Криминологический дискурс: "Классика", современность, перспектива

Система для управления противозаконными практиками, которая включает в качестве своего основного звена угрозу тюрьмой и реальное тюремное заключение, на деле не преуспевает ни в исправлении преступников, ни в предупреждении новых преступлений. Более того, наказывая, она порождает и новый вид преступности - делинквентность. По Фуко, это "идеальная" противозаконность, резюмирующая все другие ее формы; находящаяся на виду "укрощенная и полезная" противозаконность служит обузданию других противозаконностей, блокирует или, по крайней мере, удерживает на довольно низком уровне "обычные противозаконные практики".

"Полезная" роль тюрьмы является самым важным звеном в понимании исторической укорененности тюрьмы как основной формы уголовного наказания в жизни современного общества, несмотря на разрушительную критику самых уродливых проявлений ее применения. Подчеркивание этой роли позволяет вернуться к вопросу об основаниях рациональной уголовной политики и переоценить роль жестокости наказания в качестве одного из регуляторов количества преступлений, как она вытекает из модели Г. Беккера. У него жестокость наказания однозначно является фактором, сдерживающим преступность, а ее мера контролируется только издержками на проведение в жизнь этой жестокости. По М. Фуко, "экономная" уголовная политика должна быть также озабочена тем обстоятельством, что жестокость наказания - фактор, который участвует в генезисе преступного поведения.

Особенность позиции Фуко в этом вопросе состоит в том, что не только тюремное наказание выступает криминогенным фактором. Таковым фактором является наказание вообще. Он предельно расширяет поле "противозаконностей", самую большую часть которых занимают дисциплинарные нарушения и наказания - нарушения разнообразных норм, входящих в бесконечную "нормативную систему" общества, и совокупность связанных с ними санкций [16].

В связи с данной позицией криминогенная система у М. Фуко имеет двойственный характер. Первый ее контур составляет тюрьма в своей роли, порождающей специфическую форму преступности - делинквентную. Предполагается, что тюрьмы только по видимости исполняют законы и учат уважать их, но вся их деятельность протекает в форме злоупотребления властью, грубого принуждения и подавления личности заключенного. Тюремное наказание не только дисциплинирует, но и провоцирует неповиновение и далее продолжение преступного поведения (рецидив).

Во втором ее контуре преступность рождается благодаря "накоплению дисциплинарного принуждения" на основе "мелких противозаконностей" путем "наложения первой на последние и установления предопределенной преступности". Парадокс в том, что любая сколько-нибудь изощренная и непрерывная система наказаний, направленная, казалось бы, на профилактику преступлений, в конечных своих результатах порождает преступность.

Здесь работает конвейерный принцип, встраивающий непослушных и девиантов в общий механизм. Стоит только попасть под надзор и получить соответствующий "ярлык", дальше все происходит как бы само собой. Биографии многих осужденных, которые в свое время попадали под действие рассматриваемых дисциплинирующих и нормализующих механизмов, свидетельствуют, что они все равно оказались в тюрьме. В то же время принято думать, что эти механизмы, наоборот, помогают избежать тюремного заключения.

Дисциплинарные механизмы, благодаря современному устройству общества, обеспечивают всеобщность, непрерывность и преемственность власти наказывать, доводят ее до самых "глубин", самых мельчайших элементов общества. Понижая степень терпимости индивидов к наказаниям, им удается сделать власть наказывать естественной и легитимной. Благодаря вездесущности дисциплинарных устройств власть действует как нормативная и нормализующая власть. Эти устройства в каждой дисциплине включают в себя целую армию "судей нормальности", которые и производят главную работу наказания и нормализации индивидов. Специфика их функционирования состоит в том, что они применяются не к нарушению "основного (уголовного) закона", но ко всему множеству противозаконностей во всем многообразии их природы и происхождения.

Все вместе рассматриваемые механизмы продвигают общество в направлении формирования дисциплинированного - послушного власти и управляемого - индивида. Такой индивид заключает в себе глубинную, подспудно действующую, идеальную цель любой проводимой властью политики. Подобная цель, конечно, недостижима ни в какой обозримой перспективе хотя бы потому, что давление власти всегда встречает противодействие индивида в ответ. Оно всегда будет наталкиваться на известные пределы манипулирования индивидом - суверенитет личности индивида. Правда, Фуко находит и другой аргумент в пользу ограниченности действия универсальных дисциплинарных механизмов. В его представлении они только по видимости составляют "инфраправо". Но по своей сути они создают известную "асимметрию", разрушая "договорную" горизонталь во взаимодействиях индивидов. Ведь именно эта горизонталь находится в фундаментальных основах права.

Недостижимость идеала управляемого индивида ни в коей мере не препятствует культивированию механизмов дисциплинарного контроля и их совершенствованию. Ведь других, более надежных профилактических механизмов, противодействующих противозаконностям, современное общество не изобрело. В лучшем случае их поиск продолжается. Поддержание такого образа дисциплинарного индивида и опора на уже действующие механизмы контроля - надежный ориентир для уголовной политики в теоретической конструкции М. Фуко. Это следует из его исторических исканий, но его можно предложить и для современности.

Очевидная исходящая из рассматриваемой криминогенной модели позиция констатирует невозможность справиться с преступностью как таковой и вытекающую отсюда необходимость вписать уголовную политику в русло более широкой политики противодействия противозаконностям или "общую тактику подчинения", "способ обращения с противозаконностями". Этот "способ" выглядит буквально следующим образом: установление пределов терпимости, открытие пути перед одними, оказание давления на других, исключение одной сферы, постановка на службу другой, нейтрализация одних индивидов и извлечение пользы из других. Тем самым рассматриваемая политика наказания не просто "подавляет" противозаконности, она их дифференцирует, т.е. вырабатывает специфические формы воздействия на каждую из них, исходя из степени их опасности. В результате обеспечивается, по Фуко, "общая экономия" политики.

В российской современности все больше внимания уделяется понятию проступка в широком смысле слова, которое формально способно объединить самые разные порядки контроля за индивидами и их наказания. Хотя еще в давние времена эти порядки были отделены друг от друга, в понятии проступка легко сопрягаются друг с другом грех, аморальное поведение и правонарушение. Советские и современные российские массовые практики поддерживали и поддерживают подобное смешение. Факты "аморального" поведения, например, во многих случаях вели к непомерным санкциям со стороны государства. А "сигналы" о "плохой или недопустимой морально-психологической обстановке" обязательно приводят к "проверкам", по результатам которых "вполне могут выявиться основания для возбуждения уголовных дел" [17, с. 15].

Современное движение к декриминализации усиливает значение рассматриваемого понятия, требует компетентной оценки возможностей функционирования его в единой связке с уголовным законом и дисциплинарными кодексами и проблем, возникающих из этого функционирования. Все это - важные темы перспективного криминологического дискурса. Тем более подобный дискурс будет органично вытекать из традиции исследования социальных отклонений, заложенной отечественной криминологией [18; 19].

Примеры результативных и даже неудачных практик проведения профилактической работы должны не просто "обязательно присутствовать" во всей проблематике криминологического дискурса. Их роль в дискурсе многозначна. Они, прежде всего, фактор, определяющий актуальную повестку дискурса и перспективные направления его развития. Их присутствие в дискурсе - самое действенное лекарство от формализма. Описание практик противодействия преступности подтверждает общественную значимость криминологических разработок и поставляет фактический материал для перспективных криминологических исследований. С их помощью и на их основе формируются модели и локальные образцы криминогенной детерминации, в отрыве от которых невозможно получить никаких обобщений, претендующих на всеобщность и теоретическое значение. В своей совокупности они в конечном счете образуют ту твердую почву, на которой только и может происходить содержательный криминологический дискурс.

В большинстве успешных профилактических практик, как правило, используется проектная (или программная) форма разработки и организации проведения необходимых мероприятий. По своей сути, проект - это решение задачи с известным результатом, представленным заранее в виде точно определенной цели. Ее достижение увязывается с оговоренными сроками и привлекаемыми ресурсами. Важная черта проекта - его уникальность, т.е. после решения задачи проект перестает действовать [20].

В истоках подобных практик находится осмысленная концептуальная проработка в виде модели локальной криминогенной системы, сконструированной именно для решения конкретной задачи в данной ситуации, привязанной к месту и времени проведения назначенных мероприятий, специфическому социальному контексту. Все решения по проекту принимаются компетентными органами власти на соответствующем политическом уровне.

Например, в одной из программ борьбы с насильственной и уличной преступностью таким истоком послужила так называемая теория разбитых окон, разработанная американскими социологами Джеймсом Уилсоном и Джорджем Келлингом [21]. Согласно их позиции, когда люди видят, что пренебрежение со стороны отдельных членов и групп общества к соблюдению порядка в городе (вандализм, появление в пьяном виде, безбилетный проезд, выброшенный в общественном месте мусор, разбитая бутылка и др.) сходит им с рук, то подобные формы поведения получают широкое распространение, превращаются в обыденность. В такой обыденности статус "допустимого нарушения" получают все более и более тяжкие проступки. Но если объявить войну любым проявлениям девиантности, то, в конце концов, можно добиться, конечно в локальных масштабах, контроля над серьезными преступлениями против личности.

Основанием другой программы, посвященной борьбе с вооруженным насилием среди молодежи в американском Бостоне и разработанной при участии криминолога Дэвида Кеннеди почти 30 лет назад, послужила идея "отговорить" малолетних преступников от совершения противоправных действий посредством включения в механизмы профилактики всестороннего диалога с ними [22]. Важнейший элемент любого диалога - живое общение, непосредственное взаимодействие его участников. Вместе с профессиональными его участниками (местная полиция, прокуратура, структуры, отвечающие за условно-досрочное освобождение, молодежную политику, оборот алкоголя, табака и оружия, управление по борьбе с наркотиками, сотрудники пенитенциарной системы, ответственные за перевоспитание малолетних преступников) в диалог с малолетними преступниками, согласно программе, включилась общественность.

По замыслу Д. Кеннеди, ближайшая община - родные, близкие, уважаемые члены сообщества, в котором вращаются криминальные элементы, - должна оказать на них решающее воздействие, чтобы заставить уйти с улицы и стать нормальными членами общества. Еще один элемент программы - участие в профилактических беседах лиц, которых малолетние преступники считают для себя авторитетами. Удалось привлечь к сотрудничеству бывших матерых уголовников, уважаемых полицейских. На известных приверженцев бандитских групп оказывалось психологическое давление со всех сторон.

Кроме психологических "воздействий", в реализации рассматриваемой программы был сделан акцент на борьбе с незаконным оборотом оружия, наркотиков, алкоголя и бандитскими шайками. Наиболее опасные из них были ликвидированы полицией.

На наш взгляд, сбор и анализ материала, характеризующего практики противодействия преступности, необходимо продолжить. Но даже самая большая выборка профилактических практик никаким образом не позволит справиться с основной проблемой: определиться с теми "широкомасштабными социальными процессами", которыми продуцируется преступность и вследствие которых она "столь трудно поддается контролю" (Р. Коллинз). Эта проблема так и останется в повестке дня криминологического дискурса даже в самой далекой, но каким-то способом обозримой перспективе. Доступными для понимания всегда будут оставаться только отдельные социальные аспекты, являющиеся криминогенными детерминантами, которые и сформируют собирательный образ криминогенной системы.

Отсюда полезным может оказаться, как мы полагаем, состояние аморфности современного криминогенного дискурса, которое не позволяет "классической" догматике подавить ростки перспективного криминологического дискурса. В этом дискурсе, как отмечает профессор Жалинский, "криминология должна расцениваться лишь как один из социальных институтов, обеспечивающих понимание преступности". Это для нас очевидно, и это уже произошло. Но никто не мешает и ничем не предопределено, что криминологический дискурс будет продолжать развиваться и дальше в своих "классических" границах. Но также возможна и уже наметилась другая линия развития дискурса, которая в дальнейшем, как мы думаем, будет прогрессировать. Она раздвигает традиционные границы криминологии в направлении формирования междисциплинарного знания о преступности, предоставляя ей возможность быть в этом знании интегратором, сохранив свою лидирующую роль в дискурсе о преступности. Ее преимущество в том пути, который она уже прошла в качестве науки о преступности, разрабатывая свой традиционный объект и предмет своего изучения. дискурс преступность уголовный

Список использованной литературы

1. Foucault M. L'Archeologie du savoir / M. Foucault. - Paris : Gallimard, 1969. - 265 p.

2. Жалинский А.Э. Криминологический дискурс о преступности / А.Э. Жалинский // Право и политика. - 2006. - № 8. - С. 15-22.

3. Жалинский А.Э. Избранные труды / А.Э. Жалинский. - М. : Изд-во НИУ ВШЭ, 2014. - Т. 1 : Криминология. - 1170 с.

4. Юнг К.Г. Матрица безумия / К.Г. Юнг, М. Фуко. - М. : Алгоритм, 2007. - 384 с.

5. Гутнер Г.Б. Науки в контексте человеческих практик (конструктивизм и эволюционная эпистемология о начале науки) / Г.Б. Гутнер // Вопросы философии. - 2017. - № 7. - С. 147-157.

6. Коллинз Р. Социологическая интуиция: введение в неочевидную социологию / Р. Коллинз // Личностно-ориентированная социология. - М. : Акад. проект, 2004. - С. 399-603.

7. Foucault M. Surveiller et punir Naissance de la prison / M. Foucault. - Paris : Editions Gallimard, 1975. - 319 p.

8. Becker G.S. The Economic Analysis and Human Behavior / G.S. Becker // Advances in Behavioral Economics / ed. L. Green,

J. Kagel. - Norwood : Ablex Publ. Corp., 1987. - Vol. 1. - P. 3-17.

9. Becker G.S. The Economic Way of Looking at Life / G.S. Becker // Journal of Political Economy. - 1993. - Vol. 101, № 3. - P. 385-409.

10. Becker G.S. Crime and Punishment: An Economic Approach / G.S. Becker // Essays in Economics of Crime and Punishment / ed. G.S. Beccer, W.M. Landes. - New York, 1974. - P. 1-54.

11. Кривошапка Ю. Стой, код идет! / Ю. Кривошапка // Российская газета. - 2018. - 28 дек.

12. Юрьев А. Все вижу, слышу, всем все расскажу. Как китайское государство свое общество воспитывает / А. Юрьев // Эксперт. - 2018. - № 44. - С. 62-66.

13. Денисенко К. Под прицелом. Массовое видеонаблюдение стало реальностью, но его безопасность и обоснованность вызывают вопросы / К. Денисенко, З. Мамедьяров, А. Павлюченко // Эксперт. - 2018. - № 40. - С. 50-53.

14. Московцев А.Ф. Криминогенные детерминанты экономической преступности: вопросы теории и практики / А.Ф. Московцев, А.В. Копылов // Криминологический журнал Байкальского государственного университета экономики и права. - 2014. - № 4. - С. 162-174.

15. Кистяковский Б.А. Государство и личность / Б.А. Кистяковский // Власть и право. Из истории русской правовой мысли. - Л. : Лениздат, 1990. - С. 143-202.

16. Венгеров А.Б. Нормативная система и эффективность общественного производства / А.Б. Венгеров, Н.С. Бараба- шева. - М. : Изд-во Моск. ун-та, 1985. - 288 с.

17. Колесникова К. В класс - как на войну? / К. Колесникова // Российская газета. - 2018. - 11 дек.

18. Социальные отклонения / С.В. Бородин [и др.]. - 2-е изд., перераб. и доп. - М. : Юрид. лит., 1989. - 368 с.

19. Кудрявцев В.Н. Правовое поведение: норма и патология / В.Н. Кудрявцев. - М. : Наука, 1982. - 288 с.

20. Newton R. Projekt Management. Step by Step / R. Newton. - London : Pearson Education Limited, 2006. - 168 p.

21. Петров И. Уличная гигиена: секрет успеха "теории разбитых окон". Как победить серьезную преступность, соблюдая закон в мелочах / И. Петров // Известия. - 2019. - 8 янв.

22. Петров И. Двор в законе: каков опыт США в борьбе с подростковым криминалом. Как перевоспитать малолетних маргиналов с городских окраин / И. Петров // Известия. - 2018. - 21 дек.

REFERENCES

1. Foucault M. L'Archeologie du savoir. Paris, Gallimard, 1969. 265 p.

2. Zhalinskiy A.E. Criminological discourse on crime. Pravo i politika = Law and Politics, 2006, no. 8, pp. 15-22. (In Russian).

3. Zhalinskii A.E. Izbrannye trudy [Selected Works]. Moscow, National Research University Higher School of Economics Publ., 2014. Vol. 1. 1170 p.

4. Jung C.G., Foucault M. Matritsa bezumiya [The Matrix Madness]. Moscow, Algoritm Publ., 2007. 384 p.

5. Gutner G.B. Science in Context of Human Practices. Constructionism and Evolutionary Epistemology about the Beginning of Science. Voprosy filosofii = Issues of Philosophy, 2017, no. 7, pp. 147-157. (In Russian).

6. Collins R. Sociological Insight: An Introduction to Non-Obvious Sociology. New York, Oxford University Press, 1992. (Russ. ed.: Collins R. Sotsioologicheskaya intuitsiya: Vvedenie v neochevidnuyu sotsiologiyu. In Lichnostno-orientirovannaya sotsiologiya. Moscow, Akademicheskii Proekt Publ., 2004, pp. 399-603).

7. Foucault M. Surveiller et punir Naissance de la prison. Paris, Editions Gallimard, 1975. 319 p.

8. Becker G.S. The Economic Analysis and Human Behavior. In Green L., Kagel J. (eds.). Advances in Behavioral Economics. Norwood, Ablex Publ. Corp., 1987, vol. 1, pp. 3-17.

9. Becker G.S. The Economic Way of Looking at Life. Journal of Political Economy, 1993, vol. 101, no. 3, pp. 385-409.

10. Becker G.S. Crime and Punishment: An Economic Approach. In Beccer G.S., Landes W.M. (eds.). Essays in Economics of Crime and Punishment. New York, 1974, pp. 1-54.

11. Krivoshapka Yu. Halt, the code goes there! Rossiiskaya Gazeta, 2018, December 28. (In Russian).

12. Yurev A. See and hear all, tell everybody everything. How the Chinese state is educating the society. Ekspert = Expert, 2018, no. 44, pp. 62-66. (In Russian).

13. Denisenko K., Mamedyarov Z., Pavlyuchenko A. At gunpoint. Mass surveillance is a reality, but its safety and relevance are questionable. Ekspert = Expert, 2018, no. 40, pp. 50-53. (In Russian).

14. Moscovcev A.F., Kopylov A.V. Criminogenic determinants of economic crime: theory and practice. Kriminologicheskii zhurnal Baikal'skogo gosudarstvennogo universiteta ekonomiki i prava = Criminology Journal of Baikal National University of Economics and Law, 2014, no. 4, pp. 162-174. (In Russian).

15. Kistyakovskii B.A. The state and the person. Vlast'ipravo. Iz istorii russkoipravovoimysli [The authority and the law. From the history of Russian legal thought]. Leningrad, Lenizdat Publ., 1990, pp. 143-202. (In Russian).

16. Vengerov A.B., Barabasheva N.S. Normativnaya sistema i effektivnost' obshchestvennogo proizvodstva [Normative system and the effectiveness of public production]. Lomonosov Moscow State University Publ., 1985. 288 p.

17. Kolesnikova K. Going to school like going to war? Rossiiskaya Gazeta, 2018, December 11. (In Russian).

18. Borodin S.V., Kudryavtsev V.N., Kudryavtsev Yu.V., Nersesyants V.S. Sotsial'nye otkloneniya [Social Deviations]. 2nd ed. Moscow, Yuridicheskaya Literatura Publ., 1989. 368 p.

19. Kudryavtsev V.N. Pravovoe povedenie: norma ipatologiya [Legal Behavior: Norm and Pathology]. Moscow, Nauka Publ., 1982. 288 p.

20. Newton R. Projekt Management. Step by Step. London, Pearson Education Limited, 2006. 168 p.

21. Petrov I. Street hygiene: the secret for success of the "broken windows theory". How to win over serious crimes by observing the law in detail. Izvestiya, 2019, January 8. (In Russian).

22. Petrov I. The street in law: the US experience of counteracting juvenile delinquency. How to change marginalized teenagers from city ghettos. Izvestiya, 2018, December 21. (In Russian).

Размещено на Allbest.ru