Цитаты из басен Ивана Андреевича Крылова в русской речи (к 250-летию со дня рождения)

Векторы интертекстовой деривации

Лингвистическое осмысление материала позволяет утверждать, что интертекстовая деривация идет по двум направлениям: во-первых, выделяются случаи, когда основой интертекстового шага является смысловая доминанта, нравоучительная основа басни обыгрывается и применяется расширительно; во-вторых, когда смысловая доминанта пересекается с новым контекстом условно, занимает фоновое положение или размывается, при этом на первый план выходят текстовые актуализаторы басенной морали. Возникает вопрос о содержательной доминанте или доминантах текста-источника, которые «представляют собой своего рода метатекст» [8. С. 115]. Соответственно к первой группе можно отнести, например, выражение а где пастух дурак, там и собаки дуры («Волк и Волчонок»), слова Волка, который начал Волчонка «приучать отцовским промыслом питаться»:

[Загол.] Кто остановит собак убийц? [В тексте] Не проходит и месяца, чтобы из какого-нибудь российского города не пришла трагическая новость о нападении собаки на человека (К. Ильин. Угличская газета. 2008. 8 апреля). [В реакции посетителей сайта] А где пастух дурак, там и собаки дуры! (И.А. Крылов. <2008>).

Вместе с тем слова из басни «Щука» и Щуку бросили в реку, исходно употребляющиеся в иронической характеристике наказания, обернувшегося благом, встречаем в заметке о разведении рыб, что не имеет отношения к басенной морали:

В Киеве сенсационно бросят щуку в реку. Второго декабря, впервые за 28 лет, в Киеве пройдет «зарыбление» аборигенными видами рыб (Новости по-киевски. 2009. 27 ноября).

Типологическим пределом функциональных вариаций можно считать многочисленные иллюстрации в научной и научно-популярной литературе.

Комплексный подход, в том числе уровневая характеристика, может быть рассмотрен как аспект при определении соотношения языковой единицы с соответствующим источником. Так, М. Рак обращает внимание на такую методику при характеристике польских регионализмов [9. С. 161--170].

Так, в ряду примеров существительных со значением собирательности (типа «хламье», «мужичье», «вишенье» и т.п.) встречаем оконье («Фортуна и Нищий»):

Существительные среднего рода с суффиксом [д] (орфографически слова на -ье) имеют собирательное значение «группа однородных лиц, предметов, названных мотивирующим словом»... оконье: бедняжка-нищенький под оконьем таскался» (Крылов. Русская грамматика <1982>).

Фразеологизированность цитатной единицы

Основу корпуса цитат, восходящих к басням Крылова, составляют выражения, соотносимые, прежде всего, с традиционным фразеологическим материалом в широком понимании. Даже редкие выражения, по сути, являются потенциальными фразеологизмами или паремиями и могут употребляться совершенно естественно, производя впечатление чего-то «своего», знакомого. Так, готовую пословицу представляет собой выражение из басни «Лев и Барс» в оценке неискренней поддержки, лукавой похвалы:

Обсуждая разногласия [Московского Патриархата с Русской Православной церковью за рубежом]... думаю, что этого автора вполне можно отнести к «нейтральному» обозревателю, памятуя при этом известную мораль басни Крылова:

«Кого нам хвалит враг, в том, верно, проку нет» (Н. Шевельчинский. «Всяк человек ложь». Православная Русь. 2004. № 18).

Примеры афористических высказываний такого рода весьма многочисленны, например: быть сильным хорошо, быть умным лучше вдвое («Лев и Человек»); а мне, за песни и за сон, не надобен ни миллион («Откупщик и Сапожник»); погода к осени дождливей, а люди к старости болтливей («Плотичка»); с разбором выбирай друзей, когда корысть себя личиной дружбы кроет («Роща и Огонь»); свежесть лишь вода движеньем сохраняет («Пруд и Река»); сила без ума сокровище плохое («Лев и Человек»); худые песни Соловью в когтях у Кошки («Кошка и Соловей»); чем больше чистит он, тем только больше пятен («Голик»); чем нравом кто дурней, тем более кричит и ропщет на людей («Волк и Кукушка») и др.

СТЕПЕНЬ ЦИТАТНОСТИ

Регулярно встречаются функциональные варианты басенных отрывков: это и прямая цитата с отсылкой к Крылову, и закавыченные слова, и цитата скрытая, и фрагмент полного высказывания, выполняющий функцию аллюзии или реминисценции. Нередко басенный фрагмент вводится с изменениями, нарушением точности цитирования, что является одним из законов текстовой адаптации «чужого слова». Так, слова уж брать, так брать, а то и когти что марать («Вороненок») были в измененном виде употреблены А.С. Пушкиным в значении «если уж предпринимать что-л., так что-то важное, существенное»:

Если я друзей моих не слишком отучил от ходатайства, вероятно, они вспомнят обо мне <...> Если брать, так брать -- не то, что и совести марать -- ради бога, не просить у царя позволения жить в Опочке или в Риге; черт ли в них? а просить или о въезде в столицы, или о чужих краях (А.С. Пушкин -- П.А. Плетневу, 4--6 декабря 1825 г.).

Подобное свободное цитирование свидетельствуют о глубине вхождения авторского слова в живую речь.

Иногда встречается лишь намек на текст Крылова, заместитель собственно цитаты. Например, басня «Оракул» заканчивается моралью: «Судей таких видали, Которые весьма умны бывали, Пока у них был умный секретарь». У Пушкина встречаем отсылку к басне в стихотворении «Послание к цензору», причем интертекстовый шаг поддерживается и композиционным сходством (финал стихотворения):

И службою своей ты нужен для царя,

Хоть умного себе возьми секретаря.

Свободное обыгрывание Крылова Пушкиным не редкость. Так, слова из басни «Лисица и Осел» и я его лягнул: пускай ослиные копыта знает («о смелости перед некогда сильным противником») дают сегментацию цитаты:

...Геральдического льва

Демократическим копытом

У нас лягает и осёл:

Дух века вот куда зашёл!

(А.С. Пушкин. Езерский)

Ср. также близкие типологически интертекстовые вкрапления, соотносимые с текстом басни «Мартышка и Очки» (очков с полдюжины себе она достала), неоднократно употребленных при описании сложностей подбора очков, например:

[Загол.] «Где достала очки мартышка?» «Очкарики» остались недовольны» (Лит. газета. 1986. № 26).

Обилие инотекстовых вкраплений стимулирует возникновение «скрытых смыслов» [10. С. 581] и многочисленные трансформации [11. С. 236].

Сегментация цитатной единицы

Автономность цитатной единицы возникает вследствие «дробления текста» [12. C. 176], при этом цитатный фрагмент стремится к функциональной самостоятельности. Например, слова а смотришь, помаленьку то домик выстроит, то купит деревеньку («Лисица и Сурок») употребляются в иронической оценке нечистых на руку предпринимателей, политиков, в осуждении корысти, прикрываемой патриотизмом и т.п. Исходное единство сохраняется, хотя скрытая цитата употребляется усеченно:

...Науки и словесность у нас в самом блистательном состоянии. Укажу вам на книгопродавцев. Посмотрите, как они разживаются: то домик выстроят, то купят деревеньку. Чем же? Торговлею. Какою? Книжною (К.Н. Батюшков. Похвальное слово сну. Письмо к редактору «Вестника Европы» <1816>).

Типичным будет и разделение паремии на два сегмента:

Имя «патриот» -- как награда от потомков предкам. Если же человек сам себя одевает в имя «патриот» -- это всё равно, что он присваивает чужие награды... Не похоже ли это на некоторых отечественных «патриотов», не стесняющихся одевать майки с гербом РФ, но при этом «выстраивающих домики», то бишь виллы, на чужих морских берегах и «скупающих деревеньки», то бишь земли, по всей России! (А. Степанищев. Патриотизм -- последнее прибежище негодяев?) (интернет- газета ZONA KZ. 2009. 23 дек.).

Названия музыкальных инструментов в басне «Квартет» (достали нот, баса, альта, две скрипки) получают автономный интертекстовый статус и могут обрабатываться как вокабульные единицы, например:

Вы, конечно, знаете эту басню Крылова. Называется она «Квартет». Слово это имеет не одно значение. Как и название интервала -- кварта... оно происходит от латинского quartus -- четвертый. Что называют словом «квартет»? Прочтите снова строки басни: «Затеяли сыграть квартет...» Значит, прежде всего, квартет -- это название произведения... Наиболее часто квартеты пишут для двух скрипок, альта и виолончели. Крылов имел в виду именно такой квартет: «басом» раньше называли виолончель (Л.В. Михеева. Музыкальный словарь в рассказах <2009>).

Монодискурсивность и полидискурсивность цитатной единицы

Рассмотрение текста как художественного феномена предполагает осмысление его «внедрения» в новые контексты-дискурсы. Басенное творчество Крылова в этом отношении обладает несомненными особенностями. Содержание и цитатный потенциал ряда басен универсален, т.е. полидискурсивен, может быть применен к открытому ряду контекстов, свободно расширяет интертекстовое пространство. Возникает сочетание различных дискурсов, что определяет особенности рассмотрения басенного текста как ресурса интертекста. Так, художественные достоинства и патриотическая основа басни «Волк на псарне» определили чрезвычайную популярность этого произведения. Это едва ли не единственная басня Крылова, которая в учебных пособиях последовательно комментировалась прежде всего в контексте Отечественной войны 1812 года [13. С. 29]. Однако необходимость комментирования басен Крылова, часто создававшихся как реакция на конкретные события, возникает уже в XIX в. [14. С. 4]: исходный дискурс- контекст, необходимый для адекватного восприятия содержания произведения в соответствии с авторским замыслом, уходит в содержательную периферию. Так произошло, например, с известной басней «Демьянова уха», при этом ее место в круге словесной культуры только упрочилось. Басня «Волк на псарне» занимает несколько иное положение. Собственно событийная ее основа сводится к следующему: агрессор превращается в жертву в результате просчета; смертельная опасность нависает над агрессором; следует категорический отказ от примирения, предлагаемого агрессором для своего спасения. Однако этим содержание басни не исчерпывается, нарративные сопроводители в развитии полидискурсивности начинают преобладать в цитировании: периферийные для смысловой доминанты басни интертекстовые единицы по употреблению могут превосходить опорные сегменты текста [15. С. 27].

Участки, реализующие полидискурсивность интертекстовых единиц (здесь -- цитат), сводятся к следующему:

Историческая основа (контекст) басни как актуализация исходного дискурса. Первые цитации басни, в дальнейшем многократно воспроизводимые, связаны с отражением событий Отечественной войны 1812 г. Например:

Однажды, после сражений под Красным, объехав с трофеями всю армию, полководец сел на открытом воздухе, посреди приближённых к нему генералов и многих офицеров, вынул из кармана рукописную басню И.А. Крылова и прочел ее вслух. При словах: «Ты сер, а я, приятель, сед», произнесённых им с особенною выразительностью, он снял фуражку и указал на свои седины (И.И. Быстров. Отрывки из записок моих об Иване Андреевиче Крылове <1846>).

Этот случай получает дальнейшую литературную обработку, басня пересказывается, сопровождаясь точными или свободными цитатами.

Бытовые происшествия, частная жизнь, текущие события, разного рода курьезы. В частности:

Волк попал не на псарню и не в овчарню; он просто затесался в казармы, на полковой двор, и, перескочив через забор, забежал прямо в швальню (В.И. Даль. Сказка о Георгии Храбром и о волке <1836>);

Минувшей ночью французский военный корабль был атакован сомалийскими пиратами, которые были взяты в плен. Так им и надо. Волк, думая залезть в овчарню, попал на псарню (<2009>);

Дорогой Гриша! Прости, что долго не писал (забудем прошлое, уставим общий лад) (С.А. Есенин -- Г.А. Панфилову, конец февраля -- март 1913).

Последовательно басня цитируется в применении к России XXI в.

После Сталина, после сталинского поколения руководителей новые руководители в силу естественных причин уже не имели необходимого жизненного опыта, чтобы достаточно принципиально сказать в адрес Запада: «Ты сер, а я, приятель, сед, и волчью вашу я давно натуру знаю» (О.С. Шенин. Мужской разговор // Дуэль. 2007. 30 янв.).

Содержание басни может присутствовать в контексте крыловской афористики как вопрос-загадка, дающий метатекстовый комментарий:

Эти притчи звериного стиля [басни Крылова] содержат больше идеологии, нежели политические системы, экономические теории и этнические выкладки. <...> Жизнь в бюрократической машине -- это «Волк на псарне». Влезет в овчарню какой клан сдуру, а там пасутся силовые псы -- псари кричат: «ахти, ребята, вор! и вмиг ворота на запор; в минуту псарня стала адом». Возникает дело за превышения или злоупотребления (О. Судаков. Звериный код государства <2009>).

В учебно-методических или научных материалах:

...И вместо растерянности, отчаяния, просьб мы слышим величественное начало стиха, точно заговорил император: «И начал так: «Друзья, к чему весь этот шум?» Здесь не только величественно это «и начал так», точно речь идет о спокойном и очень торжественном начале (Л.С. Выготский. Психология искусства <1987>);

Наступление Волка прерывает решительное контрнаступление распоряжающегося инициативой сильного и хорошо осведомлённого Ловчего («ставить на место»), его доводит до конца «гончих стая». Прямолинейный штурм Ловчего тем более необходим, чем красноречивее, хитрее, умнее и сильнее Волк (А.П. Ершова. Режиссура как практическая психология <2010>).

Интертекстовый потенциал басни этим не исчерпывается, и ее функциональный ряд остается открытым.

Ассоциативная подвижность цитаты

Сила басенного текста Крылова такова, что цитата может возникать как реакция на тему, слово и т.п. В результате образуются ассоциативные структуры, обладающие интертекстовой самодостаточностью: в словаре крылатых выражений в этом случае дефиниция может сводиться к комментарию типа «как реакция на...». Здесь типичным будет разбиравшееся выше положение о том, когда цитатный фрагмент не соотносится с басенной содержательной доминантой и опирается на нарративные сопроводители.

Нередко слово-сегмент в буквальном значении выступает как текстовый стимул. Например:

Название блюда (уха) последовательно дает реакцию демьянова уха, исходное значение -- «назойливое угощение или услужливость», являющееся основой басни «Демьянова уха», выступает лишь как интертекстовый фон:

В январе мы начали уже помышлять об обеде, который хотели дать у себя в день рождения Ивана Андреевича <...> Разумеется, была стерляжья уха под именем демьяновой ухи и всё, что можно было придумать тонкого, роскошного и вместе соответствующего гастрономическим вкусам Крылова (Е.А. Карлгоф. Жизнь прожить -- не поле перейти <1881>).

Не случайны многочисленные названия ресторанов рыбной кухни под названием «Демьянова уха». Отметим, что имена собственные у Крылова образуют свою весьма витиеватую систему и заслуживают особого изучения с позиций интертекстематики. Весьма перспективным представляется развитие «поэтонимо- графии как нового направления авторской лексикографии» [16. С. 39], изучающей онимную составляющую языка писателя.

Иногда интертекстовая единица вводится как реакция на двойной стимул. Так, начало басни «Петух и Жемчужное Зерно» (навозну кучу разрывая, Петух нашёл Жемчужное Зерно) разделяется, образуя ассоциативную структуру, осложненную текстовой парадигмой стимула (жемчужное зерно > жемчуг > золотой зуб). Оба стимула (жемчужное зерно и навозна куча) соотносятся и с универба- цией (жемчужное зерно > жемчуг, навозна куча > навоз), актуализирующей бытовую конкретику:

Новая перспектива: свобода в жемчуге: У доктора Смирнова на виду золотой зуб. «Спрячьте его, а то реквизируют». -- «Я нарочно показываю, хочу поменять на навоз. Вот, братец мой, навозу-то! Всё навоз и навоз!» -- «Наверно, есть, петух, помните! нашёл жемчужное зерно!» Доктор не понял меня и не мог понять (М.М. Пришвин. Дневники. 1920).

В свою очередь, стимул может соотноситься с двумя баснями (реакциями). Ассоциативное стремление микротекста к мегатексту (басня > книга басен) дает расширение интертекстового пространства и возникновение стимула, соотносящегося с двумя баснями («Зеркало и Обезьяна» и «Обезьяны»):

«Cлушай, ты понимаешь, что твой ученик -- обезьяна? Только что спрыгнул с ветки, да зацепился навеки, на ней и останется! Природу не перевернешь. Дедушка Крылов что говорил? Я удавилась бы с тоски, когда бы на нее чуть-чуть была похожа... -- „Зеркало и Обезьяна“, вспомнила?» -- «Кто обезьян видал, те знают, как жадно всё они перенимают... -- „Обезьяны“, -- парировала Лиза. -- В последних изданиях -- хоть чуть, чтобы ты знала! (Анафема. Правдивая история-буфф <2009>.).

При употреблении цитатных вкраплений типичным будет нивелирование предметной конкретики стимула. Ситуативная соотнесенность слова, совпадающего с сегментом цитаты, ослабляется, размывается. Например, в статье о проблемах промышленного производства сыра встречаем:

В ней [басне «Ворона и Лисица»], как известно, фигурирует кусочек сыра. В нашей же современной версии -- более полутора тысяч тонн сыров твердых <...> В результате чего три открытых акционерных общества недополучили порядка 1,1 миллиарда рублей. Выходит, руководители стали неким подобием крыловской вороны, которая, попавшись на уловку лисы, из собственного рта уронила кусочек сыра (Рэспублжа [Беларусь]. 2008. 24 апр.).

Также достаточно регулярно встречается словообразовательное усложнение стимула. Заключительные слова басни «Стрекоза и Муравей» (Ты всё пела? Это дело: Так поди же, попляши!) образуют интертекстовую ассоциативную структуру в результате разделения цитаты на вопрос и ответ, соответствующие стимулу и реакции. При этом в новом тексте собственно стимул может быть соотнесен с сегментом цитаты через словообразовательный шаг (пела > песня, певец):

[Загол.] Так поди же, попляши! [В тексте] Суд Пензы признал студента местного приборостроительного колледжа виновным в публичном унижении и оскорблении преподавателей. Осенью прошлого года обвиняемый разместил в Интернете нецензурную песню для свободного скачивания, в которой последними словами называл сотрудников колледжа <...> В итоге «певца» приговорили к шести месяцам исправительных работ (Учительская газета. 2008. 5 мая).

Таким образом реализуются «эвфемистические возможности» фразеологической периферии [17. С. 401--404], к которой можно отнести и исследуемый нами материал, функциональным условием которого является многомерная трансформация, приспособление исходных образов, характерных для фразеологии и паре- миологии [18--21].

Контаминация фразеологическая и контаминация интертекстовая

Еще одной функциональной особенность цитатного материала является кон- таминирование, т.е. объединение в речи двух и более интертекстовых единиц. Фразеологическое контаминирование осмыслялось лингвистами по-разному. А.М. Бабкин писал о контаминации как о явлении, приводящем к образованию новой фразеологической единицы [22. С. 104]. Резко полемизируя с этой точкой зрения, А.И. Молотков воспринимал контаминацию как неправильность, которая объясняется «плохим знанием говорящим фразеологии русского языка» [23. С. 203]. Обе точки зрения, по сути, показывают два аспекта этого явления -- фразеологическую деривацию в широком понимании, сопровождающуюся необходимой структурно-семантической модификацией [24, 25] которая закономерно сталкивается с сопротивлением фразеологической нормы, кодифицированной во фра- зеографии.

Интертекстовое контаминирование дает новое единство цитатного характера, когда собственно фразеологический аспект является только частью вопроса. Крайними случаями проявления такого объединения будут, с одной стороны, наложение или соединение цитатных фрагментов (контактная контаминация) и, с другой -- наличие двух и более отделенных друг от друга цитатных фрагментов (дистантная контаминация), т.е. отсутствие линейной целостности, синтагматическая дисперсия. Цитатный континуум в данном случае можно понимать как совокупность цитат разного типа и разного происхождения в рамках анализируемого текста (текстового фрагмента), интертекстовое пространство при этом организуется как интертекстовое поле. Континуум и контаминирование нередко функционально совмещаются и взаимодействуют. Фразеологическая контаминация может быть только контактной (за исключением случаев текстового обыгрывания), тогда как контаминирование цитатных единиц допускает введение разделенных цитатных вкраплений, дающих «эффект» интертекстовой целостности.

При учете источников объединенных единиц представляется целесообразным разграничивать микротекстовую, мегатекстовую и макротекстовую типы контаминаций.

Микротекстовая контаминация -- объединение фрагментов, восходящих к одной басне. Микротекст -- автономная текстовая единица, включенная в состав мегатекста, в нашем случае это «басня -- собрание басен». Очевидно, что подобное инклюзивное соотношение вариативно. Так, собрание басен И.А. Крылова разделяется на девять книг, однако в массовых изданиях такое деление, как правило, не соблюдается, и избранные басни даются как целостное собрание, не распределяющееся по книгам. Как показывает наш опыт, авторское разделение басен на книги в рамках собрания обычно не имеет значения и в интертекстовой динамике ослаблено.

Популярное выражение лебедь, рак и щука (в шутливой оценке несогласованности усилий при решении общих задач) является соединением названия басни «Лебедь, Щука и Рак» с первым стихом «Однажды Лебедь, Рак да Щука». При этом в свободном употреблении «Лебедь, Рак и Щука» нередко выступают как название самой басни. Вместе с тем два цитатных фрагмента в каждом случае не теряют своей идентичности, входя в цитатный континуум (в предложение вводятся измененные слова заключения басни -- «Да только воз и ныне там»):

Послушаешь, например, дебаты наших парламентариев и сразу вспоминаешь легендарное «Лебедь, Рак и Щука», -- и становится понятным, почему экономический воз нашей страны всё топчется на одном месте (В. Лебедева. Возвращение к истокам. Христианский сайт «Для ТЕБЯ». 1998. 1 мая.).

Фрагменты басни в новом тексте разграничены, возникает контаминация дистантная.

Объединение исходно несмежных стихов басни «Ворона и Лисица» с неточностями, свойственными свободному цитированию, можно квалифицировать как контактную микротекстовую контаминацию («Уж сколько раз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок»):

Уж сколько раз твердили миру, да только всё не впрок. Мы очень любим наступать на те же грабли (<2008>).

Ср. пример совмещения цитатного континуума с микротекстовой контаминацией, также основанной на усечении исходного фрагмента как следствия свободного цитирования (Свинья под Дубом + Свинья под Дубом вековым Наелась желудей досыта, до отвала; Наевшись, выспалась под ним; Потом, глаза продравши, встала И рылом подрывать у Дуба корни стала):

В известной басне «Свинья под Дубом», в которой, как оказалось, описывается базовый стереотип поведения украинской политической элиты, главная героиня, нажравшись желудей, принялась подрывать своим рылом у дуба корни (А. Окара. Украинские волки против человеко-свиней. Истеблишмент. Запорожская газета, хроника настоящего. <2007>).

Мегатекстовая контаминация. Мегатекст -- объединение микротекстов, в нашем случае -- собрание басен. В этом случае нередко толчком для введения цитаты может быть текстовый стимул, слово, соотносимое с двумя и более микротекстами.

Как намек на две басни И.А. Крылова («Слон на воеводстве» -- В родню был толст, Да не в родню был прост; «Муха и Пчела» -- За мною только лишь и дела: Лететь по балам, по гостям... Когда б ты видела, как я пирую там!) можно воспринимать противопоставление «муха -- слон» в письме Н.В. Гоголя:

[В характ. И.А. Крылова] Крылова нигде не попал [так в источн.], чтобы напомнить ему за портрет. Этот блюдолиз, несмотря на то, что породою слон, летает как муха по обедам (Н.В. Гоголь -- М.П. Погодину, 20 февр. 1833 г.).

Макротекстовая контаминация. Макротекст -- «Совокупность высказываний или текстов, объединенных содержательно или ситуативно, а также связанных на основе структурно-композиционного и культурного единства», «объединение всех существующих в культурном пространстве текстов» [26. С. 216].

Например, объединение измененной скрытой цитаты из «Русалки» Пушкина (Невольно к этим грустным берегам Меня влечёт неведомая сила) со словами из басни Крылова (Крестьянин ахнуть не успел, Как на него медведь насел) дает макротекстовую контаминацию, основанную на связях внутри круга словесной культуры:

В писании сказано: Он ахнуть не успел, как на него медведь насел. Так и я: Ахнуть не успел, как уже невидимая сила опять влечёт меня в таинственную даль. Сегодня еду в Петербург, оттуда в Берлин и так далее (А.П. Чехов -- М.В. Киселевой, 11 марта 1891 г.).

Примеры расширения интертекстового пространства довольно многочисленны. Соотносимый с двумя разными текстами глагол внимать дает сочетание вкраплений из басни «Осел и Соловей» и стихотворения А.С. Пушкина «История стихотворца» в шутливой оценке способов выражения мыслей, чувств:

«Свисток» явился просто и скромно, без оффициальных [так в источнике] представлений; высказал свою задачу, заявил свои тенденции, и -- «защелкал, засвистал на тысячу ладов» [«Осел и Соловей»].

Повсюду воцарилось глубокое торжественное молчание; «внимало всё тогда любимцу и певцу Авроры» [«Осел и Соловей»], то есть собственно зари, пробудившую спавшую московскую Русь, -- внимало всё, но не всё хотело сознаться и показать вид, что внимает. Бесхитростная и откровенная публика внимала и не скрывала своего мнения; некоторые господа «внимали свист уже привычным ухом» [«История стихотворца»], уставясь в землю лбом [«Осел и Соловей»] (М.А. Антонович «Свисток» и его время <1863>).

Комплексной интертекстовой единицей можно считать шутливое соединение стихов из разных поэтических произведений (центон), например:

Ночь, улица, фонарь, аптека

Затеяли играть квартет.

Живи еще хоть четверть века

Дери смычком -- всё толку нет.

Навозну кучу разрывая,

Летит кибитка удалая и т.д.

(Поиграем? Немножко центонов по Крылову <2008>.

Показательно, что речевые модификации, в том числе и фразеологические контаминации, воспринимаются не только как закономерное явление, но и становятся особым аспектом при функциональном описания русской фразеологии [27. С. 174].

Басенные персонажи как интертекстовые единицы

Несколько слов о литературных образах как проявлении цитатной рефлексии. При ослаблении собственно цитатной функции возникает отсылка к басенному образу как представителю цитаты (крылатого выражения) или целого текста. Для словарной обработки Крылова -- это, прежде всего, имена персонажей животных (Медведь, Лев, Обезьяна, Орёл, Ворона, Ворон, Собака, Лошадь, Лисица и др.), имеющие полидискурсивную и монодискурсивную ориентацию. Однако образ может присутствовать эксплицитно, втягивая в цитирование басенный текст.

Один зооним может соотноситься с разными баснями, соответственно за каждым стоит свой цитатный ряд и свой мотивационный процесс, при этом нередко происходит эптонимическая переориентация [28. С. 116] Так, басня Крылова «Ворона» (1825) иногда ошибочно в филологических работах называется иначе -- «Ворона в павлиньих перьях». Такая интерпретационная вольность дала жизнь и фразеологизму ворона в павлиньих перьях, в словарях крылатых слов возводимому к басне Крылова. Однако здесь мы имеем дело с недоразумением. Предшественники Крылова обращались к мотиву, положенному в основу басни, при этом показательно, что и само название басни имеет деривационную историю: Эзоп -- «Сойка и Голуби», Федр -- «Надменная Галка и Павлин», Лафонтен -- «Сойка, украшенная перьями Павлина», Сумароков -- «Коршун в павлиньих перьях», Херасков -- «Сорока в чужих перьях», Хвостов -- «Ворона в павлиных перьях». Имплицируя фразеосемантическую заголовочную модель, Крылов дает новое название -- «Ворона», явно имея в виду непосредственно текст и название басни Д.И. Хвостова [29. С. 47], сохраняя при этом и употребленный предшественником словообразовательный вариант «павлиным»: «Утыкавши себе павлиным перьем хвост, Ворона с Павами пошла гулять спесиво». Как это нередко и бывало у Крылова, его басенный текст сосредоточивает и перерабатывает «чужое», превращая в «свое». Еще раз отметим, что в научных работах и словарях крылатых слов выражение Ворона в павлиньих перьях нередко соотносится только с Крыловым, однако эта связь будет опосредованной. Такое положение вообще характерно для интертекстовой деривации в целом и в словарях крылатых слов должно снабжаться соответствующими пометами и комментированием. Крылатое выражение употребляется в словообразовательно модернизированном виде (павлиных > павлиньих):

...Вы [Краевский] нас притесняли, эксплуатировали нами [так в источн.], приписывали себе наши труды и щеголяли, как известная птица павлиньими перьями (И.И. Панаев. Литературные воспоминания <1861>);

Анна Акимовна всегда боялась, чтобы не подумали про нее, что она гордая, выскочка или ворона в павлиньих перьях (А.П. Чехов. Бабье царство <1894>).

Однако именно собственно крыловский текст басни продуктивен в цитировании:

«Так вот та литературная известность, которой я добивался?» -- говорит фельетонист, поправляя разбитые очки, перевязанные ниточкой, и вместо слез по лицу его катятся капли холодного пота; а внутренний голос пробуждается в нем последний раз, указывает ему на его бессилие и ничтожество и с злобною насмешкою говорит ему: И если карлой сотворён, То в великаны не тянися! (И.И. Панаев. Петербургский фельетонист <1841>).

Ряд употребления цитат мог бы быть продолжен:

По образу своих мыслей и по темпераменту Крылов был несомненный консерватор -- не в политическом смысле, а в обыденном, так как ни о какой политике он никогда не думал <...> В басне «Ворона в павлиньих перьях» Крылов говорил о том, что каждый должен держаться звания, в котором рождён и что простолюдин со знатью не должен родниться (Н.А. Котляревский. Литературные направления Александровской эпохи <1907>);

<...> философ и политик вместе, больше, нежели кто-нибудь, напоминает Матрёну Крылова: и сделалась моя Матрёна ни Пава, ни Ворона (В.Г. Белинский. Повести и рассказы П. Каменского <1838>);

Пословиц в собственном смысле Крылов использовал мало <...> Отражением народных пословиц считаем еще: <...> зовёт он смерть: она у нас не за горами, а за плечами (Крестьянин и Смерть);

Что ж вышло? новая родня ей колет глаз попреком (Ворона) (А.С. Орлов. Язык русских писателей <1948>);

Зиждущий талант Иронианского оказывается чужим талантом, внимательное изучение Маколея оказывается призраком; павлиньи перья взяты на прокат, да ещё без спросу; блестящая лекция не что иное, как тайный перевод с французского (Д.Н. Писарев. Наша университетская наука <1863>).

Заключение

Интертекстовая энергия басен Крылова, входящих в круг русской словесной культуры, направлена от исходной морали как основы произведения к вовлечению в явное или скрытое цитирование фрагментов, соотносимых с нарративными сопроводителями, косвенной событийностью, развитием разнообразных структурносемантических парадигм и основана на определенной организации используемых единиц: «Инвентаризация языкового (прежде всего паремиологического) материала позволяет уточнить перечень ценностей, выделить ядро и периферию состава» [30. С. 306; 31. С. 687; 32. С. 73]. При этом описание интертекстовых единиц может быть ориентировано на два пути учета и обработки материала.

Во-первых, это обращение к «ядерной» части круга словесной культуры. Количество произведений того или иного автора здесь обычно относительно невелико, но велико количество самих авторов, представленных словарях. Такой подход осуществлен в классических изданиях М.И. Михельсона, Н.С. и М.Г. Ашу- киных, В.П. Беркова, В.М. Мокиенко, С.Г. Шулежковой. Крылов в целом представлен примерно 50--60 словарными статьями.

Во-вторых, возможны словари, посвященные интертекстовому потенциалу одного автора, когда учитывается практически всё или почти всё, что выходит за рамки исходного текста, количество словарных статей увеличивается в разы, что позволяет определить статус авторской идиоматики в интертекстовой картине мира. Расплывчатость понятия «современная русская фразеология» с точки зрения хронологических показателей [33. С. 399] позволяет говорить о преемственности и востребованности классического текстового наследия. Становится возможным осмыслить цитирование в широком понимании как употребление авторского слова за рамками авторского текста, консервативность ведет к обновлению старого [34. С. 40]. Учету подлежат разнородные цитатные единства: фразеологизмы, паремии, собственно цитаты, нередко обыгрываемые, слова-сегменты этих единств, литературные образы. Интертекстовая динамика является функциональным условием жизни этого материала. Это прежде всего многочисленные изменения, фразеосеманическое моделирование, сегментация, дисперсность, фразеологическое и интертекстовое контаминирование, ассоциативная подвижность. Показательно, что прошедшие два века показали последовательную преемственность и значительное типологическое сходство в череде бесконечных употреблений басенного слова Ивана Андреевича Крылова.

Библиографический список

1. Виноградов В.В. Язык и стиль басен Крылова // Виноградов В.В. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей от Карамзина до Гоголя. М.: Наука, 1990. С. 148--181.

2. Шулежкова С.Г. Крылатые выражения русского языка, их источники и развитие. М.: Азбуковник, 2001.

3. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2004.

4. Sklвdana J. Slova z hlbin davnych vekov. Bratislava: Veda, 1999.

5. Mokienko V.M. Intertexteme und Text in slavischen Sprachen // Funktionale Beschreibung slavischer Sprachen: Beitrдge zum XIII. Internationalen Slavistenkongress in Ljubljana. Hrsg. Tilman Berger, Karl Gutschmidt. Mьnchen: Verlag Otto Sagner, 2003. P. 162--186.

6. Крылов И.А. Басни. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956.

7. Сидоренко К.П. О концепции словаря интертекстовых единиц из басен И.А. Крылова // Вопросы лексикографии. 2016. № 1 (9). С. 40--63. doi: 10.17223/22274200/9/4/.

8. Ломакина О.В. Фразеология в тексте: функционирование и идиостиль. М.: Рос. ун-т дружбы народов, 2018.

9. RakM. Regionalizmy frazeologiczne -- nowe ujзcia zagadnienia // Polszczyzna mowiona ogolna i regionalna. Krakow: Uniwersytet Jagellonski, 2008. P. 161--170.

10. Pstryga A. Czytaj^c rosyjsk^ publicystykз: semantyka rozumienia, interpretacja, przeklad i frazeografia rosyjsko-polska // Przegl^d rusycystyczny. 2008. No 4 (124). P. 58--69.

11. Никитина Т.Г. Фразеологические трансформации в лексикографическом отображении (из песни слова не выкинешь) // Жизнь фразеологии -- фразеология в жизни: сборник научных статей к юбилею профессора А.М. Мелерович / отв. ред. и сост. И.Ю. Третьякова. Кострома: Изд-во Костром. гос. ун-та, 2018. С. 236--244.

12. Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности. М.: Изд-во ЛКИ, 2008.

13. Гордин М.А. Отечественная война 1812 года на фоне басен И.А. Крылова. СПб.: Изд-во «Пушкинского фонда», 2012.

14. Кеневич В.Ф. Библиографические и исторические примечания к басням Крылова. СПб.: Тип. И.И. Глазунова, 1878.

15. Walter H. Procesy nieologizacji we wspolczesnej fazeologii rosyjskiej i slowianskiej // Przegl^d rusycystyczny. 2008. No 4 (124). P. 27--39.

16. Федотова К.С. Поэтонимография как новое направление авторской лексикографии // Вопросы лексикографии. 2017. № 11. С. 39--53. doi: 10.17223/22274200/11/3.

17. Ковшова М.Л. Лингвокультурологический метод во фразеологии: Коды культуры. М.: ЛЕНАНД, 2016.

18. Бредис Е.М., Бредис М.А. Антипословицы в роли газетных заголовков (на материале публикаций германских СМИ) // Полипарадигмальные контексты фразеологии в ХХ1 веке: материалы междунар. науч. конф. Тула: ТППО, 2018. С. 209--214.

19. Mieder W. Proverbs are never out of Season Popular wisdom in the Modern Age. New York: Oxford Univ. Press, 1993.

20. Chlebda W. Fatum i nadzieja: Szkice do obrazu samoswiadomosci jзzykowej dzisiejszych Rosjan. Opole: Uniwersytet Opolski, 1995.

21. Гайнаншин М.В., Чанышева З.З. Интердискурсивный характер смыслового развертывания кореферентных метафор // Вестник РУДН. Серия: Лингвистика. 2016. Т. 20 (1). С. 43--56.

22. Бабкин А.М. Русская фразеология, ее развитие и источники. Л.: Наука, 1970.

23. Молотков А.И. Основы фразеологии русского языка. Л.: Наука, 1977.

24. Naciscione A. Phraseolological Units in Discourse: towards applied Stilistics. Riga: Latvian Academy of Culture, 2001.

25. Mlacek J. K internacionalizacii sщcasnej slovenskej frazeologie // Mlacek J. Stщdie a state o frazeologii. Ruzomberok: Katohcka univerzita, 2007. P. 243--260.

26. Данилевская Н.В. Макротекст // Стилистический энциклопедический словарь русского языка. М.: Флинта, 2003. С. 216--221.

27. Колобова Е.А. К вопросу о характеристике контаминированных фразеологизмов // Вестник Костром. гос. ун-та. 2008. № 4. С. 174--176.

28. Дядечко Л.П. «Крылатый слова звук», или Русская эптология: учебное пособие. Киев: Изд-во Киев. ун-та, 2006.

29. Хвостов Д.И. Избранные притчи из лучших сочинителей российскими стихами. СПб.: При Импер. Акад. наук, 1802.

30. Ломакина О.В., Мокиенко В.М. Ценностные константы русинской паремиологии (на фоне украинского и русского языков) // Русин: междунар. исторический журнал. 2018. Т. 54. Вып. 4. С. 303--317. doi: 10.17223/18572685/54/18.

31. Kovвcovв V. Frazeologicka kompetencia slovenskej strednej generacie (na materiali biblickej frazeologie) // Slowo. Tekst. Czas. XI: Frazeologia slowianska w aspekcie onomazjologicznym, lingwokulturologicznym i frazeograficznym. Red. M. Hordy, W. Mokijenko, T. Szutkowski, H. Walter. Szczecin; Greifswald: Uniwersytet Szczecinski, 2012. P. 686--693.

32. Бухаркин П.Е. Интертекстуальность и риторическая словесность (предварительные замечания) // Интертекстуальный анализ: принципы и границы. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2018. С. 65--79.

33. Дидковская В.Г. Современная фразеология: словарь и текст // Литературная и диалектная фразеология: история и развитие. Вел. Новгород: Изд-во Новгор. гос. ун-та, 2011. С. 399--403.

34. Stepanowa L. Frazeologia rosyjska dzisiaj // Przeglqd rusycystyczny. 2008. No 4 (124). P. 40--49.

35. Vinogradov, V.V. (1990). Language and style of Krylov's fables. In Vinogradov, V.V. Selected works. Language and style of Russian writers from Karamzin to Gogol. Moscow: Nauka. pp. 148--181. (In Russ.).

36. Shulezhkova, S.G. (2001). Winged expressions of the Russian language, their sources and development. Moscow: Azbukovnik. (In Russ.).

37. Stepanov, Y.S. (2004). Constants: Dictionary of Russian culture. Moscow: Academic project. (In Russ.).

38. Skladana, J. (1999). Words from the depths of ancient ages. Bratislava: Veda. (In Slovak.).

39. Mokienko, V.M. (2003). Intertexteme and Text in Slavic languages. Berger, T., Gutschmidt, K., editors. Functional description of Slavic languages: Contributions to the XIII International Slavist Congress in Ljubljana. Munich, Otto Sagner. pp. 162--186. (In Germ.).

40. Krylov, I.A. (1956). Fables. Moscow, Leningrad, USSR Acad. of Sci. Publ. (In Russ.).

41. Sidorenko, K.P. (2016). On the principles of the dictionary of intertextual units from I.A. Kry¬lov's fables, Russian Journal of Lexicography, 1 (9), 40--63. doi: 10.17223/22274200/9/4/. (In Russ.).

42. Lomakina, O.V. (2018). Phraseology in the text: functioning and idiostyle. Moscow: RUDN Publ. (In Russ.).

43. Rak, M. (2008). Phraseological regionalism -- new staff issue. In Polish spoken General and regional. Cracow, Jagiellonian Univ. Publ. pp. 161--170. (In Pol.).

44. Pstryga, A. (2008). Reading Russian journalism: semantics of understanding, interpretation, translation and Russian-Polish phraseography. Russian Studies Review, 4 (124), 58--69. (In Pol.).

45. Nikitina, T.G. (2018). Phraseological transformations in lexicographic representation (you can't throw words out of a song). Tretyakov I.Yu., editor. Life phraseology -- phraseology in the life: a compilation of scientific articles to the anniversary of Professor A. M. Melerovich. Kostroma: Kostroma Univ. Press. pp. 236--244. (In Russ.).

46. Piegay-Gros, N. (2008). Introduction to the theory of intertextuality. Moscow: LKI Publ. (In Russ.).

47. Gordin, M.A. (2012). Patriotic war of 1812 against the background of I.A. Krylov's fables. Saint Petersburg: Pushkin Foundation Publ. (In Russ.).

48. Kenevich, V.F. (1878). Bibliographic and historical notes to Krylov's fables. Saint Petersburg, Glazunov. (In Russ.).

49. Walter, H. (2008). Processes of neologisation in contemporary Russian and Slavic phraseology. Russian Studies Review, 4 (124), 27--39. (In Pol.).

50. Fedotova, K.S. (2017). Poetonymography as a new field of author lexicography. Russian Journal of Lexicography, 11, 39--53. doi: 10.17223/22274200/11/3. (In Russ.).

51. Kovshova, M.L. (2016). Linguistic and cultural method in phraseology: Culture Codes. Moscow: LENAND. (In Russ.).

52. Bredis, E.M. & Bredis, M.A. (2018). Antislavery in the role of newspaper headlines (based on publications of the German media). In Multiparadigm contexts phraseology in the twenty-first century: Proceedings of the intern. sci. conf. Tula, TPPO. pp. 209--214. (In Russ.).

53. Mieder, W. (1993). Proverbs are never out of Season Popular wisdom in the Modern Age. New York: Oxford Univ. Press.

54. Chlebda, V. (1995). Fate and hope: Sketches for the image of language self-consciousness of today's Russians. Opole: Opole Univ. Press. (In Pol.).

55. Gaynanshin, M.F. & Chanysheva, Z.Z. (2016). Interdiscursive character of Semantic develop¬ment of coreferential metaphors. Russian Journal of Linguistics, 20 (1), 43--56. (In Russ.).

56. Babkin, A.M. (1970). Russian phraseology, its development and sources. Leningrad: Nauka. (In Russ.).

57. Molotkov, A.I. (1977). Fundamentals of phraseology of the Russian language. Leningrad: Nauka. (In Russ.).

58. Naciscione, A. (2001). Phraseolological Units in Discourse: towards applied Stilistics. Riga: Latvian Acad. of Culture Publ.

59. Mlacek, J. (2007). The internationalisation of contemporary Slovak phraseology. In Mlacek, J. Studies and state on phraseology. Ruzomberok: Catholic Univ. Press. pp. 243--260. (In Slovak).

60. Danilevskaya, N.V. (2003). Macrotext. In Encyclopedic Dictionary of Russian Language Stilistics. Moscow: Flinta. pp. 216--221. (In Russ.).

61. Kolobova, E.A. (2008). To the question about the characteristics of the contaminated idioms. Vestnik of Kostroma state University, 4, 174--176. (In Russ.).

62. Dyadechko, L.P. (2006). “Winged words sound”, or Russian eptology: textbook. Kiev: Kiev Univ. Press. (In Russ.).

63. Khvostov, D.I. (1802). Selected parables from the best writers of Russian poems. Saint Pe¬tersburg: Imper. Acad. of Sci. (In Russ.).

64. Lomakina, O.V. & Mokienko, V.M. (2018). Value constants of Rusyn paremiology (against the background of Ukrainian and Russian languages), Rusin, 54 (4), 303--317. doi: 10.17223/18572685/54/18. (In Russ.).

65. Kovacova, V. (2012). Phraseologic competence of Slovak middle generation (on the Bible materials). In Hordy, M., Mokijenko, V., Shutkovski, T., Walter, H., editors. Word. Text. Time. XI. Slavonic phraseology in onomasiologic, linguistic, cultural and phraseographic aspects. Szczecin; Greifswald: Szczecin Univ. Press. pp. 686--693. (In Slovak).

66. Bukharkin, P.E. (2018). Intertextuality and rhetorical literature (preliminary remarks). Intertextual analysis: principles and boundaries. Saint Petresburg: St. Petersburg Univ. Press. pp. 65--79. (In Russ.).

67. Didkovskaya, V.G. (2011). Modern phraseology: dictionary and text. In Literary and dialect phraseology: history and development. Velikiy Novgorod: Novgorod Univ. Press. pp. 399-- 403. (In Russ.).

68. Stepanowa, L. (2008). Russian phraseology today, Russian Studies Review, 4 (124), 40--49. (In Pol.).