Намеренные нарушения лексической нормы в аспекте перевода (на материале романа Д. Киза "Цветы для Элджернона")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Намеренные нарушения лексической нормы в аспекте перевода (на материале романа Д. Киза "Цветы для Элджернона")

Ю.А. Борисенко

В статье рассматриваются намеренные отклонения от лексической языковой нормы в художественном тексте на примере романа Д. Киза «Цветы для Элджернона» и его перевода на русский язык. Конструируя текст, автор может использовать подобные нарушения в качестве эффективного стилистического приема для создания специфического речевого портрета персонажа. Изменения, происходящие в интеллекте и сознании главного героя романа, отражаются на лексическом уровне языка: по мере интеллектуального развития порядок изложения мыслей героя становится логичным, словарный запас пополняется новой «сложной» лексикой, исчезают лексические ошибки, и речь героя приобретает выразительность и художественную образность. Адекватный перевод текстов, содержащих намеренные нарушения лексической нормы, требует от переводчика творческого подхода и находчивости, которые зачастую сопровождаются применением переводческих стратегий и различного рода трансформаций, таких как генерализация, опущение и целостное преобразование.

Ключевые слова: языковая норма, нарушения лексической нормы, плеоназм, стилистические приемы, художественный перевод.

Yu.A. Borisenko

The article examines intentional lexical deviations in a literary text on the example of “Flowers for Algernon” by D. Keyes and its translation into Russian. Writing the text, the author can use such violations as an effective stylistic device to create a specific speech portrait of a character. Changes in the intellect and consciousness of the protagonist of the novel are revealed in the lexical level of the language: as intellectual development progresses, the flow of the character's thoughts becomes logical, the vocabulary is enriched with new “complex” expressions, lexical errors disappear, and the character's speech acquires expressiveness and artistic imagery. To translate texts containing intentional lexical deviations adequately, the translator should be creative and resourceful, which often requires the use of translation strategies and various kinds of transformations, such as generalization, omission and holistic transformation.

Keywords: language standard, lexical deviations, pleonasm, stylistic devices, literary translation.

Принято считать, что язык - это совокупность слов и правил их соединения. Человек выстраивает свою речь в соответствии с правилами языка. Если в речи соблюдены все правила, то ее называют правильной, если в ней присутствуют ошибки, то ее традиционно называют неправильной. Ошибки - это любые отклонения от нормы (правил), которые возникают в результате потенциальной возможности языка обеспечивать бесконечное комбинирование языковых знаков.

Однако отступления от языковых канонов не всегда можно отнести к нарушениям собственно языковых норм. Многие авторы умело используют способность языка обеспечивать гармоничное сосуществование нормы и ее нарушений, моделируя новые языковые ситуации, позволяющие лучше выразить их мировоззренческую позицию. Для реализации художественного замысла автор зачастую прибегает к созданию новых приемов, нарушающих устоявшиеся художественные закономерности и противоречащие привычной картине мира. В этом случае необычные с точки зрения нормы языка сочетания приобретают особый статус и начинают выполнять функцию эффективного стилистического приема.

Традиционно под нормативностью языка понимают «правила построения письменного и устного текста, обеспечивающие его связность, цельность и однозначность, а также среднестатистические языковые характеристики текстов определенной стилевой и / или жанровой принадлежности» [1, с. 368].

Несмотря на то, что нормативность языка - хорошо изученная и подробно описанная тема, исследователи постоянно отмечают наличие отступлений от языковых канонов, что ведет к изменениям норм языка [10, с. 162]. В.В. Соколова отмечает, что «новое в речевом опыте, не вписывающееся в рамки системы языка, но работающее, функционально целесообразное, ведет к перестройке в нем, а каждое очередное состояние языковой системы служит основанием для сравнения при последующей переработке речевого опыта. Таким образом, язык в процессе речевого функционирования развивается, изменяется, и на каждом этапе этого развития языковая система с неизбежностью содержит в себе элементы, которые не завершили процесс изменения. Поэтому различные колебания и варианты в языке неизбежны» [14, с. 47].

Важно отметить, что отклонения от нормы фиксируются в речи, однако они не всегда являются нарушением собственно языковых норм. Речевые нормы предполагают соблюдение определенной стилевой или жанровой принадлежности, что непосредственно связано с использованием различных стилистических приемов. Ю.В. Крылов для обозначения понятия «стилистический прием» использует термин «риторический прием» и ставит его в один ряд с такими понятиями и терминами, как троп и фигура речи, а также предлагает рассматривать его как наиболее общее (родовое) понятие. Такое осмысление этого понятия предполагает самую широкую трактовку нормы, которая может быть мотивирована условиями речевого общения.

Проблема отклонения от речевых норм в языке описана в диссертации В.И. Болотова, который считает, что «отношения “нормативный язык / ненормативное содержание” возможны при нарушении социальных (статусных, ролевых, поведенческих, моральных, этических, религиозных и т. д.) норм» [2, с. 41]. Это позволяет нам говорить о том, что коммуникация ориентируется не только на собственно языковые, но и внеязыковые нормы.

Проводя анализ ситуаций нарушения норм, необходимо учитывать некоторые аспекты нормативности. В статье, посвященной анализу намеренного и ненамеренного нарушения нормы языка, Ю.В. Крылов говорит о трех таких аспектах. Во-первых, необходимо разделять языковые и речевые нормы, допускающие некоторое отклонение от строгой языковой системы с целью создания риторического приема, соблюдения стилистической целостности или для учета факторов языковой ситуации. Во-вторых, следует учитывать, что нарушение норм языка может носить намеренный характер. В-третьих, помимо собственно языковых норм, выделяются различные социальные, этические, ролевые и прочие правила речевого поведения, нарушение которых также может быть намеренным и выполнять определенную коммуникативную функцию [10, с. 163]. Рассмотрим аспект намеренных нарушений языковой нормы как стилистический прием более подробно. Для этого обратимся к работам лингвистов, объектом исследования которых выступают художественные тексты.

Е.Н. Шабалина предлагает подробное и последовательное описание структуры художественного текста. В статье, посвященной проблеме отклонения от языковой нормы в аспекте художественной коммуникации, автор описывает текст как «сложный, многогранный феномен» и подчеркивает, насколько актуальным в настоящее время является его рассмотрение в качестве «динамического объекта». Автор отмечает, что текст «представляет собой центральное звено, сложнейшую специфическую форму речевой коммуникации, обусловленную двусторонней деятельностью автора и читателя». Таким образом, исследователь утверждает, что любое произведение реализуется посредством индивидуального восприятия читателя, которое создается автором, конструирующим текст.

Далее Е.Н. Шабалина говорит о том, что «художественное произведение выступает как средство выражения мировоззренческой позиции автора, как способ моделирования мироздания». Следовательно, в тексте всегда можно обнаружить авторскую установку, которая «скрепляет все элементы его структурной организации». Однако для того, чтобы передать воспринятую реальность, «писатель должен материально воплотить свои жизненные впечатления, закодировать их языковыми средствами». В соответствии с этим язык художественного текста является многоплановым, многоуровневым и экспрессивным [17. С. 162-164]. На основании вышесказанного можно сделать вывод о том, что нарушение нормы определяет авторский выбор языковых средств для создания «языковой ткани» художественного произведения. В подобной трактовке любое нарушение нормы может пониматься как «деформация - нарушение традиционной структуры текста и взаимосвязи составляющих ее элементов» [9, с. 11-12].

Ю.В. Фоменко пишет о том, что важнейшим качеством образцовой речи является своеобразие. Своеобразная речь - та, что «несет на себе печать личности автора». Ученый подчеркивает, что «своеобразие речи проявляется в индивидуальном отборе и сочетании элементов языка»: чем необычнее словарный запас человека и создаваемые им комбинации слов, тем своеобразнее его речь. Таким образом, Ю.В. Фоменко справедливо указывает, что у каждого человека должна быть своя уникальная манера выражаться - «свой индивидуальный стиль». Однако подобные эксперименты могут привести к отступлениям от языковой нормы, которые порождают следующие ошибки: произносительные, лексические, фразеологические, морфологические, синтаксические, орфографические, пунктуационные и стилистические [16, с. 20-21].

Как известно, наибольший простор для стилистической вариативности предлагает лексический уровень. Именно этот уровень представляет автору возможность выбора разнообразных лексических единиц для наиболее точного и яркого выражения мыслей. Нарушения лексической нормы могут приводить к бедности и невыразительности речи, к искажению смысла целого высказывания. С другой стороны, они могут выполнять функцию эффективного стилистического приема. В современном медийном пространстве, а также в художественной литературе нередко можно встретить яркие примеры сознательного отступления от лексической нормы. Рассмотрим, какие функции может выполнять такой стилистический прием.

Ю.В. Фоменко предлагает следующее определение нарушения лексической нормы: «Лексические ошибки - это нарушения правил лексики, прежде всего - употребление слов в несвойственных

им значениях, а также искажение морфемной структуры слов и нарушения правил смыслового согласования» [16. С. 25].

К наиболее распространенным лексическим ошибкам исследователь относит «нарушение правил смыслового согласования слов» или нарушение лексической сочетаемости.

И.Б. Голуб в пособии по стилистике русского языка лексической сочетаемостью слов называет их способность соединяться друг с другом. Она отмечает, что «для правильного употребления слов в речи недостаточно знать их точное значение, необходимо еще учитывать особенности лексической сочетаемости слов».

Многие лингвисты придерживаются мнения о том, что между лексической сочетаемостью слова и его смыслом существует неразрывная связь. Некоторые исследователи приходят к выводу о том, что в языке не существует абсолютно свободных сочетаний слов, есть только различные по возможностям сочетаемости группы слов.

Здесь следует уделить особое внимание разного рода ограничениям, которые появляются при соединении слов в словосочетания. И. Б. Голуб выделяет три основных момента. Слова могут не сочетаться: 1) из-за их смысловой несовместимости; 2) в силу их грамматической природы; 3) вследствие их лексических особенностей (случаи, когда слова, обозначающие, на первый взгляд, соединимые понятия, не сочетаются).

В зависимости от вышеперечисленных ограничений, которые регулируют соединение слов, выделяют три типа сочетаемости: семантическую, грамматическую (синтаксическую) и лексическую [3]. Рассмотрим подробнее каждое из этих понятий.

Словарь-справочник терминов и понятий лингвистики определяет семантическую сочетаемость как «способность слова вступать в сочетания с целыми классами слов, объединяемых общностью смысла» [6, с. 96]. Другими словами, семантическая сочетаемость предполагает естественное непротиворечивое соединение смыслов, значений соединяемых слов.

Грамматической (синтаксической) сочетаемостью Ю.В. Фоменко называет такую подчинительную связь, при которой слово уподобляется подчиняющему слову в формах рода, числа, падежа и лица [16, с. 28]. Такой тип сочетаемости предполагает соблюдение современных грамматических норм.

Лексическую сочетаемость лингвист называет «смысловым согласованием», которое определяет следующим образом: «смысловое согласование слов - это их взаимное приспособление по линии лексических (вещественных) значений». Здесь Ю.В. Фоменко считает немаловажным подчеркнуть, что допустимость / недопустимость смысловой сочетаемости слов обычно определяется сочетаемостью / несочетаемостью обозначаемых ими предметов и явлений [16, с. 28-29].

При анализе типов нарушений лексической сочетаемости следует учесть тот факт, что зачастую отступления от традиционно принятой сочетаемости могут быть сознательными и использоваться как стилистический прием. Неожиданное сочетание традиционно несоединяемых слов - один из ярких приемов экспрессии, если такое соединение влечет за собой новый оттенок смысла, образность и действенность [12].

И.Б. Голуб в работах по стилистике русского языка говорит о том, что в отношении экспрессивной речи применяются «особые законы “притяжения” слов друг к другу». Так, в художественных и публицистических текстах границы лексической сочетаемости могут быть значительно расширены. Например, исследователи отмечают, что ограничения семантической сочетаемости не распространяются на переносное словоупотребление, т. е. возможны словосочетания, которые кажутся бессмысленными, если составляющие их слова понимать в буквальном значении. Однако такая семантическая несочетаемость слов позволяет создавать уникальные художественные образы. Именно нарушение привычных связей слов, которое придает им новые оттенки значения, лежит в основе многих классических образов, ставших хрестоматийными примерами эпитетов, метафор, метонимий.

По мнению И.Б. Голуб, «нарушение лексической сочетаемости может стать действенным средством создания комического звучания речи в юмористическом контексте». Нарушение лексической сочетаемости как яркий стилистический прием создания комического эффекта лежит в основе различных шуток, афоризмов, которые обычно публикуются на юмористических страницах журналов и газет.

Следует отметить, что нарушение лексической сочетаемости также является одним из приемов создания броского заголовка, который привлекает внимание читателей. Нередко поэты нарушают лексическую сочетаемость, чтобы поразить художественной силой своего произведения [3].

Таким образом, нарушения лексической нормы - это, прежде всего, употребление слов в не свойственных им значениях, а также искажение морфемной структуры слов и нарушения правил смыслового согласования. Необходимо подчеркнуть, что к наиболее распространенным лексическим ошибкам исследователи чаще всего относят нарушение правил смыслового согласования слов, т. е. нарушение лексической сочетаемости. Главной функцией намеренного нарушения лексической нормы является привлечение внимания посредством создания ярких запоминающихся образов и придание речи комизма.

Материалом для данного исследования послужил научно-фантастический роман американского писателя и филолога Дэниела Киза «Цветы для Элджернона» (“Flowers for Algernon”), его перевод, выполненный С. Шаровым в 1990 г. (издательство «Мир»), а также перевод одноименного рассказа, осуществленный С. Васильевой в 1966 г. и опубликованный в научно-популярном и научнохудожественном журнале «Знание - сила».

Главный герой романа «Цветы для Элджернона» - 32-летний Чарли Гордон - становится первым человеком с ограниченными умственными возможностями, который соглашается на участие в эксперименте по искусственному повышению уровня интеллекта [5, с. 68]. Операция проходит успешно, и уровень умственного развития героя значительно повышается. Однако метаморфозы, которые произошли с его интеллектом и сознанием, впоследствии сходят на нет, и Чарли возвращается к своему первоначальному состоянию [15, с. 143].

Отличительной чертой романа Д. Киза является не только центральный персонаж с умственной отсталостью, но и дневниковый жанр произведения, который позволяет раскрыть особенное видение мира героем. Как отмечают исследователи романа, форма отчетов дает возможность автору выразить чувства, эмоции и психологическое состояние персонажа, не прибегая к использованию авторской речи, а также показать читателю динамику развития речевых особенностей главного героя [4; 15, с. 143-144].

Обратимся к анализу лексических девиаций, свойственных речи главного героя романа Д. Киза, которые служат своеобразным индикатором происходящих с ним процессов.

Рассмотрим особенности словарного запаса Чарли. Поскольку люди с умственной отсталостью испытывают определенные трудности с усвоением новых понятий и расширением активного словарного запаса, круг слов, которые использует главный герой в своей речи, является ограниченным [15, с. 144]. В связи с этим можно заметить частую повторяемость определенных лексических единиц.

Как показал анализ текста романа, лексические единицы, которые наиболее часто встречаются в речи Чарли, позволяют автору сделать акцент на важных фактах действительности героя, т. е. показать читателю, что является предметом переживаний для Чарли в определенный момент.

Очевидно, что предстоящая операция по повышению уровня интеллекта вызывает у Чарли сильное волнение и страх. Об этом свидетельствует частотность употребления слова “scare” («страх») и его производных (19 случаев употребления). Не менее важным является тот факт, что главный герой постоянно стремится к развитию. Он часто говорит о том, что хочет стать умнее, поэтому в своей речи использует такие слова, как “smart” («умный») и его производные (122 случая употребления) и “to learn” («учиться») и его производные (122 случая употребления). Следует отметить, что обучение Чарли дается нелегко, поэтому ему приходится прикладывать значительные усилия. В связи с этим герой часто употребляет слово “hard” («трудный») и его производные (63 случая употребления). Несмотря на то, что Чарли, в силу своих ограниченных интеллектуальных возможностей, не способен выполнять все социально значимые функции, он по-прежнему относится к трудоустроенной части общества и много времени уделяет работе уборщика. Следовательно, главный герой часто делится мнением о своем окружении и рабочем распорядке. Так, в его речи часто встречается слово “work” и его производные (188 случаев употребления).

По мнению психологов, ограниченный словарный запас является одной из самых слабых сторон психического развития людей с отставанием в умственном развитии [13, с. 72]. В таком случае логично предположить, что все нарушения лексической нормы в речи главного героя романа связаны со скудностью его активного словарного запаса.

К таким нарушениям можно отнести плеоназм, который в толковом переводческом словаре проф. Л.Л. Нелюбина определяется как «многословие, выражение, содержащее однозначные и тем самым излишние слова» [11, с. 154-155]. Другими словами, Чарли, обладая скудным словарным запасом, стремится внести разнообразие в свою речь, однако за счет повторений слов с одинаковым смыслом высказывания героя не становятся более содержательными.

Сравним схожие отрывки из романа (1) и рассказа (2) и их переводы.

1: “I still think those races and those tests are stoopid and I think riting these progress reports are stoopid to.” [19, с. 14]

«Я все равно думаю эти тесты и гонки дурацкие и думаю отчеты то же дурацкие» [8, с. 27].

2: “Thse inkblots are stupid. And those pictures are stupid too.” [18]

«Эти кляксы психованые. И те картинки тоже психованые» [7].

Очевидно, что речь персонажа изобилует повторами, и ей свойственна избыточность. Хотя переводчикам С. Шарову и С. Васильевой удалось сохранить эту особенность, первый вариант перевода представляется более естественным, поскольку речь Чарли напоминает речь ребенка, для которого употребление слова «дурацкий» в значении «глупый, бессмысленный» более вероятно, чем слово «психованный». Однако благодаря схожей семантике обоих слов, возможны и тот, и другой варианты перевода.

Рассмотрим отрывок из романа, содержащий плеоназм:

“I tolld him because all my life I wantid to be smart and not dumb.” [19, с. 3]

«Я сказал ему потомушто всю жизнь я хотел быть умным а не глупым» [8, с. 11].

«Я сказал я всю жизнь хотел быть умным а не тупицей» [7].

В данном случае для речи Чарли характерно использование «излишних слов», а именно антонима к слову “smart" («умный») с отрицательной частицей - “not dumb"" («не глупый»). Думается, подобным образом главный герой пытается выразить свое сильное желание измениться в результате операции.

При переводе данного отрывка С. Шаров решает сохранить полную антонимию, прибегнув к использованию двух прилагательных, в то время как С. Васильева в качестве антонимичной пары использует прилагательное и существительное. Следует предположить, что второй вариант перевода является более удачным, так как, вероятнее всего, Чарли стремится избавиться не только от умственной отсталости, но и от обидных прозвищ, среди которых вполне могло оказаться прозвище «тупица».

Исследуя особенности словарного запаса главного героя романа, можно утверждать, что речь Чарли Гордона главным образом состоит из стилистически нейтральной и разговорной лексики, ориентированной на неформальное общение. Следовательно, в силу того, что герой не владеет сложными научными понятиями, в его речи практически отсутствует употребление терминов.

Рассмотрим попытки героя отразить косвенную речь в дневниковых записях:

“I tolld Burt mabey I need new glassis. He rote somthing down on a paper and I got skared of faling the test. So I tolld him it was a very nice pictur of ink with pritty points all around the eges but he shaked his head so that wasnt it neither. I asked him if other pepul saw things in the ink and he sed yes they imagen picturs in the inkblot. He tolld me the ink on the card was calld inkblot.” [19, с. 2]

«Я сказал Барту может мне нужны новые ачки. Он штото записал на бумаге и я испугался што не пройду тест. Я сказал ему это очень красивая картинка с прилесными точичками по краям но он пакачял галавой и я понел што это апять не то. Я спрасил другие люди видют што-нибуть в чирнилах и он сказал они вображают картинки в чирнильном петне. Он сказал што чирнила на картинках на- зываюца чирнильное петно» [8, с. 9].

“He sed pepul see things in the ink. I said show me where.” [19, с. 2-3]

«Он сказал люди видют разные штуки в чирнилах. Я сказал пакажы мне» [8, с. 10].

В приведенных выше отрывках Чарли повторяется в использовании стилистически нейтральных глаголов “to say", “to tell", “to ask". Однако этот факт не позволяет предположить, что герой не владеет их синонимами, поскольку его отчеты призваны сухо констатировать факты, фиксировать поток сознания, а не представлять собой художественную ценность как литературный текст, требующий употребления широкого ряда средств выразительности. Более того, нельзя утверждать, что речь Чарли совершенно лишена эмоционально окрашенной и оценочной лексики. При выражении своих мыслей герой часто использует пары антонимов, таких как “good - bad"", “everything - nothing"", “big - little"", “neat - dirty"", “smart - dumb"" и т. д. Это свидетельствует о том, что для героя не существует градаций и оттенков, т. е. он делит мир на черное и белое, не замечая полутонов, а значит персонажу свойственно стереотипное мышление, типичное для детей.

Далее остановимся на моменте, когда лексикон Чарли начинает изменяться. После операции герой все чаще использует в речи составные слова.

Чарли вспоминает события, которые происходили с ним в возрасте шести лет. Он придает большое значение деталям:

“I see Mom, a thin, dark-haired woman...” [19, с. 51]

«Мама - крохотная темноволосая женщина» [8, с. 78].

В данном случае переводчику С. Шарову не составило труда сохранить «сложность» составного слова “dark-haired" в переводе, поскольку в русском языке, наряду со значением «брюнет(-ка)», существует полный эквивалент данного слова, который в своем морфемном составе также содержит два корня - «темноволосый(-ая)».

Особый интерес для анализа представляет следующий отрывок:

“That crazy Fay came in <...> with a female white mouse - about half Algernon's size - to keep him company, she said, on these lonely summer nights. She <... > convinced me that it would do Algernon good to have companionship.” [19, с. 132]

«Эта чокнутая Фэй <...> принесла с собой белую мышь женского пола, чтобы, как она выразилась, скрасить Элджернону одинокие летние ночи. Она <...> решительно заявила, что Элджернону это ничего кроме пользы не принесет» [8, с. 194].

Нельзя не заметить, что С. Шарову удалось избежать дословного перевода существительного “companionship” («дружеское общение»), при этом полностью передав его смысл. Переводчик уделил особое внимание идиоме “keep company”, переведя ее на русский язык глаголом «скрасить [одинокие летние ночи]» и тем самым избежав долгих поисков наиболее подходящего перевода для слова “com- panionshipпоявилась возможность заменить его местоимением «это».

Обратимся к моменту, когда Чарли начинает привносить разнообразие в свою речь при помощи сравнений. Впервые сравнительные обороты появляются в отчетах, когда главный герой говорит о своей сестре:

“.she was nice like a doll.” [19, с. 27]

«.она была красивая как кукла» [8, с. 46].

“She was like a bundle all pink and screaming some-times that I couldnt sleep.” [19, с. 27]

«Она была похожа на комочек вся розовая и вопила так что я никак не мог уснуть» [8, с. 46].

Следует подчеркнуть, что первые сравнения, которые использует Чарли, не отличаются особой выразительностью, и это, в свою очередь, облегчает задачу переводчику, однако по мере прогресса в интеллектуальном развитии героя сравнительные обороты в его речи усложняются и приобретают художественную образность:

“I sat quietly as one sits before a bird that feeds from your palm.” [19, с. 89]

“I'm like a man who's been half-asleep all his life, trying to find out what he was like before he woke up. ” [19, с. 58]