Текст в четырехмерном пространстве дискурса

Размещено на http://www.allbest.ru/

ТЕКСТ В ЧЕТЫРЕХМЕРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ ДИСКУРСА

А.А. Негрышев

Владимирский государственный университет имени

А.Г. и Н.Г. Столетовых

В статье предпринята попытка моделирования дискурсивно-текстовых отношений на материале новостного субдискурса СМИ. В русле концепции «текста как продукта дискурса» и с опорой на имеющиеся в лингвистике модели предлагается текстоцентрическая модель дискурса. Текст в данной модели представлен в четырех измерениях дискурсивной среды - интенциональном, референциальном, когнитивном и лингвистическом. Границы и содержание этих измерений определяются институциональными и имманентно-речевыми параметрами дискурса. В статье намечены также перспективы применения данной модели в лингвостилистике.

Ключевые слова: дискурс, текст, моделирование дискурса, текстоцентрическая модель дискурса.

TEXT IN THE FOUR-DIMENSIONAL SPACE OF DISCOURSE

Andrej A. Negryshev (Stoletovs Vladimir State University)

In this paper the author tries to model the discourse-text relations based on materials of news media subdiscourse. In line with the concept of "text as a product of discourse" and relying on the existing linguistic models the text-centered model of discourse is proposed. The text in this model is represented in four dimensions of the discursive space - intentional, referential, cognitive and linguistic ones. The bounds and contents of these dimensions are determined by the institutional and immanent-speech parameters of discourse. Also the prospects of application of this model in linguo-stylistics are outlined.

Key words: discourse, text, modeling of discourse, text-centered model of discourse.Вводные методологические замечания

Исследования дискурса, широко развернувшиеся в последние полвека, составляют на сегодня влиятельное междисциплинарное направление. Об интенсивности его развития достаточно свидетельствуют аналитические обзоры, по объему и характеру решаемых задач являющиеся самостоятельными законченными исследованиями (см. напр.: Йоргенсен, Филлипс 2008; Тичер и др. 2009; Кибрик, Паршин 2016; Петрова 2003). Приводимый в одной из таких работ перечень обобщающих трудов, справочников и учебных пособий по дискурсу за период 1980-1990 гг. включает в себя около десятка источников (Кибрик, Паршин 2016). Варианты наименования данного направления также довольно многообразны: дискурс-анализ, дискурсивная лингвистика, дискурс-лингвистика, лингвистика дискурса, дискурсология. Из последних концептуальных исследований, содержащих также проблемно-библиографические обзоры, можно выделить работы М. Л. Макарова (2003), В.И. Карасика (2004), Ю.Е. Прохорова (2006), В.Г. Борботько (2007), Е.В. Сидорова (2008), В.Е. Чернявской (2013), Т. ван Дейка (2013) и др.

Следует, однако, заметить, что междисциплинарность, объективно свойственная дискурсологии, имеет определенные ограничения в своих объяснительных возможностях. Дело в том, что каждая дисциплина выделяет в изучаемом объекте только свой определенный предмет, опираясь на собственные представления о его сущности; знания же об объекте, выработанные другими дисциплинами, приобретают «подчиненный» характер, встраиваясь в описание на уровне эмпирии и отдельных методик. Иными словами, любая методологическая система, претендующая на междисциплинарность, вынуждена либо опираться на определенную «внутридисциплинарную» концепцию в качестве системообразующей, либо механически объединять разнородные теории, утрачивая при этом свою системную гомогенность.

Эти методологические трудности признают и ведущие теоретики дискурс-анализа. Так, в частности, один из основоположников школы критического дискурс-анализа (КДА) Т. А. ван Дейк, отмечает, что «до сих пор на повестке дня остаются многие детали междисциплинарной теории КДА, которые позволили бы связать дискурс и действие с познанием и обществом» (Дейк 2013: 126). В этой связи в отношении дискурс-анализа уместнее было бы говорить лишь о подходах к объекту с позиций тех или иных дисциплин, а не об универсальной теории, интегрирующей в себе различные научные направления. Что касается лингвистики, то ее подходы к дискурсу вырабатывались главным образом в недрах лингвистики текста, объект которой зачастую с трудом можно развести с объектом дискурс-анализа. Неслучайно в большинстве работ по дискурсу отдельный раздел всегда посвящен соотношению этих двух понятий - текст и дискурс.

С учетом вышесказанного актуальной задачей представляется разработка такой лингвистической модели дискурса, которая, с одной стороны, опиралась бы на уже имеющиеся в лингвистике процедуры, ориентированные непосредственно на «фактуру» текста в ее эмпирической данности, а с другой - позволяла бы максимально учесть данные смежных с лингвистикой научных дисциплин, генерирующих знание о дискурсивной среде, в которой порождается каждый конкретный текст.

Именно такого рода модель мы попытаемся предложить ниже, предварительно обозначив ее концептуальные истоки и рассмотрев наиболее известные из уже имеющихся в лингвистике моделей.

О концепциях дискурса

текст дискурс моделирование

Как отмечалось выше, на сегодня существует множество концепций дискурса, разработанных в ряде школ и направлений дискурс-анализа. В книге С. Тичера и его коллег приводится подробная «карта методов и теорий», наглядно демонстрирующая это многообразие (Тичер и др. 2009: 85), однако, как следует из содержания самой книги, абсолютное большинство этих методов относятся к анализу текста. Менее дробная классификация представлена в работе М. В. Йоргенсен и Л. Филлипс (2008), где описаны три наиболее влиятельные концепции дискурс-анализа: теория Лакло и Муфф, критический дискурс-анализ и дискурсивная психология.

В. Е. Чернявская приводит культурноисторическую классификацию концепций дискурса, выделяя три национальные исследовательские традиции: англоамериканскую, французскую и немецко-австрийскую (Чернявская 2013: 105-112). Также А. А. Кибрик и П. Б. Паршин выделяют «три основных класса употребления термина «дискурс», соотносящихся с различными национальными традициями и вкладами конкретных авторов» (Кибрик, Паршин 2016). К первому классу относятся «собственно лингвистические употребления этого термина» в значениях речь, текст, диалог, «вписанные» в коммуникативную ситуацию с социальным (и психологическим) содержанием. Дискурс во втором понимании - это «стилистическая специфика плюс стоящая за ней идеология», т. е. какие-то и чьи-то «дискурсивные практики» как «коммуникативное своеобразие субъекта социального действия» (там же). И наконец, в третьем понимании дискурсом называется «особый идеальный вид коммуникации, осуществляемый в максимально возможном отстранении от социальной реальности, традиций, авторитета, коммуникативной рутины и т. п. и имеющий целью критическое обсуждение и обоснование взглядов и действий участников коммуникации» (там же).

В отечественной лингвистической традиции наибольшее распространение получило понимание дискурса как «речи, погруженной в жизнь» (Н. Д. Арутюнова): дискурс - это «речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)» (Арутюнова 1990: 136-137) (ср. с «первым классом понятий» по: Кибрик, Паршин 2016). В развернутом виде дефиниция дискурса в данном понимании представлена В. Е. Чернявской: «Под дискурсом следует понимать текст(ы) в неразрывной связи с ситуативным контекстом: в совокупности с социальными, культурно-историческими, идеологическими, психологическими и др. факторами, с системой коммуникативнопрагматических и когнитивных целеустановок автора, взаимодействующего с адресатом, обусловливающим особую - ту, а не иную - упорядоченность языковых единиц разного уровня при воплощении в тексте» (Чернявская 2013: 117).

Большинство исследователей данного направления, концептуально очень близкого традиции критического дискурс-анализа (Н. Фэйрклаф, Р. Водак, Т. ван Дейк и др.), отмечают двойственную природу дискурса, а именно - динамичность коммуникативного процесса и статичность текста как результата этого процесса (Кубрякова, Александрова 1997: 19) Ср. понимание в традиции КДА (критического дискурс-анализа): «дискурс - это одновременно и процесс языковой деятельности, и ее результат (=текст)» (Кибрик, Плунгян 2002: 307).. Тем самым текст в рамках данного подхода рассматривается «скорее как продукт, чем процесс, - продукт процесса производства текста» (Ба1гс1о^Ь 1989: 24). По выражению Е.С. Кубряковой (2001), текст «создается в дискурсе и является его детищем».

На первый взгляд, тексту в данной концепции отводится подчиненное положение по отношению к дискурсу («результат», «продукт», «детище»). Вместе с тем исследовательская практика показывает, что дискурс «вне текста» как бы «ускользает» от лингвиста, «теряясь» в своем предмете между трудноуловимыми социальными, культурными, индивидуально-психологическими и другими факторами. В итоге исследователь-лингвист возвращается к тексту в поисках «отпечатков» дискурса и движется в своем поиске от текста к дискурсивному контексту. Таким образом, методология «лингвистического» подхода к тексту как к «продукту» дискурса строится на следующих основаниях: объект исследования - текст, предмет исследования - дискурсивно обусловленные элементы текстовой структуры. Соответственно, лингвистическая модель дискурса должна, на наш взгляд, отвечать следующим требованиям: 1) учитывать двойственную статически-динамическую природу дискурса; 2) отражать центральное положение текста в структуре дискурса; 3) содержать в себе иерархию лингвистических / нелингвистических категорий, позволяющую выделить в тексте производные от дискурсивного контекста явления.

Основания, узловые компоненты и варианты конфигурации такого рода модели так или иначе просматриваются в ряде концепций, известных в теории коммуникации и функциональной стилистике.

Из истории моделирования дискурсивно-текстовых отношений

В истории осмысления дискурсивных процессов значительную роль сыграла схема «речевого события», или «акта речевого общения», предложенная Р. О. Якобсоном. Изначально она была разработана в русле функциональной стилистики для описания функций языка и получила широкое распространение в теории коммуникации как модель структуры коммуникативного акта. Графический вид данной модели в русскоязычном издании статьи Р. О. Якобсона (1975: 198) отличается от ее представления в оригинале на французском языке, причем в исходном варианте она выглядит более прозрачной в плане иерархии компонентов коммуникативного события и места «сообщения» в его структуре. Приведем здесь эту франкоязычную версию по пособию В. Б. Кашкина (2000: 30) (рис. 1), сопроводив ее далее пояснениями Р. О. Якобсона по русскоязычному изданию Замена терминов destinateur на addresser и destinataire на addressee в разных версиях модели не представляется существенной, поскольку не затрагивает содержание понятий адресант - адресат..

Рис. 1. Модель Р О. Якобсона

«Адресант (addresser) посылает сообщение адресату (addressee). Чтобы сообщение могло выполнять свои функции, необходимы: контекст (context), о котором идет речь (в другой, не вполне однозначной терминологии, “референт”=referent); контекст должен восприниматься адресатом, и либо быть вербальным, либо допускать вербализацию; код (code), полностью или хотя бы частично общий для адресанта и адресата (или, другими словами, для кодирующего и декодирующего); и наконец, контакт (contact) - физический канал и психологическая связь между адресантом и адресатом, обусловливающие возможность установить и поддерживать коммуникацию» (Якобсон 1975: 169).

Представляется, что в таком виде данную схему можно считать первой текстоцентрической моделью дискурса, где сообщение (а по сути - текст) вписано как в коммуникативные отношения между адресантом и адресатом, так и в ситуационные условия порождения / восприятия высказывания, включающие в себя контекст, контакт и код. Заметим, что контекст (референциальная функция) в схеме разведен по вертикали с контактом и кодом. На наш взгляд, это вызвано тем, что их «участие» в коммуникативной ситуации принципиально различно: если контакт и код находятся полностью в сфере взаимодействия субъектов коммуникации, то референтная ситуация (в терминологии Якобсона контекст) существует объективно, независимо от их воли. Иначе говоря, коммуниканты (в первую очередь адресант) вольны выбрать средства кодирования (код) и способ передачи (контакт) информации о ситуации действительности, но они не «властны» над самой действительностью, если не считать такой «властью» ее вольное или невольное вербальное преобразование. По сути, мы имеем дело здесь с двумя видами контекста: предметным (собственно contexte по Якобсону) и коммуникативным (contact и code), однако, если принять во внимание все вертикальные и горизонтальные связи сообщения в схеме Якобсона, то его модель можно считать четырехмерной.

Рис. 2. Модель И. П. Сусова

Существует множество модификаций модели Якобсона, разбор которых мог бы стать предметом отдельного исследования. Укажем лишь на модель И. П. Сусова (2005) (см. рис. 2), в которой контекст заменен на «предмет сообщения», контакт на «сигнал», а адресант - адресат представлены соответственно как «отправитель (передатчик) - получатель (приемник)». Автор делает также попытку показать динамику коммуникативного процесса с помощью стрелок и прямых линий, связывающих компоненты модели. Именно это представляется нам важным в данной схеме в плане фиксации динамичности дискурса, равно как уточнение наименования компонента «предмет сообщения», который в схеме Якобсона обозначался как контекст.

Рис. 3. Модель К. Бюлера

Другой классической моделью, получившей распространение в теории коммуникации и в когнитивистике, является модель органона К. Бюлера (см. рис. 3) (Бюлер 1993: 34). Как и модель Якобсона, данная модель исходно была нацелена на экспликацию функций языка с тем только отличием, что Бюлер рассматривал язык как знаковую систему и сам текст квалифицировал как знак. Значимость данной модели для понимания дискурса трудно переоценить: здесь знак (3) (в нашем случае текст) вписан в центр триады «отправитель - получатель - предметы и ситуации», т. е. выступает посредником между отправителем и получателем относительно некоторого фрагмента действительности. Отношения между компонентами коммуникативного акта и вытекающие из них функции языковых знаков выражены в когнитивных терминах.

Эту модель с полным основанием можно назвать трехмерной, что наглядно подкрепляется также ее графическим представлением. И тем не менее для передачи полноты дискурсивных отношений данной модели недостает факторов, связанных с коммуникативным контекстом (ср. контакт и код у Р. О. Якобсона).

Рис. 4. Интерактивная структура речевой коммуникации (Е. В. Сидоров)

Моделью акта речевой коммуникации, разработанной в русле собственно дискурсивных исследований, является схема Е. В. Сидорова (2008: 18, 76) (см. рис. 4). «Каркас» коммуникативной ситуации здесь традиционно представлен тремя компонентами (отправитель - текст - реципиент), формализованными в символах КД1 (коммуникативная деятельность отправителя), Т (высказывание, дискурс) и КД2 (коммуникативная деятельность реципиента). Как видим, сам дискурс здесь отождествляется с текстом, выступая как один из его терминологических вариантов наряду с высказыванием. КД1 и КД2 вписаны в более широкие области Д1 и Д2 - деятельность (неречевая) соответственно отправителя и реципиента, а текст соотнесен помимо коммуникантов с условиями коммуникации. В модели присутствует и референтная ситуация (ср. с «предметами и ситуациями» в модели К. Бюлера), однако она включена только в интеракцию с отправителем и реципиентом, не будучи напрямую связанной с текстом (дискурсом). Именно эта «оторванность» текста от референтной ситуации оставляет модель в пределах «трехмерного пространства» отправителя, реципиента и условий коммуникации. Кроме того, отождествление текста и дискурса выводит эту модель за пределы рассматриваемой концепции текста как продукта дискурса: если дискурс - это только само высказывание, то весь контекст (условия коммуникации, коммуникативная деятельность участников, референтная ситуация) оказываются за его пределами, т. е. дискурс в данной модели - это только «продукт», но не «процесс».

Рис. 5. Модель Н. Фэйрклафа (1989)

И обратимся еще к одной модели, разработанной классиком критического дискурс-анализа Норманом Фэйрклафом (Fairclough 1989: 25) (см. рис. 5). Эта модель формализует концепцию текста как продукта дискурса и обозначена автором как «discourse as text, interaction and context» (дискурс как текст, коммуникативное взаимодействие и контекст) (Fairclough 1989: 25). В соответствии с указанными «тремя измерениями дискурса» (three dimensions of discourse) Фейрклаф выделяет также три измерения, или уровня (stages) критического дискурс-анализа - описание (discription), интерпретацию (interpretation) и объяснение (explanation) (там же: 26).

Уточненную и более развернутую схему «трех измерений дискурса» и «трех измерений дискурс-анализа» он приводит в работе (Fairclough 1995: 98) (см. рис. 6), где общая конфигурация сохранена, но термин interaction заменен на discourse practice, а social conditions ... в плоскости context обозначены как sociocultural practice (situational; institutional; societal). Таким образом, текст оказывается концентрически вписан в две плоскости - дискурсивной и социокультурной практики, при этом в социокультурную практику он включен на уровне «непосредственной ситуации, более широкого института или организации и на социальном уровне» (там же: 97).

Рис. 6. Модель Н. Фэйрклафа (1995)

Отметим существенный момент для понимания концепции Фэйрклафа: несмотря на положение текста внутри этих двух плоскостей, автор говорит о трех измерениях, и позднее данная модель закрепилась в дискурсологии именно как трехмерная модель дискурса (ср. Йоргенсен, Филлипс 2008: 120121). Это кажущееся противоречие снимается тем, что текст рассматривается Фэйрклафом на самом деле не внутри измерений дискурса, а как одно из таких измерений (см. выше название и описание его первой схемы), т. е., по сути, сам текст является и «продуктом» дискурса, и его «измерением».

Строго говоря, данную модель вообще затруднительно квалифицировать в категориях «-мерности» - она построена по другому принципу - иерархического включения одного явления в другое. Сам же текст непосредственно оказывается включенным только в дискурсивную практику, состоящую из двух компонентов, поэтому мы все-таки склонны квалифицировать модель Н. Фэйрклафа как двухмерную.

В обобщение приведенных выше моделей можно констатировать, что все они учитывают в той или иной форме адресанта и адресата как акторов коммуникативного процесса, но по-разному отражают включенность текста в дискурсивный контекст. Сам состав этого контекста варьирует в пределах четырех компонентов, передаваемых различными терминами: 1) социальные условия (социокультурная практика, контекст); 2) предмет сообщения (предметы и ситуации, контекст, референтная ситуация); 3) контакт (условия коммуникации, сигнал, коммуникативное взаимодействие, дискурсивная практика); 4) код. Другими словами, текст включен в четыре типа отношений: адресант ^ текст, текст ^ адресат, текст ^ предметная ситуация, текст ^ язык.

Текстоцентрическая модель дискурса

Наша модель была разработана на материале новостных медиатекстов - одного из видов так называемых утилитарных текстов, типологически противопоставленных текстам художественной литературы. Удобство для исследования утилитарных новостных медиатекстов в том, что при относительной прозрачности и клишированное™ своей структуры они максимально плотно привязаны к дискурсивной среде, в которой они порождаются и «живут». Возможно, что для других институциональных дискурсов модель будет выглядеть иначе, однако осмелимся предположить, что ее ключевые параметры имеют универсальный характер и применимы для описания различных дискурсивных типов текстов.

Итак, дискурс в обозначенном выше понимании - это совокупность текстов общей функциональной направленности и сходной структурно-семантической организации, обусловленной особенностями их порождения и восприятия в определенном институциональном контексте. Нет текстов вне дискурсов, равно как нет дискурсов без текстов, хотя один и тот же текст может порождаться и восприниматься на пересечении разных дискурсов. Понятие «институциональный» мы используем в широком смысле, не ограничиваясь институтами как организационными формами социальной практики - институциями, но имея в виду некоторые сложившиеся конвенциональные формы социального взаимодействия. Например, понятие новостной дискурс предполагает как наличие определенных институций, занятых производством и распространением новостей, так и существование неких «неписаных», и лишь отчасти формализованных норм и правил, регулирующих процессы производства, распространения и потребления «продуктов» этого дискурса - новостных текстов. Н. Фэйрклаф называет это контекстом - социальными условиями производства и интерпретации текстов, мы назовем это институциональными параметрами дискурса и выведем их в нашей модели за рамки собственно дискурсивной деятельности, поскольку, во-первых, их влияние на процесс создания / потребления текста является во многом опосредованным, и, во-вторых, их содержание выходит за рамки лингвистики и не поддается описанию в терминах того или иного раздела языкознания.

Далее необходимо развести понятия собственно дискурса и дискурсивной среды. Если первое (дискурс) это в упрощенном виде текст + контекст, то второе (дискурсивная среда) - это только контекст как совокупность параметров, «стандартов» текстовой деятельности, определяющих как принципы порождения / восприятия текста, так и его структуру. Или иначе: если дискурс - это процесс + результат (текст), то дискурсивная среда - этот только процесс. В то время как «вынесенные за рамки» институциональные параметры дискурса являются по отношению к нему как бы внешними, сам дискурс непосредственно регулируется внутренними - имманентно-речевыми параметрами, составляющими содержание дискурсивной среды.

Институциональные параметры определяют «рамочные условия», своего рода «вертикальный контекст» всей рече-текстовой деятельности в той или иной институциональной сфере, имманентно-речевые - задают способ реализации отношений между компонентами этой деятельности: текстом, предметом сообщения, субъектом и объектом речи. Так, например, институциональные параметры новостного и в целом массмедийного дискурса включают в себя следующие группы: социальные - регуляция социальных отношений и представлений через формирование общественного мнения, культурно-мировоззренческие - сохранение либо изменение культурных норм, мировоззренческой парадигмы и картины мира, коммуникативные - установление и поддержание доверия к отправителю информации со стороны реципиента в целях обеспечения маркетингвовой устойчивости медиапредприятий, семиотические - подчинение планов выражения и содержания техническим и психологическим условиям массовой коммуникационной среды.

Институциональные параметры дискурса, как было отмечено выше, не входят непосредственно в сферу компетенции лингвистики, а составляют предмет социологии, культурологии, коммуникативистики, семиотики и других дисциплин. Тем не менее они оказывают решающее влияние на содержание имманентно-речевых параметров, которые и составляют предмет собственно лингвистического исследования. Это интен- циональные, референциальные, когнитивные и лингвистические параметры, задающие своего рода «измерения» текста, в которых он существует в дискурсивной среде. Интенциональное измерение (отправитель информации - текст) отражает «требования» к тексту, точнее к его автору со стороны социального института, группы, корпорации, «заказывающей» текст и обеспечивающей его функционирование в данном типе дискурса. В нашем случае это медиакорпорации, определяющие содержание и ценностные ориентации новостного дискурса в целом и каждого отдельного новостного текста - в частности. Референциальное измерение (предмет сообщения - текст) включает в себя отношения по линии «событие действительности - содержание текста» и составляет основание так называемой «фактуры» текста. Когнитивное измерение (текст - получатель информации) представляет собой область когнитивной активности получателя информации - его тезаурус, коммуникативные ожидания и механизмы восприятия, которые учитываются автором при порождении текста. Поясним, что включение в когнитивное измерение только реципиента вовсе не означает, что когнитивная деятельность не свойственна и автору, речь идет лишь о такой расстановке акцентов, которая позволяла бы разграничить в текстовой деятельности параметр «корпоративных требований» к тексту и когнитивные механизмы его обработки реципиентом. Иными словами, для автора когнитивная деятельность подчинена интенциям со стороны социального института, у реципиента же интенции «размыты» - их направленность во многом зависит от когнитивной реакции, вызываемой текстом, которая, в свою очередь, является в той ли иной степени «запрограммированной» отправителем информации. И, наконец, собственно лингвистическое измерение (текст - язык) определяет пределы варьирования структуры текста на макро- и микроуровнях за счет того, что в каждом типе дискурса выработаны свои определенные модели текста со «стандартным набором» используемых в них лингвостилистических средств.

Итак, текст порождается и существует в четырехмерном пространстве дискурсивной среды: лингвистическом, интенциональном, когнитивном и референциальном измерениях. Графически текстоцентрическую модель дискурса можно представить в виде текста, «погруженного» в четыре измерения дискурсивной среды, ограниченной «извне» институциональными параметрами дискурса и заполненную «изнутри» параметрами имманентно-речевыми (см. рис. 7).

Рис. 7. Текстоцентрическая модель дискурса

Тетраэдр, в форме которого изображен текст, неизбежно «скрывает» от наблюдателя одну из своих граней. В нашей схеме этой «скрытой гранью» (к ней ведет пунктирная часть стрелки) мы обозначили ту, которая соприкасается с предметом сообщения (референциальное измерение). Дело в том, что референциальное измерение в отличие от остальных имеет статический характер, поскольку отношение «действительность - текст» является свойством самого текста как «продукта» дискурса, в то время как интенциональное, когнитивное и языковое измерения отражают динамику порождения текста в дискурсе. Поясним это с помощью метафор «силы» и «материала» дискурса. Внеязыковая действительность представляет собой экстралингвистический недискретный материал, который проходит «обработку» в дискурсе под действием его «сил», влияющих на любого автора конкретного текста. То есть некто, порождающий текст, неизбежно вынужден в своей речевой деятельности а) руководствоваться требованиями «корпорации», б) учитывать особенности восприятия и когнитивный тезаурус реципиента, в) опираться на рече-текстовые модели и возможности лингвостилистических средств, закрепленные в системе языка. Тем самым обработка внеязыкового фрагмента действительности: выделение значимых компонентов, расстановка акцентов, выбор средств выражения и т. п. - протекает во взаимодействии целого ряда динамических сил, результатом чего является текст как статическая вербальная «проекция» данного фрагмента действительности. Сама же действительность такой «силой» не является, т. к. не «давит» на создателя текста, «требуя» от него того или иного способа своего отражения.

Кроме того, расположение референциального измерения в невидимой для наблюдателя грани объясняется еще и тем, что данное измерение является наиболее «закрытым» для исследователя-лингвиста: он не может напрямую сопоставить фактографическое содержание текста с самим собы-тием, в то время как для выявления интенций и когнитивных компонентов есть достаточно исследовательских процедур, которые позволяют сделать заключение о степени адекватности отражения действительности в тексте. Речь идет о процедурах лингвостилистического анализа текста, обеспечивающих, с одной стороны, описание текста как лингвистического явления, а с другой - вы-явление в нем структур и механизмов, связывающих его с дискурсивной средой.

Экспликация таких структур и механизмов становится целью дискурсивностилистического анализа текста, рассмотрение которого выходит за рамки данной статьи. Ограничимся лишь перечислением его ключевых направлений, некоторые из которых были намечены нами ранее (Негрышев 2014а; 2014б): 1) описание дискурсивных измерений текста через выявление дискурсивной доминанты текста (направление «дискурсивная среда ^ текст»);

2) описание макроструктуры текста с точки зрения взаимодействия в ней собственно лингвостилистических средств с имманентно-речевыми параметрами дискурса (направление «текст ^ дискурсивная среда»);

3) выявление степени фактографической плотности текста, или его референциального фокуса (направление «действительность ^ текст»).

Таким образом, концепция текста как «продукта» дискурса, будучи формализованной в текстоцентрической модели, позволяет исследовать дискурсивные измерения текста в «досягаемых» для лингвистики пределах междисциплинарности. В свою очередь, для самой лингвистики важно определить место в исследовательском процессе различных ее разделов и направлений, среди которых особая роль принадлежит стилистике. Расширение ее концептуального поля за счет понятий макротекстовой структуры, дискурсивной доминанты текста, референциального фокуса и др. обеспечивает выход на дискурсивный уровень, т. е., по сути, «встраивание» предмета лингвостилистики в исследовательские задачи дискурсологии.

Литература

1. Арутюнова Н. Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь/ Гл. ред. В. Н. Ярцева. - М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 136-137.

2. Борботько В. Г. Принципы формирования дискурса: От психолингвистики к лингвосинергетике. - М.: КомКнига, 2007. - 288 с.

3. Бюлер К. Теория языка: Репрезентативная функция языка / пер. с нем. Общ. ред. Т. В. Буыгиной. - М.: Прогресс, 1993. - 501 с.

4. Дейк ван Т. Дискурс и власть: Репрезентация доминирования в языке и коммуникации / Пер. с англ. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013

5. Йоргенсен М. В., Филлипс Л. Дж. Дискурс-анализ. Теория и метод / пер. с англ. - Харьков: Изд-во «Гуманитарный Центр», 2008. - 352 с.

6. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - М.: Гнозис, 2004. - 390 с.

7. Кашкин В. Б. Введение в теорию коммуникации: Учебное пособие. - Воронеж: Изд-во ВГТУ 2000. - 175 с.

8. Кибрик А. А., Паршин П. Б. Дискурс // Энциклопедия Кругосвет. Универсальная научно-популярная онлайн-энциклопедия. URL: http://www.krugosvet.ru/node/34030. Состояние 09.08.2016.

9. Кибрик А. А., Плунгян В. А. Функционализм // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под. ред. А. А. Кибрика, И. М. Кобозевой, И. А. Секери- ной. - М.: Едиториал УРСС, 2002. - С. 276-339.

10. Кубрякова Е. С. О тексте и критериях его определения // Текст. Структура и семантика. Т. 1. - М., 2001. - С. 72-81. URL: http://www.philology.ru/linguistics1/kubryakova-01.htm.

11. Кубрякова Е. С., Александрова О. В. Виды пространств текста и дискурса// Категоризация мира: пространство и время. Материалы научной конференции. - М.: Диалог-МГУ, 1997. - С. 15-25.

12. Макаров М. Л. Основы теории дискурса. - М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. - 280 с.

13. Негрышев А. А. Дискурс-анализ и стилистика текста: точки пересечения в методологии исследования (на материале новостного медиадискурса) // Дискурс и стиль: теоретические и прикладные аспекты: колл. монография / под ред. Г. Я. Солганика, Н. И. Клушиной, Н. В. Смирновой. - М.: ФЛИНТА: Наука, 2014а. - С. 169-176.

14. Негрышев А. А. Референциальный фокус медиатекста (на материале новостей печатных СМИ) // Стилистика сегодня и завтра. Материалы конференции. Часть II. - М.: Факультет журналистики МГУ, 2014б. - С. 246-249.

15. Петрова Н. В. Текст и дискурс // Вопросы языкознания. - 2003. - № 6. - С. 123-131.

16. Прохоров Ю. Е. Действительность. Текст. Дискурс: учеб. пособие. - М.: ФЛИНТА: Наука, 2006. - 224 с.

17. Сидоров Е. В. Онтология дискурса. - М.: Издательство ЛКИ, 2008. - 232 с.

18. Сусов И. П. Коммуникация и язык // Сусов И. П. Введение в теоретическое языкознание: Электронный учебник. Модификация 2005 г. Модуль 6. URL: http://homepages.tversu. ru/%7Eips/1_06.htm.

19. Тичер С., Мейер М., Водак Р., Ветер Е. Методы анализа текста и дискурса / пер. с англ. - Харьков: Изд-во Гуманитарный Центр, 2009. - 356 с.

20. Чернявская В. Е. Лингвистика текста. Лингвистика дискурса. - М.: ФЛИНТА: Наука, 2013. - 208 с.

21. Якобсон Р.О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против» / под ред. Е.Я. Басина и М. Я. Полякова. - М.: Прогресс, 1975. - С. 193-230.

22. Fairclough N. Critical Discourse Analysis: the Critical Study of Language. -London; New-York: Longman, 1995. - 265 p.

23. Fairclough N. Language and Power. - London; New-York: Longman, 1989. - 259 p.

Размещено на Allbest.ru