Семантизация акцентных вариантов русских существительных третьего склонения: не только второй предложный

Размещено на http://www.allbest.ru/

Семантизация акцентных вариантов русских существительных третьего склонения: не только второй предложный

Сергей С. Сай

Институт лингвистических исследований РАН



Аннотация

У русских существительных третьего склонения, имеющих особую форму второго предложного, эта форма имеет наконечное ударение, а все остальные формы единственного числа, как считается, получают наосновное ударение (ср. род., дат. ед. ч. тени, «обычный» предл. о тени, но второй предл. в тени). Однако обращение к текстам поэтического корпуса НКРЯ показывает, что по крайней мере те существительные третьего склонения, которые имеют форму второго предложного и обозначают вещества (грязь, кровь и пыль), демонстрируют колебания акценто- вок не только в предложном падеже, но и в других формах с окончанием -и. Распределение вариантов статистически отражает семантические противопоставления: наконечное ударение более характерно для контекстов, предполагающих плотный контакт, погружение в вещество, особенно для контекстов с предлогом по и формой дат. падежа: брести по грязи. Семан- тизация акцентовок в формах род. и дат. падежей предположительно обусловлена аналогией с предложным падежом и указывает на начало формирования противопоставления по признаку контактности, проходящего сквозь всю падежную парадигму как минимум у некоторых существительных третьего склонения. акцентология русский язык падеж

Ключевые слова: акцентология, русский язык, падеж, второй предложный, поэтический корпус



Semanticization of accentual variants in Russian nouns of the third declension: beyond the “second locative” case

Sergey S. Say

Russian Academy of Sciences Institute for Linguistic Studies

Abstract. Some Russian nouns of the third declension have a specialized “second locative” form with the stressed desinence -и. By contrast, the otherwise homophonous genitive, dative and “plain” locative forms of these nouns are believed to have stress on the stem, cf. genitive, dative and “plain” locative тени, vs. second locative (в) тенй `(in) the shade'. However, the data from the poetic texts available in the Russian National Corpus indicate that some of the relevant nouns display accentual variation in their genitive and dative forms. This variation statistically reflects semantic contrasts: in particular, nouns denoting substances (грязь `dirt', пыль `dust', кровь `blood') tend to have stress on the desinence -u in contexts denoting fixed attachment or immersion in the substance. Semanticization of these accentual constrasts is arguably triggered by analogy with the locative forms. These findings indicate a nascent feature of +/- attachment, which cross-cuts case paradigms of at least some Russian nouns.

Keywords: accentology, Russian, case, second locative, poetic corpus



Введение

Общеизвестно, что формы второго предложного падежа в русском языке (т. е. формы вроде в саду, на лугу, в пылй, противопоставленные «обычному» предложному - о саде, о луге, о пыли) используются только после предлогов в и на в составе обстоятельств (не дополнений), чаще всего - в составе обстоятельств места¹. Также хорошо известно, что образование отдельных форм второго предложного подвержено многочисленным формальным ограничениям: по преимуществу оно фиксируется у односложных существительных Некоторые разделы проведенного исследования были впервые кратко изложены в [Сай 2020]. с определенными акцентными характеристиками [РГ-80, §1182, 1188; Иткин 2016]. Однако взгляды на степень семантической мотивированности набора существительных, имеющих отдельные формы второго предложного, и на семантическую регулярность противопоставления двух предложных падежей очень различаются. Одни исследователи делают акцент на том, что сочетания со вторым предложным часто фразеологичны, «штучны» [Еськова 2011, с. 511], другие стремятся увидеть в этой подсистеме русской грамматики некоторую регулярность. В рамках этого второго подхода безусловно находится статья В.А. Плунгяна [Плунгян 2002], где проводится тезис о существовании у второго предложного семантического инварианта или по крайней мере центрального значения - значения «жесткой» локализации. По мнению В.А. Плунгяна, именно это специфическое пространственное значение обусловливает способность русских существительных образовывать формы второго предложного, используемые в сочетаниях с предлогами в и/или на.

Цель настоящей статьи состоит в том, чтобы показать, что по крайней мере у некоторых существительных русского языка значение «жесткой» локализации коррелирует с образованием особых форм (конкретнее - с выбором наконечной акцентовки) не только в предложном, но и в других косвенных падежах.

Дальнейшее обсуждение строится следующим образом. В разделе 2 вводится объект рассмотрения и предлагается краткий обзор базовых фактов о склонении и акцентуации изучаемых существительных. В разделе 3 описывается процедура сбора материала. В разделе 4 представлены основные эмпирические результаты исследования. Интерпретации этих результатов посвящен заключительный раздел 5.



Исходные факты и постановка задачи

Непосредственным объектом рассмотрения в этом исследовании стало небольшое подмножество односложных существительных женского рода, оканчивающихся в орфографической записи на ь, т. е. существительных третьего склонения (бровь, соль, речь). Для начала необходимо напомнить основные релевантные факты о склонении и акцентуации таких существительных.

Если у слова третьего склонения есть специализированная форма второго предложного, то она всегда имеет ударное окончание -И. Подавляющее большинство существительных третьего склонения имеют схему ударения а (дефолтный тип, ср. ткань, глупость) или e (обширный, но закрытый список, например, вещь, церковь), см. [Зализняк 2010, с. 441-442] Впервые опубликовано: Зализняк А.А. Ударение в современном рус-ском склонении // Русский язык в национальной школе. 1963. № 2. С. 7-23.. Эти два акцентных типа различаются во множественном числе, но имеют наосновное ударение во всех шести основных падежах единственного числа. Помимо этого, несколько существительных имеют схему f" Обозначение из: Зализняк АА. Грамматический словарь русского язы-ка. 4-е изд., испр. и доп. М.: Русские словари, 2003 (далее - ГСРЯ). В [Зализ-няк 2010] тот же класс обозначен как b'. с наконечным ударением во всех формах единственного числа с окончанием -и, ср. глушь (род., дат. и предл. глуши, твор. глушью). Вероятно, акцентов- ка форм единственного числа с окончанием -и выравнивается под воздействием формы второго предложного, особенно частотного у этих существительных (ср. в глуши); об этом же говорит втягивание в акцентный тип f" некоторых топонимов: Русь, Тверь, Обь, Пермь [Иткин 2016].

Итак, слов третьего склонения с «легитимным» ударением на окончании -и в формах род. и дат. ед. ч. в современном русском языке крайне мало, а системных оснований для акцентного различения этих двух форм нет вообще. При этом «ударение на флексии в формах род. и дат. падежей в литературном языке конца XVIII и нач. XIX в. (тоже. - С. С.) не было нормативным» [Воронцова 1979, с. 69].

Однако в реальном узусе ударение иногда попадает на окончание в формах родительного и дательного падежа и у существительных, которые словарно характеризуются акцентными схемами а или e (ср. с печи, с цепи, по груди, из сети); это фиксировалось как в современном языке [Зализняк 2010, с. 432], так и в текстах XVIII-XIX вв. [Воронцова 1979, с. 69-70; Булаховский 1954, с. 162-163].

Аналогическое воздействие второго предложного в формировании таких употреблений несомненно, см. краткое упоминание в [Булаховский 1954, с. 162] и подробное и убедительное обсуждение в [Иткин 2016]. И.Б. Иткин рассматривает этот процесс как постепенный переход новых существительных в экзотический акцентный тип f": то, что уже произошло с существительным глушь, на наших глазах воспроизводится, скажем, в акцентуации форм существительного сеть, особенно в его новых значениях (ср. зона действия сети и т. д.).

Однако даже если эти колебания - лишь отражение постепенного перехода из одного класса в другой, синхронно они могут регулироваться грамматическими и семантическими факторами. Видимо, систематических попыток выявить эти факторы до сих пор не предпринималось. Именно такая задача ставится в настоящем исследовании, пусть и на ограниченном лексическом материале.

Сбор материала

Формы второго предложного имеют около 20 существительных 3-го склонения. В статье [Плунгян 2002] они были разбиты на пять семантических групп: вместилища, участки пространства, объекты, вещества и ситуации. Из этих пяти групп здесь будет рассмотрена только одна - вещества. Названия веществ интересны тем, что допускают как минимум два разных локативных значения: «внутри массива некоторого вещества», ср. увязнуть в грязй, и «обильно покрытый, испачканный чем-либо», ср. пришел в кровй в ГСРЯ (с. 70).

В своем анализе я оттолкнусь от того списка из 28 существительных третьего склонения, обозначающих вещества и удовлетворяющих основным формальным требованиям на образование второго предложного, который приведен в работе [Плунгян 2002]. В этом списке регулярно образуют формы второго предложного четыре существительных: грязь, пыль, кровь и шерсть (еще для трех отмечены «колебания» - мазь, плоть, кость); остальные существительные выступают в качестве фона (слизь, сталь, ткань, ртуть, тушь и др.).

Большинство словарей признает существование форм второго предложного у существительных грязь, пыль и шерсть в сочетании с предлогом в В шерстй иногда обозначается не как регулярный контекст для фор-мы второго предложного, а как целостное выражение, имеющее значение `покрытый клочьями шерсти' (ГСРЯ; ОСРЯ), но сути дела это не меняет., а у существительного кровь - также и с предлогом на (о «легитимизации» этих форм в литературном языке см. [Воронцова 1979, с. 73]). Как уже говорилось, нормативное ударение в формах род. и дат. единственного числа этих существительных падает (и падало раньше Единственное систематическое изменение акцентного поведения этих существительных, произошедшее за последние 250 лет, состоит в утрате переноса ударения на предлог в сочетаниях типа по грязи, по шерсти (по крайней мере иных изменений не отмечается в детальнейшем исследовании [Еськова 2008]).) на корень - так указывается в «Орфоэпическом словаре русского языка» 1988 г. (далее - ОСРЯ) Борунова С.Н., Воронцова В.Л., Еськова Н.А. Орфоэпический словарь русского языка. Произношение, ударение, грамматические формы. Около 63 500 слов / Под ред. Р.И. Аванесова. М.: Русский язык, 1988. и в словаре «Русское словесное ударение» 2001 г. Зарва М.В. Русское словесное ударение. Словарь. Около 50 000 слов. М.: НЦ ЭНАС, 2001., - а формы с наконечным ударением отмечаются в словарях с пометами неодобрения (ср. «не рек. из грязй», «!неправ. род. и дат. кровй» в ОСРЯ).

Эмпирической базой для исследования послужил поэтический корпус в составе Национального корпуса русского языка Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс]. URL: www.ruscorpora.ru (далее - НКРЯ; все поэтические тексты далее цитируют-ся по этому источнику)., см. [Гришина и др. 2009] о принципах организации этого корпуса. Разумеется - и это упоминается в той же статье [Гришина и др. 2009] - использование поэтического корпуса при решении грамматических и акцентологических задач таит свои опасности; в частности, в стихах может формироваться своя акцентная норма, не полностью совпадающая с произносительной нормой других текстов, а исторические изменения в грамматике по данным поэтического корпуса нередко отстают от того, что наблюдается в других типах узуса. И все же поэтические тексты являются бесценным источником сведений об акцентуации, а выявляемые статистические различия в акцентовках сложно считать случайными - даже если наблюдаемые процентные соотношения в ряде случаев могут требовать определенных поправок (о необходимости большего взаимодействия между исторической акцентологией и стиховедением и путях преодоления сложностей, возникающих при таком взаимодействии, см. [Сичинава 2020]).

Итак, в поэтическом корпусе НКРЯ находились все формы обрисованного выше множества из 28 существительных, имеющие окончание -и. Далее примеры в сохраненных выдачах размечались по трем признакам: 1) падеж и число существительного,

2) использованный предлог (при наличии) и 3) положение ударения.

Иногда оказывается затруднительно установить реальное ударение, ориентируясь лишь на расположение сильных долей (см. краткое обсуждение этой проблемы в работе [Гришина 2009]). В основном это касалось ситуаций, когда сильные икты приходились одновременно на предлог и окончание: Где, верно, все, что было слез и снов, / И до крови кройл наш век закройщик... (Б.Л. Пастернак. «Привыкши выковыривать изюм...» (1925-1931)).

Сохранена разметка иктов, представленная в НКРЯ.) При отсутствии явных свидетельств в пользу одного из решений Принять однозначное решение часто помогало попадание в зону риф-мовки или явная невозможность перетяжки ударения на предлог для опре-деленного сочетания предлога и существительного применительно к кон-кретной эпохе. примеры такого рода исключались из дальнейших подсчетов Анализируя перетяжку ударения на предлог в выражении по грязи в текстах XVIII-XIX вв., Н.А. Еськова приводит среди иллюстративного ма-териала контексты, которые теоретически допускают две трактовки (Легко ль тащиться / В дормезе, т грязи, смертельных десять дней (А.А. Шахов-ской, Урок кокеткам, или Липецкие воды, 1815)) и однозначно интерпре-тирует их как случаи перетяжки: по грязи [Еськова 2008, с. 181-182]. Такая интерпретация очень вероятна, но все же едва ли может быть доказана для каждого конкретного случая, поскольку в текстах примерно того же вре-мени встречаются и несомненные случаи наконечного ударения в форме дательного падежа: Хоть Подругу наш остов телесный / По житейской та-скает грязи; / Но Она, как природы небесной, / Все в таинственной, с небом связи! (Ф.Н. Глинка. Тайны души (1841-1845)). Именно из этих соображе-ний здесь принято осторожное решение исключить случаи, допускающие сомнения, из подсчетов. Единичные примеры второго предложного фиксируются для суще-ствительных медь, ткань (об их акцентуации в текстах XVIII-XIX вв. см. [Еськова 2008, с. 142-143]), соль, смесь, персть, преимущественно в старых текстах. Для медь найдено и несколько примеров с ударным окончанием -и в других падежах.. Это было необходимо, в частности, потому, что перенос ударения на предлог возможен обычно только в том случае, если в форме без предлога ударение падает на первый слог, см. обсуждение этой проблемы на примере пушкинского Все ходит по цепи кругом в [Иткин 2016].

Результаты

Те названия веществ, которые в списке В.А. Плунгяна [Плунгян 2002] представлены как не имеющие формы второго предложного (слизь, сталь, ртуть, тушь и т. д.), действительно почти не встречаются в этой форме в поэтическом корпусе. В других формах с окончанием -и они тоже почти никогда не имеют наконечного ударения. Далее эти существительные рассматриваться не будут¹¹.

Совсем иная картина фиксируется для трех существительных, которые регулярно образуют формы второго предложного: кровь, грязь и пыль За пределами рассмотрения остаются также существительные шерсть, мазь, кость, плоть. Все они встречаются в форме второго предложного, пре-имущественно в фиксированных выражениях (на мазй и т. д.), что соответ-ствует предшествующим описаниям, включая [Плунгян 2002]. Колебания в позиции ударения в других формах с окончанием -и фиксируются для су-ществительного кость, включая те контексты, где оно обозначает материал, ср.: И мне не брестй / По голой плите босоногим лунатиком / Средь лйп и берез из слоновой костй (Б.Л. Пастернак. Марбург (1916)); колебания дру-гого рода отмечены для этого существительного в [Иткин 2016].: у всех них фиксируются не только «законные» формы второго предложного, но и другие формы с ударением на окончании -и. Данные о распределении акцентовок по формам этих существительных представлены в табл. 1 Все данные, использованные в дальнейших подсчетах, доступны для скачивания по адресу: https://github.com/serjozhka/StressRNC. В табл. 1 недифференцированно представлены данные за три века. Несмотря на очевидные минусы, это решение принято сознательно: допол-нительное разделение на периоды сделало бы таблицу громоздкой, а для выявления диахронических тенденций в ряде случаев было бы недостаточ-но данных. В целом колебания в ударении, отраженные в табл. 1, характер-ны и для старых (XVIII-XIX вв.), и для новых текстов, хотя не обязательно в тех же пропорциях, что показывают сводные данные.. Группы контекстов в табл. 1 выделены так, чтобы было возможно, с одной стороны, количественно сопоставлять разные контексты друг с другом (при более дробной классификации в некоторых группах было бы слишком мало примеров), а с другой стороны, увидеть различия не только между падежами, но и между разными типами употребления одного и того же падежа. Редкие контексты множественного числа всегда имеют на- основное ударение (грязи и т. д.) и не отражены в табл. 1.

Таблица 1

Крови, грязи и пыли: наосновное (О) и наконечное (К) ударение¹⁴

	крови	грязи	пыли
	О	К	К%	О	К	К%	О	К	К%
в + предл.	34	1200	97	6	210	97	20	632	97
на + предл.	10	37	79	3	3	50	4	4	50
по + дат.	58	18	24	26	17	40	4	3	43
дат. (иные случаи)	40	4	9	3	1	25	8	4	33
из, от + род.	166	16	9	40	4	9	104	0	0
род. (иные случаи)	1200	37	3	77	0	0	306	1	0
о + предл.	8	0	0	4	0	0	0	0	n.a.
Всего	1516	1312		159	242		446	644

Анализ данных, представленных в табл. 1, позволяет сделать следующие выводы.

1) Для всех трех существительных обнаружена почти полностью совпадающая иерархия Единственное отклонение наблюдается в случае двух типов контек-стов с родительным падежом для существительного пыль: здесь обнаружен один контекст с ударением на окончании, из-за которого иерархия сбивает-ся (этот сбой не виден по доле наконечного ударения, выраженной в целых процентах, поскольку в обоих случаях она округляется до 0%). (предложно-)падежных контекстов. Первое место контекстов с предлогом в (словарно зафиксированный контекст функционирования «законных» форм второго предложного), последнее место контекстов с предлогом о (здесь второй предложный невозможен) и в какой-то мере вторая позиция контекстов с предлогом на (по их поводу существует определенная дискуссия, см. ниже) ожидаемы. Расположение же всех остальных контекстов, насколько мне известно, ранее не обсуждалось. То, что полученная иерархия отражает неслучайные закономерности, отчасти следует уже из ее повторения для разных существительных, но дополнительно было проверено статистически: использовался точный тест Фишера, те данные, которые показали значимые (р< 0,05) отличия от предыдущей строки, выделены в табл. 1 курсивом. Как можно заметить, случаев, преодолевших порог статистической значимости, немало - и их было бы гораздо больше, если бы сопоставлялись не только соседние строки.

В такой ситуации невозможно считать, что все три существительных демонстрируют лишь бессистемные колебания между такой акцентной схемой, где в единственном числе ударение переходит на окончание только в форме второго предложного, и «экзотической» схемой f" (как у существительного глушь, см. выше). Если бы это было так, мы могли бы ожидать примерно равной доли наконечных ударений для форм предложного падежа после предлога о, родительного и дательного падежей. Очевидно, есть какие-то дополнительные факторы, которые по крайней мере отчасти определяют положение ударения в анализируемых формах.

Поиск этих факторов затрудняется тем, что здесь крайне сложно развести структурные и функциональные (семантические) закономерности, установить правильный уровень обобщения. В частности, мы можем сразу же заметить, что в целом наконечное ударение более характерно для контекстов с предлогами, чем для иных контекстов с теми же самыми падежными формами. Однако, скорее всего, этот фактор не является достаточным для объяснения всех выявляемых различий, что хорошо известно уже даже по случаю с предложным падежом, где разные предлоги (в и на vs. о и при), как известно, ведут себя по-разному. Ниже я предлагаю более подробное обсуждение отдельных позиций, выделенных в табл. 1.

2) В контекстах, где форма предложного падежа сочетается с предлогом на, для существительного кровь в основном используется «законная» (т. е. отмеченная в ГСРЯ и ОСРЯ) форма второго предложного (на крови); для существительных пыль и грязь сами такие контексты фиксируются крайне редко, но конкурирующие варианты имеют равную частотность. Это согласуется с тезисом о том, что «[д]ля таких случаев в языке фактически не существует нормы» [Еськова 2011, с. 508]: с одной стороны, оставшийся предлог (в данном случае на) сам по себе входит в число возможных «триггеров» второго предложного, но с другой стороны, нужные сочетания слишком редки По предположению анонимного рецензента, фактор частотности кон-кретных предложно-падежных сочетаний вообще может способствовать уве-личению вероятности появления наконечного ударения в изучаемых кон-струкциях. Эта идея представляется крайне перспективной, но подробно здесь анализироваться не будет из-за ограниченности проанализированного материала: для ее полноценной проверки были бы необходимы такие «ред-кие» предложно-падежные сочетания, которые были бы структурно и семан-тически близки каким-то частотным сочетаниям, но при этом все-таки демон-стрировали бы достаточное количество вхождений для статического анализа. К сожалению, в доступных данных таких сочетаний нет: «редкие» предложно-падежные сочетания обычно в самом деле «штучны», при этом в основном они отличаются от «частотных» не только частотностью, но и семантикой, что де-лает затруднительным выявление вклада фактора частотности как таковой., чтобы храниться в целостном виде наряду с конструкциями типа в пыли, в грязи.

3) Наконечное ударение в формах родительного падежа фиксируется редко, но в контексте предлогов из и от это происходит чаще, чем в других контекстах, включая контексты беспредложного родительного. Семантический контраст в этом случае очень зыбок, но он может быть намечен. Так, формы генитива крови встречаются у Мандельштама многократно, а ударение крови для этой формы определенно устанавливается только в одном контексте:

(1) Ее любовники - простонародной масти,

И чресла сильные свои

Для сильных бережет и не боится власти

Рук, не отмытых от крови.

О.Э. Мандельштам.

Собачья склока (1921-1929) -

перевод из Огюста Барбье

Здесь от кровй используется в контексте отмывания, очищения - это значение соотносимо со значением `быть покрытым, испачканным кровью', характерным для контекстов второго предложного (в крови).

Появление наконечного ударения в контексте предлога из в основном связано с конструкциями, имеющими значение извлечения из массива вещества. Так, у Маяковского форма генитива грязи обычно имеет ожидаемое ударение на основе, а наконечное ударение фиксируется в двух контекстах с семантикой извлечения:

(2) Нет дураков, / ждя, что выйдет из уст его,

стоять перед «маэстрами» толпой разинь. Товарищи, / дайте новое искусство - такое, / чтобы выволочь республику из грязи.

В.В. Маяковский.

Приказ 2 армии искусств (1921)

В таких контекстах очевиден семантический параллелизм с другим значением второго предложного, характерным для названий веществ: `быть погруженным в массив вещества' (ср. волочься в грязи).

Итак, для родительного можно говорить о слабом семантическом контрасте типа крови, грязи vs. кровй, грязй, где наконечное ударение ассоциируется с семантикой погруженности, испачкан- ности, т. е. в конечном счете плотного контакта. Не вполне ясно, объясняется ли этот контраст только аналогией со вторым предложным [Булаховский 1954, с. 162; Иткин 2016], рудиментами древнего противопоставления генитива и аблатива У имен /“-склонения с подвижной акцентной парадигмой наконечное ударение в древнерусскую эпоху было в большей мере характерно для абла-тивных значений генитива, см. [Колесов 1972, с. 75] и обсуждение в [Ворон-цова 1970, с. 70] в связи с текстами XVIII-XIX вв. или обеими этими причинами.

4) Самый интересный результат, отраженный в табл. 1, - это данные для дательного падежа, и прежде всего для его сочетаний с предлогом по. Доля наконечного ударения в этих сочетаниях вполне заметна: в сумме для трех существительных это 30%. Это значимо больше, чем для форм генитива (и, видимо, больше, чем для прочих дативных контекстов, хотя статистическую значимость этого различия удается доказать только для существительного кровь).

При объяснении возникновения конструкций типа по кровй, по грязй и по пылй снова напрашивается идея об аналогии со стороны того, что мы теперь называем вторым предложным падежом [Зализняк 1985, с. 246]. Влияние такой аналогии именно на конструкции типа по грязи, по пыли неудивительно: они в основном используются при описании движения сквозь среду, которая объем- лет траектор, нередко затрудняя его движение и/или пачкая его. Показательны глаголы, фиксируемые в сочетании с обстоятельством по грязи, брести, гоношить, хлюпать, чавкать, чвакать, шлепать или таскать, как в самом старом из зафиксированных в поэтическом корпусе примеров такого рода:

(3) Хоть Подругу наш остов телесный

По житейской таскает грязи;

Но Она, как природы небесной, Все в таинственной, с небом связи!

Ф.Н. Глинка. Тайны души (1841-1845)

Итак, в обсуждаемых контекстах возникает своего рода семантический резонанс между лексической семантикой существительного («грязное» вещество, густая среда, мешающая движению) и той семантикой, которая ассоциируется с наконечным положением ударения: для форм предложного падежа В.А. Плунгян описывает ее как «ситуацию плотного покрытия, “обволакивания”, “окутывания” объекта» [Плунгян 2002].

На уровне вероятностного механизма фиксируется не только контраст между конструкциями с предлогом по и другими контекстами дательного и родительного падежа, но и между разными контекстами с предлогом по. Показать этот контраст - пусть лишь in statu nascendi - при помощи количественных данных из трех существительных удается только для существительного кровь. Все его сочетания с предлогом по были разделены на три типа. К первому («происхождение») были отнесены случаи, когда по крови связано с идеей родства, внутренней природы, принадлежности к какой- либо группе, как в знаменитом примере (4). Ко второму («управление») - немногочисленные случаи, когда предлог по входит в модель управления какого-либо глагола: тосковать, понять, судить, узнать и т. п. (5). В третий класс («среда») вошли случаи, в которых выражается движение сквозь среду, как в (6).

(4) Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей

О.Э. Мандельштам.

«За гремучую доблесть грядущих веков...»

(1931)

(5) Еще хотелось повидать сестру.

Я думала о неЙ с такой любовью, что стало ясно мне: на днях - умру. То кровь тоскует по родимой крови.

О.Ф. Берггольц.

«В те дни исчез, отхлынул быт. /

И смело...» (1945)

(6) Одна судьба - не две - у человека,

И как дорогу ту ни назови,

Я верен тем, с которыми полвека Шагал я по грязи и по крови.

И.Г. Эренбург.

«Я смутно помню шумный перекресток...»

(1957)¹

Данные об акцентном поведении выражения по крови в зависимости от значения суммированы в табл. 2.

Таблица 2

Ударение в выражении по крови и его семантика

	по крови	по кровй
	N	доля	N	доля
«происхождение»	32	0,9	3	0,1
«управление»	8	0,7	3	0,3
«среда»	18	0,6	12	0,4

Как можно видеть, выше всего доля наконечного ударения в контекстах со значением движения сквозь среду (различия между первым и третьим типом контекстов статистически значимы, точный тест Фишера, p< 0,01). Это еще раз подтверждает тезис о семантической обусловленности изучаемых акцентных контрастов.

Объем данных, представленных в поэтическом корпусе и отраженных в табл. 1, не позволяет систематически проследить диахронические тенденции в акцентуации конструкций с предлогом

¹⁸ Показательно, что в этом тексте используется сразу две группы с предлогом по и наконечным ударением в формах изучаемых существительных: по грязй и по крови.

по, по крайней мере если одновременно контролировать лексический и семантический факторы. Несомненно, что в широкой диахронической перспективе наконечное ударение в этих контекстах вторично: в отличие от родительного падежа, допускавшего колебания и в древнерусскую эпоху, для дательного падежа изучаемых существительных восстанавливается только наосновное ударение [Колесов 1972, с. 79]. В целом формы датива с наконечным ударением фиксируются уже в XVIII в. (возможно, и ранее), ср. у Ломоносова: Германия сему подобно / По собственной крови, плывет, см. также еще раз [Воронцова 1979, с. 69-70]. Интересно другое: по крайней мере в случае существительного грязь (а для него контексты с предлогом по почти всегда выражают идею движения сквозь среду) на современном этапе происходит закрепление «незаконного» ударения на окончании. Необходимые данные представлены в табл. 3 (различия между двумя периодами статистически значимы, точный тест Фишера, p< 0,01).

Таблица 3

По грязи: позиция ударения и дата создания текста

	по грязи	по грязй
	N	доля	N	доля
до 1949 г.	26	0,7	10	0,3
после 1950 г.	0	0,0	7	1,0

Фактическое закрепление ударения в локативном выражении по грязй происходит вопреки тому, что такое ударение отмечается словарями как ненормативное (см., например, ОСРЯ или словарь «Русское словесное ударение» 2001 г.). Это диахроническое изменение интересно тем, что оно идет вразрез с тенденцией к сокращению круга существительных, имеющих формы второго предложного падежа [Воронцова 1979, с. 72; Плунгян 2002; Еськова 2008, с. 141]. Получается, что помимо существительных, у которых по всей парадигме единственного числа унифицируется наосновное ударение (дичь, речь, см. [Еськова 2008, с. 141]), и существительных, у которых на все формы единственного числа с окончанием -и распространяется наконечное ударение, изначально характерное лишь для второго предложного (сеть, см. [Иткин 2016]), есть и существительные, у которых семантически обусловленный акцентный контраст в формах предложного падежа отчасти реплицируется в других формах с окончанием -и.

Несомненно, перенос ударения на окончание в сочетаниях с предлогом по возможен не только для существительных, обозначающих вещества, но и для некоторых других существительных третьего склонения, имеющих формы второго предложного: по степи (ср. Только пули свистят по степи) или по тени.

(7) Лижут сумерки золото солнца,

В дальних рощах аукает звон...

По тени от ветлы-веретенца

Богомолки идут на канон.

С.А. Есенин.

«По дороге идут богомолки...»

(1914)

Однако систематическое изучение более широкого круга существительных - дело будущего.

1. Интерпретация

Эмпирический факт, находящийся в центре проведенного исследования, состоит в том, что по крайней мере у трех существительных, относящихся к третьему склонению и регулярно использующихся в форме второго предложного падежа. кровь, грязь и пыль - ударение нередко оказывается на окончании -и в других формах единственного числа, особенно в сочетаниях с предлогом по (по крови и т. д.). Вероятно, такое явление возникло в результате аналогического влияния со стороны форм второго предложного или по крайней мере поддерживается такой аналогией Анонимный рецензент указывает, что проанализированные суще-ствительные идут по тому же пути, по которому прошли или продолжают идти и другие существительные третьего склонения - грудь, печь, сеть и т. д. Скорее всего, есть много общего у тех закономерностей, которые регулиру-ют вариативность ударения на этапе колебаний у всех этих существитель-ных. Однако анализ всех существительных третьего склонения, получив-ших или получающих наконечное ударение в формах с окончанием -и под влиянием второго предложного падежа, выходит за пределы сравнительно узкого предмета конкретной статьи..

С диахронической точки зрения наблюдаемая синхронно картина говорит о том, что обсуждаемые существительные постепенно переходят из такого акцентного типа, для которого характерно стабильное наосновное ударение во всех формах единственного числа, кроме второго предложного, в тот акцентный тип, который уже закрепился в современном языке за немногочисленными словами типа глушь. Вопрос в том, как в этом промежуточном, переходном, состоянии регулируется выбор ударения в формах единственного числа с окончанием -и: являются ли колебания бессистемными или подчиняются определенным семантическим и грамматическим закономерностям. Полученные результаты говорят в пользу второго предположения; об этом свидетельствуют и неравномерное распределение двух акцентовок для разных предложных и беспредложных контекстов с формами родительного и дательного падежей, и некоторые закономерности, обнаруживаемые при рассмотрении отдельных предложно-падежных конструкций.

В зависимости от установок исследователя полученные результаты могут интерпретироваться в структурном или скорее в семантическом ключе. В первом случае особенно важными становятся различия между предложными и беспредложными контекстами, а также между дательным и родительным падежом (в обоих случаях первым назван контекст, для которого наконечное ударение оказывается более характерным). Однако чисто структурные соображения, во-первых, не объясняют всех сделанных наблюдений, а во-вторых, сами заставляют поставить вопрос о существовании семантической мотивации, обусловливающей наблюдаемые структурно-вероятностные различия.

В связи с этим здесь в качестве обобщающей гипотезы выдвигается предположение о том, что ключевой фактор, регулирующий вероятность акцентовок в изученных формах, лежит в области семантики. Согласно этой гипотезе, на уровне вероятностной закономерности существует корреляция между наконечным ударением и локативной семантикой, конкретнее - той ее разновидностью, которую можно вслед за В.А. Плунгяном [Плунгян 2002] обозначить как «жесткая» локализация. В случае с существительными, обозначающими вещества, это прежде всего связано с семантикой плотного погружения в среду (брести по грязи) или покрытости, испач- канности веществом (в более редких, но фиксируемых употреблениях вроде отмыть от крови).

Сценарий возникновения намеченных семантических контрастов для дательного и, в меньшей степени, для родительного падежа напоминает историю формирования контраста между теми формами, которые мы теперь называем «обычным» и «вторым» предложным:

С исторической точки зрения мы имеем здесь дело с дифференциацией значений первоначально единого падежа, закрепленной с помощью разницы акцентовок... Иначе говоря, акцентовки, первоначально выступавшие просто как варианты, здесь грамматикализуются [Зализняк 1985, с. 375].

В более широком смысле формирование выявленных паттернов соотносимо сразу с двумя общими тенденциями развития ударения в русском языке, выявленными А.А. Зализняком: с тенденциями к семантизации (уподобление акцентного поведения слов, относящихся к одной семантической зоне) и к грамматикализации (расхождение акцентовок в рамках парадигмы в соответствии с каким-либо признаком) [Зализняк 1985, с. 371].

Разумеется, нельзя забывать, что речь идет лишь о небольшой группе существительных Эта группа не ограничена тремя рассмотренными здесь существи-тельными, но, видимо, очень невелика и является подмножеством того круга существительных третьего склонения, у которых есть формы вто-рого предложного. и лишь о вероятностной тенденции Впрочем, и контраст между «обычным» и «вторым» предложным - тоже лишь вероятностная тенденция, пусть и более последовательная. Об этом говорит и наличие существительных, у которых формы с наконечным ударением в контекстах, типичных для второго предложного, возможны, но не обязательны [Еськова 2011, с. 507], и непредсказуемое поведение суще-ствительных, имеющих второй предложный, в контексте «неожиданного» для них предлога, см. данные для предлога на выше.. И все же необходимо попытаться ответить на вопрос о том, как с теоретической (и синхронной) точки зрения следует трактовать контрасты вроде привыкнуть к грязи vs. брести по грязй.

Один возможный путь состоит в том, чтобы объявить формы в контекстах вроде брести по грязй «вторым дательным» (тогда для случаев типа выволочь из грязй, см. (2), пришлось бы говорить уже чуть ли не о «третьем родительном»). Этот путь не представляется привлекательным: при его избрании сущности размножились бы, а групповое совпадение «обычных» и «номерных» падежей пришлось бы считать всего лишь падежной омонимией, что противоречит здравому смыслу.

Более перспективным представляется путь признания в русском языке еще одного бинарного контраста, отчасти ортогонального категории падежа. Планом выражения для этого контраста является положение ударения в формах типа крови vs. кровй, а планом содержания маркированного члена оппозиции (кровй) - значение жесткой локализации, плотного контакта Для такой оппозиции в русской грамматике есть прецеденты, ср. ка-тегорию одушевленности, накладывающуюся на падеж в словоизменении прилагательных, и прагматическое противопоставление «привычного» и «чуждого» в именном склонении, основным способом выражения которого является выбор акцентной схемы [Зализняк 1977/2002, с. 484-485; Зализ-няк 1985, с. 375-376].

Булаховский 1954 - Булаховский Л.А. Русский литературный язык первой полови-ны XIX века. Фонетика. Морфология. Ударение. Синтаксис. 2-е изд., испр. М.: Учпедгиз, 1954. 468 с.

Воронцова 1979 - Воронцова В.Л. Русское литературное ударение XVIII-XX вв. Формы словоизменения. М.: Наука, 1979. 328 с.

Гришина 2009 - Гришина Е.А. Корпус «История русского ударения» // Националь-ный корпус русского языка: 2006-2008. Новые результаты и перспективы / Ред. В.А. Плунгян. СПб.: Нестор-История, 2009. С. 150-174.

Гришина и др. 2009 - Гришина Е.А., Корчагин К.М., Плунгян В.А., Сичинава Д.В. Поэтический корпус в рамках НКРЯ: общая структура и перспективы ис-пользования // Национальный корпус русского языка: 2006-2008. Новые результаты и перспективы / Ред. В.А. Плунгян. СПб.: Нестор-История, 2009. С. 71-113.

Bulakhovskii, L.A. (1954), Russkii literaturnyi yazyk pervoi poloviny XIX veka. Fone- tika. Morfologiya. Udarenie. Sintaksis [Russian literary language of the first half of the 19th century. Phonetics. Morphology. Stress. Syntax], Uchpedgiz, Moscow, USSR.

Es'kova, N.A. (2008), Normy russkogo literaturnogo yazyka XVIII-XIX vekov. Udarenie. Grammaticheskie formy. Varianty slov. Slovar'. Poyasnitel'nye stat'i [The standard in.

Литература

1. Еськова 2008 - Еськова Н.А. Нормы русского литературного языка XVIII-XIX веков. Ударение. Грамматические формы. Варианты слов. Словарь. Пояснительные статьи. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2008. 960 с.

2. Еськова 2011 - Еськова Н.А. Избранные работы по русистике. Фонология. Морфонология. Морфология. Орфография. Лексикография. М.: Языки славянских культур, 2011. 648 с.

3. Зализняк 1977 - Зализняк А.А. Закономерности акцентуации русских односложных существительных мужского рода // Публикации Отделения структурной и прикладной лингвистики. Вып. 8 / Ред. В.А. Звегинцев. М.: Изд-во МГУ, 1977. С. 71-119.

4. Зализняк 1985 - Зализняк А.А. От праславянской акцентуации к русской. М.: Наука, 1985. 432 с.

5. Зализняк 2010 - Зализняк А.А. Ударение в современном русском склонении // Зализняк А.А. Труды по акцентологии. Том I. М.: Языки славянских культур, 2010. С. 431-447.

6. Иткин 2016 - Иткин И.Б. Удивительная история второго предложного падежа. Выступление в рамках проекта «Публичные лекции “полит.ру”» 19 мая 2016 г. [Электронный ресурс]. URL: https://m.polit.ru/article/2016/08/20/itkin_lecture/ (дата обращения 19 апреля 2020).

7. Колесов 1972 - Колесов В.В. История русского ударения. Именная акцентуация в древнерусском языке. Л.: ЛГУ, 1972. 256 с.

8. Плунгян 2002 - Плунгян В.А. К семантике русского локатива // Семиотика и информатика. 2002. Вып. 37. С. 229-254.

9. РГ-80 - Русская грамматика. Т. 1-2 / Ред. Н.Ю. Шведова. М.: Наука, 1980.

10. Сай 2020 - Сай С.С. Грязь, пыль и кровь в поэтическом корпусе: семантизация ак- центовок в конструкциях с предлогом по // ВАПросы языкознания: Мегасборник наностатей: Сб. ст. к юбилею В.А. Плунгяна / Ред. А.А. Кибрик, Кс.П. Семёнова, Д.В. Сичинава, С.Г. Татевосов, А.Ю. Урманчиева. М.: Буки Веди, 2020. С. 116-120.

11. Сичинава 2020 - Сичинава Д.В. Русская историческая акцентология и стиховедение: малознакомые ровесники // ВАПросы языкознания: Мегасборник наностатей: Сб. ст. к юбилею В.А. Плунгяна / Ред. А.А. Кибрик, Кс.П. Семёнова, Д.В. Сичинава, С.Г. Татевосов, А.Ю. Урманчиева. М.: Буки Веди, 2020. С. 111-115.

12. References the Russian literary language of the 18-19^th centuries. Stress. Grammatical forms. Lexical variants. Dictionary. Commentary], Rukopisnye pamyatniki Drevnei Rusi, Moscow, Russia.

13. Es'kova, N.A. (2011), Izbrannye raboty po rusistike. Fonologiya. Morfonologiya. Mor- fologiya. Orfografiya. Leksikografiya [Selected works on the Russian linguistics. Phonology. Morphonology. Morphology. Orthography. Lexicography], Yazyki sla- vyanskikh kul'tur, Moscow, Russia.

14. Grishina, E.A. (2009). “The `History of the Russian stress' corpus”, Plungyan V.A. (ed.). Natsional'nyi korpus russkogo yazyka: 2006-2008. Novyye rezul'taty i perspektivy [The Russian National Corpus: 2006-2008. New results and outlook], Nestor- Istoriya, Saint Petersburg, Russia, pp. 150-174.

15. Grishina, E.A., Korchagin, K.M., Plungyan, V.A. and Sichinava, D.V. (2009). “Poetic corpus within the RNC: general structure and an outlook for future use”, in Plun- gyan V.A. (ed.). Natsional'nyi korpus russkogo yazyka: 2006-2008. Novyye rezul'taty i perspektivy [The Russian National Corpus: 2006-2008. New results and outlook], Nestor-Istoriya, Saint Petersburg, Russia, pp. 71-113.

16. Itkin, I.B. (2016), Udivitel'naya istoriya vtorogo predlozhnogo padezha. Vystuplenie v ramkakhproekta `Publichnye lektsiipolit.ru' 19 maya 2016 g. [The astonishing story of the second locative. A presentation within the “Public lectures at polit.ru” series, May 19, 2016], available at: https://m.polit.ru/article/2016/08/20/itkin_lecture/ (Accessed 19 April 2020).

17. Kolesov, V.V. (1972), Istoriya russkogo udareniya. Imennaya aktsentuatsiya v drevneruss- kom yazyke [History of the Russian stress. Nominal accentuation in Old Russian], Leningrad State University, Leningrad, USSR.

18. Plungyan, V.A. (2002), “Towards a semantics of the second locative”, Semiotika i infor- matika, iss. 37, pp. 229-254.

19. Say, S.S. (2020), “Gryaz', pyl' i krov' in a poetic corpus: semanticization of accentual contrats in constructions with the preposition po”, Kibrik, A.A., Semenova, Ks.P., Sichinava, D.V., Tatevosov, S.G., Urmanchieva, A.Yu. (eds.), VAProsy yazyko- znaniya: Megasbornik nanostatei. Sbornik statei k yubileyu V.A. Plungyana [Issues in linguistics: a macrocollection of micropapers. A collection of papers presented to V.A. Plungyan on the occasion of his birthday], Buki Vedi, Moscow, Russia, pp. 116-120.

20. Sichinava, D.V. (2020), “Russian historical accentology and theory of verse: poorly acquainted peers”, in Kibrik, A.A., Semenova, Ks.P., Sichinava, D.V., Tatevosov, S.G., Urmanchieva, A.Yu. (eds.), VAProsy yazykoznaniya: Megasbornik nanostatei. Sbornik statei k yubileyu V.A. Plungyana [Issues in linguistics: a macrocollection of micropapers. A collection of papers presented to V.A. Plungyan on the occasion of his birthday], Buki Vedi, Moscow, Russia, pp. 111-115.

21. Shvedova, N.Yu. (ed.) (1980), Russkaya grammatika [Russian Grammar], vols. 1-2, Nauka, Moscow, USSR.

22. Vorontsova, V.L. (1979), Russkoe literaturnoe udarenie XVIII-XX vv Formy slovoizme- neniya [Stress in the literary Russian languages of the 18^th and 19^th centuries. Inflectional forms], Nauka, Moscow, USSR.

23. Zaliznyak, A.A. (1977), “Patterns in the accentuation of Russian monosyllabic masculine nouns”, Zvegintsev V.A. (ed.), Publikatsii Otdeleniya strukturnoi i prikladnoi lingvistiki [Publications of the Department of structural and applied linguistics], iss. 8, Moscow State University, Moscow, USSR.

24. Zaliznyak, A.A. (1985), Otpraslavyanskoi aktsentuatsii k russkoi [From Proto-Slavic to modern Russian accentuation], Nauka, Moscow, USSR.

25. Zaliznyak, A.A. (2010), “Stress in modern Russian inflection”, in Zaliznyak, Trudy po aktsentologii [Works on accentology], vol. 1, Yazyki slavyanskikh kul'tur, Moscow, Russia, pp. 431-447.

Размещено на Allbest.ru

...