Современный политический дискурс: вербальная экземплификация тактико-стратегических предпочтений

Размещено на http://allbest.ru

¹Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина

^{2Московский государственный технический университет}

им. Н.Э. Баумана

^{3Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова}

Современный политический дискурс: вербальная экземплификация тактико-стратегических предпочтений

Н.А. Боженкова¹, Р.К. Боженкова², А.М. Боженкова³



Аннотация

В статье предлагается сравнительный анализ языковых конструктов, репрезентирующих корпус речевых стратегий и тактик, совокупность которых детерминирует устроенность политической коммуникации в разнокодовых лингвокультурах.

Актуальность работы обусловливается самим объектом исследования: политическое поле, являясь неотъемлемой частью этнической культуры любого общества, представляет собой сложный конгломерат идей, где обозначены цели и интересы государства и его элитарных групп. Эволюционируя на основе накопленного социумом лингвоментального материала, политика осуществляется прежде всего в процессе вербального взаимодействия, задача которого заключается в создании определенной картины мира в обществе. Соответственно, языковая деятельность человека в сфере политики есть опосредованное в знаках завоевание, осуществление и сохранение политической власти.

В этой связи вся формальная организация политического дискурса подчиняется необходимости эффективной реализации функции воздействия, инструментарием которой выступают разнообразные коммуникативные стратегии и тактики. Интенциональный «посыл» политической дискурсивной практики непременно видоизменяется в акте индивидуального языкового оформления, поэтому научный интерес вызывают наиболее «значимые» фигуры политического взаимодействия (в нашем случае, главы внешнеполитических ведомств), которые во многом определяют мировоззренческую позицию различных социальных групп. Соответственно, признаковые особенности их речи можно рассматривать как доминантные характеристики национальной политической практики и считать основанием для создания типизированного коммуникативного портрета политика. Более того, производные значения, порождаемые в результате использования субъектами политической деятельности определенных речевых стратегий и тактик, на основе семантико-семиотических ассоциаций развиваются далее, постепенно переходят в смежные дискурсивные поля, устанавливая уже новые смысловые связи. Сформированные таким образом сложнейшие по структуре языковые (тек- стовые/дискурсивные) единицы характеризуются не только высоким экспрессивно-эмоциональный потенциалом, «многопластовым» семантическим «зарядом», но и некоторой типизированностью, что обусловливает их широкое распространение в актах политической коммуникации. Соответственно, политическая логосфера -- не столько продукт деятельности общества, сколько его модификатор: она сама, пронизывая все пласты логосферы общечеловеческой, активно формирует речевую практику всех включенных в нее субъектов, их социально-иерархическую структуру и лингвоэтнический универсум в целом.

Ключевые слова: политический дискурс, интегративные и дезинтегративные коммуникативные стратегии, коммуникативные тактики, вербальные маркеры, лингвокультурные спецификаторы



Abstract

Modern political discourse: verbal exemplification of tactical and strategic preferences

N.A. Bozhenkova¹, R.K. Bozhenkova², A.M. Bozhenkova³

1Pushkin State Russian Language Institute

2Bauman Moscow State Technical University

3Lomonosov Moscow State University

The article proposes a comparative analysis of language constructs representing the framework of speech strategies and tactics, the totality of which determines the arrangement ofpolitical communication in different lingual cultures.

The relevance of the article is determined by the very object of research. The political field, being an integral part of the ethnic culture in any society, represents a complex conglomerate of ideas, where the goals and interests of the state and its elite groups are indicated. Evolving on the basis of linguistic material accumulated by society, the policy is implemented primarily in the process of verbal interaction which aims at forming a certain picture of the world in the society Accordingly, a person's linguistic activity in the sphere of politics is an acquisition, exercise and preservation of political power mediated in signs.

In this regard, the entire formal organization of political discourse is subject to the need for an effective implementation of the impact function, which is instrumented by a variety of communication strategies and tactics. Intentional “message” of political discursive practice inevitably changes in the act of individual language situation. Therefore, the most “significant” figures of political interaction (in our case, the heads of foreign affairs agencies) are of scientific interest, as they largely determine the ideological position of various social groups. Accordingly, the feature characteristics of their speeches can be regarded as the dominant characteristics of national political practice and considered as basis for creating a typed communicative portrait of a political figure. Moreover, the derivative meanings generated as a result of the use of certain speech strategies and tactics by political actors, on the basis of semantic-semiotic associations, develop further and gradually pass into adjacent discursive fields establishing new semantic links. The highly complicated language (text/discursive) units structured in this way are characterized not only by the high expressive and emotional potential and the “multilayered” semantic “message”, but also by some typification, which causes their wide distribution in the acts of political communication. Thus, the political logosphere is not so much a product of society activity as its modifier. Penetrating all layers of universal logosphere, it actively forms the speech practice of the subjects included in it, their hierarchical structure as well as the linguistic ethnic universe as a whole.

Key words: political discourse, intergrative and disintegrative communicative strategies, communicative tactics, verbal markers, linguocultural specifiers



Введение

Политическое взаимодействие как коммуникативная сфера, основной темой и движущим мотивом которой является борьба за власть, оказалось в фокус российского научного интереса преимущественно в середине 1980-х гг., когда сосуществование политических элит перестало носить сугубо ритуальный характер и приобрело очертания одного из способов функционирования общества См. работы РМ. Блакара, А.Н. Баранова, О.П. Ермаковой, Б.А. Зильберта, Ю.И. Леви-на, Б.Ю. Нормана, Ю.С. Степанова и др.. Сегодня проблемы взаимоотношения языка и власти, языка и идеологии, роли мифа в политической коммуникации и собственно языкового манипулирования привлекают внимание все большего числа лингвистов См. работы А.Г. Алтуняна, А.Н. Баранова, В.Н. Базылева, Э.В. Будаева, И.Т. Вепревой, О.И. Воробьевой, Д.Б. Гудкова, В.З. Демьянкова, В.И. Карасика, М.В. Китайгородской, Н.А. Купиной, А.В. Олянича, П.Б. Паршина, М.Р. Проскурякова, А.П. Чудинова, Е.И. Шей-гал, G. Lakoff, S.R. Anderson, WL. Benoit, T.A. var Dijk, P Drulak, A. Mussolt, R. Wodak, Н. Клоч- ко, Э. Лассан, L. Wee и др.: во многом это объясняется тем фактом, что политика (в отличие от иных областей человеческой деятельности) обладает по сути своей дискурсивным характером и политические действия являются, как правило, действиями речевыми.

Попытки ученых дать корректное определение понятию «политический дискурс» привели к появлению множества дефиниций: это и «совокупность всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освещенных традицией и проверенных опытом» [1. С. 8]; и «своеобразная знаковая система, в которой происходит модификация семантики и функций разных типов языковых единиц и стандартных речевых действий» [2. С. 3]; и «видовая, эксплицитно прагматичная разновидность идеологического дискурса» [3. С. 57]; и одно из направлений прикладной лингвистики, суть которого выражается формулой «дискурс = подъязык + текст + контекст»[4. С. 15]. Более того, в современном языкознании ситуация такова, что одни исследователи (А.П. Чудинов, М.М. Lazar и др.) используют термин политический дискурс как данный a priori, другие (М.Б. Паршин, Ю.С. Степанов и др.) отказываются признать за ним лингвистическое значение, третьи (А.Н. Баранов, Е.И. Шейгал, Т.А. ван Дейк, Р. Водак и др.) пользуются им как синонимичным терминам язык политики, политический язык, политическая коммуникация. С точки зрения авторов статьи, политический дискурс представляет собой речевую деятельность субъектов в сферах политического институционального общения, детерминированную определенной социально-ролевой иерархией и объективированную в виде совокупности текстовых единиц политической направленности во всем их жанровом и функциональном многообразии.

Политический дискурс содержит ряд конститутивных признаков (системность, прагматическую завершенность, коммуникативную определенность, отсутствие строгих структурных ограничений) и наделяется теми же функциями, что и дискурс в целом -- информативной, аргументативной, персуазивной, делимитатив- ной и групповыделительной [5] Другие исследователи выделяют контролирующую, агональную, интерпретационную функции и функцию социальной идентификации [6].. К перечисленным следует добавить функции, дефинированные Д. Грейбер, -- «распространение информации» (information dissemination); «определение повестки дня» (agenda setting); «проекция в прошлое и будущее» (projection to future and past) [7. С. 198]. Именно последние характеристики, расширяя свое действие в рамках политической коммуникации, определяют базисный признак политического дискурса -- его использование в качестве инструмента политической власти (борьбы за власть, овладение властью, ее сохранение, осуществление, стабилизация или перераспределение).

Одна из наиболее значимых функций политического дискурса по отношению к народным массам -- распространение информации о состоянии дел в политическом сообществе: люди в большинстве случаев напрямую не соприкасаются с миром политики, их знания в этой области складываются не в результате собственного опыта политического участия, а преимущественно на основе предлагаемых им вербальных «картинок». Сообщения о состоянии дел могут выступать в форме описаний, мнений, сравнений и выводов; они могут быть реализованы в самых разнообразных речевых действиях и жанрах -- неформальной беседе, интервью, пресс-конференции, послании конгрессу и др. Помимо явной, эксплицитной информации, эти сообщения могут включать имплицитно-коннотативный слой информации (эмотивно-окрашенные ключевые слова, выражающие базовые политические ориентации и ценности, патриотические символы, эвфемизмы и др.). Имплицитная информация может быть также получена путем обобщения, «чтением между строк»: значимыми оказываются характеристики хронотопа вербального акта, паралингвистические компоненты и др. Соответственно, мир политического охватывает широкий диапазон явлений: в него входят политические сообщества людей; политические субъекты (агенты), институты и организации; нормативные подсистемы; традиции и ритуалы, неразрывно связанные с социальными, историческими, культурными, психологическими, идеологическими и другими факторами социума и с системой когнитивных установок адресанта; методы политической деятельности; средства информации и др. В политическом дискурсе реализуются все конституенты социального поля: они либо составляют собственно предмет общения (его референциальный аспект), либо выступают в качестве элементов прагматического контекста, либо описывают пропозициональное поле. Таким образом, описанный функционал политического дискурса, имея безусловное соотношение с базовыми функциями дискурса в целом, одновременно отличает его от других типов дискурсивного общения, что позволяет рассматривать политический дискурс как системное явление.

Кроме вопросов метаязыкового описания, в изучении политического дискурса прослеживается множество иных нерешенных проблем. Одной из них является характеризация коммуникативного поведения политиков в терминах речевого воздействия: необходимость исследования языка политических субъектов обусловлена как все более расширяющейся тенденцией «орализации» [8. С. 105], так и научной значимостью моделирования ментальных структур участников политической коммуникации. В этой связи особенно интересным представляется компаративное исследование языковых фактов, репрезентирующих речестратегические предпочтения российской/американской политической элиты. коммуникативный речевой политический дискурс

Цель: Цель предпринятого исследования заключалась в выявлении и контрастивносопоставительной характеризации коммуникативных стратегий и тактик субъектов современных политических дискурсивных практик, экземплифицирован- ных различными языковыми (русской и английской) системами.



Методы и материалы

В основу методологической концепции исследования были положены как гуманитарно-эвристические методы (регистрационный, инструментальный методы; метод моделирования; таксономическое, динамическое и объяснительное описание), так и методы языкознания и лингвокультурологии -- метод формализации лингвистических описаний, контекстный и категориальный синхронный анализ, метод сегментации определенных вербальных явлений (фактов) с последующим их обобщением, абстрагированием и характеризацией лежащих в их основе этноментальных сущностей и др.

Материалом исследования послужили скрипты брифингов официальных представителей внешнеполитических ведомств России и Америки -- директора Департамента информации и печати МИД России М.В. Захаровой и представителя Госдепартамента США Дж. Кёрби.

Выбор субъектов политической коммуникации был обусловлен двумя факторами: государственная внешняя политика, учитывая современную геополитическую обстановку, вызывает все больший интерес исследователей, в том числе и лингвистов; выступления официальных представителей внешнеполитических ведомств во многом формируют глобальный политический дискурс, поэтому их анализ позволяет выстроить вполне объективную картину специфики употребления различных коммуникативных стратегий и тактик в различных лингвокультурных универсумах.

Другим критерием отбора материала стала тематическая общность выступлений, однако корреляция текстовых единиц была осложнена некоторым несоответствием форматов выступлений: периодичностью проведения брифингов (в России -- еженедельно, в США -- ежедневно) и спецификой речевого взаимодействия -- в российской политической традиции большую часть брифинга официального представителя МИД занимает монолог В связи с этим авторами были отобраны такие выступления официального представи-теля Госдепартамента, в которых монолог представлен максимально полноценно., в Соединенных Штатах же гораздо больше времени уделяется ответам на вопросы журналистов.

Результаты

Проведенное сравнительно-типологическое описание вербальных конструкций, манифестирующих корпус частотных коммуникативных стратегий и тактик современных идиополитических дискурсивных актов, не только представляет собой некую модель лингвокультурной устроенности национального российского и американского политического дискурса (см. далее таблицу), но и может служить основанием для создания типизированного коммуникативного портрета российского/американского политика.

Вместе с тем, сравнение доминантных признаков использования в идентичных ситуациях определенных коммуникативных стратегий и тактик лицами, исполняющими аналогичные социальные роли (согласно их участию в политической жизни), позволило рассмотреть вербальную коммуникацию в определенном социально-психологическом контексте и выявить некоторые общие характеристики российского и американского политических дискурсов, наличие которых объясняется структурой, функциями и другими особенностями политической коммуникации в целом.

Обсуждение

Политический дискурс как инвариант институционального типа общения должен, в отличие от персонального типа, использовать специфическую систему профессионально-ориентированных знаков, т.е. обладать собственным, уникальным подъязыком (лексикой, фразеологией и паремиологией).

Согласно концепции В.З. Демьянкова [9], специфика языка политики обусловлена следующим: отмечается частотное использование своеобразных речевых приемов; расширен тезаурус прецедентных текстов и высказываний; политическая лексика терминологична, а общеупотребительные языковые знаки маркированы по отношению к обычному языку; индивидуализированная структура политического дискурса опирается на оригинальное звуковое или письменное оформление.

Вместе с тем некоторые ученые отказывают политическому дискурсу в уникальности и специфичности, подчеркивая, что языковые черты его своеобразия немногочисленны и не так просто поддаются процедуре идентификации, а лексические и грамматические особенности политического дискурса, позволяющие рассматривать его как специфическое явление, «не выходят за рамки соответствующих идиоэтнических языков» [10. С. 193].

Масштабная деспециализация в политической коммуникации связана с тем, что политика -- единственная профессиональная сфера, общение в которой ориентировано на массового адресата.

Политическая коммуникация не просто опосредована средствами массовой информации, СМИ являются основной средой ее существования, вследствие чего язык политики оказывается лишенным свойства корпоративности, присущего любому специальному языку [4. С. 30].

Так, П.Б. Паршин под языком политики подразумевает вовсе не язык или, по меньшей мере, не только язык.

По его словам, предметом политической коммуникации является, скорее, идиополитический дискурс, т.е. «своеобразие того, что, как, кому и о чем говорит тот или иной субъект политического действия» [10. С. 194], предназначение которого не просто «описать (т.е. не референция), а убедить, пробудив в адресате намерения, дать почву для убеждения и побудить к действию» [9. С. 118].

Именно поэтому эффективность политического дискурса определяется адекватным планированием коммуникативного поведения автора и умелой реализацией данного плана путем использования различных речевых стратегий и тактик, реализующих воздействующий потенциал естественного языка на интеллектуальную и эмоционально-волевую сферу адресата.

Предлагаемые сегодня в политической лингвистике кадастры коммуникативных стратегий и тактик (далее КС и КТ соответственно), несмотря на единодушие исследователей в признании основной функции политического взаимодействия, вариативны: выделяют КС вуалирования, КС деперсонализации и КС мистификации [2]; КС реификации, КС делегитимизации и КС амальгамирования («мы»- дискурс) [11]; варьирующую, аддитивную и интродуктивную КС [12]; многообразие инвективных КС [13; 14]; аргументативные и манипулятивные КС [15] и др.

Бесспорно, классификация вербальных конструкций, манифестирующих те или иные КС, может базироваться на любом (или нескольких одновременно) из внушительного множества критериев, явно вычленяемых в качестве категориальных признаков императивно-политических актов: механизмы организации; языковой уровень структурных компонентов; частотность реализации вербальных единиц данной направленности; интонационная обусловленность их семантического плана; жанровая принадлежность и композиционная оформленность дискурсивной практики; количество объектов акта коммуникации (массовая или индивидуальная направленность) и др.

Однако думается, детерминирующим признаком следует обозначить фактор осознанности автором -- рефлексированности -- построения и употребления оценочно-манипулятивной языковой конструкции, поскольку в данном случае мы имеем дело со строго организованным иллокутивным актом, реализующим определенные интенции.

Сопоставительная характеризация коммуникативных стратегий и тактик М.В. Захаровой и Дж. Кёрби

Таблица

Актуальные проблемы изучения русского языка

Коммуникативные стратегии
Интегративные коммуникативные стратегии
Стратегия вежливости	Эмоционально настраивающая стратегия	Стратегия сотрудничества	Информативная стратегия	Стратегия компромисса	Стратегия аргументации
тактика извинения (М3)	тактика комплимента (МЗ/ДК)	тактика демонстрации участия (МЗ/ДК)	тактика запроса информации	тактика согласия (МЗ/ДК)	тактика генерализации (МЗ/ДК)
тактика благодарности (М3)	тактика юмора	тактика предложения решения (МЗ/ДК)	тактика прямого ответа (МЗ/ДК)	тактика компромиссного ответа (ДК)	тактика проведения аналогии (МЗ/ДК)
тактика использования косвенных речевых актов	тактика похвалы	тактика обещания	Тактика каузации (МЗ/ДК)	тактика внимания	тактика приведения примера (МЗ/ДК)
тактика поздравления	тактика проявления сочувствия (МЗ/ДК)	тактика предложения сотрудничества (М3)	тактика информирования (МЗ/ДК)		Тактика противопоставления (М3)
			тактика переадресации (МЗ/ДК)		Тактика ссылки на авторитет (МЗ/ДК)
					Тактика описания позитивной перспективы (МЗ/ДК)
					тактика поэтапной мотивации

Продолжение таблицы

Коммуникативные стратегии
Дезинтегративные коммуникативные стратегии
Манипулятивная стратегия	Конфронтационная стратегия	Стратегия контроля над инициативой	Стратегия самопрезентации	Побуждающая стратегия	Манипулятивная стратегия
тактика смены фокуса внимания (МЗ/ДК)	тактика замечания (МЗ/ДК)	Тактика выбора предмета речи (МЗ/ДК)	тактика демонстрации компетентности (МЗ/ДК)	тактика поручения	тактика смены фокуса внимания (МЗ/ДК)
Тактика отрицания (МЗ/ДК)	тактика упрека (М3)	тактика отказа от действия (МЗ/ДК)	тактика позитивной характеризации (М3)	тактика обращения	Тактика отрицания (МЗ/ДК)
тактика полуправды	тактика проявления неуважения	тактика установки контакта (МЗ/ДК)	тактика самовосхваления (ДК)	тактика совета (М3)	тактика полуправды
тактика абсолютизации (ДК)	Тактика осуждения (МЗ/ДК)	тактика поддержания контакта (МЗ/ДК)		Тактика призыва (МЗ/ДК)	тактика абсолютизации (ДК)
тактика убеждения	тактика обвинения (МЗ/ДК)	тактика прекращения контакта (МЗ/ДК)		тактика требования (М3)	тактика убеждения
тактика оценивания (МЗ/ДК)	Тактика угрозы (ДК)				тактика оценивания (МЗ/ДК)
	тактика насмешки (М3)
	тактика иронии (М3)
	Тактика сарказма (М3)

В этой связи для построения собственной таксономии в качестве главной антиномии было принято базисное для политики в целом прагматическое основание -- настроенность коммуникантов на сотрудничество Здесь авторы разделяют позицию И.В. Певневой [16]..

Результатом стало деление всех КС на интегративные и дезинтегративные, в рамках которых коммуникативные тактики группировались тематически, т.е. в соответствии с той коммуникативной целью, на достижение которой они направлены.

В корпус интегративных вошли 6 КС (КС вежливости, сотрудничества, аргументации, компромисса, эмоционально настраивающая и информативная КС), в корпус дезин- тегративных -- 5 КС (КС контроля над инициативой, самопрезентации, побуждающая, манипулятивная и конфронтационная КС), общее число коммуникативных тактик -- 55 единиц (27 и 28 КТ соответственно, см. таблицу).

Предложенная классификация стала базой для лингвопрагматического анализа вербальных формул Объем данной статьи не позволяет привести примеры реализации всех КТ, поэтому ав-торы представили наиболее часто реализуемые в выступлениях М.В. Захаровой и Дж. Кёрби., организующих идиополитический дискурс современной внешней политики.

Интегративные КС

1. КС вежливости:

— КТ извинения:

МЗ Здесь и далее: МЗ -- высказывания М.В. Захаровой (цитаты приведены по работам [17; 18]); ДК -- Дж. Кёрби (цитаты приведены по работам [19--21]). -- «Еще раз прошу прощения за лирику»; «Извините, что так подробно, но это очень важно»;

ДК -- примеры реализации отсутствуют.

— КТ благодарности:

МЗ -- «Мы очень за это благодарны и прекрасно понимаем, что во многом, идя на такой внутренний и профессиональный подвиг, вы рассчитываете на защиту со стороны внешнеполитического ведомства»;

ДК -- примеры реализации отсутствуют.

2. Эмоционально настраивающая КС:

— КТ комплимента:

МЗ -- «Он Посол с большой буквы и человек, который не только по долгу службы, но и по-человечески радеет за российско-армянские отношения, их развитие и то, чтобы они всегда развивались в интересах народов двух стран»;

ДК -- «... to provide a more secure environment for all of its citizens, one that nurtures the spirit of the people of Bangladesh and the pride with which they guard their own traditions of tolerance, peace, and diversity» /... обеспечить более безопасную обстановку для всех его граждан, которая воспитывает дух жителей Бангладеш и достоинство, с которым они сохраняют традиции терпимости, мира и поликультурности.

— КТ проявления сочувствия:

МЗ -- «Хотела бы выразить искренние соболезнования странам и народам, которых напрямую коснулась эта трагедия»;

ДК -- «We share in the grief that they have had to endure» / Мы разделяем то горе, которое им пришлось испытать.

3. КС сотрудничества:

— КТ демонстрации участия:

МЗ -- «Вопрос о возможной медицинской эвакуации прорабатывается между российскими и египетскими специалистами. От их решения зависят сроки возвращения девочки в Россию. Работа ведется»;

ДК -- «That is exactly the message that the Secretary sends when he speaks to foreign leaders about freedom of expression issues and press freedom issues» / Именно это послание шлет госсекретарь, когда беседует с иностранными лидерами об ограничении свободы самовыражения и свободы прессы.

— КТ предложения решения:

МЗ -- «Убеждены, что движение к миру и стабильности в Северо-Восточной Азии должно носить взаимный, встречный характер и осуществляться при деятельном участии всех сторон, присутствующих в регионе.

Такой подход, о чем мы неоднократно говорили, позволил бы создать предпосылки для нормализации двусторонних отношений КНДР с Китаем, США и Японией, перейти к практической работе по формированию многосторонних механизмов обеспечения безопасности и сотрудничества в данном регионе на равной и недискриминационной для всех участников основе»;

ДК -- «... good governance. We've said that many, many times. That's the way to sustain a defeat of Daesh» / ... хорошее руководство. Мы говорили об этом много, много раз. Только так можно победить ИГИЛ.

— КТ предложения сотрудничества:

МЗ -- «Российская сторона неизменно готова к самому тесному взаимодействию со всеми заинтересованными государствами в интересах обеспечения мира и стабильности в этом регионе, достижения политико-дипломатического урегулирования ядерной проблемы Корейского полуострова»;

ДК -- примеры реализации отсутствуют.

4. Информативная КС:

— КТ прямого ответа:

МЗ -- «Нет, не могла бы»;

ДК -- «So if you're asking me can they, absolutely they can» / Так что если Вы спрашиваете меня, могут ли они -- да, абсолютно.

— КТ каузации:

МЗ -- «Задержки в движении ооновских конвоев вызваны, по большей части, обстрелами со стороны незаконных вооруженных формирований и опасениями в этой связи за жизни ооновского персонала»;

ДК -- «... we also ... know that Iran is a state sponsor of terrorism and that they have continued to support this particular group which is a designated foreign terrorist organization. And that is exactly why ... he raised very specifically our continued concerns about what Iran is doing in the region» / ... мы также знаем, что Иран спонсирует терроризм и продолжает поддерживать определенную группу, признанную иностранной террористической организацией.

И именно поэтому ... он явно обозначил наши давние опасения по поводу деятельности Ирана в регионе.

— КТ информирования:

МЗ -- «12мая террористы из «Джабхат ан-Нусры» и союзных им формирований напали на алавитскую деревню Зара в провинции Хама. Возможно вы знаете, что они устроили массовую резню, не щадили ни детей, ни женщин, ни стариков. По различным данным, в Заре были убиты или замучены до смерти от 70 до 100мирных жителей. Многие женщины и молодые девушки были похищены, уведены в рабство»;

ДК -- «The U.S. and our coalition partners conducted another 59 airstrikes and six artillery strikes against Daesh targets in northern Iraq and Anbar province just over this weekend» /На этих выходных США и наши партнеры по коалиции совершили еще 59 авиаударов и 6 артиллерийских ударов по объектам ИГИЛ в северном Ираке и провинции Анбар.

— КТ переадресации:

МЗ -- «. с ним можно ознакомиться на официальном сайте МИД России»;

ДК -- «That's really for Prime Minister Modi and his staff to speak to» / Об этом следует спросить премьер-министра Моди и его представителей.

5. КС компромисса:

— КТ согласия:

МЗ -- «Как Вы правильно сказали о сути встречи, речь идет о продолжении обсуждения вопроса, который стоит на повестке двусторонних отношений»; ДК -- «I recognize that» /Я признаю зто^'^є fully agree» / Мы полностью согласны.

— КТ компромиссного ответа:

МЗ -- примеры реализации отсутствуют;

ДК -- «I would just say that I don't think you're going to see the Secretary -- the Secretary's interest or energy diminished at all for as long as he is Secretary of State with respect to trying to get to a two-state solution» / Я бы сказал так: не думаю, что госсекретарь... Что его заинтересованность и энтузиазм в решении данного вопроса уменьшится, пока он руководит Госдепартаментом.

6. КС аргументации:

— КТ генерализации:

МЗ -- «. мы и весь мир, безусловно, вовлечены в то, что сейчас происходит на Украине»;

ДК -- «It's that important to us. It's that important to the region, certainly to many other nations around the world» / Это важно для нас. Это важно для региона; конечно, и для многих других народов во всем мире.

— КТ проведения аналогии:

МЗ -- «Мы видим на примере ряда стран, как во многом подорванную ситуацию с взаимным доверием сложно восстановить и поднять на прежний уровень»;

ДК -- «And look, I mean, even here in the United States there's political tensions, right?» / Взгляните, даже здесь, в Соединенных Штатах, есть политическая напряженность, верно?

— КТ приведения примера:

МЗ -- «. созывалась большая конференция в Москве»;«... например, европейские структуры»;

ДК -- «... you remember back when the cessation was first agreed to after Munich, we saw a dramatic decrease in attacks on civilians and on the opposition» / вспомните: когда прекращение огня было впервые согласовано после Мюнхена, мы наблюдали значительное снижение атак на мирное население и оппозицию.

— КТ противопоставления:

МЗ -- «Достаточно вспомнить, как на протяжении многих лет нас убеждали, что вступление в НАТО государств Восточной Европы и Прибалтики улучшит наши двусторонние отношения, избавит их от фобий «тяжелого исторического наследия» и создаст в альянсе «пояс» дружественных России стран. На деле же расширение блока лишь обострило синдром «прифронтовых государств»;

ДК -- примеры реализации отсутствуют.

— КТ ссылки на авторитет:

МЗ -- «Официальные представители, занимающиеся вопросами военно-технического сотрудничества (ВТС) дали четкие и абсолютно исчерпывающие формулировки»;

ДК --«And then I'd point you back to what the President said during his visit to India in 2015, where he reaffirmed that the U.S. view was that India, quote, “meets missile technology control regime requirements and is ready for NSG membership.”» / И тогда я напомню, что во время своего визита в Индию в 2015 году президент подтвердил, что Индия, по мнению США, цитирую: «отвечает требованиям режима контроля за ракетными технологиями и готова к членству в Группе ядерных поставщиков.

— КТ описания позитивной перспективы:

МЗ -- «Это позволит вновь созданным единым органам государственной власти начать полноценно функционировать, в том числе приступить к наведению порядка и восстановлению законности в стране, в первую очередь, нейтрализовать активность террористов, которые присутствуют в большом количестве на территории Ливии»;

ДК -- «... the members of the ISSG would work together and in unison to help create the conditions for which -- or under which those airdrops can be successful» / ... члены МГПС будут работать вместе и сообща, чтобы создать условия, при которых поставки будут успешными.

Дезинтегративные КС

1. Манипулятивная КС:

— КТ смены фокуса внимания:

МЗ -- «Если Вы позволите, я немного переформулирую Ваш вопрос и отвечу, как мы вообще видим урегулирование нагорно-карабахской проблематики»;

ДК -- «These are decisions that the -- this is a French initiative and decisions that the French are making» / Это решения, которые. Это французская инициатива, и французы принимают эти решения.

— КТ отрицания:

МЗ -- «Вы очень заблуждаетесь, когда говорите, что с этим не возникает проблем. Проблемы возникают и с этим»;

ДК -- «I know we don't believe that Pakistan hates the United States. Pakistan is a partner here in the effort to go after extremists there in the region» / Я знаю, что мы не считаем, что Пакистан ненавидит Соединенные Штаты. Пакистан в данном случае -- наш партнер в борьбе с экстремизмом в том регионе.

— КТ абсолютизации:

МЗ -- примеры реализации отсутствуют;

ДК -- «... nobody's arguing that the political process hasn't struggled» / ... никто не спорит с тем, что политический процесс проходит с трудом.

— КТ оценивания:

МЗ -- «Можем констатировать, что вызывает удовлетворение то, что тревожные прогнозы о возможных нарушениях резолюций СБ ООН со стороны КНДР в период проведения 7-го съезда Трудовой партии Кореи не оправдались»;

ДК -- «It was a positive meeting and a step in the right direction» / Это была позитивная встреча, которая стала шагом в правильном направлении; «And they do thatjob masterfully and very competently» / И они выполняют эту работу профессионально и компетентно.

2. Конфронтационная КС:

— КТ замечания:

МЗ -- «Полагаем, что необоснованная и политически ангажированная критика в адрес России не подобает уровню ООН»; «К сожалению, Вы невнимательно прочитали то, что сказал Министр иностранных дел России С.В. Лавров в интервью шведской газете “Дагенс Нюхетер”»;

ДК - «... it hasn't always been evident that they have been willing to use that influence in the most constructive way» / ... не всегда было очевидно, что они настроены использовать это влияние самым конструктивным образом.

— КТ упрека:

МЗ -- «Рекомендации и замечания на этот счет со стороны многочисленных международных правозащитных структур и институтов УВКПЧ предпочитало все эти годы не замечать»; «Вы должны знать, что этот город назывался никак не Днепр, а Екатеринослав»;

ДК -- примеры реализации отсутствуют.

— КТ осуждения:

МЗ -- «По их словам, сегодня Анкара «показывает всему миру пример того, как следует обращаться с беженцами» (вы знаете, так с беженцами не следует обращаться) и «открывает перед ними новые возможности и новые перспективы». Ни одному человеку не пожелаешь таких перспектив»;

ДК -- «. the United States strongly condemns the barbaric terrorist attacks in Iraq today that deliberately and specifically targeted civilians» /... Соединенные Штаты резко осуждают варварские террористические атаки в Ираке, нацеленные на мирное население.

— КТ обвинения:

МЗ -- «Фактически Анкара расписывается в нежелании брать на себя часть вины за произошедшее с учетом того, что именно ее вероломные и подлые действия привели к уничтожению самолета и тем самым стали причиной гибели российского пилота»;

ДК -- «And it is in keeping with what we've seen as a pattern out of the regime to target innocent people» / И это соотносится с тем, что мы видим: режим нацелен против невинных жителей.

— КТ угрозы:

МЗ -- примеры реализации отсутствуют;

ДК -- «... there's going to be a limit to the international community's patience for persistent and consistent violations of the cessation» /... международное сообщество не будет вечно терпеть постоянные и последовательные нарушения режима прекращения огня.

— КТ насмешки:

МЗ -- «Это необходимо знать, иначе вы просто выглядите глупо и кажетесь какими-то “зомбированными неучами”»; «Честно говоря, после таких решений, которые абсолютно оторваны от каких-то исторических реалий, я начала переживать за возможность сокращения и других названий -- Херсон, Запорожье и Саакашвили»;

ДК -- примеры реализации отсутствуют.

— КТ иронии:

МЗ -- «Ведь эти самые депутаты, как они себя называют.»;«... назовем ее “новой украинской демократией”»;

ДК -- примеры реализации отсутствуют.

— КТ сарказма:

МЗ -- «То есть 20лет никакой проблемы крымско-татарского народа не было. Она появилась только сейчас»; «В чем заключается суть вопроса? Когда журналисты говорят о сайте «Миротворец», мне кажется, нам всем давно пора добавлять к этому названию хотя бы «так называемый» “Миротворец”».

ДК -- примеры реализации данной КТ отсутствуют.

3. КС контроля над инициативой:

— КТ выбора предмета речи:

МЗ -- «Начнем с действительно важного»; «Позвольте мне лирическое отступление»;

ДК -- «Are we on Syria? I want to stay on Syria right now» / Мы сейчас говорим о Сирии? Я хочу сейчас остановиться на Сирии.

— КТ отказа от действия:

МЗ -- «Полноформатно мы говорить об этом не можем, потому что речь идет о персональных данных и, тем более, о ребенке»;

ДК --«... I'm really not at liberty to discuss this» / ... правда, я не уполномочен говорить об этом.

— КТ установки и поддержания контакта:

МЗ -- «... готова ответить на ваши вопросы, если они есть»; «Да, пожалуйста»;

ДК -- «Happy Friday!» / Хороших выходных!; «I'm in favor of it» / Полностью поддерживаю.

— КТ прекращения контакта:

МЗ -- «Увидимся в Сочи»;

ДК -- «Gotta go, thank you» / Мне пора, спасибо.

4. КС самопрезентации:

— КТ демонстрации компетентности:

МЗ -- «Нам известно, что на Тайване прошли выборы, а завтра состоится церемония вступления в должность нового руководства местной администрации»;

ДК -- «I've seen reporting on that» /Я видел сообщения об этом; «I'm aware.» /Я осведомлен.

— КТ позитивной характеризации:

МЗ -- «Мы действуем открыто. Главное, что составляет суть российского подхода -- открытость и логика»; «Мы не подходим к этому вопросу с позиции двойных стандартов и обосновываем нашу позицию в том и другом случае»;

ДК -- примеры реализации отсутствуют.

— КТ самовосхваления:

МЗ -- примеры реализации данной КТ отсутствуют;

ДК -- «Isay this as not just the spokesman for the department, but the assistant secretary of state for public affairs» / Я говорю это не просто как официальный представитель департамента, а как помощник госсекретаря по связям с общественностью.

5. Побуждающая КС:

— КТ совета:

МЗ -- «Мы Вам очень рекомендуем делать их достоянием гласности, потому что это чрезвычайно важно»;

ДК -- примеры реализации отсутствуют.

— КТ призыва:

МЗ -- «В свете катастрофических последствий военной операции для населения еще раз призываем официальную Анкару как можно скорее вернуться к мирным способам урегулирования курдского вопроса».

ДК -- «... any reconciled group must end the violence, break associations with international terrorism, and accept Afghanistan's constitution» / ... любая готовая к перемирию группа должна прекратить насилие, разорвать связи с международным терроризмом и признать конституцию Афганистана;

-- КТ требования:

МЗ -- «Также настоятельно требуем и активно работаем в направлении перекрытия остающихся каналов финансирования этих группировок»;

ДК -- примеры реализации отсутствуют.

Проведенный лингвопрагматический анализ позволяет сформулировать ряд положений, характеризующих общность/специфичность организации политических дискурсивных практик в русскоязычной и англоязычной (американской) лингвокультуре (см. таблицу). Так, в качестве маркеров-идентификаторов назовем следующие: многообразие используемых КТ в рамках каждой КС; явную речетактическую насыщенность интегративной КС аргументации (7 КТ) и де- зинтегративной КС конфронтации (9 КТ); тяготение агентов внешнеполитических ведомств к использованию КТ ссылки на авторитет (КС аргуметации) и КТ каузации (информирующая КС).

Вместе с тем, при вполне соотносимой общей картине наличествуют некие тактико-стратегические предпочтения речевого «обрамления» акта коммуникации: в выступлениях Дж. Кёрби манипулятивная КС представлена большим количеством КТ (по сравнению с М.В. Захаровой, в высказываниях которой отсутствует КТ абсолютизации); КТ переадресации (информативная КС) и КТ отказа от действия (КС контроля над инициативой) характеризуются высокой частотностью использования соответствующих вербальных конструкций; речевые формулы КТ благодарности и КТ извинения (КС вежливости) не обнаружились, но явно вычленяется КТ самовосхваления как разновидность КС самопрезентации (отсутствующая у представителя МИД РФ) Причем официальный представитель Госдепартамента использует такую КТ не только для возвеличивания своей страны, но и для самооценки, нарушая тем самым институциональ- ность коммуникации..

Напротив, в речи М.В. Захаровой наблюдается большее разнообразие КТ при реализации побуждающей КС (КТ совета и КТ требования, не используемые Дж. Кёрби); в КС аргументации включается КТ противопоставления (как «мягкий вариант» демонстрации правильности идеологических позиций и установок МИД РФ); КС сотрудничества не только обширнее в вербальном воплощении, но и закрепляется использованием КТ предложения сотрудничества, отсутствующей у представителя Госдепартамента США.

Самым интересным (и значимым для компаративного описания) можно считать очевидное расхождение в способах экземплификации конфронтационной КС: высказывания официального представителя МИД России реализуют 7 различных КТ, включая градуированные виды речевых острот -- открытая насмешка, ироническое замечание и язвительный сарказм (при этом отсутствует КТ угрозы), тогда как в выступлениях Дж. Кёрби наиболее частотными являются КТ осуждения, КТ обвинения, КТ угрозы и не выявляются КТ со значением упрека или осмеяния. Очевидно, что одинаковое именование данной КС (как, впрочем, и любой иной коммуникативной стратегии) не свидетельствует о ее идентичном семасиологическом воплощении в разнокодовых политических дискурсивных практиках.

Соответственно, можно утверждать, что весь корпус интегративных и дезинтегративных коммуникативных стратегий и тактик в той или иной степени коррелирует с этноментальными установками универсума и не может истолковываться в единой «цельнополитической» системе координат. Более того, только выявление и описание сущностных особенностей лингво- и этнокультурных доминант разнообразнейших политических актов позволит определить устойчивые глубинные характеристики дискурсивного взаимодействия в рамках политического института в современном полилингвальном пространстве.



Заключение

Политический дискурс как вид социальной коммуникации, бесспорно, в полной мере манифестирует культуру отдельного общества с его идеологическими установками, аксиологическими знаками, ментальными символами и др.: не случайно язык политики сегодня экстраполируется в бытийное и бытовое общение самых широких масс граждан.

Причинами данного явления можно назвать различные факты современной общественной жизни: от интраязыковых -- количественного и качественного усложнения сфер речевой коммуникации (в первую очередь, Интернета, специфика которого детерминирует создание новых видов текста и дискурса); расширения нормативных границ языка массовой коммуникации (вследствие разнообразия форм речевого поведения отдельных социальных групп); демократизации публицистического стиля (обусловленной широкой «миграцией» языковых конституентов и некоей данью речевой моде) -- до экстраязыковых -- нестабильности мировой экономической сферы; глобализации и интеграции лингвокультурных составляющих каждого этноса, имеющих не только позитивные, но и внушительный ряд негативных аспектов; снижение образовательного уровня членов общества и др.

Но главным фактором, безусловно, является значительное влияние субъектов политической деятельности на психологическую (и даже психическую) организацию конкретной личности, осуществляемое посредством умелого использования КС и КТ.

Порождаемые в результате использования определенных стратегий и тактик производные значения на основе семантико-семиотических ассоциаций развиваются далее, постепенно переходят в смежные дискурсивные поля и, устанавливая новые смысловые связи, формируют сложнейшую по структуре текстовую/дискурсивную единицу, имеющую «многопластовый» семантический «заряд» и высочайший экспрессивно-эмоциональный потенциал.

Таким образом, политическая логосфера -- не столько продукт деятельности общества, сколько его модификатор: она сама, пронизывая все пласты общечеловеческой логосферы, активно формирует речевую практику всех включенных в нее субъектов, их социально-иерархическую структуру и лингвоэтнический универсум в целом.



Список литературы

[1] Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и новации. М.: Знание, 1991. 42 с.

[2] Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. Волгоград: Перемена, 2000. 386 с.

[3] Сорокин Ю.А. Политический дискурс: попытка истолкования понятия // Политический дискурс в России. М.: Ин-т языкознания РАН, 1997. С. 57--62.

[4] Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: дисс. ... д-ра филол. наук. Волгоград, 2001. 175 с.

[5] Желтухина М.Р. Волюнтативная функция комического в политическом дискурсе // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс. Волгоград: Перемена, 2000. С. 71--79.

[6] Паршина О.Н. Стратегии и тактики речевого поведения современной политической элиты России: дисс. ... д-ра филол. наук. Саратов, 2005. 315 с.

[7] GraberD. Political Languages // Handbook of Political Communication. Beverly Hills, London: Sage Publications, 1981. P 195--224.

[8] Стернин И.А. Социальные факторы и публицистический дискурс // Массовая культура на рубеже XX--XXI вв.: Человек и его дискурс. М.: Азбуковник, 2003. С. 91--108.

[9] Демьянков В.З. Интерпретация политического дискурса в СМИ // Язык СМИ как объект междициплинарного исследования. М.: Изд-во МГУ, 2001. С. 116--133.

[10] Паршин П.Б. Исследовательские практики, предмет и методы политической лингвистики // Scripta linguisticae applicatae. Проблемы прикладной лингвистики / Ин-т языкознания РАН. М.: Азбуковник, 2001. С. 181--207.

[11] Фелинский А.А. Критический анализ политического дискурса предвыборных кампаний 1999--2000 гг.: автореф. дисс. ... канд. филол. наук Тверь, 2002. 20 с.

[12] Иванова Ю.М. Стратегии речевого воздействия в жанре предвыборных теледебатов: автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Волгоград, 2003. 19 с.

[13] Боженкова Н.А. К вопросу о категориальных единицах современной политической ло- госферы // Русский язык и культура: проблемы преподавания в вузах Российской Федерации: материалы научно-практического семинара. Курск, 2008. С. 4--9.

[14] Иссерс О.С. Что говорят политики, чтобы нравиться своему народу // Вестник Омского университета. Омск, 1996. Вып. 1. С. 71--74.

[15] Гайкова О.В. Предвыборный дискурс как жанр политической коммуникации (на материале англ. яз.): автореф. дисс. ... канд. филол. наук. Волгоград, 2003. 19 с.

[16] Певнева И.В. Коммуникативные стратегии и тактики в конфликтных ситуациях общения обиходно-бытового и профессионального педагогического дискурсов русской и американской лингвокультур: дисс. ... канд. филол. наук. Кемерово, 2008. 206 с.

[17] Брифинг официального представителя МИД России М.В. Захаровой, Москва, 12 мая 2016 года [Электронный ресурс] // МИД РФ. Режим доступа: http://www.mid.ru/press_ service/spokesman/briefings//asset_publisher/D2wHaWMCU6 Od/content/id/2276895

[18] Брифинг официального представителя МИД России М.В. Захаровой, Сочи, 19 мая 2016 года [Электронный ресурс] // МИД РФ. Режим доступа: http://wwwmid.ru/press_service/ spokesman/briefings//asset_publisher/D2wHaWMCU6 Od/content/id/2287934

[19] John Kirby, Spokesperson, Daily Press Briefing, Washington, DC, May 2, 2016 [Digital resource] // U.S. Department of State. Access mode: http://www.state.gov/r/pa/prs/dpb/2016/05/256786. htm

[20] John Kirby, Spokesperson, Daily Press Briefing, Washington, DC, May 13, 2016 [Digital resource]//U.S. Department of State. Access mode: http://www.state.gov/r/pa/prs/ dpb/2016/05/257185.htm.

[21] John Kirby, Spokesperson, Daily Press Briefing, Washington, DC, May 17, 2016 [Digital resource] // U.S. Department of State. Access mode: http://www.state.gov/r/pa/prs/ dpb/2016/05/257315.htm



Reference

[1] Baranov A.N., Kazakevich Y.G. Parliamentary debates: traditions and innovations. Moscow: Znaniye, 1991. 42 p. (In Russ.)

[2] Sheigal YI. Semiotics of the political discourse. Volgograd: Peremena, 2000. 386 p. (In Russ.)

[3] Sorokin YA. Political discourse: attempt to interpret the concept. Political discourse in Russia. Moscow, 1997. (In Russ.)

...