Общее определение несобственно-прямой речи с точки зрения гуманитарных наук как предпосылка переводоведческого исследования

Размещено на http://www.allbest.ru/

Общее определение несобственно-прямой речи с точки зрения гуманитарных наук как предпосылка переводоведческого исследования

А.Д. Алимова

В статье рассматриваются взгляды ученых - представителей различных гуманитарных дисциплин, в частности философии, эстетики, литературоведения, психолингвистики, лингвостилистики и собственно лингвистики - на сущность несобственно-прямой речи. В результате проведенного обзора научных работ было сформулировано наиболее общее определение несобственно-прямой речи, которое может послужить основой для выявления приема в тексте и способов его передачи при переводе произведений художественной литературы.

Ключевые слова: несобственно-прямая речь; перевод; переводоведение; лингвистика; междисциплинарный подход.

A. D. Alimova

Postgraduate student, Department of General and Comparative Linguistics;

Lecturer, Department of English as a Second Foreign Language,

Faculty of Translation and Interpreting, Moscow State Linguistic University

GENERAL DEFINITION OF FREE INDIRECT SPEECH

FROM THE VIEWPOINT OF HUMANITIES AS A PREREQUISITE

FOR RESEARCH IN TRANSLATION STUDIES

The article examines views of scholars representing such fields of study as philosophy, esthetics, literary studies, psycholinguistics, linguo-stylistics and linguistics proper, on the essence of free indirect speech. As a result of the overview provided, free indirect speech has been defined in a most general way that can form a basis for detecting this stylistic device in literary texts and translating it.

Key words: free indirect speech; free indirect discourse; translation; translation studies; linguistics; interdisciplinary approach.

Введение

Несобственно-прямая речь (далее НПР) - один из основных структурных компонентов современного художественного произведения. Мнения ученых относительно времени появления данного художественного приема расходятся: от существования элементов НПР в памятниках античности и библейских текстах (Б. Макхейл) или в древнерусской литературе (Б. А. Успенский) до возникновения приема в начале XIX века (Н. Д. Молдавская). Такое разнообразие гипотез, вероятно, связано с тем, какие языковые черты приема рассматриваются как характерные признаки, позволяющие говорить о возникновении именно этой формы передачи чужой речи. Однако исследователи сходятся во мнении, что наиболее широкое распространение прием получил в художественной литературе XX века, из чего можно заключить, что именно в это время НПР окончательно оформляется как художественный прием и начинает играть важную роль в построении произведений. В связи с этим возникает необходимость выявления закономерностей передачи данного приема при переводе. Однако, прежде чем говорить о переводе данного явления, следует понять его сущность. прямая речь художественная литература

В рамках данной статьи будут рассмотрены взгляды представителей различных гуманитарных наук на сущность НПР, на основе чего будет предпринята попытка дать НПР наиболее общее определение, независимо от языка произведения, в котором данный прием может встретиться. Такое определение - первый шаг на пути к дальнейшему выявлению особенностей НПР, обусловленных типологическими различиями языков (в нашем случае - английского и русского), которые, в свою очередь, играют важную роль при передаче НПР при переводе.

Понятие НПР в лингвистике и других областях гуманитарного знания

Ряд идей, приближающих нас к пониманию сущности НПР, был высказан философами различных школ и направлений, которые, хотя напрямую и не писали об особенностях данного приема, занимались философскими вопросами языка и искусства. Так, основатель философской герменевтики Г.-Г. Гадамер полагал, что суть герменевтической мысли достаточно точно передает наблюдение И. В. Гете, согласно которому «всё есть символ», всё указывает на нечто другое, а для того чтобы это нечто другое увидеть, необходимо приложить определенные усилия. При этом Г.-Г. Гадамер пишет, что символ - это «единство намека и утаивания» [Гадамер 1991, с. 295, 300]. Исходя из этого утверждения, можно заключить, что НПР тоже представляет собой подобное единство: автор и «намекает» читателю, что речь принадлежит персонажу, и «утаивает» это, не используя никаких средств, эксплицитно указывающих на ее «авторство».

Подобная мысль звучит и в трудах А. Ф. Лосева, который писал, что любой живописный образ будет иметь три стороны: внутреннюю, внешнюю и третью, в которой две другие совпадают [Лосев 1997, с. 359]. Таким образом, если говорить об НПР, внутренняя сторона, которую читатель не может воспринять с помощью органов чувств, указывает на то, что прием передает мысли или слова персонажа, внешняя - языковая сторона - указывает на то, что формально это слова автора, а третья сторона представляет собой совпадение двух других и образует сам прием.

Таким образом, в работах по философии высказан ряд идей, приближающих исследователя к пониманию сущности НПР как некоторого образа, особый характер взаимодействия сторон которого способствует созданию эффекта завуалированности и неявного «авторства».

Данные идеи находят свое развитие в «эстетике словесного творчества» М. М. Бахтина, который отмечал совмещение в приеме синтаксических признаков авторской речи и экспрессивности речи персонажа, т.е. НПР - это не что иное, как «внутренняя речь [героя] в упорядоченной авторской передаче» [Бахтин 1975, с. 132]. Хотя М. М. Бахтин в таком ключе описывает «разноречие» в творчестве И. С. Тургенева, данное определение, как представляется, может быть отнесено к НПР вообще, а не только к функционированию приема в творчестве отдельного писателя. Кроме того, М. М. Бахтин отмечает, что НПР - одно из средств гибридизации (авторский термин): границы, разделяющие текст автора и текст персонажа, стираются, тем самым способствуя «взаимному заражению» и «переплескиванию» речей [Бахтин 1975, с. 133].

При этом, по мнению представителя психологической эстетики Т. Липпса, в повествовательной литературе (в частности, в НПР как повествовательном приеме) автор отходит на второй план, чтобы позволить читателю непосредственно понаблюдать за психической жизнью персонажа посредством объективирования, соотнесения элементов мыслей и чувств персонажа с собственными переживаниями [Липпс 2006, с. 4, 19]. Иными словами, благодаря отсутствию прямого указания на то, что высказывание персонажа передается автором опосредованно, читатель воспринимает НПР как некое средство объективной передачи чувств и мыслей персонажа.

Обобщая приведенные выше идеи представителей эстетики, считаем нужным отметить, что НПР с позиций данной дисциплины рассматривается преимущественно с точки зрения ее восприятия читателем, а также функционирования в художественном произведении: НПР передает внутренний мир персонажа, который воспринимается читателем как объективная данность в силу возникающей «гибридизации» и соотнесения переживаний персонажа со своими собственными.

В литературоведении получила развитие высказанная представителем тартуско-московской семиотической школы Ю. М. Лотманом идея о том, что в произведениях художественной литературы непосредственность сюжета и разговорная простота языка достигаются с помощью введения, помимо точки зрения автора, точки зрения персонажа, которая нередко выражаются в мыслях последнего, то есть косвенно, что приводит к усложнению структуры текста [Лотман 1998, с. 211-212]. Одним из способов такого усложнения можно считать и НПР, которая передает точку зрения персонажа не напрямую, а с помощью ряда языковых черт, присутствующих в приеме и так или иначе указывающих на то, что описанные мысли или переживания принадлежат персонажу.

Эта же мысль фигурирует и в работах Б. А. Успенского, который подчеркивает особый характер НПР, - данный прием подразумевает речевую интерференцию, совмещение точек зрения автора и персонажа в рамках одной фразы [Успенский 1995, с. 51-54], или же в терминологии Л. А. Соколовой - совмещение субъектных планов. При этом читателю понятно, что автор передает внутренний мир персонажа, благодаря использованию им особой «фразеологии» - слов и выражений, передающих точку зрения персонажа [Успенский 1995, с. 108]. Кроме того, по мнению Б. А. Успенского, в приеме объединяются прямая и косвенная речь, в каждую из них с помощью ряда операций можно перевести НПР (Б. А. Успенским не рассматривается потеря экспрессивности при переводе НПР в косвенную речь). При этом ученый пишет, что в ряде случаев определить границы НПР довольно просто: можно взять в кавычки некоторые слова или ввести данный отрывок с помощью «слов-кавычек» [Успенский 1995, с. 51-54]. На современном этапе исследования НПР сходная идея была предложена нидерландским ученым Э. Майером, по его мнению, НПР строится на основе включения в авторский текст слов и выражений, принадлежащих персонажу, - элементов его прямой речи, которая не заключена в кавычки. При необходимости автор как бы закрывает цитату, ставит в формы, соответствующие общей канве повествования, местоимения и глаголы (изменяя лицо и время) [Maier 2015, с. 365-371].

В рамках нарратологического, т.е. связанного с теорией повествования, подхода к анализу текста НПР рассматривается как один из наиболее ярких примеров смешения голоса автора и голоса персонажа (Ж. Женетт), наложения одного на другой (Д. Кон), интерференции повествовательного текста и текста персонажа (В. Шмид) или же двойственной субъективности (Э. Рундкист). Рассуждая о языковой стороне НПР, французский литературовед Ж. Женетт писал, что свойственная НПР независимость достигается в результате уменьшения количества изъяснительных придаточных предложений, транспозиции временных форм и устранения при передаче слов и мыслей персонажа глаголов речи. Благодаря этому создается эффект неопределенности, ведь читателю приходится задаваться вопросом, чьи это слова: автора или персонажа [Женетт 1998, с. 191, 193, 370].

Гораздо уже, чем Ж. Женетт и Б. А. Успенский, трактует НПР немецкий ученый В. Шмид, относя к сфере ее функционирования лишь восприятие и переживание устной речи другим персонажем или нар- ратором, а не передачу устной речи персонажа как таковой (хотя такие примеры описаны в ряде научных работ), в результате чего в НПР, в понимании этого явления В. Шмидом, отсутствуют вводящие слова, графическое маркирование и признаки, указывающие на принадлежность высказывания персонажу. Как следствие, возрастает персонализация повествования [Шмид 2003, с. 208, 222-224]. Американский ученый Б. Макхейл, также представляющий нарратологический подход, считает НПР самостоятельным способом передачи чужой речи, которую с прямой речью сближает дейксис, а с косвенной - лицо и время глагола [McHale 2011, с. 2].

О ряде других важных языковых черт НПР пишет австрийская исследовательница М. Флудерник. Она относит к чертам прямой речи, присутствующих в НПР, сохранение элементов экспрессивности и независимости синтаксиса, а к чертам косвенной - совпадение временного плана с речью нарратора, а также референциальную соотнесенность с ней, что позволяет, благодаря переключению перспективы с внешней на внутреннюю, автоматизировать переход от повествовательного текста к мыслям персонажа [Fludernik 1993, с. 72].

Английский литературовед Р Паскаль, исходя из выделенных им характерных черт НПР, обосновывает использование для обозначения данного приема наиболее распространенного термина в англоязычном научном дискурсе - free indirect speech. Speech отражает основную цель использования приема - передачу слов и мыслей персонажей, free - относительную свободу синтаксиса и употребления временных форм, а indirect - употребление форм третьего лица (прослеживается аналогия с indirect speech, т е. «косвенная речь») [Pascal 1977, с. 31-32]. При этом следует отметить, что в англоязычном научном дискурсе фигурируют и другие термины, акцентирующие внимание на иных характерных чертах НПР. К числу таких терминов можно отнести следующие: free indirect discourse (Б. Макхейл), narrated monologue (Д. Кон), represented speech and thought (Э. Бэнфилд) и другие.

Из рассмотренных выше взглядов на НПР с точки зрения литературоведения следует, что представители этой науки анализируют данный художественный прием как одну из разновидностей взаимодействия текста автора и текста персонажа, при этом пытаясь понять специфику данного взаимодействия и принципы разграничения текста автора и текста персонажа, а также выявить характерные черты НПР как художественного приема.

Отдельного внимания заслуживает проведенное в 2015 г. американским ученым Э. Кайсер исследование в сфере психолингвистики, в результате которого было установлено, что на переключение точки зрения в НПР указывают эпитеты (наподобие that selfish idiot) и выражающие эпистемическую модальность обстоятельства [Kaiser 2015, с. 360-361]. Данные показатели можно рассматривать как языковые черты, которые отвечают за реализацию в приеме голоса персонажа и по своей сути являются чертами прямой речи, поскольку с помощью эпитетов достигается экспрессивность разговорной речи, а с помощью эпистемической модальности выражается отношение говорящего, т е. персонажа, к некоторым событиям.

Таким образом, в психолингвистике НПР рассматривается в аспекте функционирования механизмов смены точки зрения. В результате психолингвистических исследований было установлено, какие языковые средства способствуют подобному переключению, т. е. ученые коснулись и вопроса языковой реализации данного художественного приема.

В трудах по лингвистике НПР в основном рассматривается с точки зрения ее языковых черт и экспрессивного потенциала, однако в ряде работ, особенно более ранних периодов, был затронут вопрос понимания сущности НПР. В целом данный прием, как и в литературоведении, рассматривается как некое взаимодействие голосов автора и персонажа, порождающее трудность установления «авторства» тех или иных слов. Так, на раннем этапе исследования НПР описывается метафорически: немецкий лингвист Т Калепки характеризует НПР как «замаскированную», «завуалированную», «скрытую» речь, а немецкий романист Э. Лорк - как «пережитую речь».

Что касается отечественной лингвистики, Г. О. Винокур, например, рассматривает НПР как прием, в рамках которого в формально принадлежащую автору речь включается имитируемая речь персонажа, т. е. речь персонажа передается от имени автора [Винокур 1991, с. 59-60]. В дальнейшем эта идея развивается в трудах И. И. Ковтуновой и Е. Е. Беличенко, которая, впрочем, также использует для описания явления термин «речевая контаминация».

Ученые, исследующие НПР с точки зрения лингвостилистики и собственно лингвистики, также выделяют в НПР черты, совпадающие с характерными чертами прямой и косвенной речи. Так, по их мнению, НПР сближает с прямой речью интонация высказывания, наличие стилистически экспрессивных языковых единиц и синтаксические особенности построения предложения, а с косвенной - временные формы и лица глаголов (А. Тоблер; О. Есперсен; М. П. Брандес; Е. В. Падучева). Кроме того, советский филолог В. В. Виноградов отмечает, что лексическая сторона НПР характеризуется многозначностью слова, которая является следствием «субъектной многоголо- сости» произведения и предполагает наличие у слов множества смыслов, реализуемых в контексте [Виноградов 1941, с. 86]. То есть можно предположить, что описанная ученым многозначность как раз и является одним из тех лексических средств, которые способствуют созданию эффекта неопределенности и завуалированности, на котором строится НПР. В «Словаре лингвистических терминов» Т. В. Жереби- ло к числу признаков НПР, сближающих прием с косвенной речью, относится также бессоюзная связь в сложном предложении [Жереби- ло 2010, с. 218].

Изучая НПР, лингвисты обращаются в первую очередь к языковой реализации данного художественного приема, выявлению как наиболее общих характерных для него языковых черт, так и его структурных особенностей в том или ином языке.

Однако, несмотря на существование у НПР ряда характерных черт, распознавание данного приема в тексте всё же представляет определенную трудность. Как отмечает Б. Макхейл, данный прием не имеет присущих исключительно ему черт, поэтому на присутствие в тексте НПР в большей степени указывает контекст [McHale 2011, с. 2]. Подобную мысль выражает и Н. В. Максимова, которая пишет, что НПР вообще не имеет закрепленной за собой грамматической модели, и хотя у НПР есть некоторые типизированные варианты употребления, функциональное ядро приема представлено именно нетипизированными вариантами [Максимова 2006, с. 19]. Всё это затрудняет и, можно сказать, делает практически невозможным проведение корпусных исследований при рассмотрении как самого приема, так и способов его передачи при переводе. Поиск и отбор материала исследования неизбежно будет проводиться вручную.

Таким образом, несмотря на разноплановые подходы к выявлению и описанию сущности НПР, обусловленные, в частности, тем, что формировались они в разных областях гуманитарного знания (ученые оперируют различными понятийными аппаратами), саму сущность приема исследователи видят одинаково: в основе НПР лежит взаимодействие текста автора и текста персонажа. С точки зрения формы в НПР сочетаются черты прямой и косвенной речи, однако сам прием лишен свойственных исключительно ему признаков, что затрудняет его распознавание в тексте. Кроме того, как и любой художественный прием, в произведениях различных авторов НПР будет звучать по-разному, ведь на любое конкретное воплощение данного художественного приема в произведении будут оказывать влияние три взаимодействующих фактора: типологические особенности языка, на котором написано произведение, литературная традиция и индивидуальный стиль автора.

Заключение

Из проведенного обзора работ, посвященных исследованию НПР, следует, что НПР - это уникальное самостоятельное явление, с начала ХХ века ставшее неотъемлемым структурным компонентом художественных произведений. Хотя на раннем этапе исследования НПР некоторые ученые придерживались мнения о том, что прием - не что иное, как разновидность косвенной речи (Ш. Балли; О. Есперсен), они не отрицали его сложной сущности, заключающейся в сочетании признаков прямой и косвенной речи. На более позднем этапе НПР рассматривается преимущественно как особое самостоятельное явление.

Исходя из рассмотренных взглядов на сущность НПР, считаем возможным предложить следующее, наиболее общее определение данного явления. НПР - это сложный по языковому воплощению художественный прием, который на уровне содержания представляет собой специфическое взаимодействие «текста автора» и «текста персонажа», направленное на неявную передачу элементов речи и мышления последнего, а на уровне формы состоит во включении в общую повествовательную структуру косвенной речи особых компонентов, функционально отождествляемых с прямой речью благодаря наличию определенных маркеров.

Данное определение сформулировано максимально общим образом. При рассмотрении приема в определенном языке оно может быть уточнено в соответствии с типологическими особенностями этого языка. Кроме того, следует пояснить, что помимо содержания и формы, НПР, как и любой художественный прием, будет также обладать как общими, так и частными релевантными функциями, которые подлежат передаче при переводе. В данном определении упомянута лишь ключевая, лежащая в основе приема функция передачи речи и мышления персонажа, дополнительные функции НПР (например, достижение разговорного стиля повествования, создание иронии и прочие) требуют отдельного рассмотрения.

Более конкретные, обусловленные типологическими различиями языков черты приема и связанные с ними закономерности его передачи при переводе в языковой паре «английский - русский» будут рассмотрены в дальнейших статьях.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ / REFERENCES

1. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. [Bakhtin, M. M. (1975). Voprosy literatury i estetiki. Issledovaniya raznykh let (Questions of Literature and Aesthetics. Studies from Different Years). Moscow: Khudozhestvennaya literature. (In Russ.)].

2. Виноградов В. В. Стиль Пушкина. М. : Государственное издательство художественной литературы, 1941. [Vinogradov, V. V. (1941). Stil' Pushkina (Pushkin's Style). Moscow: Gosudarstvennoe izdatel'stvo khudozhestvennoi literatury. (In Russ.)].

3. Винокур Г. О. О языке художественной литературы: учеб. пособие для фи- лол. спец. вузов / сост. Т. Г. Винокур; предисл. В. П. Григорьева. М.: Высшая школа, 1991. [Vinokur, G. O. (1991). O yazyke khudozhestvennoi literatury (On the Language of Fiction): study guide for phil. ins. / comp. by T. G. Vinokur; preface by. V. P. Grigor'eva. Moscow: Vysshaya shkola. (In Russ.)].

4. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного / пер. с нем. М.: Искусство, 1991. 367 с. [Gadamer, H.-G. (1991). Aktual'nost' prekrasnogo (The Relevance of the Beautiful) / trans. from Germ. Moscow: Iskusstvo. (In Russ.)].

5. Женетт Ж. Фигуры: в 2 т. М.: Издательство имени Сабашниковых, 1998. Т. 2. [Genette, G. (1998). Figury (Figures): in 2 vols. Moscow: Izdatel'stvo imeni Sabashnikovykh. Vol. 2. (In Russ.)].

6. Жеребило Т. В. Словарь лингвистических терминов. Изд. 5, испр. и доп. Назрань: ООО «Пилигрим», 2010. [Zherebilo, T. V. (2010). Slovar' lingvis- ticheskikh terminov (Dictionary of Linguistic Terms). 5th edn, rev. and updated. Nazran: Piligrim. (In Russ.)].

7. Липпс Т. Эстетика / пер. С. Ильина. М.: Территория будущего, 2006. [Lipps, T. (2006). Estetika (Aesthetics) / trans. S. Il'in. Moscow: Territoriya budush- chego. (In Russ.)].

8. Лосев А. Ф. Имя: Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы / сост. и общ. ред. А. А. Тахо-Годи. СПб.: Алетейя, 1997. [Losev, A. F. (1997). Imya: Izbrannye raboty, perevody, besedy, issle- dovaniya, arkhivnye materialy (Name: Selected Texts, Translations, Conversations, Studies, Archival Materials) / comp. and ed. by A. A. Takho-Godi. St. Petersburg: Aleteiya. (In Russ.)].

9. Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Об искусстве / Ю. М. Лотман. СПб.: Искусство-СПб., 1998. С. 14-288. [Lotman, Yu. M. (1998). Struktura khudozhestvennogo teksta (The Structure of the Artistic Text). In Yu. M. Lotman, Ob iskusstve (pp. 14-288). St. Petersburg: Iskusst- vo-SPb. (In Russ.)].

10. Максимова Н. В. «Чужая речь» как коммуникативная стратегия: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2006. [Maksimova, N. V. (2006). «Chuzhaya rech'» kak kommunikativnaya strategiya (Speech Representation as a Communication Strategy): Extended abstract of Dr. habil. thesis. St. Petersburg. (In Russ.)].

11. Успенский Б. А. Семиотика искусства. М.: Языки русской культуры, 1995. [Uspenskii, B. A. (1995). Semiotika iskusstva (Semiotics of Art). Moscow: LRC Publishing House. (In Russ.)].

12. Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003. [Schmid, W. (2003). Narratologiya (Narratology). Moscow: LRC Publishing House. (In Russ.)].

13. Fludernik M. The Fictions of Language and the Languages of Fiction. New York: Routledge, 1993. 531 p.

14. Kaiser E. Perspective-shifting and free indirect discourse: Experimental investigation // Proceedings of SALT 25. 2015. P. 346-372.

15. Maier E. Quotation and Unquotation in Free Indirect Discourse // Mind and language. 2015. Vol. 30 (3). P. 345-373.

16. McHale B. Speech Representation // The living handbook of narratology. Hamburg University Press, 2011. URL: http://www.lhn.uni-hamburg.de/article/ speech-representation (accessed 11.02.2020).

17. Pascal R. The Dual Voice. Free Indirect Speech and Its Functioning in the Nineteenth-century European Novel. Manchester: Manchester University Press, 1977. 150 p.

Размещено на Allbest.ru