Текст как ресурс воздействия на сознание и поведение людей: аналитический потенциал теории коммуникационных матриц

Носителями и создателями дискурсивного пространства являются не столько отдельные индивиды, сколько институты, так как они являются основными акторами прецедентных событий, в ходе которых порождаются, изменяются, используются значения каких-либо категорий. Таким образом, институциональный дискурс это дискурс, реализуемый в общественных институтах, общение в которых является составной частью их организации.

Что касается медиадискурса, то одним из первых понимание текстов масс-медиа как дискурса предложил Т.А. ван Дейк. Он обозначил новостные материалы как новый вид дискурса и настаивал на том, что анализ медиатекстов это результат специфической социальной практики журналистов по производству смыслов и практики читателей прессы по их интерпретации [65. С. 307].

Паттерн. Понятие «паттерны культуры» впервые возникает в антропологии в работах Р. Бенедикт. Под влиянием гештальтпсихологии и морфологии культуры Шпенглера она критикует традицию акцентирования внимания на отдельных признаках (traits), призывая рассматривать культуру как единство и целостность, полностью определяющую свои компоненты [66. P. 47]. Именно из ее работы Г. Бейтсон заимствует концепцию паттерна. Для Г. Бейтсона понятие «паттерн», которое играет ключевую роль в его глобальном проекте «Экология разума», это и технический термин, и метод, и эвристический концепт, и сакральные узы, связывающие все живое [67].

В западной литературе наиболее популярным в последние годы стало определение понятия «паттерн» как повторяющегося образца, шаблона, образующего разнообразие готовых вариантов в разных областях человеческой деятельности. В психотерапии «паттерн» используется как категория, характеризующая определенный тип человеческого поведения, копирующего другое поведение. С этой точки зрения, паттерны можно встретить повсюду: утреннее умывание, рукопожатие при встрече, способ есть яблоко, отвечать на телефонные звонки и т.п. Существует множество различных подходов к классификации паттернов человеческого поведения [68]. В коммуникативистике паттерн определяется как особый тип коммуникативного взаимодействия, имеющего повторяющийся эмоциональный компонент. При этом одни авторы склонны понимать под паттернами коммуникации те или иные приемы риторического воздействия на аудиторию (построение ассоциаций, использование пресуппозиций и т.д.), обязательно находящие выражение в определенных лингвистических конструкциях, а другие сами эти конструкции, конкретные языковые элементы речи.

На наш взгляд, подобная терминологическая вакханалия нуждается в хоть какой-нибудь систематизации. И в качестве фундаментального понятия, реинкарнациями которого являются все упомянутые выше, является понятие «матрица».

Различные системы текстовой деятельности используют для порождения текста разные матрицы. Так, например, анализируя ситуацию в российской литературе, Дм. Быков говорит о том, что классическая русская литература основывалась на очень жесткой матрице: «Сюжетная схема XIX столетия включает в себя несколько непременных узлов. Например, дуэль недочеловека со сверхчеловеком, условно говоря, дуэль лишнего человека со сверхчеловеком. Адюльтер, который является метафорой роковых, трагических отношений с властью, такой своеобразной проекцией ее. Большинство русских романов XIX столетия начинаются в салоне, а заканчиваются на каторге или на войне. Отчасти потому, что нет других локаций. В салоне начинается “Княгиня Лиговская”, пролог такой недописанный к “Герою нашего времени”, и на кавказской войне оказывается Печорин. Или, во всяком случае, на Кавказе, в крепости. На каторге заканчивается фабула большинства романов Достоевского. На каторге оказывается Пьер, который возвращается оттуда в романе “Декабристы”. Каторгой заканчивается и “Воскресение”. Более того, “Фрегат “Паллада” заканчивается каторгой, потому что в салоне заключается пари, что автор совершит кругосветное путешествие, в финале он возвращается из него, встречаясь как раз с ссыльными декабристами. Это такой важный путь русского романа, начатый еще в “Онегине”, который начинается тоже в салоне, а заканчивается, как мы можем судить по реконструкции Дьяконова, отъездом Татьяны с мужем-генералом в Сибирь» [69].

По мысли Быкова, эти сюжетные узлы плюс обязательное путешествие, которое позволяет задать координаты русского мира, сменяются в XX в. совершенно иной матрицей. Это роман об адюльтере, о бегстве с любовником, о смерти прежнего мужа и о рождении мертвого ребенка. То есть такая метафора революции, причем бегству с любовником предшествует инцест, который есть обязательно и в «Тихом Доне», и в «Докторе Живаго», и в «Лолите» трех главных романах XX в. Ссылаясь на филолога Сергея Оробия, Быков констатирует, что в матрице современного русского романа заданы два основных элемента: война и бегство. Что придет на смену этой матрице большой вопрос. Ясно одно «хрустит по швам, трещит действительно очень долгая, очень живучая концепция сверхгосударства, государства-церкви, концепция государства, которое совершенно подменяет человека, которая является замкнутой крепостью, и так далее. Это все гибнет на наших глазах, разлагается, тает уже. Мы видим сегодня неспособность, полную нежизнеспособность этой идеологии просто потому, что она ничего не может предложить, кроме как неизвестно умирать во славу неизвестно чего. Значит, надо выдумывать что-то новое. Вот это как раз сейчас самая занятная задача попытаться сформулировать национальную утопию» [69].

В сфере риторики много столетий существуют довольно жесткие матрицы организации публичного общения. В статье В.И. Убийко предложена следующая классификация риторических матриц (именуемых автором дискурсами) и соответствующих им форм речевого поведения:

- акционально-прагматический (ключевыми словами являются дело, делать, строить, спасать; идет апелляция к деятельности);

- рационально-идеалистический (честный, бесчестный, понять; апеллирует к разуму и идеалу);

- иррационально-романтический (ключевые слова духовность, вера, православие, покаяние; апеллирует к духовным архетипам культуры);

- провокационно-эмоциональный (широкий выбор ключевых экспрессивных выражений, апеллирует к эмоциям);

- цинично-прагматичный (апеллирует к деляческой хватке, к цинично-приземленному взгляду на жизнь) и иные [70. С. 102].

М.А. Пильгун, изучая коммуникативное поведение пользователей российского интернета, выделила пять основных коммуникативных матриц (именуемых типами коммуникативного поведения):

1. Информативно-аналитический тип коммуникативного поведения предполагает очень представительное присутствие в интернете. Этот тип присущ совсем молодым людям и предполагает наиболее активную деятельность в сети и создание контента.

2. Коммуникативно-гедонистический тип (35 % среди респондентов 21-26 лет; 45 % среди молодежи 18-20 лет). В рамках этого типа представленность пользователя в соцсетях и блогах менее заметна. С помощью веб-инструментов такие пользователи поддерживают имидж активных «интернет-тусовщиков».

3. Презентативный тип поведения присущ пользователям, которые, как и представители первой группы, уверенно обосновались в интернете. Они имеют аккаунты не менее чем в пяти социальных сетях и не менее чем в трех блогах. Эта группа проявляет определенную активность (отзывы, комментарии). Но главная цель таких пользователей создание собственного имиджа в интернете и самопрезентация. Важно, что их виртуальный образ может сильно отличаться от реального.

4. Имитационный тип коммуникативного поведения свойствен более старшему поколению: людям 27-34 лет (21 % опрошенных в этой возрастной группе) и тем, кому 35-55 лет (42 %). Число их аккаунтов не очень велико. Они участвуют в форумах, но редко оставляют отзывы или какие-либо комментарии. Эту стратегию пользователи применяют для решения разных коммуникативных задач: получения оперативного ответа или эмоциональной поддержки, замены / имитации офлайн-общения и пр.

5. Потребительский тип поведения наиболее «возрастной» в этой группе преобладают пользователи 35-55 лет (28 % опрошенных этого возраста) и старше 55 лет (26 %). Они имеют по одному аккаунту в соцсетях и блогах, не участвуют в форумах, но читают комментарии. Представители данного типа активно читают и отслеживают посты, но слабо участвуют в онлайн-взаимодействии [71].

Культура матрицы культура: спираль Гегеля?

Завершая анализ культурных, общемедийных и текстовых матриц, определяющих современное медиапроизводство, можно высказать предположение, что все эти матрицы входят в некие системы более высокого уровня, которые имеет смысл именовать коммуникативными, или медиакультурами. Наблюдения за практикой позволяют выделить три основных типа таких культур: технократическую, сциентистскую и гуманитарную.

В сфере коммуникации технократическая доктрина рассматривает коммуникацию как технологический процесс передачи количественной, точной и измеримой информации и допускает любые формы воздействия на людей, если эти формы приводят к нужному результату. Этот подход сформировался на основе теоретических положений теории информации К. Шеннона и кибернетики Н. Винера. Принципы изучения коммуникации как передачи информации в технических устройствах переносились на принципы изучения социально-политической коммуникации между людьми в социальных науках. В частности, характерной особенностью технократической парадигмы коммуникации является высокий уровень агрессии. Массовая коммуникация, особенно телевидение, пропитана сценами агрессии и насилия.

Сциентизм как доктрина представляет собой систему утверждений, согласно которым научное знание (естественно-математическое и техническое) является абсолютной ценностью, а наука в целом истолковывается как главная сила общественного развития. Что касается коммуникации, то сциентизм опирается на представление о том, что в сегодняшних условиях профессионал в сфере коммуникации должен использовать самые современные научные данные из психологии, коммуникативистики, нейропсихологического программирования и других областей знания, помогающих правильно формулировать цели, выбирать способы и оценивать результаты коммуникации. Отсюда интерес к научным исследованиям в сфере коммуникации; готовность организовывать обратную связь с адресатом коммуникации; эксперименты в сфере интегрированных коммуникаций и т.п. Научному исследованию подвергаются процессы духовного потребления, которые рассматриваются как часть более общего процесса «обработки людей людьми». Разрабатываются технологии управления процессом формирования ценностных ориентиров личности, ее установок на определенные духовные ценности.

В каком-то смысле сциентистский подход представляет собой изощренную версию технократизма, но поскольку современная наука доказывает, что человек существенно более сложная система, чем это представляется технократам, и методы работы с человеком должны склоняться к большей вариативности, то иногда сциентизм смыкается с гуманистической, солидаристской моделью коммуникации.

Гуманитарная коммуникативная культура опирается на принципы уважения к человеку, его достоинству, его интересам и потребностям. Из этих принципов вытекает такая фундаментальная особенность гуманитарной коммуникативной культуры, как диалогичность. К сожалению, в современных медиа господствует либо псевдодиалог, либо откровенное пренебрежение возможностью поиска согласия.

Вопрос о том, какая коммуникативная культура доминирует сейчас и как будет изменяться ситуация в ближайшем и более отдаленном будущем, имеет не только теоретический характер. Как было сказано выше, есть основания полагать, что человечество лишь вступает в полосу крупнейших преобразований в своей истории. Мы стоим у истоков четвертой промышленной революции, отличительными чертами которой являются скорость, масштабность и системность. В работах К. Шваба, Р. Курцвейла показано, как изменят мир нанои биотехнологии, наноэнергетика, молекулярная, клеточная и ядерная технологии, нанобиотехнологии, биомиметика, нанобионика, нанотроника, а также другие наноразмерные производства; новые медицина, бытовая техника, виды транспорта и коммуникаций; использование стволовых клеток, инженерия живых тканей и органов, восстановительная хирургия и медицина.

Выводы

Стремясь к реализации определенного нормативно-ценностного порядка, социальные институты используют различные стратегии воздействия на сознание и поведение людей. Любая из этих стратегий включает в свой состав три основных компонента: цель, для достижения которой организуется коммуникационное взаимодействие; средства, использование которых может обеспечить достижение цели; предпочтительные способы оперирования имеющимися средствами. Для достижения стратегической цели воздействия на сознание и поведение людей институциональные структуры используют разнообразные средства и технологии.

Поскольку и базовые, и комплементарные институты нуждаются для реализации своих целей в эффективных механизмах взаимодействия с массовыми аудиториями, в системе социальных институтов все более значительную роль начинают играть коммуникационные институты. Этим понятием обозначается система правил, норм, общественных ожиданий, в соответствии с которыми происходит (или должна происходить) коммуникация между различными субъектами. Исследование показало, что в прошлые десятилетия эти нормы и правила носили вероятностный, вариативный характер, предполагавший творческое отношение к их применению. В настоящее время происходит процесс «отвердевания» этих норм и правил, превращения их в жесткие «коммуникационные матрицы». Система коммуникационных институтов имеет сложный, многоуровневый характер. На самом верху пирамиды стоят такие мегаинституты, как масс-медиа, которые обслуживают все общественные процессы. Этажом ниже находятся институты, обеспечивающие коммуникационное обслуживание крупных сфер общественной жизнедеятельности: политической сферы, сферы экономики, социальной и культурной сфер. Следовательно, можно выделить институты политической коммуникации, бизнес-коммуникации, социальной (в узком смысле слова) и культурной коммуникации. Функционируя, эти сферы соприкасаются и взаимодействуют, что приводит к возникновению гибридных коммуникационных институтов. Еще ниже размещаются институты, регулирующие коммуникационные процессы в конкретных отраслях человеческой деятельности. Носителями институционального ценностно-нормативного порядка в медийной сфере являются конкретные редакции, медиахолдинги, телеканалы и радиостанции, интернет-порталы, производственные студии, информационные агентства и т.п. Эти институционализированные группы и объединения пользуются для создания необходимого им контента услугами как профессиональных журналистов, так и любителей.

Базовая коммуникационная матрица, на которую опирается большинство субъектов, управляющих российскими медиа, связана с тезисом об управляемости человека и необходимости управлять им для общего блага. Сторонники такой идеи уверены в том, что существуют высшие и низшие (правильные и неправильные) системы верований или образы жизни, и принадлежность к высшим системам дает право на управление теми, кто исповедует другие ценности или живет подругому. Эта коммуникативная культура опирается на идею о том, что только некоторые индивиды, обладающие специальными знаниями и особой посвященностью, имеют право провозглашать истину, а все другие должны им внимать. В данной коммуникативной культуре постулируются идеи оправданного насилия, освященного высокими целями.

Комплементарная коммуникативная матрица опирается на тезис о том, что любой взрослый индивид способен самостоятельно отличать добро от зла и, следовательно, в процессе поиска истины никто не может занимать привилегированную позицию. Каждый имеет право на самостоятельный поиск истины и открытое провозглашение результатов этого поиска. В рамках такой коммуникативной культуры разрабатывается проблематика толерантности и ненасилия, диалога и взаимопонимания.

Литература

1. Юрьев А. И. Глобализация как новая форма политической власти. URL: http://www.political.psychology.spb.ru/doc/globpowr.htm.

2. Стернин И. А. Введение в речевое воздействие. Воронеж, 2001.

3. Речевое воздействие. Теоретическая модель. URL: http://www.harpia.ru/theory.html.

4. Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. М. : Наука, 1990.

5. Паршин П. Б. Речевое воздействие. URL: https://www.krugosvet.ru/enc/ gumanitamye_nauki/lingvistika/RECHEVOE_VOZDESTVlE.html.

6. Бубнова И. А., Красных В. В. Неопсихолингвистика: аргументы в защиту национально-культурного своеобразия // Вопросы психолингвистики. 2014. № 3 (21). С. 128-135.

7. Власть и бизнес: коммуникационные ресурсы. М. : НИУ ВШЭ, 2011.

8. Этика и политика. М., 2012.

9. Дзялошинский И. М. Современные периодические издания: медиаматрицы как основа концепции // Вестник Московского университета. Сер. 10. Журналистика. 2011. № 5. С. 22-36.

10. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995.

11. Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение // THESIS. М., 1993. Вып. 2.

12. Hamilton W. Institution // Encyclopedia of social sciences. 1932. Vol. YIll.

13. Homans G. S. The sociological relevance of behaviorism // Behavioral sociology. N. Y., 1969.

14. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М. : Начала, 1997.

15. Поланьи К. Великая трансформация: Политические и экономические истоки нашего времени. СПб. : Алетейя, 2002.

16. Кирдина С. Г. Институциональные матрицы и развитие России. Новосибирск, 2001.

17. Иванова Т. Стратегическая матрица России // Экономические стратегии. 2008. № 1. С. 76-84.

18. Иванова Т. Стратегическая матрица России. Главные тенденции в 2009 г. // Экономические стратегии. 2010. № 1-2.

19. Логинов Е. Стратегическая матрица развития России в условиях глобальной конкуренции // Экономические стратегии. 2008. № 2. С. 32-37.

20. Никонов В. А. Российская матрица. М., 2014.

21. Матрица русской культуры. Миф? Двигатель модернизации? Барьер? М., 2012.

22. Лепехин В. Глобальная матрица. Может ли Россия ей противостоять. ЦКЬ: https://ria.ru/zinoviev_club/20170502/1493496891.html.

23. Новая философская энциклопедия. иКЬ: https://iphlib.ru/greenstone3/libгагу/со11есЬоп/пе%р1іі1епс/ііоситеп1/НА8Н4Ь379есіі7а217с0с51Ь64Ь?р^=Те:Х^иегу.

24. Кононенко Б. И. Культурология в терминах, понятиях, именах : справ. пособие. М., 2001.

25. Шейн Э. Организационная культура и лидерство. СПб. : Питер, 2002.

26. Любавин М. Н. Архетипическая матрица русской культуры. иКЬ: http://www.dissercat.com/content/arkhetipicheskaya-matritsa-russkoi-ku1tury.

27. Чибир Е. В., Макарова Е. Е. Традиционные паттерны российской и европейской культур как базис для дифференциации содержания специальных событий // Современные проблемы науки и образования. 2013. № 4.

28. Васильев Л. Стечение неслучайных обстоятельств. иКЬ: https://www.hse.ru/news/74654795.html.

29. Бердяев Н., Лосский Н. Русский народ. Богоносец или хам? иКЬ: https://profi1ib.com/chtenie/10839/niko1ay-berdyaev-russkiy-narod-bogonosets-i1ikham.php.

30. Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994.

31. Гудков Л. Д. «Советский человек» в социологии Юрия Левады // Общественные науки и современность. 2007. № 6. С. 16-30.

32. Зализняк А. А., Левонтина И. Б., Шмелев А. Д. Ключевые идеи русской национальной картины мира. М. : Языки славянской культуры, 2005.

33. Лебедева Н. М., Татарко А. Н. Культура как фактор общественного прогресса. М. : Юстицинформ, 2009.

34. Аузан А. А., Архангельский А. Н., Лунгин П. С., Найшуль В. А. Культурные факторы модернизации. ЦКЬ: http://doc.knigi-x.ru/22ku1turo1ogiya/154534-1-

dok1ad-ku1tumie-faktori-modernizacii-moskva-sankt-peterburg-avtori-dok1ada-auzanrukovodi.php.

35. Давыдов И. История без лат. В зашиту русской свободы и русской человечности. ЦКЬ: http://carnegie.ru/commentary/66276.

36. Аннушкин В. И. Третье место. Сохранение и развитие языковой культуры: нормативно-правовой аспект. URL: http://www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/derzhava/ rm_awards/awards0001.html?print=true.

37. Сиберт Ф. С., Шрамм У., Питерсон Т. Четыре теории прессы. М. : Вагриус, 1998.

38. Sparks C., Reading A. Communism, Capitalism and the Mass Media. London : Thousand Oaks ; New Delhi : SAGE Publications, 1998.

39. Медиа и политика в переходный период. Культурная идентичность в эпоху глобализации. М. : Наука, 1998.

40. Халлин Д., Манчини П. Сравнение медийных систем. Три модели медиа и политики. М., 2004.

41. МакКуэйл Д. Журналистика и общество. М. : МедиаМир, 2013.

42. Oates S. The Neo-Soviet Model of the Media // Europe-Asia Studies. 2007. Vol. 59, №. 8, December. Р. 1279-1297.

43. De Smaele H. The Applicability of Western Media Models on the Russian Media System // European Journal of Communication. 1999. № 14 (2).

44. Мультимедийная журналистика. М. : ВШЭ, 2017.

45. Журналистика и конвергенция: почему и как традиционные СМИ превращаются в мультимедийные. М., 2010.

46. Goffman E. Behavior in Public Places: Notes on the Social Organization of Gatherings. Glencoe : The Free Press, 1963.

47. Goffman E. Forms of Talk. Philadelphia : University of Pennsylvania Press, 1981.

48. Sacks H. Lectures on Conversation. Oxford, UK ; Cambridge, Mass : Blackwell, 1992.

49. Вацлавик П., Бивин Д., Джексон Д. Психология межличностных коммуникаций. СПб. : Речь, 2000.

50. Митягина В. А. Аксиомы коммуникации в анализе социальных интеракций. URL: http://grani.vspu.ru/files/publics/1363258246.pdf.

51. Уманцева Л. В. Коммуникативный кодекс как основа воспитания гражданина. URL: http://www.t21.rgups.ru/doc2007/8/20.doc.

52. Родос В. Б. Теория и практика полемики. Томск, 1989.

53. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Вопросы философии. 1986. № 3.

54. Allport G. W. Attitudes. Handbook of Social Psychology. N. Y., 1939.

55. ВойтасикЛ. Психология политической пропаганды. М. : Прогресс, 1981.

56. Остин Дж. Как совершать действия при помощи слов? // Остин Дж. Избранное. М., 1999. С. 8-156.

57. Остин Дж. Перформативные высказывания // Три способа пролить чернила. Философские работы. СПб. : Алетейя, 2006. С. 263-281.

58. Серль Дж. Что такое речевой акт? // Философия языка. М. : Едиториал УРСС, 2004. С. 56-74.

59. Стросон П. Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Философия языка. М. : Едиториал УРСС, 2004. С. 35-55.

60. Берн Э. Люди, которые играют в игры. URL: http://www.libros.am/book/ read/id/123073/slug/lyudi-kotorye-igrayut-v-igry-2.

61. Методический семинар «Динамика развития форматов и жанров в современных СМИ». URL: http://www.mediascope.ru/node/416

62. Ерофеева И. В. Аксиология медиатекста в российской культуре (репрезентация ценностей в журналистике начала ХХ1 в.). URL: http://dis.podelise.ru/ text/index-72999.html?page=3.

63. Harris Z. S. Discourse Analysis // Language. 1952. Vol. 28, № 1. Р. 1-30.

64. Философия : Энциклопедический словарь. М. : Гардарики, 2004.

65. Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М. : Прогресс, 1989.

66. BenedictR. Patterns of culture. Boston : Houghton Mifflin Company, 1959.

67. Тестов Д. Ф. Понятие паттерна (pattern) и коммуникативные основания антропологии Бейтсона. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ponyatie-patternapattern-i-kommunikativnye-osnovaniya-antropologii-beytsona.

68. Врожденные формы человеческого поведения. URL: http://anthropologyru.livejournal.com/47340.html.

69. Передача «Один» с Дмитрием Быковым. URL: https://echo.msk.ru/ programs/odin/2259600-echo.

70. Убийко В. И. О типологии политических дискурсов и их прагматической обусловленности // Политический дискурс в России 4 : материалы рабочего совещания. М., 2000.

71. Пильгун М. А. Основные коммуникативные паттерны в русскоязычной сетевой среде // Вопросы психолингвистики. 2015. Т. 2 (24).

Text as a Resource of Influence on People's Consciousness and Behavior: The Analytical Potential of the Theory of Communication Matrices

Keywords: persuasion, communication, communication matrix.

The article analyzes research works devoted to the study of the text as a resource for influencing people's consciousness and behavior. Based on this analysis, the prospects of using the theory of communication matrices to conduct such studies are revealed. The article shows that the problem of the word's influence on human consciousness and behavior interested Socrates, Plato, Aristotle, Cicero, Quintilian. The ideas of these thinkers are still considered the “golden foundation” of the rhetorical approach. In the twentieth century, a modern mass communication system was formed. In this regard, this problem manifested new facets to which traditional rhetoric could no longer answer. After the publication of the works of W. Lippman, G. Lebon, G. Tarde, and Z. Freud, philosophical, sociological, culturological, semiotic, system-structural, theoretical-communicative and other approaches to this problem began to develop. Cognitive (anthropological) linguistics is actively developing, the categorical apparatus of which is constituted by the concepts “language personality”, “naive picture of the world”, “language picture of the world”. There are attempts to answer questions about the goals, means and technologies of influencing people's consciousness and behavior using text, based on the theory of speech influence (I. Sternin and others) and suggestive linguistics (L. Murzin, A. Romanov, I. Cherepanova, and others). Based on the study of existing works, the author comes to the conclusion that, for the development of research in this area, it is advisable to bring linguistics closer to the theory of communication matrices. A concept is presented according to which a person's communicative behavior is determined by a matrix system. This system includes: (1) deep matrices related to the structure of a given society; (2) matrices defining general rules for communicative systems' functioning; (3) matrices that determine the specific parameters of the generated texts. All these matrices, in turn, are included in higher-level systems, which can be called communicative matrices or media cultures. Observations of practice allow us to distinguish three main types of such cultures: technocratic, scientistic, and humanitarian. The article proposes a hypothesis that the effectiveness of the text's influence on people's consciousness and behavior is determined by the degree of coincidence of the communicative culture of the subject and the recipient of communication.

Размещено на Allbest.ru