Непрямая коммуникация в русской национально-речевой культуре

Обсуждается ряд актуальных процессов современной русской речи, обусловливающих обращение к планируемой непрямой коммуникации и изменения в способах обращения. Разное представление о непрямой коммуникации как средстве повышения вежливости высказывания.

Рубрика Иностранные языки и языкознание
Вид статья
Язык русский
Дата добавления 13.05.2021
Размер файла 63,8 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Непрямая коммуникация в русской национально-речевой культуре

В.В. Дементьев

Саратовский национальный исследовательский

государственный университет имени Н.Г. Чернышевского

Аннотация

Национальное своеобразие русской непрямой коммуникации анализируется по лингвокультурологической модели А. Вежбицкой, в которой конкретные характеристики языка и речи осмысляются через культурные сценарии. Модель А. Вежбицкой была отчасти модернизирована для целей настоящего исследования. Во-первых, опираясь на теорию культурно обусловленных сценариев, мы предлагаем в качестве такого сценария, в значительной степени обусловливающего использование косвенных речевых средств, оппозицию персональности ~ имперсональности, представляющую собой глобальную языковую и речевую категорию, охватывающую большинство уровней и сфер русского языка и речи. Во-вторых, в отличие от А. Вежбицкой, считающей целесообразным отказаться от использования понятия косвенности в лингвистических исследованиях, мы считаем целесообразным использовать понятие непрямой коммуникации, определяя ее как явление коммуникативно-интерпретативное (через дополнительные интерпретативные усилия адресата речи). Косвенность в работе трактуется как одна из разновидностей непрямой коммуникации: планируемая непрямая коммуникация. При этом детально анализируем причины, побуждающие русских обращаться к ней (прежде всего косвенным директивным РА и манипуляции). Связываем данные причины, прежде всего, с культурным сценарием - оппозицией персональности ~ имперсональности. С этой точки зрения обсуждается ряд актуальных процессов современной русской речи, обусловливающих обращение к планируемой непрямой коммуникации и изменения в способах такого обращения: разное представление о непрямой коммуникации как средстве повышения вежливости высказывания у представителей разных поколений, а также нежелательность излишней вежливости в некоторых ситуациях и обращение к непрямой коммуникации с целью избежать ее.

Ключевые слова: А. Вежбицкая, косвенность, планируемая и непланируемая непрямая коммуникация, культурные сценарии, оппозиция персональность ~ имперсональность речь обращение вежливость

Indirect Communication in the Russian Speech Culture

Vadim V. Dementyev

Saratov State University

The national specificity of the Russian indirect communication is analyzed according to Anna Wierzbicka's linguocultural model in which the specific characteristics of language and speech are interpreted through cultural scenarios. Wierzbicka's model was partially modified for the purposes of this study. Firstly, we suggest to use the opposition of personality ~ impersonality. Secondly, unlike A. Wierzbicka, we considerit appropriate to use the concept of indirect communication, defining it as a communicative-interpretive phenomenon (through additional interpretative efforts of the addressee of speech). Indirectness itself is defined as one of the types of indirect communication: the planned indirect communication. We analyze in detail the reasons for it to be a part of Russian communicative style (primarily indirect directive speech acts and manipulation), associating these reasons with the cultural scenarios and the opposition of personality ~ impersonality. From this point of view, a number of actual processes in modern Russian speech are discussed, such as planned indirect communication and its: a different understanding of indirect communication as a means of increasing the politeness of statements by different generations, as well as the undesirability of excessive politeness in some situations and appeal to indirect communication in order to avoid it.

Keywords: A. Wierzbicka, indirectness, planned and unplanned indirect communication, cultural scenarios, opposition "personality ~ impersonality"

Введение

Систематическое исследование косвенных высказываний, косвенных речевых жанров и косвенности в целом в отдельных культурах (в частности, в русской) до сих пор не было осуществлено, не разработана "теория национальной косвенности", несмотря на то, что данные проблемы относятся к наиболее актуальным в теории и практике лингвистики и культурологии. Большое количество теоретических работ по косвенности (без преувеличения - тысячи) появилось в последние три десятилетия в рамках прагмалингвистики и теории речевых актов (косвенных речевых актов), в последние пятнадцать-двадцать лет, прежде всего в отечественной лингвистике, к ним добавился ряд работ по косвенным речевым жанрам. Много исследований (включая сопоставительные) осуществлено по отдельным аспектам косвенности (см. обзор в: [Дементьев 2014]).

Главными препятствиями в адекватной и всеобъемлющей трактовке феномена косвенности следует признать отсутствие в современной лингвистике, филологии, культурологии единого и общепризнанного определения косвенности / непрямой коммуникации. Нет однозначных ответов на ряд вопросов. Существует ли непрямая коммуникация (далее - НК) только в паре с соответствующей прямой коммуникацией (далее - ПК), как ее ситуативная функционально нагруженная "замена", то есть всегда ли НК вторична, возможны ли другие отношения НК ~ ПК, например, вторична и даже вообще необязательна может быть не НК, а ПК? Существуют ли закономерности, общие для всех структурных типов и жанров непрямой коммуникации, и, если да, могут ли они быть сформулированы в терминологии, сопоставимой по строгости с традиционной структурно-лингвистической? Существуют ли такие же универсальные закономерности для национальнокультурной непрямой коммуникации, и, если да, входят ли они в единую систему правил и норм соответствующей речевой коммуникации или же системы "русской косвенности", "английской косвенности", "японской косвенности" и т.д. существуют по отношению к данной общей системе изолированно и автономно?

В решении этих и других проблем, связанных с уточнением теории национальной косвенности, о которой мы говорим, на наш взгляд, принципиальное значение имеют работы А. Вежбицкой и созданной ею школы по проблемам сопоставительной лингвокультурологии. Подтверждением этому могут служить работы по некоторым частным вопросам косвенности в разных культурах, в которых используется методика национально-культурных сценариев, метаязыка семантических примитивов и т.п. (Wierzbicka 1983; 1987; 1990; 1991; 2005; 2006; 2009; Goddard & Wierzbicka 1997; Peeters 2009; 2016; Besemeres 2004). Кроме того, осуществлялись исследования отдельных аспектов и единиц русского языка и речи по методике А. Вежбицкой (Гладкова 2010; Gladkova 2013a,b; Шмелев 2018), ряд работ был посвящен коммуникативным правилам и нормам (Карасик 2013), а также описанию прямолинейности и косвенности как доминантных черт этнокультурных стилей коммуникации (Ларина 2009; Larina 2015). Однако русская косвенность еще не становилась объектом специального исследования.

Сказанное выше определило цель настоящей статьи - проанализировать национальное своеобразие непрямой коммуникации в русской культуре по лингвокультурологической модели А. Вежбицкой, которая предполагает осмысление конкретных характеристик языка и речи через культурные сценарии. Особенности русской НК осмысляются нами через культурную оппозицию имперсонально- сти ~ персональности, представляющую собой глобальную языковую и речевую категорию, охватывающую большинство уровней и сфер русского языка и речи. В частности, нами проверяется распространенная гипотеза об ограниченном использовании или даже противопоказанности непрямой коммуникации / косвенности в русской речи (Ларина 2005: 254; 2009: 432; Прохоров, Стернин 2006: 159; Стернин 2001: 187; Клюев 1999: 24, 155) на материале косвенных директивов и манипуляций, взятых из современной русской речи XX века - материалом послужили отчасти оригинальные записи устной речи (опубликованные и записанные автором и другими русистами-коллоквиалистами (Китайгородская, Розанова 1999; Норман 1987; Сиротинина 1999 и др.), отчасти - стилизованные диалоги русской художественной литературы. В отдельных случаях, с целью сравнения, приводятся данные из других языков (прежде всего английского), а также русской литературы XIX века.

Поскольку в настоящей статье предлагается начальная апробация модели А. Вежбицкой, отчасти модернизированной для новой цели - изучения национального своеобразия НК в русской культуре, - более четкая структуризация материала, в частности точные количественные характеристики, не представляются на этом этапе существенными. В будущем на основе предлагаемой модели может быть осуществлено исследование на более четко очерченном по объему и более гомогенном материале, например, разработаны параметры обращения к текстовым корпусам для поиска и обработки адекватного исследованию материала.

Косвенность по А. Вежбицкой: методика настоящего исследования

Теоретическая основа сравнительного исследования косвенности в разных культурах разработана Анной Вежбицкой (главы в книге: "Cross-cultural pragmatics: The semantics of human interaction" (Wierzbicka 1991: 67--72, 88--104); русский перевод был опубликован в виде статьи А. Вежбицкой "Культурная обусловленность категорий "прямота" У 8. "непрямота"" (Вежбицкая 2003); в дальнейшем страницы приводим по русскому изданию).

А. Вежбицкая исходит из того, что в разных культурах конкретные речевые формы находятся под регулирующим влиянием разных норм, в результате передаваемые при их помощи значения и смыслы тоже являются разными. Культурно обусловленные сценарии наполняют данные значения и смыслы ценностным содержанием, например, в разных культурах существуют разные представления о табуируемом и, наоборот, предписываемом для обязательного выражения в речи. Поэтому исследователь может оценивать какое-либо коммуникативноречевое явление той или иной культуры только в рамках данной культуры, но не с точки зрения другой культуры. В частности, было бы неверно определять какое-либо высказывание как "косвенное" только по той причине, что оно является таким в другой культуре.

Перечислим основные положения А. Вежбицкой, высказанные в этой и других ее работах, на которые мы прежде всего будем опираться при анализе русской непрямой коммуникации.

1. Конкретные языковые и речевые категории, нормы использования тех или иных средств находятся под сильным влиянием сценариев национальной культуры, которые наполняют данные категории, конкретные языковые и речевые единицы содержанием (прежде всего оценочным), регулируют правила и ограничения на их использование в речевой коммуникации.

2. Исследование непрямоты/косвенности, претендующее на адекватность, можно осуществлять только с учетом особенностей данной национальной культуры, сложившихся в ее рамках ценностных норм, приоритетов, регулятивов. При описании конкретных явлений той или иной национальной коммуникации следует, с одной стороны, отказаться от универсалистских претензий, с другой - избегать этноцентризма (попыток объяснять явления одной культуры с точки зрения того, что они означают в другой культуре).

3. Недопустимо смешивать (и называть одним и тем же термином "непря- мота") явления, проистекающие из действия разных культурных сценариев. Особенно на это следует обращать внимание при сравнении разных культур, но и внутри одной и той же культуры недопустимо смешивать такие явления. Это хорошо показала А. Вежбицкая на материале японской культуры, исследователи которой часто определяют как (одну и ту же) "непрямоту", например,

1) стремление не сообщать в разговоре о том, чего человек хочет: вместо этого он произносит "скрытые" высказывания, надеясь, что адресат поймет его правильно и даст желаемый ответ или совершит желаемое ответное действие; 2) манеру японцев использовать неопределенные выражения, содержащие числа. Например, покупая яблоки, японец скорее скажет: Mittsu-hodolguraUbakari kudasai (`Пожалуйста, дайте мне около трех штук') вместо Mittsu kudasai: это, подчеркивает А. Вежбицкая, уже другая японская культурная ценность - enryo, которую нельзя смешивать, например, с ценностью личной автономии, принятой в англо-американской культуре (Вежбицкая 2003: 148).

4. Не являются универсальными понятия вежливости, гармонии, солидарности, непосредственности, искренности, интимности, самовыражения и самоутверждения и т.д., как и в целом представления о "хорошей речи", "образцовой", через которые некоторые исследователи пытались объяснять косвенность. Тем более не являются универсальными традиции и нормы обращения к непрямым средствам для достижения вежливости, гармонии, самовыражения и т.д.

5. Нормы, регулирующие использование тех или иных речевых средств (в том числе косвенных), являются исторически подвижными. А. Вежбицкая хорошо показала этапы развития косвенности в английской культуре (этап I - свободное использование императивов и перформативных глаголов "требования" (Ipray thee, do it); этап II - рост ограничений на использование императивов, распространение "whimperatives" (Could you/ would you do it?), отказ от перформативного использования глаголов "требования"; этап Ш - распространение "предложений" (suggestions) разных типов (I would suggest... /Perhaps you could... / You might like to...); этап IV - дальнейшая эволюция suggestions: от I would suggest до I was wondering if). По мнению А. Вежбицкой, главной движущей силой данной эволюции выступила содержательная категория "Anglo scripts against `putting pressure' on other people", понимаемая как культурный "англо-саксонский" запрет на "давление" на людей (Wierzbicka 2006).

Данные положения А. Вежбицкой представляются весьма существенными для настоящего исследования русской непрямой коммуникации и используются в нем в отчасти переосмысленном виде.

В качестве культурного сценария (коммуникативной ценности), в значительной степени регулирующего многие нормы и категории русского языка и речи, в том числе - значение и правила использования непрямой коммуникации (первое положение А. Вежбицкой), рассматривается оппозиция персонально- сти ~ имперсональности.

Второе и четвертое положения представляются очень важными: влияние этноцентризма и универсализма испытал и ряд отечественных работ по косвенным высказываниям, где исследователи пытались объяснять явления русской речевой культуры в рамках теории, методики и терминологии, разработанных для других культур (прежде всего англоязычной), объясняя значение и причины обращения к ним теми же факторами, что соответствующие англоязычные выражения в западной прагмалингвистике. Мы попытаемся исправить это ограничение, проанализировав в рамках русских культурных сценариев ряд явлений (косвенные директивы, манипуляцию), показав их настоящее значение.

На третье положение Вежбицкой мы опираемся, противопоставляя два вида непрямой коммуникации в русском языке и речи: присущую системе русского языка непланируемую НК и регулируемую культурными сценариями планируемую НК (оппозиция персональности ~ имперсональности проявляется и в языке, и речи, но по-разному - см. ниже).

Верность пятого положения А. Вежбицкой полностью подтверждается тем, что оппозиция персональности ~ имперсональности значительно меняется, наполняясь новым содержанием в связи с событиями русской/российской истории (ср. события только новой истории: имперский период, особенно царствование Петра I, сопровождающееся большим количеством заимствований в сфере управления государством, социальных иерархий по типу западных; царствование Николая I с его разросшимся бюрократическим аппаратом; революция и последующее развитие "канцелярита"; постсоветский период с педалированием левого члена оппозиции персональности ~ имперсональности как реакция на советский официоз (Сиротинина 2013).

Сформулированные таким образом положения лежат в основе следующих параметров методологической модели:

1. В качестве базовой содержательной категории используется сценарий по А. Вежбицкой - "общеизвестные и обычно неоспариваемые мнения о том, что хорошо и что плохо и что можно и чего нельзя, - мнения, которые отражаются в языке и поэтому представляют собой некоторые объективные факты, доступные научному изучению. <...> они представляют собой некую "наивную аксиологию", запечатленную в языке" (Вежбицкая 2002: 6).

2. Коммуникативные сценарии, так же как все культурные сценарии, формулируются, прежде всего, на основе лексики (наличие в языке ключевых слов, прямо связанных с формулируемым сценарием, - для русской культуры на эту роль, вероятно, лучше других подходят общение, отношения, справедливость, душа и по душам) (включая метафорические модели), фразеологии, паремиологии, прецедентных текстов. Особенно значимыми представляются те лексические, фразеологические и т.д. единицы, посредством которых описываются непрямые способы коммуникации и которые при этом являются отчетливо оценочными. Много информации дает рефлексия внутрикультурных наблюдателей и аутсайдеров, а также отражение информации такого рода в названиях, объявлениях, лозунгах, слоганах, рекламе и т. п.

3. На основе данных источников информации формулируются русские сценарии в виде разных типов высказываний, с использованием в данных формулировках лингвистической терминологии либо без ее непосредственного использования. Ср., например, отраженное в лексике и фразеологии представление о русской гармоничной коммуникации, сформулированное Л.В. Балашовой: "В идеале говорящий, по мнению языкового коллектива, должен быть откровенным, открытым, искренним или отказаться от общения (ср.: говорить, так договаривать, а не договаривать, так и не говорить). Наиболее гармоничная форма общения - это разговор по душам, когда каждый не только и не столько сообщает правдивую или полезную информацию, сколько открывает свою душу, сердце, то есть говорит о самом сокровенном прямо и открыто (ср.: открыть душу; как на духу; по душам; открывать сердце, положа руку на сердце, с открытым сердцем, с чистым сердцем)" (Балашова 2003: 106).

Ю.Е. Прохоров и И.А. Стернин выделяют среди особенностей русского коммуникативного поведения общительность, эмоциональность (неэмоциональность в общении считается плохим качеством, отражением равнодушия к проблемам других людей и осуждается), искренность и откровенность в общении, приоритетность неформального общения (формальное <...> в русской культуре рассматривается как менее искреннее, менее эмоциональное, оно рассматривается как церемонное, не ведущее к реальному установлению контакта с собеседником, и в силу этого оценивается русским коммуникативным сознанием негативно), косвенность (Прохоров, Стернин 2006: 155--160; Стернин 2001: 180--217).

4. В качестве сценария, в значительной степени обусловливающего использование косвенных речевых средств, в настоящем исследовании используется (пересекающаяся с данными Л.В. Балашовой, И.А. Стернина и др.) оппозиция персональности ~ имперсональности ([Р] ~ [-P]), представляющая собой глобальную языковую и речевую категорию, охватывающую большинство уровней и сфер русского языка и речи.

5. Общее пространство непрямой коммуникации членится, в связи с параметрами коммуникативной ситуации, на планируемую и непланируемую, с неравномерным распределением действия сценариев, описываемых в (1)--(3). На данном начальном этапе работаем с наиболее показательной разновидностью непрямой коммуникации - планируемой (= косвенностью), где сценарии проявляются особенно явно и сознательно, поскольку существуют и могут быть эксплицированы причины обращения к НК. В частности, анализируются такие важнейшие жанры и типы русской планируемой непрямой коммуникации, как косвенные директивы и манипуляция. На данном материале и на данном этапе считаем нецелесообразным полностью отказываться от понятия косвенности, как предлагает А. Вежбицкая (Вежбицкая 2003: 142).

6. Отличие от А. Вежбицкой проявляется также в том, что мы не формулируем значения оппозиции [Р] ~ [-P] и ее членов на языке семантических примитивов. Нам представляется, что они в целом малопригодны для этого. Во-первых, за исключением ограниченного количества русских лексических, грамматических и прагматических единиц, описанных, например, А.Н. Гладковой, Т.В. Лариной (Gladkova, Larina 2018; Gladkova 2013a,b), не сложилось устойчивой традиции использовать их для описания явлений русской культуры; а для русской косвенности - фактически никогда. Во-вторых, левому (главному) члену оппозиции [Р] ~ [-P] присуща значительная содержательная сложность и многоаспектность (имплицируются непосредственные отношения с миром без промежуточного социального института, связь с системой этических норм, личностные и психологические характеристики человека - см. ниже). Однако при этом именно он является немаркированным, т.е. подчеркнуто содержательно простым, его значение, с точки зрения универсального семантического метаязыка гораздо более сложное, в русском как раз обычно не эксплицируется, выступая как самопонят- ное, и с его помощью эксплицируются другие значения.

Конечно, это не уникальный случай среди мировых культур. Многие подобные случаи (и оппозиции) эксплицируют А. Вежбицкая и ее школа. Вероятно, это в принципе возможно и для [Р] ~ [-P], но уже на следующем этапе исследования.

1. ПЛАНИРУЕМАЯ НЕПРЯМАЯ КОММУНИКАЦИЯ КАК СОСРЕДОТОЧЕНИЕ КУЛЬТУРНЫХ СЦЕНАРИЕВ ПО А. ВЕЖБИЦКОЙ

Представляется, что избежать противоречий, выявленных А. Вежбицкой, поможет использование противопоставления двух типов непрямой коммуникации: НК-1 и НК-2. Основания противопоставления - непосредственно-коммуникативные.

Непрямая коммуникация в целом определяется нами как содержательно осложненная коммуникация, в которой понимание высказывания включает смыслы, не содержащиеся в собственно высказывании, и требует дополнительных интерпретативных усилий со стороны адресата (Дементьев 2006: 5).

Различаются два типа использования НК в речи:

1) НК-1 (непланируемая непрямая коммуникация) как неизбежная неточность в передаче и приеме смыслов вследствие непредсказуемости коммуникации, интерпретативной деятельности слушающего (а также вследствие недостаточной четкости и однозначности языковой системы, того, что язык "пронизан" НК, - ср. понятия: актуализация ^ вариативность (Ш. Балли), смысл & значению (Г. Фреге, К. Бюлер), асимметрия языка (С. Карцевский), семантичность (Э. Бенвенист), политропия (П. Фридрих), полиморфизм (В.В. Налимов), фасци- нация (Ю.В. Кнорозов), неформализованность (А. Соломоник));

2) НК-2 (планируемая непрямая коммуникация, собственно косвенность) как прием, имеющий целью программировать интерпретацию адресата в направлении, желательном для адресанта. Это сознательное использование тех свойств языка и речи, которые являются НК в других условиях. Во всех речевых культурах существуют особые риторические приемы использования непрямой коммуникации, эксплуатации ее свойств для достижения различных эффектов. Именно такие эффекты, т.е. приоритеты в коммуникации и способы их достижения при помощи косвенных средств (а точнее, языковых средств, считающихся косвенными в данной культуре) исследует А. Вежбицкая и ее школа. Ср. приводимые ими данные о культурных сценариях, требующих использования средств НК-2: английские moderate expressing opinions, shared dislike for going to extremes, японское enryo, яванское etok-etok и др. (Wierzbicka 1991: 67--72, 88--104; Blum- Kulka & Danet & Gherson 1985; Mizutani & Mizutani 1987, Honna & Hoffer 1989).

НК-1 - преимущественно языковое явление, НК-2 - коммуникативноречевое. Эти положения подробно изложены нами в (Дементьев 2006). В данном случае считаем уместным выделить наиболее значимые позиции по ним, поскольку они хорошо сочетаются с методикой А. Вежбицкой и позволяют, с одной стороны, эффективно анализировать НК в национальных культурах (прежде всего русской), с другой - избегать недостатков и ограничений, присущих распространенной в современной прагмалингвистике традиции описания косвенных речевых актов в разных культурах. Так, полагаем, что данное определение НК и противопоставление НК-1 и НК-2 позволяет не отказываться полностью от использования понятия косвенности, как предлагает А. Вежбицкая, а существенно уточнить его, как и понятие непрямой коммуникации. Только по отношению к НК-2 мы предлагаем использовать термин косвенность, тем самым, с одной стороны, показывая место косвенности в общем пространстве НК, с другой - обозначая недостатки и ограничения в традиции его изучения в современной прагмалингвистике, исправить которые помогает обращение к модели А. Веж- бицкой.

Хотя НК-1, как и все языковые и речевые феномены в рамках той или иной национальной культуры, тоже испытывает влияние национально-культурных сценариев, о которых говорит А. Вежбицкая, только в случае НК-2 существуют непосредственные коммуникативные причины обращения к непрямым (неконвенциональным) средствам, в результате сценарии А. Вежбицкой проявляются особенно наглядно. Все случаи "непрямоты" в разных культурах, критически обсуждавшиеся в вышеназванных работах А. Вежбицкой, относятся, в нашей классификации, к НК-2.

Мы не рассматриваем НК-1 в русском языке, хотя в конечном счете данный аспект не менее важен. Однако выполнение данной задачи предполагает решение ряда общих вопросов, таких как особенности концептуализации и картирования неязыковой действительности через посредство русского языка, информационные структуры в русском языке и т.д., которые еще далеко не решены: большое систематическое исследование ждет своего исследователя. Мы сосредоточиваем внимание на русской НК-2, прежде всего, двух наиболее распространенных и показательных типах: косвенных директивных речевых актах и манипуляции, анализ которых проводим по методике А. Вежбицкой с учетом важнейших, актуальных для НК сценариев русской культуры, особо отмечая национальное своеобразие (безэквивалентность) их содержательных компонентов, отчасти в сопоставлении с другими языками. При изучении НК-2 мы принципиально отказываемся, в соответствии с данными А. Вежбицкой, от описания и объяснения всех явлений через одни и те же содержательные категории, имеющие "наднациональный" характер. Для каждого явления по отдельности мы стараемся найти регулирующий национально-культурный сценарий или норму.

Наиболее распространенная функционально-целевая классификация типов и жанров речевой коммуникации, опирающаяся на идею В.В. Виноградова о трех важнейших общественных функциях языка - общении, сообщении, воздействии, - позволяет выделять прямые и косвенные речевые средства трех типов. Соответственно, при изучении непрямой коммуникации в разных национальных культурах на первый план выходят жанры непрямого общения, непрямого сообщения, непрямого воздействия, а при изучении данных жанров - факторы, побуждающие адресанта выражаться таким образом. (Конечно, без воздействия как такового не обходится ни один коммуникативный акт, оно есть и при общении, и при сообщении, но мы имеем в виду воздействие в более традиционном (и одновременно несколько более искусственном) значении, восходящем к В.В. Виноградову: в таком значении воздействие по сути приравнивается к побуждению (директиву, императиву).)

Рассмотрим подробнее виды и жанры непрямого воздействия, где обращение к средствам НК-2 наиболее очевидно. (О видах и жанрах непрямого общения (косвенные извинения, комплименты и оскорбления; системы организации неинформативного фатического общения типа small talk и т.п.) и сообщения (эвфемизмы и криптонимы) см.: (Дементьев 2006: 189--232; 2014).)

Наиболее значимый и распространенный аспект непрямого воздействия в русской культуре (как и многих других) связан с вежливостью. Данный аспект также является и наиболее культурно обусловленным, на что указывает А. Веж- бицкая. Поэтому логично, что именно ему мы уделяем самое большое внимание. Конечно, есть и другие причины возможного обращения к непрямым средствам, но они являются в гораздо большей степени универсальными - ср. косвенный приказ убить, относящийся к наиболее распространенным сюжетам мировой литературы. Повторяем, под непрямотой здесь подразумеваем только направление интерпретации высказывания, отличное от простого конвенциональной идентификации знака, а не сложности, возникающие, например, из противоречия между действием разных культурных сценариев, от чего справедливо предостерегала А. Вежбицкая.

Многие исследователи данного явления (например, Храковский, Володин 1986; Рисинзон 2010) указывают на то, что содержание языковых и речевых формул, организующих воздействие на адресата речи (особенно директивных), изначально противоречит требованию вежливости, поэтому практически во всех культурах данные формулы обнаруживают значительную неустойчивость, тенденцию к замене эвфемистическими выражениями.

В современной прагмалингвистике сложилась устойчивая тенденция связывать семантику косвенных директивов с вежливостью. Хотя вежливость сама по себе не является объектом настоящего исследования, следует отметить, что подход к определению и изучению вежливости, который первоначально был преимущественно логическим и универсалистским (Leech 1977; Brown and Levinson 1978), в последнее время стараются дополнить учетом национальных особенностей, что сближает данный подход с А. Вежбицкой. Так, выделяются разновидности вежливости: вежливость абсолютная/семантическая и относительная/прагматическая (разделяемая представителями данного социума, более чувствительная к контексту, частным биполярным шкалам) (Leech 2005; Leech, Larina 2014). Но при этом, несмотря на названные уточнения, говоря о значении косвенных РА для вежливости, как представляется, данные и некоторые другие авторы еще недостаточно видят возможное разнообразие функций косвенных РА и причин обращения к ним (т.е. НК-2, в нашем понимании). Например, на шкале "абсолютной вежливости" Лича (весьма показательно, что он иллюстрирует степени абсолютной, т.е. универсальной, вежливости только английскими идиомами и коллокациями) степень вежливости увеличивается прямо пропорционально повышению степени косвенности:

1) Will you stand over there?

2) Would you stand over there?

3) Would you mind standing over there?

4) Would you mind standing over there for a second?

5) I wonder if you'd mind just standing over there for a second? (Leech 2005; Leech, Larina 2014: 12).

Лич добавляет, что для китайской и японской культур шкала могла бы быть продолжена за счет большей косвенности, а значит, и большей вежливости, а для русской - наоборот, сокращена (Там же). Тем самым данная модель Лича выгодно отличается от преимущественно универсалистского и англоцентричного подхода, который был присущ, например, ранним работам того же Лича. Однако чисто количественное обозначение отличий (greater length, shorter) представляется все же недостаточным.

Мы полагаем, что описываемое Личем соотношение имеет место далеко не всегда, более того: повышение косвенности может использоваться не для повышения, а для понижения вежливости - см. примеры из русской речи ниже.

Может ли вежливость, "дополнительная свобода для адресата речи" (Searle 1975: 60--69) и т.п. проистекать из простого неразграничения смыслов, которое, по сути, является главным семиотическим механизмом и главной отличительной особенностью всех косвенных директивных речевых актов (косвенный речевой акт типа Can you open the window? можно понять и как вопрос, и как просьбу, по крайней мере теоретически, и в этом - и только в этом - состоит их большая, чем у прямых директивных речевых актов, вежливость)? Очевидно, что нет: в самом по себе отсутствии четкого разграничения смыслов нет ничего вежливого. Прагматика в данном случае обусловливает направления их интерпретации исследователем, а также ряд сложностей интерпретации. Так, действие сценариев проявляется и в НК-1, и в НК-2 (является постоянным), что затрудняет выявление непосредственных причин обращения к НК (НК-2). При этом адекватное материалу изучение предполагает выделение сознательно используемых непрямых средств (НК-2) в связи с конкретным сценарием и только в рамках данной культуры.

Собственно, логичнее было бы (логичнее, конечно, не с точки зрения той или иной конкретной культуры: в каждой культуре "логичнее то, что привычнее", а с точки зрения простой экономии речи, интерпретативных усилий) выражать вежливость, уважение к адресату, предоставление ему некоторых дополнительных прав, удобств и т.п. неиспользованием косвенных средств, которые вообще-то требуют от него некоторых дополнительных интерпретативных усилий для правильного понимания (и тем самым добавляют к побуждению, уже содержащемуся в директивном косвенном РА, побуждение совершить дополнительное действие), а как раз использованием прямых, "простых" средств, не требующих никаких дополнительных интерпретативных усилий. Кстати, именно так обстоят дела в израильской культуре, где "прямота" выступает как коммуникативная ценность, - см. данные об этой культуре, которые приводят А. Вежбицкая и др. (Вежбицкая 2003: 142--143; Blum-Kulka & Danet & Gherson 1985: 129).

Все это позволяет выделить, с точки зрения возможной неопределенности высказывания (точнее - неопределенности коммуникативного намерения адресанта и его интерпретации адресатом), три разновидности непрямого воздействия:

(I) непрямое воздействие как НК-1; непрямое воздействие как НК-2 двух типов, а именно: (II) косвенные директивные РА; (III) манипуляция.

(I) НК-1: неопределенность присуща и коммуникативному намерению адресанта, и его интерпретации адресатом, например:

(1) (А. ВХОДИТ В КОМНАТУ, ГДЕ НАХОДЯТСЯ Б. И В., ПОГРУЖЕННЫЕ В РАБОТУ)

А. Кто как хочет / но время обеденное //

Б. Угу // (А. МОЛЧА СОБИРАЕТСЯ И УХОДИТ ОБЕДАТЬ) (Китайгородская, Розанова 1999: 360).

Является ли высказывание Кто как хочет / но время обеденное предложением пойти пообедать вместе или простым сообщением информации, утверждать можно лишь предположительно, причем уверенности не добавляют ни непосредственные речевые реакции собеседников, ни их последующие действия. В высшей степени неопределенной является ответная реплика Б. Угу (ее можно понимать и как согласие пойти пообедать вместе - но потом Б. никуда не идет, - и как отказ, и как сигнал о том, что информация получена, - если реплика А. понимается как простое сообщение информации), при этом данная ответная реплика как будто бы вполне удовлетворяет инициатора разговора А, которая не предпринимает попыток ни уточнить ее, ни уговорить коллег.

Возможность неоднозначного и расширительного толкования и инициальной реплики, и реактивных (включая нулевые) реплик делает коммуникацию содержательно многомерной, тем самым дает нам некоторые основания называть ее непрямой, но не позволяет говорить о конкретных коммуникативных причинах обращения к таким средствам (скорее всего, они не ясны самим говорящим). Поэтому можно лишь опосредованно (и предположительно) говорить о наличии культурных сценариев, регулирующих такого рода общение, например, некоторой нормы русской коммуникации, побуждающей отвечать что-то на реплики (хотя бы "угу"), а не молчать. Кроме того, анализ таких ситуаций противоречил бы нашему подходу, поскольку в традиционных исследованиях косвенности коммуникация, подобная приведенному примеру, хотя несомненно опирается на неконвенциональное использование и прочтение знаков, никогда не квалифицировалась как "косвенная", и полемический пафос А. Вежбицкой направлен не на корректировку понимания таких ситуаций. Мы предлагаем применить сценарный подход А. Вежбицкой к двум другим разновидностям НК-2 (далее им будет посвящен параграф 3).

(II) Косвенные директивные РА: высказывания такого рода с уверенностью определяются как воздействие/директивы и адресантом, и адресатом, интенци- ональным состояниям которых не присуща неопределенность, множественная интерпретация не нужна, но возможна с точки зрения формы высказывания (свойственной средствам НК). Такая форма косвенных директивных РА, как уже было сказано, используется по ряду причин, где важнейшей является вежливость, точнее - представление о вежливости, существующее в данной культуре (в данном случае - возможность двоякой интерпретации высказывания, между формой и содержанием которого существует рассогласование):

(2) (А. повесила в ванной новую клеенку)

А. А ванна все равно подтекает //Не посмотришь?

Б. (муж) Угу // Слив смотреть надо.

(3) (Жена - мужу):

А. Жень /тебе к скольки?

Б. Мне к десяти //А что?

А. Котлет бы вот надо //

Б. Ну я схожу //

А. Не успеешь //

Б. Успею / почему // Ну опоздаю / господи немного // Что случится // (Примеры М.В. Китайгородской и Н.Н. Розановой).

(III) Манипуляция:

Начнем с рабочего определения манипуляции. В современной психологии, социологии, лингвистике существует несколько десятков дефиниций данного термина-понятия. Мы берем за основу определение психолога Е.Л. Доценко: "вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями" (Доценко 1997: 59), уточненное лингвистом К.Ф. Седовым: 1) это воздействие при помощи средств коммуникации (вербальных и невербальных); 2) это скрытое воздействие на собеседника; 3) речевая манипуляция направлена на изменение эмоционально-психологического состояния, оценок, установок и мотивов поведения коммуникативного партнера (Седов 2016: 104).

Наиболее принципиальными признаками манипуляции, отраженными в данных определениях, с нашей точки зрения, являются следующие: во-первых, на адресата оказывается воздействие, а именно: манипуляция - способ побудить адресата совершить действия, не совпадающие с его первоначальными интенциями (в том числе - противоречащие им); во-вторых, воздействие имеет скрытый характер: адресант делает вид, что не только адресат свободен в своем действии или бездействии (т.е. по сути исполнении или неисполнении), но и воздействия нет. Таким образом, неопределенность присуща интенциональному состоянию адресата в случае успеха манипуляции - в этом заинтересован адресант, интен- циональному состоянию которого присуща как раз полная определенность: он знает, что это воздействие, - но который при этом делает вид, что воздействия нет. Поэтому, кстати, в случае манипуляции невозможна экспликация "условий успешности", которая характерна для косвенных директивных РА, даже неконвенциональных типа Ой, как дует!

Следующий пример из повести А. Рыбакова "Приключения Кроша" хорошо показывает различия между косвенными директивными РА и манипуляцией. Здесь на Игоря осуществляется непрямое воздействие сначала через посредство косвенного директивного РА (Вадим) (безуспешно), потом через посредство манипуляции (Петр Шмаков) (успешно):

(4) -- В какие края? - покровительственно спросил он <Игорь> нас.

-- На пляж, в Химки.

-- Нашли куда ехать! - засмеялся Игорь. - Толкучка! Я еду в Серебряный бор.

Пляж - мечта! У меня там встреча с друзьями.

Вадим вздохнул:

-- Тебе хорошо - у тебя машина.

В голосе Вадима слышалась просьба взять и нас с собой. Игорь сделал вид, что не понял.

Чего не сумел добиться Вадим, сразу добился Шмаков Петр. Что значит практическая сметка! Шмаков Петр иногда просто меня поражает.

-- Не доедешь, - равнодушно проговорил Шмаков.

-- Почему?

-- Бензопровод засорится.

-- Ты думаешь? - встревоженно спросил Игорь и поехал медленнее.

Я сразу понял тактику Шмакова Петра и подхватил:

-- Конечно. В баке мусор. Где гарантия, что опять не забьется?

Игорь ничего не ответил. Молча ехал до самого метро. С одной стороны, ему не хотелось брать нас с собой. С другой стороны, боялся ехать один. Вдруг что в дороге случится? Что он будет делать без нас? То, что делают все неумехи. Останавливают проходящую машину и просят шофера помочь.

В то же время косвенные директивные РА и манипуляция, относясь к НК-2, обнаруживают между собой гораздо больше общего, чем с непрямым воздействием как НК-1, где неопределенность присуща интенциональным состояниям и адресанта, и адресата, и наблюдателя.

Изучение планируемой непрямой коммуникации в русской культуре в связи с оппозицией персональности ~ имперсональности

Относим к культурным сценариям, сильно обусловливающим использование косвенных речевых средств в русской планируемой коммуникации, оппозицию персональности ~ имперсональности. Данная оппозиция в общих чертах может быть охарактеризована как противопоставление (в восприятии мира, человеческих взаимоотношениях, коммуникации, языке) начала в целом персонального, личностного и межличностного - и начала социального, неличностного (официального, ритуального). Левый член оппозиции оценивается через призму русской "межличностной" системы ценностей (это прежде всего нравственная оценка). Здесь присутствует идея огромности мира, не поддающегося рациональному упорядочению, воспринимаемого интуитивно, через призму сильных, неконтролируемых и иррациональных эмоций, мечты и бесконечно многообразных человеческих отношений, где единственным безусловным ориентиром является нравственный. Правый член оппозиции принадлежит внеличностной сфере жизни и взаимоотношений людей, где человек воспринимается как абстрактный носитель социальной функции. На первый план выходит идея социального института, ограничений, нечто рационально-логическое, нацеленное на статусное, регламентированное взаимодействие с людьми. На правый член оппозиции не распространяется нравственно-личностная оценка - и в то же время в русском речевом сознании данное явление оценивается отрицательно за сам факт отказа от нравственной оценки, выбор в пользу неличностного типа отношений, то есть, с точки зрения русской картины мира, как бы сознательное уклонение от естественных человеческих обязанностей и законов.

Если назвать условно коннотативный компонент, содержащийся в левом члене оппозиции, Р (personal), то наличие Р [P] представляет собой норму и нейтрально с точки зрения оценки, а отсутствие Р [-P] оценивается отрицательно.

Действие названной оппозиции проявляется в организации русской лексики. Ср. лексические пары в современном русском языке: правда ~ истина; воля ~ свобода; совесть ~ нравственность, этика; интеллигент ~ интеллектуал; жалеть ~ сочувствовать, соболезновать; справедливый ~ законный, легитимный, правовой; мастер ~ профессионал; очень плохо ~ крайне неудовлетворительно; убийца ~ киллер; родной ~ казенный; начальник ~ руководитель; муж ~ супруг; любимый ~ сожитель; везение ~ успешность; вожак ~ лидер; любить, жалеть ~ уважать; злиться ~ негодовать; работа ~ деятельность; душевный ~ бездушный...

При всем разнообразии и разнородности есть некоторая тенденция к тому, что лексемы, представляющие правый член оппозиции, в целом гораздо уже, беднее по значению и сферам употребления, гораздо меньше способны к экспрессии, меньше способны к словообразованию и почти не образуют глагольные производные. Резко ограничена их дистрибуция, особенно с глаголами. Правый член в какой-то степени тяготеет к официально-деловому стилю. Левый член несколько чаще представлен исконным словом, правый - заимствованным. Правый член чаще имеет отрицательную оценку, левый - нейтральную или положительную, однако данная тенденция почти никогда не прослеживается до конца.

Следует подчеркнуть, что среди лексических оппозиций / пар антонимов, охватываемых общей оппозицией [P] ~ [-P], есть такие важные для русской культуры, как правда ~ истина, душа ~ разум, воля ~ свобода. В то же время не все понятия, именуемые этими лексемами, встают в четко лексически оформленные оппозиции с другими понятиями / лексемами - например, для дружбы отсутствует адекватное соответствие с значением члена [-P]: выражение партнерские отношения - двусловное, описательное (ср. англ. partnership), а лексемы партнерство, корпоративность - малоупотребительные.

В оппозицию [P] ~ [-P] вступают не только лексемы, но и другие единицы русского языка и речи, в частности, в данную оппозицию вступают речевые жанры: так, значимой для русского языка и речи является речежанровая оппозиция разговора по душам и светской беседы. Члены данной оппозиции - антонимич- ные в русской речевой культуре жанры, - представляя разные нормы выраженно гармонического общения (даже разные коммуникативные идеалы), задают совершенно разные коммуникативные ориентации, взгляд на мир через призму противоположных оценочных "речежанровых картин мира" (подробнее см. в наших работах: (Дементьев 2013; 2016a; 2016b; Dementyev 2016)).

Представляется, что русская культурная оппозиция [P] ~ [-P] имеет большое значение для понимания оппозиции прямоты ~ непрямоты русской коммуникации, хотя, конечно, данные оппозиции далеко не совпадают. К сожалению, этот аспект прямоты ~ непрямоты русской коммуникации почти не затрагивался исследователями (за редкими исключениями: см., например, работы (Ларина 2009; Прохоров, Стернин 2006)). Иногда отмечалась нежелательность подчеркнутой искусности, риторической изощренности речи в гармоничной русской фатике и ее жанрах, особенно в разговоре по душам (Стернин 2003; Фенина 2005), отражение такого отношения находим в русской лексической (прежде всего метафорической), фразеологической и паремиологической картинах мира (ср. душевный, душа в душу, открыть душу, резать правду-матку и подоб.) (Балашова 2003; 2017).

Если вернуться к идее о культурных сценариях, обусловливающих выбор тех или иных форм речи (в том числе косвенных), развиваемой А. Вежбицкой, можно сказать, что русская оппозиция [P] ~ [-P] обнаруживает много общего с такого рода сценариями, а именно: то значение, которое в конкретных ситуациях приобретает обращение к косвенным средствам речи, часто естественным образом ассоциируется с содержанием правого члена оппозиции [P] ~ [-P], а тем самым может вызывать некоторое недоверие, причем это касается не только, например, манипуляции, но и "безобидных" косвенных речевых актов.

По-видимому, именно оппозиция [P] ~ [-P] создает условия, при которых использование косвенных средств ограничивается в русской речи, более того: средства, изначально являющиеся косвенными (вопрос в качестве просьбы и подоб.), подвергаются модификации, в результате чего их степень косвенности значительно уменьшается (иногда доходя до нуля). Это хорошо подтверждает тот факт, что, например, ближайший русский аналог известного примера из англоязычной теории косвенных речевых актов (Дж. Серль): Can you open the window? `Вы можете открыть окно?' имеет вопросительную форму: Не могли бы вы открыть окно? (могут использоваться и фразы типа Вы можете открыть окно?, Можете ли вы открыть окно?, Могли бы вы открыть окно?, но гораздо реже). Сам по себе этот факт уже является достаточно ярким доказательством неуни- версальности причин обращения к косвенности, выявляемых исследователями. В результате нельзя говорить о выполнении одного из наиболее важных требований, предъявляемых к косвенным РА: адресат не имеет даже теоретической возможности реагировать на высказывание Не могли бы вы открыть окно? как на вопросительное, а не директивное, поскольку вопросительное высказывание имеет другую форму. Это настолько жесткое правило в русской речи, что ошибки, "неправильное понимание" фактически исключены и используются только в юмористических, пародийных текстах, вызывающих смех, как, например, в рассказе М. Зубкова "Трешка", который начинается так:

(5) Вот подходит недавно один:

-- Слушай, ты не мог бы одолжить трешку?

-- Мог бы, - говорю. И иду своей дорогой. <...>

Предполагаем, что такое распределение отрицательной и неотрицательной формы между директивным и вопросительным иллокутивными высказываниями в русском языке имеет целью сделать невозможным спутать их. Тем самым имеющее вопросительную отрицательную форму директивное иллокутивное высказывание становится в меньшей степени косвенным. Это имеет значение, если, как было сказано выше, в русской культуре действительно существует некоторое недоверие к косвенным РА.

Общая картина (она и есть результат "исправления" Серля концепцией Веж- бицкой) в англо-американской коммуникации рисуется следующим образом: косвенные директивы все время расширяют сферу своего употребления, постепенно вытесняя прямые формы, а в последние два-три десятка лет уступают место, как показывает А. Вежбицкая, "suggestions" типа I would suggest, и это соответствует выявленному А. Вежбицкой сценарию "Anglo scripts against `putting pressure' on other people" (Wierzbicka 2006). В русской, наоборот, косвенные средства дополнительно маркируются как "невопросы", сфера их употребления подчеркнуто закрепляется за побуждениями и тем самым сужается, и это соответствует выявленной нами тенденции ассоциировать косвенные средства с правым членом оппозиции персональности ~ имперсональности. Все это, как представляется, служит хорошей иллюстрацией применения положения А. Вежбицкой о национально-культурных сценариях в сравнении культур.

...

Подобные документы

  • Национально-культурная специфика вербального и невербального компонентов коммуникаций. Перевод и посредничество при межкультурной коммуникации, различия и сходства невербальной коммуникации русской и американской культур, анализ перевода посредничеств.

    дипломная работа [88,7 K], добавлен 21.05.2012

  • Сущность специфика речевой коммуникации, ее виды и формы. Барьеры речевой коммуникации. Коммуникативные неудачи, причины их возникновения. Язык, как объективная основа речевой коммуникации. Типы языковой личностт как субъектов и объектов коммуникации.

    реферат [36,6 K], добавлен 27.04.2008

  • Происхождение русского языка. Фонетические и грамматические нормы, дикция и выразительное чтение в культуре речевого общения. Фунционально-смысловые типы речи (описание, повествование, рассуждение) в речевой коммуникации. Культура делового письма.

    курс лекций [71,6 K], добавлен 04.05.2009

  • Категория вежливости в отечественной и зарубежной лингвистике. Понятие национального характера в межкультурной коммуникации. Сопоставительный анализ негативной и позитивной вежливости и языковых средств ее выражения в русском и английском языках.

    дипломная работа [97,6 K], добавлен 18.07.2014

  • Исследование теории межкультурной коммуникации. Демонстрация практического применения законов коммуникации в общении с представителями немецкой культуры. В немецкой культуре традиция риторики предполагает исключительную важность вербальных сообщений.

    курсовая работа [47,5 K], добавлен 20.03.2011

  • Вежливость как поведение, направленное на избежание конфликтов и обеспечение успешной коммуникации между собеседниками. Средства, используемые для реализации категорий вежливости в речевых актах представителями казахского, русского и английского социума.

    курсовая работа [63,0 K], добавлен 28.07.2013

  • Современная теоретическая концепция культуры речи. Знание основ культуры речи. Кодифицированные нормы литературного языка. Речь, ее особенности и коммуникации. Структура речевой коммуникации. Речь и взаимопонимание. Роль этических норм в общении.

    контрольная работа [39,8 K], добавлен 22.04.2009

  • Исследование культурных аспектов, которые влияют на язык и процессы коммуникации. Определение роли переводчика в межкультурной коммуникации. История языковой политики, обоснование необходимости и возможности ее реформирования в современной Беларуси.

    курсовая работа [52,7 K], добавлен 21.12.2012

  • Концепция Р.К. Миньяр-Белоручева. Основополагающие и вспомогательные компоненты коммуникации. Изучение действий и целей источника текста оригинала. Необходимость в переводе как речевой деятельности. Порождение и восприятие исходного и переводного текста.

    презентация [360,3 K], добавлен 30.10.2013

  • Отражение национально-культурной специфики в языке и речевой деятельности. Комплексные исследования межкультурных взаимодействий. Тенденция культурной глобализации. Межкультурная коммуникация. Лингво-культурное сообщество.

    реферат [25,0 K], добавлен 07.05.2007

  • Невербальное общение и его роль в коммуникации. Невербальные компоненты коммуникации. Жесты. Зоны и территории. Обучение невербальным средствам коммуникации в процессе изучения иностранного языка. Комплекс упражнений по обучению.

    дипломная работа [1,8 M], добавлен 28.08.2007

  • Обеспечение высокого уровня речевой культуры в сфере СМИ должно быть предметом постоянной заботы как теоретиков русской речи, так и практиков–профессионалов, формирующих речевой массив СМИ, который оказывает безграничное влияние на культуру речи масс.

    научная работа [66,5 K], добавлен 22.10.2008

  • Наука о коммуникации и ее основные направления. Языковая картина мира в межкультурной коммуникации. Реконструкция немецкой языковой картины мира. Типичные характеристики немецкого менталитета. Немецкая культура и детерминанты межкультурной коммуникации.

    курсовая работа [117,0 K], добавлен 20.03.2011

  • Определение речевого конфликта как неадекватного взаимодействия в коммуникации субъекта речи и адресата, связанного с реализацией языковых знаков в речи. Основные модели гармонизирующего речевого поведения: предупреждения, нейтрализации и гармонизации.

    курсовая работа [24,2 K], добавлен 31.01.2013

  • Употребление имени и отчества как национальная особенность русской речевой культуры, функционирование её типов (элитарная, "среднелитературная", литературно-разговорная, фамильярно-разговорная). Разговорная сниженность как новое состояние русского языка.

    реферат [20,6 K], добавлен 13.04.2016

  • Речевое взаимодействие, роль слова и речи в жизни общества, факты социального и политического значения языка. Понятие речевого события как основной единицы коммуникации, его характеристика. Основные признаки речевой ситуации, речевой этикет и риторика.

    лекция [28,2 K], добавлен 25.04.2010

  • Теория красноречия, ораторы Древней Греции и Древнего Рима. Модель речевой коммуникации, способы или виды чтения. Язык как важнейшее средство человеческого общения, соотношение языка и речи. Разновидности национального языка. Виды и техника слушания.

    курс лекций [55,9 K], добавлен 13.10.2010

  • Стратегии и тактики речевого общения в рамках речевой коммуникации, приемы воздействия на партнера по коммуникации, приемы манипуляции и операции над высказываниями. Речевое общение и взаимодействие, речевое воздействие с точки зрения когнитивистики.

    реферат [35,8 K], добавлен 14.08.2010

  • Влияние фонационных средств на процесс коммуникации и восприятие информации. Акустические средства невербальной коммуникации в деловом общении. Паралингвистические и экстралингвистические приемы, позволяющие увеличить эффективность делового общения.

    реферат [24,4 K], добавлен 11.05.2017

  • Понятие и виды этикетных формул в англоязычном этикете. Уровни вежливого общения (уровни вежливости) и стили речи. Формы обращения на различных уровнях вежливости. Структура английского полного имени. Формы обращения к знакомому и незнакомому человеку.

    реферат [43,4 K], добавлен 06.11.2012

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.