Западнославянские диалекты в Омском Прииртышье: явление интерференции в чешском сибирском говоре

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского

Западнославянские диалекты в Омском Прииртышье: явление интерференции в чешском сибирском говоре

М.А. Харламова

Аннотация

История появления чехов в Среднем Прииртышье теснейшим образом связана со столыпинскими реформами конца XIX - начала XX в. На материале показаний языкового сознания выявлены миграционные пути чехов и места их «выхода» из европейской России и Европы. В статье прослеживается история формирования и развития чешского говора в Сибири и обосновывается тезис о роли междиалектной и межъязыковой интерференции в создании языкового пространства полиэтнического региона. На примере среднеприиртышского чешского говора (с привлечением собранных автором новых языковых данных) показана связь интерференции и двуязычия. Результаты проведённого исследования являются источником и эмпирической базой нового лексикографического проекта омских диалектологов, призванного манифестировать миро- видение современных сельских жителей одного региона Российской Федерации.

Western Slavic Dialects in Omsk Irtysh Region: Interference Phenomenon in Czech Siberian Dialect

M.A. Kharlamova

Interference does not go unnoticed by the ethnic Czechs themselves, which has been proved by the metatext utterances about their mother tongue and its speakers in the contemporary linguistic situation. The ethnic self-definition of the Czech is related to the knowledge of their native Czech dialect: the speakers of the Middle Irtysh dialect perceive the Czechs who do not speak their native language as broad research devoted to specifics of the language situation in the contemporary polyethnic region.

The results of the research have provided a source and an empirical base for a new lexicographic project by Omsk dialectologists, aimed at demonstrating the worldview of contemporary villagers of a single Russian region.

Ни один язык не развивается без взаимодействия с другими языками. При передвижениях больших масс населения с одной территории на другую, при покорении одного этноса другим, при значительном культурном влиянии одного народа на другой, наконец, просто при соседстве двух народов на относительно небольшой и относительно густо заселённой территории это взаимодействие усиливалось. При переселениях народов обычно язык одного из них постепенно усваивался другим, причём в усвоенный язык вносились черты поглощаемого языка, постепенно отмиравшего и прекращавшего своё существование [1, с. 8-13]. Б.В. Горнунг в своём докладе на V Международном съезде славистов (г. София, Болгария, 17-23 сентября 1963 г.) указал основные пути взаимодействия говоров и языков. Аналогичные процессы проходили и проходят на исследуемой нами территории Среднего Прииртышья. Латыши, чехи, поляки, белорусы, эстонцы и другие народы, как и русские, появились на территории Омского Прииртышья в разное время. Основной приток многообразных этносов отмечался в период столыпинских реформ в конце XIX - начале XX в. [2-5]. Условия, при которых устанавливались социально-экономические, культурные, торговые связи между этносами в Среднем Прииртышье, различны. Разнообразны также условия контактирования языков и диалектов (см. [6, с. 25-91]).

Л.В. Щерба выдвинул тезис о том, что процесс языковых контактов состоит в схождении и обобщении означаемых при сохранении различий в означающих и что то или иное течение этого процесса обусловлено разными видами двуязычия [7]. Идеи академика развил В. Розенцвейг: «В какой мере изменится язык в ходе контактов, направление и скорость изменений, вплоть до исчезновения одного из языков, зависит в конечном счёте от социально -исторических условий. <...> Каким образом и в какой мере социально -исторические условия общения носителей других языков определяют тот или иной ход процесса контактов, выясняется лишь, когда познаётся связь между речевым поведением двуязычных людей и социальными ситуациями двуязычия» [8, с. 11]. Л.В. Щерба впервые обратил внимание на то, что «характер сосуществования двух языков в индивиде находится в зависимости от условий усвоения неродного языка» [7, с. 47] (см. об этом [8, с. 11]).

Анализируя дискурс людей, выучивших иностранный язык от гувернанток (последние владели лишь своим родным языком), Л.В. Щерба показал, что «при таком двуязычии происходит лишь заимствование отдельных слов языка В носителем языка А. <...> Если же усвоение неродного языка происходит таким образом, что носители двух языков, общаясь в разных и многочисленных общественно важных ситуациях, переключаются с одного языка на другой, “переводя” мысль то на один язык, то на другой, то имеет место обобщение означаемых двух языков, вплоть до образования единого языка в плане содержания с двумя способами выражения» (цит. по [8, с. 11-12]). Большинство отечественных учёных двуязычие определяют как знание двух языков в одинаковой степени совершенства [9, с. 57].

Другой важный теоретический аспект, который мы не можем не упомянуть в связи с нашими изысканиями, - это проблема интерференции. Л.И. Баранникова даёт такое определение этого понятия: «Интерференция - это изменение в структуре или элементах структуры одного языка под влиянием другого яз ыка, причём не имеет значения, идёт ли речь о родном, исконном для говорящего языке, или о втором языке, усвоенном позднее» [10, с. 88]. У. Вайнрайх под интерференцией понимает «те случаи отклонения от норм любого из языков, которые происходят в речи двуязычных лиц <...> вследствие языкового контакта» [11, с. 22]. Таким образом, влияние разных языковых систем вызывает явление интерференции. И в зависимости от того, на каком уровне языка проявляется интерференция, традиционно различают несколько типов, а именно: фонологическую, морфологическую, синтаксическую, лексическую и семантическую [11, с. 45]. Сходные (близкородственные) языковые элементы, закономерности и нормы не могут вызвать интерференцию, поскольку они не вступают в противоречие. В настоящей работе мы рассматриваем интерференцию как частный случай взаимодействия языков, который может возникать лишь при регулярном использовании одним и тем же человеком или одним и тем же коллективом разных языков и диалектов.

Цель статьи - показать процессы межъязыковой интерференции в полиэтническом регионе, обусловившие своеобразие мировидения современных сельских жителей Омского Прииртышья. Разработка названной проблематики связана с новым лексикографическим проектом - словарём констант народной речи носителей традиционной культуры Среднего Прииртышья (подробнее об этом см. [6]).

Исследование современных говоров на территории вторичного заселения показало, что длительное сосуществование говоров и языков (с XVII в.) определяет во многом своеобразие языковых систем в регионе. Как справедливо отмечает А.С. Герд, «исторически, по-видимому, большинство культурных центров по- лиэтнично в своей основе» [12, с. 255]. Он указывает: «Письменный язык книжных центров открыт для субстратных влияний (курсив наш. - М.Х.) в меньшей степени, чем диалект» [12, с. 255]. При этом далее подчёркивается, что «история диалектов тесно связана с межэтническими миграциями» [12, с. 257].

Именно миграционные процессы конца XIX - XX вв. (период столыпинских реформ) сыграли особую роль в формировании новых типов речи в Среднем Прииртышье. В этом регионе обнаружены компактные места проживания представителей западнославянских (поляков, чехов) и неславянских (эстонцев, латышей, немцев и др.) языков (см., например, [2, 13]). Двуязычными носителями на данной территории являются этнические чехи, речь которых мы записывали на протяжении нескольких лет начиная с 2000 г., а именно: д. Новоградка - А.Е. Бартош, муж., 1937 г.р., 8 кл., тракторист, зап. 2000 г.; Ф.И. Вондра, жен., 1925 г.р., неграмот., зап. 2004 г.; М.И. Киселёва (урожд. Вондра), жен., 1947 г.р., 8 кл., зап. 2000, 2012, 2013 гг.; А.А. Киселёв, муж., 1942 г.р., 8 кл., зап. 2000 г.; И.А. Шиллер, муж., 1952 г.р., 8 кл., зап. 2000 г.; Ф.А. Шиллер, муж., 1938 г.р., 7 кл., зап. 2012 г.; А.А. Яндер, муж., 1942 г.р., ср.-спец., зап. 2004 г.; А.И. Яндер, муж., 1932 г.р., грамот., зап. 2004 г.; П.А. Яндер, муж., 1922 г.р., 4 кл., зап. 2004 г.; с. Репинка - А.А. Вондра, жен., 1937 г.р., 7 кл., зап. 2004, 2012 гг.; З.В. Яндер, жен., 1938 г.р., 7 кл., зап. 2000, 2012 гг.; З.М. Яндер (урожд. Кадермас), жен., 1939 г.р., 7 кл., зап. 2000 г.; В.А. Яндер, жен., 1921 г.р., 4 кл., зап. 2004 г.; г. Омск - Е.А. Ишкова (урожд. Вондра), 1953 г.р., ср.-спец., зап. 2012 г.

Материалом для настоящего исследования, таким образом, послужили записи диалектной речи из личного архива и архива кафедры русского языка, славянского и классического языкознания Омского государственного университета имени Ф.М. Достоевского, сделанные в сёлах и деревнях Калачинского района Омской области в ходе диалектологических экспедиций - Репинское сельское поселение. Они частично уже были опубликованы ранее (см. [14]). Кроме того, нами привлечены аудиозаписи, расшифровка материала и перевод с чешского языка на русский С.С. Скорвида [15].

Путь чехов в Сибирь был довольно сложным. Они практически все указывают на вторичное переселение: либо чехи прибыли в Среднее Прииртышье (первоначально в д. Плетнёво Оконешниковского района) через Запорожье, Мелитополь, либо - Крым, или даже Бессарабию:

* нашы каhда радители в-дивят 'сот адинацатом hаду приехали сюда// ани сразу астанавились в-Оконешникофскам раёне ф-Плетнёуке// <...> а потом аттуда приехали в-Васкресенку нимн6hо пажЫли/ и чЭхоу с-хахлами не-взяла дружба... сюда пириехали и тут ани аблюбавали место... атец дивят 'сот aduna^maha hoda/ он здесь радйлся ужэ// (Ф.А. Шиллер, д. Ново- градка, 2012 г.)Воспроизведение речи информанта здесь и далее передаётся согласно правилам фонетической орфо-графии, принятым в новом электронном словаре активного типа, репрезентующем базовые константы народ-ной «речемысли» - «Словаре констант народной речи Среднего Прииртышья» (http://dict.univer.omsk.su/ mediawiki/index.php/) (подробнее см. [6, с. 119-120; 16]).;

* amKyda auU были? с-Украйины amKyda-то//худо жыли HaeepHa da hoeo- рят где-то ф-сыбйри хaрaшд жыть землй MHoha <... > // здесь-вот дирЭвня/ здесь хaхлъl были чЭхи-maм// чЭхы перэшлй дал 'шэ/ maк aбрaзaвaлaсь нaвahрamкa// (А.И. Яндер, д. Новоградка, 2004 г.) [14, с. 282];

* онй прилхaли с-Украины U3-3a землй/ там-где иё мало было онй nprnxa- ли сюда// дитей было мноЫ землй мaлa/ вот// (Ф.И. Вондра, д. Новоградка, 2004 г.);

* A, K'is'el'ova jo tet'ka sem a bila sem Vondrova. Bila sem Vondrova. A maminka та bila Nemka, wona bila Masoltova, Masol't mnela fam 'iliju. A patom visla za Cecha zamus. [Za Cecha na Ukrajim?] Tadi, tadi. Wona ji... sibirska bila Nemka. Ona tadi - nu, kolik je Semenouka wod nas? Kilometrou dvanadzd, da? <... > Wdruhej wesnici, tam bili Estonci, zili. Jedna ulice Estonci a jedna ulice sou Nemci. I wot won tadi <... > won se tatinek nerod'il tadi, a prijeli, jeho rod'ice privezli sem malinkiho az z B'isarabii. <...> A potom on tam f Semenouce si nasel nevjestu (М.И. Киселёва (урожд. Вондра), д. Новоградка, 2013 г.). - «Я Киселёва сейчас, а была Вондрова. А мама моя была немка, она была Масолт(ова), Ма- солт у неё была фамилия. А потом вышла за чеха замуж. [За чеха на Украине?] Здесь, здесь. Она была сибирская немка. Она тут - ну сколько (км) Семёновка от нас? Километров 12, да? Во второй деревне, там были эстонцы, жили. И вот он здесь... родился-то папа не здесь, а они приехали, и его родители привезли сюда маленького аж из Бессарабии. А потом он там в Семёновке нашёл себе невесту»Аудиозапись, расшифровка и перевод с чешского языка на русский С.С. Скорвида..

* a aцa мaиhд привизла мать по-мойму онй-уш тпали сюдa тк то-ли с- Чехoсlaвaкии я дажэ hдрom вот тожэ я не-интирисоваШсь никohдa maкйми Этими// (М.И. Киселёва (урожд. Вондра), д. Новоградка, 2000 г.);

* On 'i sem prijeli s^ Ukrajini, n 'aki, a n 'ak s^Cechiji `Они приехали с Украины, некоторые, а некоторые из Чехии' (З.В. Яндер, с. Репинка, 2012 г.) [15, с. 130];

* A starsi tcеп, kera bila s^ t'isic devjetset prun 'iho, s^ t 'isic devjetset druhiho, tret'iho, ti se rod'ili f^Cechoslovakiji 'А старшие дочери, которые были 1901-го, 1902-го, 3-го, они родились в Чехословакии' (А.А. Вондра, с. Репинка, 2012 г.) [15, с. 130].

Деревня Новоградка - место компактного проживания этнических чехов, по сведениям информантов, образовалась в 1911-1913 гг. Кроме того, чехи живут и в соседних деревнях Репинке и Воскресенке:

* ну hдл-ma Эma дирёвня aрhaнизoвaлaсь ф-mринaцamoм Ыду// (А.А. Киселёв, д. Новоградка, 2000 г.);

* радйтели приехали сюда ф-каком Ыаду? в-адйнацытам или в-дисятам дажэ/ Я ни-помню// а-Я тут родилась ф-Сибйри/ там ф-Плетнёва пат- Калачинскам// (В.А. Яндер, с. Репинка, 2004 г.);

* t'is^c devjetset jedenаctim гока пасаЫ v^Novohmtce se fselat СесЫ `в 1912 году в Новоградке начали поселяться чехи' (З.В. Яндер, с. Репинка, 2012 г.) [15, с. 130].

Переселившись в Сибирь, чехи сохраняли свою культуру, язык и национальный быт. Они долгое время не допускали смешанных браков. Постепенно из многонационального окружения (их соседи - украинцы, латыши, немцы, эстонцы, русские) они выделили немцев, затем стали встречаться браки с русскими и латышами, а браки с украинцами - редкость до сих пор:

* Я па-нацыанал 'насти/ ну пишусь-я чешка/ канешна/ патаму-шта атец быт чех/ а-мать немка// ну ана немка как/ здесь/ сибйрская...// <... > а-ужэ-я када расла/ ужэ матири я ни-знала этай бабушки немки/ так-што я фсё па- чески/ бол'шэ// вот// (М.И. Киселёва (урожд. Вондра), д. Новоградка, 2000 г.);

* обоснавали её [д. Новоградку. - М.Х.] чехи эту деревню сразу Вос- кресенку здесь рядом с-хохлами не-поделйли место наверно ран'шэ как бйло дажэ невесту нел'зя быгло хохлушку брать токо чех на-ческе хохол это щас ужэ смешались а ран'шэ фсё-равно держали как-то// (И.А. Шиллер, д. Ново- градка, 2000 г.).

Разрушение внутреннего уклада «маленькой Чехии» началось после Великой Отечественной войны, когда большая часть молодых мужчин погибла на фронте и невесты стали выходить замуж, не обращая внимания на национальность женихов. В начале 2000-х годов, по нашим данным, в д. Новоградке чехи составляли 80% населения, из них около 40% говорили на родном языке, в с. Репинке не более 30 человек владели чешским языком, в д. Воскресенке проживало всего несколько смешанных семей. В ходе переписи населения 2011 г. эти данные были уточнены, и оказалось, что в Репинском сельском поселении из 1700 зарегистрированных жителей (при 1500 фактически проживающих) чехами себя назвали 86 человек. Разумеется, не все они являются носителями чешского говора [15, с. 130]. О себе, например, говорят: да я ужэ аб- русел/ фсех знаю фсю область// тяжэло мне по-чесски я-бы если-п с-чехом щяс стоял-бы й вЫ ф-старане вот-я-бы с-нйм разЫоваривал// я ужэ как Ыоворйца обруселый чех// (И.А. Шиллер, д. Новоградка, 2000 г.).

В некоторых смешанных семьях чешский язык служит средством бытового общения. Супруги говорят друг с другом и детьми по -чешски. Однако не во всех семьях дети и внуки владеют родным языком:

* ужэ и чэхи такйи смэшаные/ оно нэ-получаица нэкоторыи слова ужэ не-знаиш по-чески// <...> ужэ нэ-чыгстые нэ-кровные// (А.Е. Бартош, д. Новоградка, 2000 г.);

* пйшуца чехами а языка не-знают/ ну дочь та й этат сыт што тут жывёт онй разЫоваривают мен'шый понимал фсё а// <...> з-дитями разЫовариваем по-чесски а-мен 'шый спросит отвич^ем по-руски/ ну умныи бйли разве?// вот так привыгкли с-ма1о1етцва// (З.М. Яндер (урожд. Кадермас), с. Репинка, 2000 г.).

Как видим, для чехов язык является главным показателем этнической принадлежности.

Оказавшись в окружении «чалдонов», «тутошних», «сибиряков» новые насельники Сибири не могли не испытать воздействия со стороны старожильческих (см. об этом также [6, 13, 15]), новосельческих, русско -украинских и других говоров. Так, чешские фамилии приобрели новые черты: они перестали изменяться по родам и числам (как многие заимствования) в официальном употреблении, хотя в повседневном общении по-прежнему сохраняют старые грамматические характеристики: А по-чэски Стаза Вондрова// (А.А. Вондра, с. Репинка, 2004 г.). Как отмечает С.С. Скорвид, «формы, выражающие принадлежность к семье и служащие также “домашними” фамилиями... дифференцируются в единственном числе по родовому признаку» [15, с. 134]:

Вондра (Уо^ги) - м.р. ед.ч.; Яндер (^апдг) - м.р. ед.ч.;

Вондрова (Vondгovа) - ж.р. ед.ч.; Яндерова (Jandгovа) - ж.р. ед.ч.

Вондровы (УопёгоуГ) - мн.ч.; и т. д.

«Эта дифференциация мужских и женских “домашних” фамилий является важной частью языкового сознания носителей среднеприиртышского чешского говора, - пишет он. - Вот как говорит об этом Е.А. Ишкова: Я всегда говорила, что мужская фамилия не склоняется, а... ну и у нас всегда говорили, taki ЬаЫска Ы1арап'1 Уопёгоуа... й'ей Ы1 Уопёги, а патрогаё пкаН Уопёга... Вот на уроке... а я всегда оскорблялась. роргауира, ге Уопёгоуа, пи... » [15, с. 134].

Реакция на этикетные формулы, таким образом, демонстрирует высокую степень языковой рефлексии у двуязычных чехов.

Имеющийся в нашем распоряжении материал Записи бесед в 2000, 2004, 2005 гг. велись на русском языке. Лишь по нашей просьбе чехи говорили друг с другом, пели песни, читали молитвы на родном языке. показывает, что, с одной стороны, не все чехи, знающие родной язык, активно им пользуются даже в общении друг с другом: а дети май нихто ни-раз^вариваит// дети-та дети эта/ ну/ и-внуч'ки/ те по-руски и-дети по-руски// (Ф.И. Вондра, д. Новоградка, 2004 г.). С другой стороны, у двуязычных носителей обнаруживаем «следы» окружающих говоров и некоторые особенности русской ментальности. Однако процессы интерференции на территории компактного проживания чехов являются взаимными: результаты интерференции проявляются на всех уровнях языковой системы как у этнических чехов, так и этнических украинцев, немцев, эстонцев и носителей разнотипных русских говоров. В 2012 г. беседу с этническими чехами вели на чешском языке С.С. Скорвид Скорвид Сергей Сергеевич - кандидат филологических наук, доцент кафедры славистики и централь-ноевропейских исследований Российского государственного гуманитарного университета (подробнее о нём см. http://ifi.rsuh.ru/whoiswho_skorvid.html). и Д.К. Поляков Поляков Дмитрий Кириллович - кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры славистики и центральноевропейских исследований Российского государственного гуманитарного универси-тета (подробнее о нём см. http://ifi.rsuh.ru/whoiswho_polyakov.html)., в разговорах участвовали и мы (см. [15, с. 129]). Практически все респонденты легко «переключали регистры», отвечая на вопросы по -русски и по-чешски одновременно. Лишь одна информантка А.А.Вондра, у которой мать - чешка, отец - латыш, с нежеланием и с трудом переходила на русскую речь.

Языковая культура и языковые традиции чехов характеризуют сегодня представителей старшего поколения (60-80 лет). Говор ассимилировавшихся на русской почве чехов (выучивших русский язык в школе) сохраняет некоторые исконные черты в фонетике, грамматике (см. [6, с. 55-57]), но особенно в лексике. Так, частотны чешские названия бытовых реалий: кнЭдлики `отварное изделие, похожее на галушки' ^ кпейШ `блюдо из муки с творогом или картофелем' (Б., с. 348); пантофлЭ `обувь' ^ раШоАе `туфли, шлёпанцы' (Б., с. 407); бухта `сладкая булочка или пирог с начинкой или без неё' ^ ЬиеЫа `пирожок со сладкой начинкой' (Б., с. 305); кйсэл, или кйсэлка `молочный кисель' ^ ку8е1 `кисель' (Б., с. 357); кисляк `кислое молоко, простокваша' ^ kyselл т1еЫ `кислое молоко, простокваша' (Б., с. 357); шатэк `платок' ^ §&ек `платок' (Б., с. 471); Мйколаш `Дед Мороз' (Б., с. 55; КС); окуркы `огурцы' ^ окигка `огурец' (Б., с. 400); жйкать `говорить' ^ z^kat `говорить' (Б., с. 48); брамбура/брамбула `картофель' ^ ЬгатЬогу `картофель' (Б., с. 89) и др.

В беседах с собирателями, как мы уже отмечали в более ранних работах, языковое сознание чехов проявляется отчётливо [14]. Будучи ещё двуязычными, респонденты с сожалением констатируют, что их дети теряют языковые навыки, а внуки не знают и не понимают родного языка: Ну я-то разhовариваю а-дети май нихто// (Ф.И. Вондра, д. Новоградка, 2004 г.) [14, с. 285].

Жизнь на протяжении длительного времени в окружении говоров с иноди- алектной основой, безусловно, отразилась на диалекте сибирских чехов: они все говорят по-русски, их речь приближается к общерусскому просторечию, характеризуется аканьем и иканьем: аhурцЫl, малад^ош, радилась, паналожыш, жалка, цвит 'от, диревни. Возможно, под влиянием соседей-украинцев сохраняется произношение губно-губного ^] в середине слова: краwа, траwа (А.А. Вондра, с. Репинка, 2004 г.), а в начале и в конце слова, а также в предлоге в представлен как [у], что характеризует и речь соседей сибиряков -старожилов: у-Репинки, хлеу (А.А. Вондра, с. Репинка, 2004 г.) Ср. замечание С.С. Скорвида о такой реализации фонем в северо-восточном диалекте чешского языка [15, с. 132].. В области морфологии можно отметить колебания в роде некоторых имён существительных: кйсэль - ср.р. (ано кйсэль hустде), сарай - ж.р. (как была сараи) (ср. сарайка); остатки древнего типа склонения на *и: с-морквои, за-цэрквои; остатки двойственного числа: со-своййма друшкама (В.А. Яндер, с. Репинка, 2004 г.). Последние (связанные с типом склонения и категорией числа) явления мы отмечаем также в речи носителей архаического слоя старожильческого говора [6, с. 78-86; 17, с. 4-6].

Различие по долготе и краткости у старшего поколения сибирских чехов представлено в их чешской речи, а у некоторых частично проявляется и в речи на русском языке. Однако в русской речи среднее поколение этнических чехов, использующих родной язык в бытовом общении, не сохраняет противопоставление по долготе - краткости, в чём тоже сказывается влияние соседних говоров. Безусловно, определённое воздействие оказал и другой экстралингвисти- ческий фактор - оторванность от чешских говоров митрополии.

Л.И. Баранникова предлагает различать интерференцию и заимствования [10]. Однако большинство учёных рассматривают заимствования как результат интерференции, то есть часть этого процесса. Элементы родной речи и родного языка могут использоваться билингвом в неродном языке, поскольку он обычно употребляет данные формы и значения, говоря на своём родном языке. Здесь имеется в виду интерференция в условиях индивидуального и социального билингвизма. Так, Ж. Багана такие элементы, «перенесённые из одного языка в другой», предлагает называть «интерферируемыми элементами» и подчёркивает, что они могут обнаруживаться в произношении, грамматике, лексике и семантике [18, с. 49].

Мы же по традиции (вслед за У. Вайнрайхом [11, с. 22]) считаем интерференцией любое изменение в системе языка под воздействием другого языка/диалекта и, следовательно, включаем сюда лексические заимствования, что особенно значимо для нашего лексикографического проекта. Процессы лексического заимствования представляют собой самый распространённый и легко фиксируемый тип интерференционных явлений. Это, вероятно, связано с тем, что лексические заимствования, пожалуй, единственный вид интерференции, который широко представлен как в двуязычном, так и в одноязычном социуме. Конечно, словарь двуязычных носителей более подвержен лексическим заимствованиям и семантическим трансформациям, поскольку двуязычные респонденты располагают как минимум языковыми системами двух языков. В распоряжении же диалектоносителей полиэтнического региона оказывается, кроме русского литературного языка (им информанты овладевают в школе), разнотипные по диалектной основе говоры (русские старожильческие, новосельческие, украинские, немецкие, эстонские и др.), в окружении которых существует говор этнических чехов.

Итак, лексика, будучи самой подвижной частью языковой системы средне- прииртышского чешского говора, легко воспринимает новое. При этом, либо заимствуя лексему полностью, либо изменяя её в соответствии со своими фонетическими, словообразовательными, грамматическими особенностями, диалекто- носители - этнические чехи - активно ею пользуются.

В чешском говоре выделяются лексические единицы, общеславянские по происхождению, но имеющие исторически разную огласовку в восточнославянских и западнославянских диалектах. Например, сибирские чехи старшего поколения используют лексику, оформленную по законам чешской фонетики: слова с неполногласными сочетаниями, восходящие к *tort, *telt: грах `горох' (чеш. brack) (Б., с. 334), мраз `мороз' (чеш. mraz), млеко `молоко' (чеш. mleko), младый `молодой' (чеш. mlady) (Б., с. 369); формы инфинитива могут быть без -ти (ti) или без -и, как в чешском литературном языке: вез, везт (чеш. vezt) (Б., с. 496), нест (чеш. nest) (Б., с. 387).

Однако значительная часть этой лексики подверглась фонетическим изменениям под влиянием русского литературного языка и окружающих говоров: характерные для чешского языка сочетания согласных -dl- в середине слова упростились, как в русском языке *dl > l: крыло (чеш. kfidlo) (Б., с. 355), мыто (чеш. mydlo) (Б., с. 373), шило (чеш. sidlo) (Б., с. 472); утратился сложный звук И > [р'] ([р]): hfib ^ гриб (Б., с. 335), kfidlo ^ криле, крыло (Б., с. 355); tfeba ^ трЭба `нужно, надо' (Б., с. 480), dfevo ^ дерево (Б., с. 323).

Активна лексика с переходом /е > 'о/ после мягких согласных (процесс, известный только восточнославянским языкам): чёрт (чеш. cert) (Б., 309), пирожок (чеш. pirozek) (Б., с. 159), берёза (чеш. bfiza) (Б., с. 305), овёс (чеш. oves) (Б., с. 405).

В результате межслоговой ассимиляции, характерной для современных сибирских говоров, возникла следующая огласовка: кожух `шуба, тулуп' (ср. чеш. kozich) (Б., с. 353), bficho ^ брюхо `живот' (Б., с. 305).

Развитие протез (перед лабиализованным гласным) нашло отражение не только в общеславянской лексике (osm ^ восемь, okno ^ вокно), но и в чешской (okurka `огурец' ^ вокурок). Под влиянием русской фонетики утратились чешские слоговые плавные: чеш. clovлk ^ человек (Б., с. 241), чеш. vlk ^ волк, vlna ^ волна (Б., с. 35), чеш. vrba ^ верба, ива (Б., с. 29), чеш. mrkev ^ морковь(ка) `морковь' (Б., с. 372).

В восточнославянской огласовке представлены лексемы: белый (чеш. bily) (Б., с. 302), молоть, мелю (чеш. mlit < *melt), место (чеш. misto) (Б., с. 369).

Западнославянские неполногласные сочетания стали полногласными в частотной для говора лексике: чеш. vlakno ^ волокно, чеш. vlas ^ волос (Б., с. 497), чеш. slama ^ солома (Б., с. 457).

Нужно отметить, что процессы языковой интерференции не могут быть односторонними. Лексика, записанная в ходе диалектологических экспедиций на исследуемой территории, позволяет утверждать, что восточнославянские лексические единицы могут трансформироваться под влиянием чешского говора. Так, небольшую группу составили русские слова, изменившие качество отдельных фонем под влиянием чешского произношения: цахар `сахар' (ср. чеш. cukr) (Б., с. 307), кветок `цвет, цветок' (ср. чеш. kvet) (Б., с. 356); троху `немного', диал.рус. трохи (ср. чеш. trochu) (Б., с. 479) - или сохранившие чешское ударение: e-hpo6y, кисэль (Б., с. 334, 357)⁷.

Отдельную группу составляет лексика, отличающаяся в среднеиртышском чешском говоре словообразовательными аффиксами и/или грамматическими характеристиками (различие в роде, числе, падежной форме и т. п.): телёнок, м.р. (ср. чеш. tele, ср.р.) (Б., с. 475); свинья (ср. чеш. svine) (Б., с. 470); морковка (ср. чеш. mrkev) (Б., с. 372); кузнец, м.р. (ср. чеш. kovar) (Б., с. 353); кузница, диал. чеш. кузня (ср. чеш. kovarna) (Б., с. 353); цыбуля `лук', м.р. (ср. чеш. cibule, ж.р.) (Б., с. 307); молодость, ж.р. (ср. чеш. mladi, ср.р.) (Б., с. 369); моложэ ср. ст. (ср. чеш. mladsi) (Б., с. 369); гусь, м.р. (ср. чеш. husa, ж.р.) (Б., с. 335); кисэль и кисэль, ср.р. (ср. чеш. kysel, м.р.) (Б., с. 91); ткань (ср. чеш. tkanina) (Б., с. 477).

Различия в форме и словообразовании, на наш взгляд, объясняются прежде всего влиянием окружающих русских говоров и литературного языка.

Особый интерес представляет лексика, подвергшаяся в сибирском чешском говоре семантической адаптации, которая может сопровождаться и структурными изменениями. Так, в чешском говоре употребляется слово кура (курица), тогда как в чешском литературном языке kure имеет значение `цыплёнок', а курица ^ slepice (Б., с. 457); ср. в русских старожильческих говорах [16, с. 43]. В чешском сибирском говоре, как и в чешском языке, функционирует лексема repa (ж.р.) (Б., с. 450), но если в литературном чешском она обозначает `свёкла', то сибирские чехи в этом значении усвоили русское слово свёкла (свекла), а repa ^ р^эпа стало употребляться в том же значении, что и в русском языке. В чешском языке zal (м.р.) - `скорбь, печаль' (Б., с. 535), у чехов- сибиряков zal ^ жаль, жалко, то есть `выражение сожаления, иногда печали по поводу чего-то, кого-то', как и в русском языке. Чешскому литературному языку слово zivot известно в своём исконном значении `жизнь', утраченном русскими говорами ещё в эпоху существования древнерусского языка, когда «биологическая» жизнь обозначалась через живот, а вечная, то есть «духовная», - жизнь. В говоре сибирских чехов не сохранилось данное слово с исконным значением, и для них живот - это часть тела, как и для носителей русского языка. Слово chlapec `мальчик' в чешском говоре преобразовалось в хлопиц `молодой человек, юноша' (КС), вероятно, не без влияния новосельче- ских и украинских говоров, где бытует эта лексема [17, с. 90]

Глагол мститься `злиться, ненавидеть' широко употребителен в д. Ново- градке, с. Репинке, д. Воскресенке не только в чешских семьях, но и в смешанных (чешско-латышских, чешско-русских, чешско-немецких): што-жэ так они мстились на-ч^эхоу// (В.А. Яндер, с. Репинка, 2004 г.). В литературном чешском языке есть глагол mstit se `мстить кому-то', прилагательное mstivy `злопамятный, мстительный', а с семантикой `ненавидеть' - глагол nenavidet (Б., с. 129, 372). Возможно, в говоре чехов сохранилось одно из древних значений глагола или произошёл семантический сдвиг на основе определённых внутриязыковых и вне- языковых процессов.

Необходимо подчеркнуть, что в результате межъязыковой интерференции чехи активно пополняют свой лексический запас, создавая многочисленные варианты: прастакиша (старож., новосел.) - кисэлъ (чеш.), ауурёц (новосел.) - вокурок и др. (КС). Полагаем, явления интерференционного характера выступают в качестве отличительных признаков современной речи этнических чехов и языкового пространства региона.

Иногда чехи напрямую заимствуют языковые единицы из окружающих говоров. Кроме лексики, исконной для старожильческих говоров (анбар/амбар, оржаной `ржаной' (СРГ, 1, с. 17, 19) (см. также [18, с. 43]), забелить `сделать белым суп, добавив молока' (ДопСРГ, 1, с. 52), назём `навоз' (СРГ, 2, с. 162), печуричка, печерица `гриб шампиньон' (ДопСРГ, 2, с. 162; КС), паут `овод' (СРГ, 3, с. 12), холшовый `из льняной ткани' (СРГ, 3, с. 275), в среднеприир- тышском чешском говоре зафиксированы формы, характерные для новосельче- ских, украинских и других говоров и просторечия: бзюха `мошкара'; заховатъ `спрятать'; лицо `шляпка гриба'; соплЯтый `молодой, маленький'; г(И)арничек `ночник, светильник'; макуха `жмых'; сг(И)ортатъ `собрать вместе, в одну кучку'; кизЯк, коровЯк `навоз'; похлёб(ка) `первое блюдо, суп'; нётелъ `нетелив- шаяся корова'; талчонка/'толчёнка `пюре из картофеля'; деревнЯ (им.п. мн.ч.); выбора (им.п. мн.ч.) (СРГ, 2, с. 114, 188; КС) (см. также [17, с. 20, 29, 38, 54, 83]).

Исследование процессов интерференции выявило следующее: лексическая система чешского сибирского говора оказывается более открытой для заимствований, чем системы окружающих говоров. Наблюдения над лексико -семантическими изменениями в чешском говоре показали, что пути и формы семантической и фонетико-грамматической адаптации могут быть различными, но основное направление - из русского языка в чешский говор. Аналогичные процессы отмечены в говоре потомков чешских переселенцев на Северном Кавказе, «прошедших путь от чешского одноязычия к полному чешско -русскому двуязычию, причём в наши дни можно констатировать их постепенный переход от чешско-русского двуязычия к русскому одноязычию» [21, с. 133].

Восточнославянское влияние на чешский говор было и остаётся активным и усиливается экстралингвистическими факторами. Однако восточнославянские говоры, соседствующие с «малой Чехией» в Среднем Прииртышье, также испытывают влияние чешской речи (см. [6]).

В заключение не можем не подчеркнуть: русская речь этнических чехов, безусловно, придаёт своеобразие народной речи Среднего Прииртышья в целом, а собранные языковые факты являются одним из источников нового словаря полиэтнического региона, призванного отразить своеобразие современной языковой ситуации в Среднем Прииртышье и особенности мировидения носителей традиционной культуры сельских жителей.

Источники

СРГ - Словарь русских старожильческих говоров Среднего Прииртышья: в 3 т. / Под ред. Г.А. Садретдиновой. - Томск: Изд-во Том. гос. ун-та, 1992-1993. - Т. 1. - 228 с.; Т. 2. - 244 с.; Т. 3. - 358 с.

ДопСРГ - Словарь русских старожильческих говоров Среднего Прииртышья: Дополнения / Отв. ред. Б.И. Осипов. - Омск, 1998-2003. - Вып. 1. - 155 с.; Вып. 2. - 172 с.

Б. - Бездек Я. Русско-чешский и чешско-русский словарь. - М.: Рус. яз.: Медиа, 2007. - 544 с.

КС - Картотека словаря народно-разговорной речи Среднего Приртышья Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского (хранится в Словарном кабинете факультета филологии и медиакоммуникаций).

Литература

1. Горнунг Б.В. Из истории образования общеславянского языкового единства. - М.: Изд-во АН СССР, 1963. - 143 с.

2. Жиров А.А. Поляки в условиях Тарского Прииртышья в XIX - XX вв. // Славянские чтения: Духовная культура и история русского народа: Материалы докл. науч.- практ. конф. - Омск: Курьер, 1995. - Вып. 4, Ч. 2. - С. 173-175.

3. Вибе П.П. Крестьянская колонизация Тобольской губернии в эпоху капитализма: Автореф. дис.... канд. ист. наук. - Томск, 1989. - 21 с.

4. Мулина С.А. Участники польского восстания 1863 года в западносибирской ссылке: Автореф. дис.... канд. ист. наук. - Омск, 2005. - 23 с.

5. Садретдинова Г.А. История заселения русскими Западной Сибири в связи с изучением сибирских старожильческих говоров // Диалектологические и историко-лингвистические проблемы: Сб. науч. ст. памяти Г.А. Садретдиновой. - Омск: ОмГУ, 1999. - С. 70-111.

6. Харламова М.А. Константы народной речемысли и их лексикографическая интерпретация. - Омск: Изд-во Ом. гос. ун-та, 2014. - 290 с.

7. Щерба Л.В. О понятии «смешение языков» // Щерба Л.В. Избранные работы по языкознанию и фонетике. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1958. - Т. 1. - С. 40-53.

8. Розенцвейг В. Основные вопросы теории языковых контактов // Новое в лингвистике. - М.: Прогресс, 1972. - Вып. VI: Языковые контакты. - С. 5-24.

9. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. - М.: Сов. энцикл., 1985. - 607 с.

10. Баранникова Л.И. Сущность интерференции и специфика её проявления // Проблемы двуязычия и многоязычия: Сб. ст. - М.: Наука, 1972. - С. 88-98.

11. Вайнрайх У. Языковые контакты: состояние и проблемы исследования / Пер. с англ. и комм. Ю.А. Жлуктенко; вступ. ст. В.Н. Ярцевой. - Киев: Вища шк., 1979. - 263 с.

12. Герд А.С. Основные тенденции и параметры формирования региональных типов языков // Севернорусские говоры: Межвуз. сб. - СПб.: Нестор-История, 2014. - Вып. 13. - С. 249-264.

13. ХарламоваМ.А. Чехи на территории Среднего Прииртышья: результаты межъязыковой интерференции // Вопросы русистики / Под ред. Е. Калишана. - Poznan: Universytet im. A. Mickiewicza, 2007. - S. 77-86.

14. Харламова М.А. Этническая самоидентичность и её показатели в диалектном тексте // Учен. зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. науки. - 2009. - Т. 151, кн. 3. - С. 281287.

15. Скорвид С.С. Говор чехов Среднего Прииртышья: генезис и своеобразие // Вестн. Ом. ун-та. - 2013. - № 3. - С. 129-135.

16. Харламова М.А. Традиционная народная культура в электронном словаре Среднего Прииртышья // Филология и культура. - 2016. - № 1. - С. 151-157.

17. Харламова М.А. Говоры Среднего Прииртышья: Хрестоматия. - Омск: Изд-во Ом. гос. ун-та, 2011. - 104 с.

18. Багана Ж. Об отношении заимствования и интерференции // Науч. ведомости. - 2008. - № 11. - С. 46-50.

19. Чекмонас В. Введение в славянскую филологию. - Вильнюс: Мокслас, 1988. - 293 с.

20. Языки мира: Славянские языки. - М.: Academia, 2005. - 656 с.

21. Поляков Д.К. Интерференционные процессы и гибридизация в переселенческих говорах // Гибридные формы в славянских культурах: Сб. ст. - М.: Ин-т славяноведения РАН, 2014. - С. 132-147.

Размещено на Allbest.ru