществления, а социальное событие речевого взаимодействия, осуществляемого высказыванием и высказываниями» (Волошинов 2000: 429). Можно только удивляться проницательности и интуиции М. М. Бахтина, который еще в 20-х годах прошлого столетия «действительную реальность языка-речи» (а так иногда в наше время определяется дискурс) отграничил от языка как системы форм, от текста как отдельного и изолированного речевого произведения и, наконец, от текущего потока речевого поведения как психофизиологических процессов говорения, письма, слушания и чтения. дискурс речевой коммуникативный

Позиция М.М. Бахтина позволяет, по нашему мнению, в определении дискурса исходить не из формулы Ф. де Соссюра речевая деятельность = язык + речь, а опираться на триаду Л. В. Щербы «язык - речь (речевая дея-тельность) - языковой материал (тексты)» в ее отношении к социальному человеку как субъекту. Ведь именно человек использует языковую систему при создании текстов в процессе речевой деятельности. Социальное же событие, по мнению М. М. Бахтина, есть необходимое условие речевого общения: «В этой своей конкретной связи с ситуацией речевое общение всегда сопровождается социальными актами неречевого характера (трудовыми актами, символическими актами ритуала, церемонии и пр.), являясь часто только их дополнением и неся лишь служебную роль» (Волошинов 2000: 439).

Именно поэтому плодотворной попыткой выявления специфики дискурса предстают рассуждения Н. Ф. Алефиренко, который отмечает, что, как коммуникативное событие, дискурс - это сплав языковой формы, знаний и коммуникативно-прагматической ситуации. В то же время, образуя своеобразное семантическое единство, дискурс, безусловно, является лингвокультурным образованием. Но, в отличие от речевых актов и текста в его традиционном толковании (последовательная цепочка высказываний), дискурс - это все же социальная деятельность людей, в рамках которой ведущая роль принадлежит когнитивным пространствам общающихся, где сфокусированы различные особенности их внутренних миров, находящие отображение в этой деятельности (Алефиренко 2002: 101-102). Отсюда следует, что «дискурс - коммуникативно-прагматическое событие социокультурного характера» (Алефиренко 2002: 104). Пожалуй, учитывая указанную роль когнитивных пространств общающихся, дискурс следовало бы определить как коммуникативно-когнитивное событие социокультурного характера. По сути, об этом же писал и М. М. Бахтин, правда, без использования термина дискурс: «Ситуация и аудитория заставляют внутреннюю речь актуализироваться в определенное внешнее выражение, которое непосредственно включено в невысказанный жизненный контекст, выполняется в нем действием, поступком или словесным ответом других участников высказывания» (Волошинов 2000: 431). Явно перекликается данное положение М.М. Бахтина и с целеустановкой французской школы Анализа дискурса на исследование «невысказываемого» (l'indicible), т. е. на «социально-историческую ткань» (Серио 2001: 558).

Безусловно, три «проявления» языка - это научная абстракция, т. к. в действительности в человеческой деятельности они слиты, выступают в единстве и не возможны по отдельности. Тем не менее такая аспектизация позволяет описать феномен языка не только более корректно, но и учитывать язык в действии, язык как энергейю. Соссюровское le langage при этом понимается как языковое, т. е. связанное с деятельностью, опосредованной языком как семиотической системой. Речь, соответственно, может реализовываться в виде определенных жизнью человека дискурсов, которые могут систематизироваться по сферам человеческой жизни, где используется речь как форма общения (институциональные дискурсы - научный, политический, военный и т. п.), по целям коммуникации (интенциональные дискурсы - дискурс угрозы, конфликтный, пропагандистский и т. п.), по личности (как дискурсивная практика - дискурс Пушкина, Достоевского, Маяковского и т. д.), по совокупности порожденных текстов (как дискурсная формация - дискурс символизма, дискурс постмодерна и т. п.), а также по другим основаниям: времени (советский, постсоветский и т. п.) и многим другим, определенным задачами исследования.

Соотношение язык - текст - дискурс, на наш взгляд, не только продуктивно в понимании феномена языка, но и вполне коррелирует с дихотомией язык - речь и достаточно корректно может быть представлено в других соотношениях, соответственно: инвентарь (язык) - произведение (текст) - грамматика (дискурс) или же средство (язык) - форма (текст) - способ (дискурс), предназначенных для решения поставленных иначе задач. Как бы мы ни рассматривали дискурс: как текст, актуализированный в определенных условиях, либо как речевую практику человека или сам речевой поток, становится очевидным, что главное, в первую очередь обусловливающее специфику дискурса, - его социальная и идеологическая природа, предопределенная утвердившимися типами речевого взаимодействия членов какого-либо коллектива. Существующие трактовки дискурса как «от текста», так и «от речевого общения» - это, на наш взгляд, прежде всего отображение методических установок и теоретических подходов к анализу данного феномена (напомним, в Анализе дискурса это заявлено открыто). В любом случае не дискурс является «произвольным фрагментом текста», как это представлено в одной из самых полных дефиниций дискурса, данной В.З. Демьянковым (Демьян- ков 1982: 7), но, наоборот, ведь даже книга, т. е. «печатное речевое выступление, также является элементом речевого общения» (Волошинов 2000: 429). Дискурс не просто вид речевой коммуникации, обусловленной, по Ю. Хабермасу, критическим рассмотрением ценностей и норм социальной жизни, в котором актуализируются определенные коммуникативные стратегии (Habermas 1989: 571-606), или, по Т. А. ван Дейку, «контекстуальные макростратегии» (Дейк 1989: 57-58).

Обобщая все точки зрения на дискурс, можно сформулировать следующее определение: дискурс - это общепринятый тип когнитивно-коммуникативного поведения субъекта в какой-либо сфере человеческой деятельности, детерминированный социально-историческими условиями, а также утвердившимися стереотипами организации и интерпретации текстов как компонентов, составляющих и отображающих его специфику.

Схематически дискурс можно представить следующим образом (см. Рис. 1):

Рис. 1.

Дискурс не просто поток речевого общения как одной из сторон социального взаимодействия, но речевое поведение субъекта идеологии, ограниченное в своем проявлении конкретными обстоятельствами жизни человека в определенном социуме в хронологически очерченных рамках этапа его развития. По отношению к речевому общению дискурс предстает как социально детерминированный тип его осуществления, соответственно речевая деятельность как способ осуществления, текст как форма осуществления (внешнее выражение речевого общения в языковом коде), а язык как средство (орудие для осуществления этой деятельности).

При построении теоретической модели дискурса как типа осуществления речевого общения в качестве компонентов ее структуры, действительно, можно выделить факторы, определяющие специфику речевого поведения человека, и факторы, отображающие эту специфику. К компонентам модели дискурса, определяющим «внешний» контекст речевого общения, относятся традиционно выделяемые «сцена действия» и «участники». При этом «сцена действия» характеризует среду, в которой осуществляется речевое взаимодействие, и определяет, зачем оно происходит. Компонент «участники» отвечает на вопрос, кто совершает речевое взаимодействие, и характеризует субъектов речевого общения в социальном плане. «Внутренний» контекст социального события речевого общения составляет компонент, определяющий, что является его содержанием, и характеризующий особенности когнитивных пространств взаимодействующих людей. Необходимой составляющей структуры дискурса, отображающей его обусловленность от социокультурного контекста (внешнего и внутреннего), предстает форма осуществления речевого общения - текст, отвечающий на вопрос, как воплощается определенный тип речевого поведения в зависимости от «социально-исторической ткани».

В каждом из четырех компонентов структуры дискурса, в свою очередь, можно выделить составляющие их элементы, «линг-вистическое описание» которых и является релевантным при раскрытии сущности дискурса. Так, компонент «Среда» включает следующие характеристики: а) тип социального события; б) цель социального события (функция, в иной классификации); в) социально-идеологические условия (например, социальные запреты и табу, применение санкций к их нарушителям); г) обстановка (время, место, причина и другие обстоятельства). Компонент «Социальный субъект» (субъект идеологии) составляют характеристики: а) социальный статус; б) ролевые отношения; в) социальная активность участников; г) их личные отношения. Компонент «Содержание» раскрывает внутренний контекст речевого поведения субъекта по следующим параметрам: а) интенции и цели в коммуникации (см., например: Манаенко С. А. 2004; 2006); б) затрагиваемые мировоззренческие позиции; в) общий фонд знаний (степень компетенции); г) знание правил, норм и стереотипов коммуникации, а также имеющиеся навыки речевого общения. «Текст» как компонент структуры дискурса, отображающий его специфику как типа речевого поведения, воплощается в определенной форме и характеризуется: а) темой речевого общения; б) отнесенностью к какому-либо речевому жанру; в) композиционным построением высказываний и последовательностью как коммуникативных опе-раций, так и речевых актов; г) спецификой отбираемых языковых средств для речевого взаимодействия (см.: Манаенко Г. Н. 2004).

Конечно, компонент структуры дискурса «Текст» (совокупность текстов как дискурсная формация) не только отображает его специфику, но и воздействует на соответствующий тип речевого поведения социального субъекта. Однако это лишь обратное влияние, к тому же не имеющее тотального характера, вопреки мнению последователей французской традиции анализа дискурса, поскольку человек, хотя и имеет достаточно отчетливые представления о правилах отбора языковых средств и построения текста, относящегося к определенному дискурсу, тем не менее сам выбирает манеру речевого общения, либо подчиняясь принятому в данном обществе в этот исторический период дискурсу, либо разрушая его.

В целом же предлагаемое понимание дискурса и представленная модель его структуры показывают, почему именно текст в различных школах и направлениях анализа дискурса естественно выступает в качестве наиболее удобного объекта исследования, действительно позволяющего вскрыть сущность данного феномена. Кстати, именно это и объясняет либо смешение дискурса и текста, либо частую подмену одного другим.

Так, несмотря на заявление о том, что в школе Анализа дискурса предметом исследования являются тексты, дальнейшее изложение П. Серио данной концепции убеждает, что тексты здесь не предмет, а объект исследования. (Возможно, такое «положение дел» объясняется либо неточностью в переводе, либо отсутствием во французской традиции разграничения объекта и предмета исследования). Предмет исследования здесь определен достаточно ясно - лингвистическое исследование условий производства текста (Серио 2001: 550). И именно поэтому французские ученые пришли к очень сильному положению о том, что семантика языковых выражений не выводится только из лингвистики как науки о языке (внутренней лингвистики): «Связь, которая существует между «значениями», присущими данному тексту, и социально-историческими условиями возникновения этого текста, является отнюдь не второстепенной, а составляющей сами эти значения» (Серио 2001: 560). Приведенное высказывание М. Пеше не только определяет предметную область сравнительно новой лингвистической дисциплины -

Анализа дискурса (дискурс-анализа), но и показывает, что без опоры на понятие дискурса невозможно адекватное разрешение традиционной лингвистической проблематики.

Литература

1. Алефиренко Н. Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания, культуры. - М.: Academia, 2002. - 392 с.

2. Арутюнова Н. Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. - М.: Сов. энц., 1990. - С. 136-137.

3. Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка // М. М. Бахтин (под маской). - М.: Лаби-ринт, 2000.- С. 350-486.

4. Дейк ван Т. А. Язык. Познание. Коммуникация. - М.: Прогресс, 1989. - 312 с.

5. Демьянков В. З. Англо-русские термины по прикладной лингвистике и автоматической переработке текста // Методы анализа текста. Вып. 2. Тетради новых терминов, 39. - М.: ВЦП, 1982. - 282 с.

6. Залевская А. А. Некоторые проблемы теории понимания текста // Вопросы языкознания. - 2002. - № 3. - С. 62-73.

7. Леонтьев А. А. Язык и речевая деятельность в общей и педагогической психологии: Избранные психологические труды. - М.: Московский психолого-социальный институт, Воронеж: НПО «МОДЭК», 2001. - 448 с.

8. Манаенко Г. Н. Функционирование осложненного предложения в публицистическом тексте: информационно-дискурсивный подход: автореф. дисс. ... д-ра филол. наук. - Ростов- на-Дону, 2004. - 42 с.

9. Манаенко С. А. Достоверность аналитического текста публицистики: языковой аспект // Русский язык: исторические судьбы и современность: II Международный конгресс исследователей русского языка (Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова, филологический факультет, 18 - 21 марта 2004 г.): Труды и материалы. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004. - С. 436-437.

10. Манаенко С. А. Языковое выражение коммуникативных интенций автора в аналитическом тексте публицистики // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - 2006. - № 1. - С. 108-113.

11. Серио П. Анализ дискурса во Французской школе (Дискурс и интердискурс) // Семиотика: Антология. - М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - С. 549-562.

12. Степанов Ю. С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип причинности // Язык и наука конца ХХ века: Сб. статей. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1995. - С. 35-73.

13. Habermas J. Erlдuterungen zum Begriff des kommunikativen Handelns // Vorstudien und Er-gдnzungen zur Theorie des kommunikativen Handelns. - 3. Aufl. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp Verl., 1989. - S. 571-606.

Размещено на Allbest.ru