ПРЯ читателя со словарником (по маргиналиям XVІ в.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Московский городской педагогический университет

ПРЯ читателя со словарником (по маргиналиям XVІ в.)

THE READER'S DEBATE WITH THE DICTIONARIST

(ON THE MARGINALIA OF THE XVI CENT.)

Шаповал В. В.

Shapoval V. V.

Аннотация

словарь маргиналия тематика

Рассматривается 12 маргиналий, принадлежащих одному читателю латинско-польско-немецкого словаря 1550 г., вступившему в эмоциональную полемику с автором словаря относительно правомерности выбора ряда польских слов, в частности, медицинской тематики. Для истории русской лексики особенно ценна маргиналия kamcza как точная в плане развития вторичного значения семантическая параллель к древнерусскому камчугъ (канчук) `кнут' > `желудочный спазм'.

Ключевые слова: ранние латинско-славянские словари, маргиналии, лексическая норма, критика словаря.

Abstract: The article comprises analysis of 12 marginalia, belonging to one reader of the Latin-Polish- German dictionary of 1550, who entered into a debate with the dictionary's author concerning of his choice of some Polish words, in particular, medical terms. Marginal glossae from a copy of the Latin-German-Polish dictionary of 1550 propose some substitutes: swadzba `wedding' > modern wesele; obsolere terms zeniuch, mioducha >pan miody `bridegroom', panna mioda `bride'; niezyt `catharrus' > katar, ryma; Czech strzewna dna `colica, tumor' > modern kolka; genuine Polish rzuc(z)awka `epilepsia' > modern kaduk; taken from a Czech dictionary wodnocielny `hydropic' > opuchiy; krupa `groats' > kasza `groats, porridge', etc. A marginal note kamcza is valuable for the history of Russian vocabulary as a semantic parallel to kamchug (kanchuk) `whip' > `tumor ventri'. A glossa to phtiri<a>sis is wrong: sucho\ty, bia\znie `phthisis, fool' instead of phthiriasis `pediculosis'. It was also repeated by mistake near the entry panis militaris `mercenary's bread'. Strong criticism toward the dictionary's author often expressed by the rude term of addressing biazen `fool' in the vocative case.

Keywords: early Latin-Slavic dictionaries, marginalia, lexical norm, dictionary criticism.

Общение читателя с автором словаря иногда носит не вполне односторонний характер. Свое несогласие или просто дополнения к словарю читатель (чаще владелец) может не только высказывать в устной форме окружающим, но и оставлять на полях издания. Скорее всего, эти маргиналии не доходят до автора словаря, но они указывают на потребность активно дополнять, а порой и исправлять словарь. Даже не имея возможности вступить напрямую в полемику, автор маргиналий символически взаимодействует со словарником, даже в каком-то смысле ведет с ним односторонний (зачастую эмоциональный) диалог, как и авторы маргиналий на полях сочинений других жанров. Как и всякое металингвистическое общение, такой диалог посредством маргиналий проходит по определенным правилам и требует от стороннего наблюдателя реконструкции коммуникативной ситуации. В самом общем виде можно констатировать, что у читателя могут складываться самые разные отношения со словарем: от полного игнорирования дововлеченного несогласия.

Целенаправленное игнорирование словаря почти невозможно отличить от пропуска по причине недостаточной информированности. Приведем пример явно сознательного пропуска. Проф. Ян Квичала (1834-1908) в своем ответе проф. Я. Герауэру упрекал его в недостаточном охвате источников: «U klassickych filologh by neco podobneho, jako se zde objevuje, nebylo mozno. Pan prof. Gebauer naprosto ne pouzil k excerpovam slovmku Vodnanskeho (jemu v knihovne Musejri pfistupneho)» [6. С. 8] <У классических филологов нечто подобное тому, что здесь обнаруживается, было бы невозможно. Г-н проф. Гебауер просто не использовал в выборке словарь Воднянского (доступный ему в библиотеке Музея)>. Речь идет о Музее на Вацлавской площади в Праге и вовсе не о рядовом издании, а всё-таки о первом известном печатном латинско-чешском словаре 1511 г. [11. С. 103-104; 1. С. 53], который нельзя не признать содержательно интересным и даже уникальным во многих отношениях. В этом случае усматривался преднамеренный отказ от использования издания. Потому понятна и эмоциональная реакция Я. Квичалы. И очень жаль, конечно, что такое решение не было объяснено самим Я. Гебауэром. Это тоже могло быть существенным.

Однако чаще словарь вызывает пристальное внимание читателей. Их непосредственная реакция нередко выливается на полях издания в те или иные замечания. Эта форма письменного диалога в чем- то ущербна, поскольку по преимуществу является односторонней. Автор словаря обычно не может ответить на реплики читателя, оставленные в одномиз экземпляров словаря, да и вряд ли узнает о них. Кроме того, сам по себе этот источник довольно коварен, как и большинство источников личного происхождения. С одной стороны, владельческие и читательские маргиналии чрезвычайно ценны для нас как отражение непосредственной реакции pro domo sua. С другой стороны, интерпретация таких маргиналий как записей, адресованных себе или близкому кругу, требует комплексной реконструкции коммуникативной ситуации. Без этого невозможно говорить о понимании сообщения. Кроме того, конечно, нельзя сбрасывать со счетов факторы, которые затрудняют полноценную интерпретацию этих записей, оставленных для себя: обычно неясно, через сколько лет после выхода словаря в свет сделаны приписки; далеко не простым оказывается иногда даже вопрос о надежной идентификации представленного в маргиналиях славянского языка; не всегда запись читается и даже не всегда доступна в полном виде из-за позднейшей обрезки полей экземпляра издания. В силу этого наличие 12 читаемых маргиналий, принадлежащих одному и тому же пользователю и даже оставленных, скорее всего в один день, следует признать уникальным. Не так много подобных памятников живой критики славянского словаря (критики во всех смыслах) дошло до нас от XVI в.

В самом общем виде marginalia как форма диалога с автором словаря могут быть лишь довольно условно поделены на дополнения и возражения по первичной читательской интенции. Граница между ними не всегда может быть ясно определена, поскольку интенция, как и любой умысел, нередко оказывается не в полной мере доказуемой. В качестве примера безоценочного пользовательского дополнения укажем на рукописные вставки в анонимный латинско- чешско-немецкий словарь 1513 г. (по фотокопии экземпляра библиотеки в Познани).

Глоссы далее приведены курсивом, а цитаты из печатных словарей - прямым шрифтом. Для сопоставительных целей и удобства читателя в марровских кавычках внутри цитат приведены толкования по-русски (например, `свадьба') и другие современные эквиваленты. Графика издания и рукописных маргиналий упрощена.

Типичная глосса из словаря 1513 г. не содержит третьего (немецкого) компонента: Tardiьola CzajKa `чайка' [3. Л. 6г]. Возможно, это и не `чайка', как считал автор приписки, а меньшая по размерам птица, поскольку редкий орнитоним Tardivola (букв. `поздно летающая'), обнаруженный нами только в указателе Бонапарте, был отнесен им предположительно к роду «Emberizoides?» (тиранновые овсянки) семейства «Fringilunae» (вьюрковые) [4. С. 52]. Эта приписка, как и ряд других, свидетельствует о том, что экземпляром активно пользовался, видимо, чех (точно славянин), для которого не так важно было переводить дополнения на немецкий, хотя сам словарь был трехъязычным.

Рассмотрим далее, в качестве редкого примера явно выраженной полемики читателя с автором словаря, ряд маргинальных глосс из экземпляра латинско-немецко-польского словаря 1550 г. [10. Л. 40r-43r] из экземпляра той же библиотеки. Этот словарь возник под заметным влиянием вышеупомянутого словаря 1513 г. [3], что отмечается рядом исследователей [11. С. 85]. Глоссы (за исключением одной, которую мы не рассматриваем) выполнены одним и тем же энергичным почерком, они разбросаны по нескольким страницам в конце словаря. Видимо, если бы неизвестный автор маргиналий прочел и аннотировал в своем стиле весь словарь, мы бы имели уникальный черновик словарной рецензии, но он ограничился относительно небольшим фрагментом.

Представим весь материал с нашими комментариями, но сначала дадим необходимое пояснение об особенностях структуры данного словаря. Он построен по тематическому принципу, как большинство учебных словарей того времени. Однако внутри разделов латинские слова уже довольно старательно расставлены по алфавиту.

Первые три глоссы касаются матримониальной тематики:

«Nuptie `свадьба' hochczeyt Swadzba Wesele | biaz<nie>» [10. Л. 40r].

Как видим, глосса предлагает в качестве альтернативы польское wesele вместо общеславянского архаизма swadzba `biesiada, uczta, wesele | пир, торжество, свадьба' [13] и содержит негативное обращение к автору словаря (biazen `шут, дурак' в звательном падеже), повторяемое и далее в ряде случаев. Это обращение к недоступному лексикографу выдает живую эмоцию, с которой автор маргиналий читал словарь. Очевидно, его переполняло негодование по поводу неудачных польских эквивалентов ряда латинских слов. Выбор лексикографа мог быть обусловлен в ряде случаев влиянием чешского образца. Нельзя исключить и того, что он комментировал эти места вслух и оставлял на полях лишь краткую версию корректирующего дополнения. Именно неподдельная чистота живого чувства в данном случае говорит и об искренности металингвистических переживаний, по случаю выплеснувшихся на поля экземпляра словаря.

«sponsus `жених' breut[i]gam Zeniuch miody P.» [10. Л. 40v].

Глосса miody P. `жених' соответствует современному польскому pan miody, используемому в том же значении наряду с narzeczony; это слово также предлагается вместо вероятного архаизма zeniuch. Суффикс идентичен русскому в пастух, петух, питух, подсолнух и под.

«sponsa `невеста' brnuth <sic!> mloducha P. mioda» [10. Л . 40v].

Глосса P. mioda соответствует современному польскому panna mioda, используемому в том же значении наряду с narzeczona; это слово предлагается вместо вероятного архаизма. Запись brnuth, видимо, читается *bruuth, ср. в сводном латинско-немецком словаре неполный ряд вариантов написания, завершающихся авторским «и т. д.»: sponsa - brud, brut, «etc.» [5. С. 346].

Оба слова zeniuch и mioducha в качестве редких словообразовательных архаизмов с -uch- с теми же латинскими толкованиями и с отсылкой не непосредственно к словарю 1550 г., а к историческому обзору польских старопечатных словарей И. Лопациньского [8] приводил Я. Лось в истории польского словообразования [9. С. 94].

Далее следуют 7 глосс, касающихся медицины. Их заметное количественное преобладание позволяет говорить о преимущественной сфере интересов автора маргиналий, даже можно с известной долей правдоподобия представить себе этого человека как рассерженного доктора.

«Calculus `камешек (в том числе и почечный)' reysensteyn rzezawka kamcza» [10. Л. 40v].

Глосса kamcza `плеть' предлагается в качестве замены, возможно, показавшегося читателю словаря неудачным слова rzezawka `резь', хотя оно формально очень точно соответствует немецкому *ReiЯenstein, от глагола reiЯen `рвать' + Stein `камень'. Оно же именно как вариант медицинского термина представлено в словаре С. Б. Линде: «RZEZAWKA, *RZAZAWKA <...> ob. Rzezаczka», «RZEZ^CZKA, niemoc, gdy kto nie moze wody puszczac, firanguria» [7. С. 174] <«RZEZAWKA, *RZAZAWKA <...> см. Rzezаczka», «RZEZ4CZKA, болезнь, когда кто-то не может испускать мочу, firanguria>. Отметим, что близкое название плети в русском камчугъ (канчук) также первоначально было отмечено в медицинском значении ` tumor ventri' [2. С. 176]. Здесь примечательно, что два варианта одного тюркизма развили одинаковые вторичные значения и образуют чрезвычайно точную семантическую параллель. А удивительно то, что словари единодушно в первую очередь обратили внимание на вторичное значение.

«Carcinoma `рак' krebs Cancer Rak» [10. Л. 40v]. В глоссе добавлен латинский перевод греческого названия той же самой болезни. Он стоит после немецкого слова. Трудно сказать, касалось ли это дополнение только немецкого перевода или всего ряда.

«Catharrus `насморк' haubtflus Niezyt Katar | zyma» [10. Л. 40v].

К польскому Niezyt добавлен синоним Katar и (с замазанной первой буквой) zyma `зима; холод' или, скорее всего, ryma `насморк'. Немецкое соответствие значит буквально `течение из головы'. Наряду с современным польским названием простуды Niezyt вспоминается украинское нежить и белорусское нежыць. Примечательно, что глосса предлагает книжные синонимы к распространенному в регионе народному названию простуды, однако автор не получает в данном случае обычной негативной оценки. Из этого следует, что не все глоссы были оставлены в качестве опровержения, иногда речь шла лишь об альтернативном термине.

«Colica `колика' Darmyecth strzewna dna kolk<a>» [10. Л. 40v].

Здесь «strzewna dna» точно повторяет чешское: «strzewni dna `кишечные спазмы' darmgicht» [3. Л. 9r]. В глоссе обычное польское kolka предлагается вместо вероятного богемизма. В немецком также ср. близкие названия: darm-gegicht (-vergicht) `колика' [5. С. 99-100].

«Epilepsia `эпилепсия' Falend scuch `die fallende Sucht' Rzuczawka Kaduk.» [10. Л. 40v), отчасти повторяет: «Caducus `падучая' paduczi nemotz falsucht» [3. Л. 9r]. В глоссе представлено современное польское kaduk. Иначе у Линде: «RZUCAWKA, -i, z, choroba, S. Walentego niemoc» [7. С. 176] <болезнь св. Валенты>.

«H Jdropicus `отечный' wassersuchtig wodnocielny opuchiy Jnflatio `раздутость' zuffblasung Opuchlnosc blazni<e>» [10. Л. 41r].

Глосса располагается на двух строках: «opuchiy | blazni<e>» Она предлагает польское opuchiy `опухлый' вместо вероятного богемизма и дает уже привычную негативную оценку автору словаря. По всей видимости, замена относится к «Jdropicus wassersuchtig wodnocielny», к латинскому слову правильно приписано начальное H-, хотя далее i на y не исправлено. Здесь наблюдается точное соответствие со словарем 1513 г.: «Jdropicus wodno telny wassersuchtig» [3. Л. 9r]. Но не так в следующей строке «Jnflatio aussblasung `Aufblasung' Opuchlnosc» [10. Л. 40v], где нет совпадений с чешским и немецким соответствиями из словаря 1513 г.: «Jnflatio wotok `отёк' geschwulst» [3. Л. 9r].

«phtirisis `педикулёз, фтириаз' Leusse sucht wssywica sucho\ty, bia\znie» [10. Л. 41v].

Глосса к «phtiri<a>sis Leusse sucht wssywica» [10. Л. 41v] располагается на трех строках: sucho\ty, bia\znie `чахотка, дурень'. Размашистый почерк и обычное негативное обращение к автору словаря свидетельствуют об эмоциональном состоянии автора глоссы. Однако он и сам в данном случае ошибся, перепутав два паронимичных термина: не вполне правильно записанное phthiriasis `педикулёз' и phthisis `туберкулёз, чахотка'.

«pa.[nis] militaris `хлеб воинский' Herrbroth `хлеб хозяина' woienny chleb such...\ bla...» [10. Л. 43r].

Строка panis militaris получает глоссу, отчасти утраченную из-за обрезки поля, примерно читается как such... \ bia... Думается, это уже рассмотренная нами выше глосса из номера 10, первоначально вписанная ошибочно не на своем месте.

Мы не объединяем предыдущую глоссу с последней, хотя формально она относится к слову, включенному в тематическую группу со значением пищевых продуктов, поскольку была доказана ее ошибочность. А последняя глосса относится к разделу, в котором собраны названия съестного:

«puls `крупа' Grueze krupa kasza» [10. Л. 43r]. Глосса уточняет kasza `каша'. По-польски и в сухом виде до варки крупа называется kasza.

Словарная статья практически точно повторяет чешское: «Puls `крупа' kraupa grutz» [3. Л. 4v].

Маргинальные глоссы показывают, что границы лексических норм читателем почти пятивековой давности определялись весьма уверенно, а их нарушение в словаре воспринималось эмоционально и порой весьма болезненно, что проявилось в оценочных обращениях к автору словаря. Думается, рассмотренные глоссы добавляют некоторые живые черты в наше представление о том, как протекало взаимодействие чешского и польского литературных стандартов в пору их формирования.

Список литературы

Абисогомян И. Становление чешской лексикографии в эпоху национального Возрождения: традиции и новаторство. -- Тарту, 2009. -- 200 с. (Dissertationes philologiae slavicae universitatis tartuensis. 22).

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. -- Т. 2. -- Москва, 1987. 672 с.

Anon. Dictionarius: trium linguarum. latine. teutonice: Boemice potiora vocabula continens: peregrinantibus apprime vtilis. -- Wien, 1513. -- 20 p. (PAN Biblioteka Kornicka, Cim.Qu.212).

Bonaparte Ch. L. Saggio di una distribuzione metodica degli animali vertebrati. -- Roma, 1831. -- 145 p.

Diefenbach L. Novum glossarium latino- germanicum mediae et infimae aetati. -- Frankfurt am Main, 1867. -- XXIV, 392 S.

Kvtлala J. Prohlaseni proti panыm Dru V. Flajshansovi a Dru J. Gebauerovi // Muzeum filologickй. Zalozeno Spolkem filologickym v Praze. Odpovлdny redaktor: Dr. Jan Kvtлala. -- Rocnik VII.

Praha, 1901. -- S. 1-10.

Linde S. B. Slownik jзzyka polskiego. -- Czзsc III czyli volumen V. -- Warszawa, 1812. -- [10], 704 s.

Lopacinski H. Najdawniejsze slowniki polskie drukowane // Prace Filologiczne. -- V, 1899. -- S. 393-454,586-605.

Los J. Gramatyka polska. -- Cz. II. Slowotworstwo. -- Lwow; Warszawa; Krakow, 1925.

XVI, 336 s.

Mymer F. Dictionarius: trium linguarum: latine. teutonice et Polonice: potiora vocabula continens / Nunc denuo pluribus in locis auctus / in Titulis per seriem Alphabeti continuatus / cum peregrinantibus tum domi residentibus / et quibuslibet tribus loqui linguis cupientibus maxime necessarius / et vtilissimus. -- Cracovia, 1550. -- 96 S. (PAN Biblioteka Kornicka, Cim.O.163).

Pata J. Ceska lexikografie. Strucny nastin dлjin ceskйho slovnikarsM // Casopis pro moderni filologii.

Roc. I. -- Praha, 1911. -- S. 6-10, 103-106, 198202, 296-301.

Petrackova V. Novy pnspлvek k dлjinam slovnikarsM // Nase rec. -- Roc. 72 (2). -- Praha, 1989. -- S. 84-86.

Slownik staropolski. -- URL: http ://staropolska.pl/slownik

Размещено на Allbest.ru