Метафорическое пространство концепта железная дорога в текстах русских и европейских романтиков XIX в.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Метафорическое пространство концепта железная дорога в текстах русских и европейских романтиков XIX в.

Г.Ю. Филипповский

Л.И. Зимина

Аннотация

Статья посвящена формированию концепта железная дорога в литературной традиции романтиков XIX века. На русской почве это прежде всего тексты П.А. Вяземского, Е.А. Баратынского и Ф.Н. Глинки - теоретиков русского романтизма, ранних русских поэтов-романтиков. Тема железной дороги, начатая в России "Попутной песней" (1840) Н.В. Кукольника (музыка Ф.Н. Глинки), подхвачена названными поэтами-романтиками, а затем известной малой поэмой Н.А. Некрасова "Железная дорога" (1864), где мотив рабочих-строителей железной дороги перекликается с подобными же образами в сонетах английского поэта-романтика У Вордсворта (1844). концепт литературный романтик

В масштабах европейского романтизма первым по времени обратился к теме железной дороги француз А. фон Шамиссо в своем немецкоязычном тексте "Das DampfroB" (1830). Особенностью творчества всех названных поэтов, а также немецких романтиков Г. Гейне, Н. Ленау, Детлева фон Лилиенкрона является углубленная философско-поэтическая экстраполяция пространственного и временного планов на текстовые структуры концепта железная дорога, что приводит к их интенсивной и обширной метафоризации. Особое место в ряду текстов поэтов романтиков XIX века, помимо "К Весне" Н. Ленау (1838), занимает стихотворение поэта-декабриста, героя 1812 года Ф.Н. Глинки "Две дороги" (1836), где романтический контекст железной дороги сопряжен и с темой начал и истоков, и, что главное, с размышлениями о будущем развитии человечества и его прогресса в технической сфере и сфере коммуникации.

Ключевые слова: концепт железная дорога, тексты русских и европейских романтиков, пространственные и временные планы, метафоризация структурных компонентов концепта железная дорога, тексты П. Вяземского, Ф. Глинки, А. фон Шамиссо, Николауса Ленау, Генриха Гейне, Детлева фон Лилиенкрона; монография И. Мара "Eisenbahnen in der deutschen Dichtung: Der Wandel eines literarischen Motivs im 19. und beginnenden 20. Jahrhundert".

LITERARY CRITICISM

Russian literature

The paper discusses the formation of the poetic concept "railway" in the texts of the XIX century literary romantic tradition. On the Russian background it occurs in the texts by P. A. Vjazemsky, E. A. Baratynsky, F. N. Glinka who were both romantic thinkers, philosophers, literary critics and early Russian romantic poets. A railway theme, started in Russia by the "Song of the Road" (1840) by N. V. Kukolnik (music of M. N. Glinka), was further developed by some above mentioned romantic Russian poets and later by famous Nekrasov's "A Railway" (1864), where episodes of railway labourers closely correlated with the same of W. Wordsworth (1844), one of the first English romantic poets.

In the European romantic tradition the first poet who started "railway poetry" was French-born A. von Chamisso in his poem "Das DampfroB" (1830) written in the German language. Specific character of the all above mentioned romantic authors, Russian and European, including German romantics H. Heine, N. Lenau, Detlev von Liliencron, lies in stressing the philosophic aspects of time and space within the "railway poetry" concept, tending to its metaphorization. The main place in the sequence of "railway" romantic texts belongs to N. Lenau's "To spring" (1838) and also the poem by Russian Decembrist and hero of 1812 F. N. Glinka

"Two roads" (1836), where the romantic "railway" context related with the topic of world origins and reflections about the fu ture development of the mankind and its progress in both technical and communication spheres.

Keywords: "railway" poetic concept, the texts of Russian and European romantic poets, aspects of time and space, metaphoriza- tion of structural components within the "railway" poetic concept, texts by P. Vjazemsky, F. Glinka, A. von Chamisso, N. Lenau, H. Heine, Detlev von Liliencron; monograph "Eisenbahnen in der deutschen Dichtung: Der Wandel eines literarischen Motivs im 19. und beginnenden 20. Jahrhundert" by German scientist Johannes Mahr.

В качестве ядра концепта железной дороги выступает целый комплекс понятий и словоформ: локомотив, поезд, рельсы, пути (путь), станция. Причем и здесь есть варианты, зависящие от эпохи развития железной дороги: паровоз (в самом начале - "пароход"), затем тепловоз, электровоз; состав; линия - полотно; вокзал ("воксал" в первой половине XIX в.). Данная статья обращается к материалу русской и европейской поэзии XIX в., эпохе возникновения и первоначального развития железной дороги (англ. railway, франц. chamin de fer, нем. Eisenbahn), когда она, будучи еще экзотикой, была во многом достоянием романтического сознания.

Железная дорога как тема русской и английской поэзии XIX в. недавно уже освещалась в статье Г.Ю. Филипповского "Мотив железной дороги в русской и английской поэзии XIX в." [14], настоящий материал является не только ее развитием и продолжением, но и углублением, с привлечением иных авторов, в том числе немецкой романтической традиции XIX в. Сейчас на первом плане заслуженно оказывается имя, поэтическое и интеллектуальное наследие П.А. Вяземского (1792-1878). И не только потому, что образ железной дороги, паровой машины неоднократно встречается в его поэтических текстах. Но в силу сугубой концептуальности,

принципиального и символического значения этого образа-символа- концепта в контексте романтического мышления и мироощущения, достаточно ранних философско-поэтических воззрений П.А. Вяземского. Старший современник и друг А.С. Пушкина, он оставил не только обширное поэтическое [4], но и литературно-критическое [5] наследие, где в полной мере отразились черты его романтико-философского мировоззрения, приверженность которому он сохранил в течение всей своей долгой жизни. А впервые П.А. Вяземский изложил свои воззрения в статье 1822 года "О "Кавказском пленнике", повести сочинения А.С. Пушкина" [5]. По сути, статья содержала одно из первых на русской почве концептуальное обоснование нового в Европе литературного направления романтизма. П.А. Вяземский - русский европеец (его матерью была ирландка), как затем и А.С. Пушкин, следовал позициям Н.М. Карамзина (европоцентрична по своей ментальности тогда была большая часть русского дворянства). Причем древние корни этих родов новым романтическим пристрастиям ничуть не мешали (род князей Вяземских восходил к Рюриковичам, род Пушкиных также был достаточно старинным, чем А.С. Пушкин, как известно, весьма гордился). Как раз наоборот, корни европейского романтизма и у англичан (Вордсворт-Кольридж ок. 1800), у французов (госпожа де Сталь ок. 1800-1810), у немцев (Гете, Бюргер к. XVIII в.) во многом преемственны от очерка Ж.-Ж. Руссо 1750 г. [19, c. 457-458], где идеалом провозглашен мотив неиспорченных начал, истоков культуры человечества, на которые губительно влияли все последующие усилия, наслоения цивилизации. Что касается концептуальной природы романтизма, в том числе литературного - и европейского, и русского, - то это прежде всего принципиальные антинормативность и психологизм [13, с. 126].

Как пишет П.А. Вяземский в своей статье 1824 г. "Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова" (издана как предисловие к поэме А.С. Пушкина "Бахчисарайский фонтан", а фактически явилась подлинным литературным манифестом русского романтизма): (народность проявляется) "не только в правилах, а в чувствах" в произведениях литературы, "отмеченных оригинальностью и отражавшие эпоху, в которую они были написаны" [13, с. 126]. В частности, в образах- концептах железной дороги - поездов, паровозов, паровых машин П.А. Вяземскому как раз видится прежде всего правильная, механическая поступь цивилизации, "наезжающей" на первообразную, "первобытную" чистоту, простоту, незамутненность. Вместе с ними подвергается разрушению изначальная свобода, целостность, которая, по мнению П.А. Вяземского, лежит в основе личностного критерия как человека, так и мира в целом. Позднее, в стихотворном сборнике 1862 г. "В дороге и дома" он полемически пишет об этом: "Свобода - превращеньем роли - на их условном языке Есть отреченье личной воли, Чтоб быть винтом в паровике..." [13, с. 128]. Данное высказывание, как часто у П.А. Вяземского, при всей своей принципиальной теоретичности (романтическое представление свободы личности вне любой механистичности и заорганизованности), имеет полемический характер, направленный против деятелей и либерального, и революционнодемократического характера. С точки зрения поэтического, личностного абсолюта, как его видит П.А. Вяземский, в русле мировоззрения романтиков, романтического движения начала XIX в.

отрицательный подтекст фразы "чтоб быть винтом в паровике", - выступает не чем иным, как ядром концепта железной дороги - паровоз - паровая машина - поезд, в понимании истинных поэтов- романтиков. Таким поэтом, безусловно, был П.А. Вяземский, а отрицательный контекст (и подтекст) восприятия им данного образа-концепта (и самого явления) является более чем естественным и предсказуемым.

Поэтический текст П.А. Вяземского "Проезд через Францию в 1851 г." открывается фразой "Когда железные дороги Избороздили целый мир..." [3, с. 150]. Она, безусловно, знакова и концептуальна на контрасте со вторым двустишием "... И колымажные берлоги - Дела давно минувших дней". Цитата из пушкинской поэмы "Руслан и Людмила" отнюдь не случайна, - за ней закреплен позитивный контекст, а вместе с ней он распространен на ироничную строку ".И колымажные берлоги...". Эта ирония, по мысли автора, призвана обозначить контрастную (альтернативную) ситуацию авторских смыслов, согласно которой первые две строки видятся уже отнюдь не в позитиве. Будучи скрытым вначале, этот потенциально ироничный, даже отрицательный концептуальный смысл первых двух строк с ключевым образом-концептом железная дорога начинает раскрываться активно с конца 4-й строфы: "Достиг местечка Парижа" [3, с. 150]. Здесь отрицательноиронично не только французское ударение на последний слог "Парижа", но вдобавок и весьма нелестное и ироничное по отношению к большому городу западно-русское название для малого городка "местечко". Весь последующий текстовый эпизод насквозь отрицательно-насмешливо-ироничен. Русский ездок во Франции вызывает как минимум подозрение и неприятие как пришелец из мира "дожелезной езды" [3, с. 151].

Здесь уже мир железной дороги, но этот мир не только чужд, но тягостен для русского ездока (он же герой-повествователь). Текст не случайно заканчивается чисто русской максимой: "И смех, и горе!" [3, с. 152]. Причина - все та же "новизна": "Что шаг, то новая помеха", - именно из-за этой "новизны" "я жертва всех дорожных бед". В финале ходячий эпитет "Прекрасной Франции (La Belle France)", но опять же в негативном смысле: "Да и теперь, как вспомню я О вашей "Франции прекрасной", коробит и тошнит меня" [3, с. 152]. Произведение насквозь иронично, пронизано отрицательными смысловыми подтекстами, и опорными текстовыми моментами этой иронии выступает и заглавие, и особенно первое двустишие с железными дорогами, которые избороздили целый свет. Судя по тексту, автор использует прием скрытого оксюморона, когда идиома "железная дорога" прочитывается как простое сочетание слова "железный" и слова "дорога", где первое выступает не просто в значении "твердая, крепкая", но и в переносном - "жесткая, неудобная, некомфортная". Отсутствие дежурной похвалы в последней строфе по адресу (всегда и безусловно) "La Belle France", скорее издевка в ее адрес, почти автоматически ложится на подобную же автоматическую метафору и в отношении безусловно прекрасной своей новизной и цивилизованностью "железной дороги". Здесь весь П.А. Вяземский с его в данном случае блестящим примером романтической иронии (об этом пишет затем А. Блок в статье "Ирония") [2, с. 109].

Складывается ощущение, что к понятию "железная дорога" как оксюморону П.А. Вяземский-романтик мог прийти не вдруг, а через отрицательную коннотацию другого концепта - "железный век" в стихотворении 1829 г. "Три века поэтов". Традиция отрицательных смыслов здесь отталкивается от первого - золотого века, которого "нет в помине", который "идет за баснословный ныне" [3, с. 100]. Затем уже в серебряном веке, как пишет П.А. Вяземский, поэт "стал данник общежитью", что на шкале ценностей романтической эпохи равносильно деградации. К тому же здесь он не вполне романтик (как синоним высшего поэтического дара): "Не вышнему, земному внял наитью И начал петь, мешая с правдой ложь". В итоге - иронично - "Уж сын небес - гостиный человек". Что касается третьего, железного века поэтов, то здесь картина и вовсе неприглядна - "Все суетней, все ниже, Все от себя подале, к людям ближе, Поэт совсем был поглощен толпой И неба знак смыт светскою волной". В железный век поэт не только "Лишился он последней благодати", но "Не отделен поэт на пестрых сходках От торгашей игрушек, леденцов., От гаэров, фигляров, крикунов.". По мысли автора, "железный век" поэтов - пора их развенчания, а слово "железный" выступает синонимом не столько чего-то жесткого, но - антиромантического, предательского по отношению к истинной природе поэта, его высшему призванию (как его видели романтики).

Строки П.А. Вяземского 1829 г. о "серебряном" веке в преддверии "железного века" близко перекликаются с поэзией позднего Е.А. Баратынского ("Сумерки" 1842) [1]: "Век шествует путем своим железным; В сердцах корысть, и общая мечта Час от часу насущным и полезным Отчетливей, бесстыдней занята. Исчезнули при свете просвещенья Поэзии ребяческие сны, И не о ней хлопочут поколенья, Промышленным заботам преданы.". Здесь концепт "железный век" Вяземского трансформируется в иной - "железный путь", по сути, коррелятивный с обсуждаемым в статье концептом и метафорой "железная дорога". При том, что суть рассуждений поэтов-романтиков, и Вяземского, и Баратынского, остается близкой контексту рассуждений, например, классика английского романтизма У. Вордсворта. Когда он в своих стихах на открытие железной дороги в Озерном крае Кендал-Виндермер (1844) пишет: "Сейчас, к вашему стыду, власть, жажда денег правит Британией... Слышишь свисток, вот несется длинный поезд... И ты вздрогнешь, взвесив и невзгоды, и обещанные обретения. Горы, долы и воды, я взываю к вам разделить чувство справедливого негодования..." ("...Now, for your shame, a Power, the Thirst of Gold, That rules o'er Britain... Hear YE that Whistle? As her long- linked Train Swept onwards, did the vision cross your view? Yes, ye were startled... Mountains, and Vales, and Floods, I call on you To share the passion of a just disdain") [18, с. 282-283].

П. Вяземский-поэт остается верен себе как романтик и в 65 лет, когда в 1858 году он заканчивает свое стихотворение "Дорогою" мотивом передвижения, путешествия, но уже "без колес и без паров и весел". Как видим, и здесь, как в молодые годы, образ-концепт паровой машины паровоза, поезда наталкивается на отрицательную коннотацию. Но не только. Концовка этого произведения, следом за путешествием "без колес и без паров...", приводит автора к мысли о совсем другой дороге: "Виднеется вблизи другая мне дорога, Которою меня отправят на погост..." [3, с. 184]. Здесь, как и у Вордсворта в его английских сонетах 1844-1845 гг., на открытие железной дороги Кендал-Виндермер, и у Некрасова в его известной русской малой поэме 1864 года "Железная дорога" (на тему строительства, но уже русской и самой известной в России железной дороги Санкт-Петербург - Москва - "Николаевской" в 1851 г.) важной частью текста становятся потусторонние видения строителей дороги. В стихотворении Вяземского 1858 года по сути дублируется та же тема романтической поэзии, только почиет от трудов поэт - автор текста, а не строители железной дороги (и в английском тексте Вордсворта 1844 г., и в русском Некрасова 1864 г. видения, как отмечалось, почивших от трудов строителей дороги). Однако в ключе романтического представления текстов картины соотносительны и по связи упокоения тружеников (и строителей железной дороги, и поэта-труженика), и по мотивам посмертного странствия-пути (ходят по погосту аббатства призраки-строители в молитве Вордсворта, бегут по сторонам идущего поезда и поют мертвецы - строители дороги в поэме Некрасова, и "виднеется вблизи. другая дорога. на погост" поэту-романтику Вяземскому).

Немецкой поэзии эпохи раннего романтизма также не чужда тема железной дороги (А. фон Шамиссо, Ю. Кернер, Н. Ленау, Г. Гейне), хотя, в отличие от названных выше английских и русских произведений У Вордсворта и Н. Некрасова, мотив строителей железной дороги в ней чаще всего отсутствует. Зато она существенно богаче в плане поэтических и философско-художественных размышлений о путях возможных влияний на судьбы мира и человека (человечества), и этим самым во многом сближается с выше приведенными поэтическими текстами и рассуждениями П.А. Вяземского на данную тему. Как правило, у немецких поэтов-романтиков речь идет о том, как "дикий свист паровой машины гонит ясность и мечту" (Ю. Кернер), а радугу, дождь в сиянии солнца заменяет "пятно масла из бочки", когда не только с неба, но и с земного шара, "поэзия, скорбя, тихо уходит" (Ю. Кернер) [17, с. 67-68].

Немецкой специфике освещения темы железной дороги посвящена монографическая работа Иоганна Мара "Железная дорога в немецкой поэзии" (Johannes Mahr: Eisenbahnen in der deutschen Dichtung: Der Wan- del eines literarischen Motivs im 19. und beginnenden 20. Jahrhundert. Fink, Munchen, 1982) [17], где на страницах 60-62 обсуждается стихотворение великого немецкого поэта-романтика Николауса Ленау (1802-1850) "К Весне" ("An den Fruhling") 1838 г. [17, с. 60] Образ весны - излюбленный для немцев, особенно романтиков, - поэтический, динамичный и противоречивый, популярный в немецком фольклоре и средневековом миннезанге (например, в текстах известного немецкого поэта XIII в. Вальтера фон дер Фогельвейде). Обращение к Весне в стихотворении

Н. Ленау близко по жанру к лирическому посланию как своеобразному пророческому вопрошанию о грядущих судьбах мира в свете того вызова, который бросает железная дорога природе и человеку: "Дорогая Весна, скажи мне, Ведь ты пророчица, . ведет ли этот путь К благоденствию и благу?". Вызов этот столь же многообещающ, сколь и агрессивен, прокладывает себе дорогу, ломая и круша все на своем пути: " Сквозь всю зеленую рощу В стремительной гонке прогрызается железная дорога Твой незваный гость. / Деревья падают влево и вправо Тут, где она прорывается вперед, Твою цветущую природу Она, грубая, не щадит". Ввиду особой значимости текста этого произведения в контексте данной статьи приведем его полностью на языке оригинала (и в подстрочном переводе):

Nikolaus Lenau An den Fruhling (1838).

"Lieber Fruhling, sage mir, Denn du bist Prophet, Ob man auf dem Wege hier Einst zum Heile geht? Mitten durch den grunen Hain, Ungestumer Hast, Frisst die Eisen- bahn herein, Dir ein schlimmer Gast. Baume fallen links und rechts, Wo sie vorwarts bricht, Deines bluhenden Ge- schlechts Schont die raue nicht. Auch die Eiche wird ge- fallt, Die den frommen Schild Ihrem Feind entgegenhalt, Das Marienbild. Kusse deinen letzten Kuss, Fruhling, sub und warm! Eiche und Maria muss Fort aus deinem Arm! Pfeilgeschwind und schnurgerad, Nimmt der Wagen bald Blut und Andacht unters Rad, Sausend durch den Wald. Lieber Lenz, ich frage dich, Holt, wie er vertraut, Hier der Mensch die Freiheit sich, Die ersehnte Braut? Lohnt ein schoner Freudenkranz Deine Opfer einst, Wenn du mit dem Sonnenglanz Uber Freie scheinst? Oder ist dies Wort ein Wahn, Und erjagen wir Nur auf unsrer Sturmesbahn Gold und Sinnengier? Zieht der alte Fesselschmied Jetzt von Land zu Land, Hammernd, schweibend Glied an Glied Unser Eisenband? Braust dem Zug dein Segen zu, Wenns voruberschnaubt? Oder, Fruhling, schuttelst du Traurig einst dein Haupt? Doch du lachelst freudenvoll Auf das Werk des Beils, Dass ich lieber glauben soll An die Bahn des Heils. Amselruf und Finkenschlag Jubeln drein so laut, Dass ich lieber hoffen mag Die ersehnte Braut" [17, с. 60].

Дорогая Весна, скажи мне, Ведь ты пророк, Ведет ли этот путь К благоденствию и благу? Сквозь зеленую рощу, В стремительной гонке Прогрызается железная дорога, Твой незваный гость. Деревья падают влево и вправо, Тут, где она прорывается вперед, Твою цветущую природу она, грубая, не щадит. Дуб также срублен, Который хранил благочестивый щит, который TT противостоял врагу, вместе с образом Марии. Пошли последний поцелуй, Весна, сладкий и теплый! Дуб и Мария должны Исходить из твоей руки! Со скоростью стрелы и прямолинейно Эта машина помчится по цветам и благоговению, Давя колесами и грохоча по лесу. Дорогая Весна, я спрашиваю тебя, Обретет ли свою свободу человек, Если он уповает На столь желанную невесту? Стоит ли красивый венок радости Твоей жертвы, Ведь ты сияешь солнечным светом Над свободным простором? Или все это заблуждение, И мы гонимся На этой буреподобной дороге Только за золотом и низменными страстями? Может, это старый кузнец, кующий оковы, Между странами ныне, Стуча молотом, сваривает их части В одну железную ленту? Благословляешь ли ты этот поезд, Который проносится мимо? Или, Весна, ты качаешь Печально головой? Но ты улыбаешься, глядя На (эту) работу железного колуна (топора), Так что мне лучше верить В путь благоденствия и блага. Призыв черного дрозда и пение зяблика Звучат так громко, Что я хочу надеяться На желанную невесту.

Пространство образа-концепта железная дорога у Н. Ленау столь же масштабно и многопланово, как и в произведениях П.А. Вяземского, причем оба особенно акцентируют мотив "железный". Вопросы, которые задает поэт Весне, сродни вопросу У Вордсворта в его текстах, посвященных строительству железной дороги в Озерном крае Кендал-Виндермер (1844): окупят ли издержки, в том числе моральные, введение железных дорог, некие возможные приобретения у Н. Ленау: "Ведет ли путь (как составная часть концепта железная дорога - авторы) к благоденствию и благу? При том, что "цветущую природу она, грубая, не щадит", и ценности благочестия повержены ("Дуб также срублен, который хранил благочестивый щит..."), что защищали от Зла. Кроме того, поставлен важный вопрос: сохранит ли человек свою природную свободу, будучи привязан к "железным" ценностям прогресса ("Дорогая Весна, я спрашиваю тебя, Сохранит ли свою свободу человек, Если он уповает На столь желанную невесту?") "Желанная невеста" - явная метафора, соотнесенная все с тем же обсуждаемым Н. Ленау концептом железная дорога, как нечто не просто новое, но и как бы привлекательное и благоприобретенное. Природные ценности самой Весны оказываются принесены в жертву "железному" прогрессу, который опять же в широком пространстве концепта железная дорога, в последней строфе Н. Ленау соотнесен с образом "железного колуна" ("Стоит ли красивый венок радости Твоей жертвы, Ведь ты сияешь солнечным светом Над свободным простором? . Но ты улыбаешься, глядя на эту работу железного колуна"). И, конечно, появляется множество не только вопросов, но и сомнений (как и У. Вордсворта) - не является ли данная новация уступкой низменным страстям человека (человечества): "Или все это заблуждение? И мы гонимся На этой буреподобной дороге Только за золотом и низменными страстями". И, хотя Весна в сомнении, реагирует на вопрошание Поэта ("Благословляешь ли ты этот поезд, который проносится мимо? Или, Весна, ты качаешь головой?").

И все же, вопреки сомнениям Весны, Поэт в последних строфах текста произведения хочет верить, что путь железной дороги, несмотря на опасную и страшную работу "железного колуна", это все же путь блага, а неизменная улыбка Весны и пение птиц пророчат желанную невесту. Иными словами, в поэтике образа-концепта железная дорога (железная дорога - вагон - "железный колун" - желанная невеста) Н. Ленау идет одним путем с П.А. Вяземским - путем метафорического преображения опорного концепта. Таким образом, в произведении Н. Ленау образ-концепт железная дорога столь же многопланов и, самое главное, столь же противоречив внутренне, как и ключевой образ- концепт "Весна". О внутренней сложности и противоречивости образа-концепта Весна (и жизнетворного, продуктивного и разрушительного, деструктивного) одному из авторов настоящего текста уже приходилось писать в статье "Мотивы. весеннелетней обрядовой поэзии в творчестве Ф. Прешерна и А.С. Пушкина" 2001 г. [15]. И еще одна грань образа- концепта железная дорога в стихотворении Н. Ленау связана со строфой "Может, это старый кузнец, кующий оковы, Между странами ныне, Стуча молотом, сваривает их части В одну железную ленту?" Здесь Н. Ленау, опять же противоречиво, соединяет мотив оков как аналог несвободы с общей идеей прогресса как коммуникации, в том числе развития связей между людьми, народами (здесь - странами). Феномен железной дороги является идеальным выражением или воплощением каждой из названных глобальных категорий земного бытия. С одной стороны, функция железного молота (у Н. Ленау - "железного колуна") как ликвидаторов свободы, с другой стороны, - грань все того же образа-концепта железная дорога - ". сваривая части их В одну железную ленту", - образ-символ коммуникации, действительно, пророчески реализованный впоследствии в бескрайней железнодорожной сети, опоясавшей всю землю.

И все же пора ответить на вопрос: когда, где появилось первое поэтическое произведение на тему железной дороги? Ответ существует - это немецкое стихотворение Адальберта фон Шамиссо (1781-1838) "Паровой конь" (A. von Chamisso "Das DampfroB", 1830) [16, с. 5; 17, c. 49]. Как и обсуждавшееся выше стихотворение Н. Ленау 1838 г., "Паровой конь" Шамиссо (1830) представляет структуру вопрошания-пророчества, касавшегося новинки технического прогресса - железной дороги, причем "паровой конь" - очевидное представление (парового) локомотива как важного составляющего сложного концепта железная дорога. Интересно, что дублируется также образ кузнеца: "Кузнец, поживее! Подкуй мне коня, Чтоб ночь не застигла в дороге меня!" Знаменательно, но первое в Европе поэтическое произведение в русле концепта железная дорога (локомотив - "паровой конь") с акцентом на преодоление рубежей времени и пространства создал человек, по происхождению и первому имени француз из Франции, который затем переехал в германскую Лотарингию, и всему миру известен как немецкий писатель и поэт Адальберт фон Шамиссо. Коммуникативная суть концепта железная дорога оказалась вполне созвучна тому самому "пересечению рубежей", которые не только легли в основу текстовой образности стихотворения "Паровой конь", но и созвучно самой жизни и судьбе автора текста. Больше того, тексты Шамиссо относят к сфере литературной фантастики, что совпало с литературной ментальностью многих выдающихся европейских ранних романтиков (как, например, Э.Т. А. Гофман [19, с. 247]).

В 1843 года об этих гранях феномена железная дорога писал в своем цикле "Лютеция" Генрих Гейне (57 очерк, датируемый 5 мая 1843 года):

"... мыслителем овладевает зловещий ужас, испытываемый всегда, когда совершается самое невероятное, самое неслыханное, а последствий нельзя ни предвидеть, ни рассчитать. Железные дороги - тоже такое провиденциальное событие, . оно дает человечеству новое устройство, оно меняет окраску и формы жизни; начинается новый период всемирной истории. Какие перемены должны теперь наступить в наших воззрениях и наших представлениях! Поколебались даже основные понятия о времени и пространстве. Железные дороги убивают пространство, и теперь нам остается только время" [6, с. 218-219].

Однако после 1848 года в немецком литературном философско-интеллектуальном и художественном сознании происходит переворот, обычно именуемый термином "бидермайер" [12]. Он означает закат европейского романтизма, точнее его трансформацию на почве вполне бытовых идеалов общества. Таковы некоторые произведения Г. Гейне, таково стихотворение позднего немецкого поэта-романтика Детлева фон Лилиенкрона (1844-1909) "Der Blitzzug" ("Поезд-экспресс") [7; 16, с. 94-95].

В основе новой пост-романтической художественной идеологии - умеренной, ограниченной, благодушной - боязнь всяких изменений и потрясений, в то время, как высокая философская содержательность раннего романтизма, его универсализм, духовный порыв к бесконечному, недостижимому остаются в прошлом [см. В. Раздольская "Европейское искусство XIX века" с. 324-325]. Новое, достаточно спокойное отношение к концепту железная дорога пояснял, к примеру, Г. Гейне в стихотворении-притче "Лошадь и осел" ("Pferd und Esel") 1857 г. [16, с. 42-46]. Это произведение представляет также особый интерес для эпохи позднего романтизма (постромантизма), наряду с произведением русского поэта Н. Некрасова "Железная дорога", где бытовая концовка, сцена по окончании работ, также снижена до уровня обыденного сознания, как и исповедь Осла в стихотворении Г. Гейне, которое мы приводим в переводе Л. Пеньковского): Генрих Гейне Лошадь и осел (Перевод Л. Пеньковского)

По рельсам, как молния, поезд летел, Пыхтя и лязгая грозно. Как черный вымпел, над мачтой-трубой Реял дым паровозный. Состав пробегал мимо фермы одной, Где белый и длинношеий Мерин глазел, а рядом стоял Осел, уплетая репей. Долго поезду вслед глядел Застывшим взглядом мерин; Вздыхая и весь дрожа, он сказал: "Я так потрясен, я растерян! И если бы по природе своей Я мерином белым не был, От этого ужаса я бы теперь Весь поседел, о небо! Жестокий удар судьбы грозит Всей конской породе, бесспорно, Хоть сам я белый, но будущность мне Представляется очень черной. Нас, лошадей, вконец убьет Конкуренция этой машины; Начнет человек для езды прибегать К услугам железной скотины. А стоит людям обойтись Без нашей конской тяги - Прощай, овес наш, сено, прощай, - Пропали мы, бедняги! Ведь сердцем человек - кремень: Он даром и макухи Не даст. Он выгонит нас вон, - Подохнем мы с голодухи. Ни красть не умеем, ни брать взаймы, Как люди, и не скоро Научимся льстить, как они и как псы. Нам путь один - к живодеру!" Так плакался конь и горько вздыхал, Он был настроен мрачно. А невозмутимый осел между тем Жевал репейник смачно. Беспечно морду свою облизнув, Сказал он: "Послушай-ка, мерин: О том, что будет, - ломать сейчас Я голову не намерен. Для вас, для гордых коней, паровоз Проблема существованья; А нам, смиренным ослам, впадать В отчаянье - нет основанья. У белых, у пегих, гнедых, вороных, У всех вас - конец печальный; А нас, ослов, трубою своей Не вытеснит пар нахальный. Каких бы хитрых еще машин Ни выдумал ум человека, - Найдется место нам, ослам, Всегда, до скончания века. Нет, бог не оставит своих ослов, Что, в полном сознанье долга, Как предки их честные, будут плестись На мельницу еще долго. Хлопочет мельник, в мешки мука Струится под грохот гулкий; Тащу ее к пекарю, пекарь печет, - Человек ест хлеб и булки. Сей жизненный круговорот искони Предначертала природа. И вечна, как и природа сама, Ослиная наша порода". Мораль Век рыцарства давно прошел: Конь голодает. Но осел, Убогая тварь, он будет беспечно Овсом и сеном питаться вечно [7, с. 377-379].

Таким образом, концепт железная дорога нашел отражение в обширном количестве поэтически интерпретированных словоформ и словосочетаний из репертуара стихотворных текстов как ранних, так и поздних европейских романтиков (немецких, английских, русских), начиная с 20-30-х гг. XIX века. Характерна эволюция поэтического контекста этих произведений от преобладания романтически- идеальных, возвышенных и универсализованных смыслов и представлений (наряду со страхами и сомнениями в возможных благах, которые несет это новое чудо прогресса и цивилизации) к более приземленному и утилитарному восприятию всего комплекса цивилизованных удобств и комфорта преимуществ грядущего века всеобщих коммуникаций, что более всего выразилось на немецкой почве в общекультурном и художественном движении XIX-XX вв.., известном под названием "бидермайер".

При всем богатстве темы железная дорога в немецкой поэзии XIX в. завершить статью имеет смысл возвращением к поздней русской романтической традиции, когда в 60-х гг. XIX в. появляется стихотворение выдающегося поэта, героя 1812 г. и декабриста Ф. Глинки (1786-1880) "Две дороги. Куплеты, сложенные от скуки в дороге".

Две дороги (Куплеты, сложенные от скуки в дороге) Тоскуя - полосою длинной, В туманной утренней росе, Вверяет эху сон пустынный Осиротелое шоссе... А там вдали мелькает струнка, Из-за лесов струится дым: То горделивая чугунка С своим пожаром подвижным. Шоссе поет про рок свой слезный: "Что ж это сделал человек?! Он весь поехал по железной, А мне грозит железный век!.. Давно ль красавицей дорогой Считалась общей я молвой? - И вот теперь сижу убогой И обездоленной вдовой. Где-где по мне проходит пеший; А там и свищет и рычит Заклепанный в засаде леший И без коней - обоз бежит..." Но рок дойдет и до чугунки: Смельчак взовьется выше гор И на две брошенные струнки С презреньем бросит гордый взор. И станет человек воздушный (Плывя в воздушной полосе) Смеяться и чугунке душной И каменистому шоссе. Так помиритесь же, дороги, - Одна судьба обеих ждет. А люди? - люди станут боги, Или их громом пришибет [8, с. 85-86].

Развивая богатое наследие "дорожной" поэзии А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.А. Некрасова, Н.П. Огарева, И.С. Аксакова, замечательное произведение Ф.Н. Глинки, вместе с тем, подобно немецким романтикам, представляет своего рода поэтическую квинтэссенцию пространственных и временных, а также метафорических составляющих концепта железная дорога, где вектор ориентирован из прошлого в будущее. Причем, как всегда у романтиков, земная и небесная образная составляющая у Ф.Н. Глинки не только соотносятся, но отдают предпочтение небесной (воздушной), с характерными для романтиков пророческими мотивами.

Библиографический список

1. Баратынский, Е.А. Полное собрание стихотворений [Текст] / Е.А. Баратынский. - Л. : Советский писатель, 1989. - 464 с.

2. Блок, А.А. Собрание сочинений [Текст] : Т 7 / А.А. Блок. - Берлин: "Алконост", 1923. - С. 107-113.

3. Вяземский, П.А. Любить. Молиться. Петь [Текст] / П.А. Вяземский. - М. : Комсомольская правда - НексМедиа, 2013. - 239 с.

4. Вяземский, П.А. Стихотворения [Текст] / П.А. Вяземский. - Л. : Советский писатель, 1986. - 464 с.

5. Вяземский, П.А. Эстетика и литературная критика [Текст] / П.А. Вяземский. - М. : Искусство, 1984. - 462 с.

6. Гейне, Г. Лютеция [Текст] // Собрание сочинений в 10 томах. Т. 8. - М. : "Государственное издательство художественной литературы", 1958. - 394 с.

7. Гейне, Г. Избранные сочинения [Текст] / Г. Гейне. - М. : Художественная литература, 1989. - 704 с.

8. Зверев, В.П. Русские поэты первой половины XIX века [Текст] / В.П. Зверев. - М. : Русский миръ, 2002. - С. 85-86.

9. Кибальник, С.А. Баратынский Е.А. [Текст] // Русские писатели XI - начала XX века. Биобиблиографический словарь / под ред. Н.Н. Скатова. - М. : Просвещение, 1995. - С. 95-98.

10. Назарьян, Р Г. Глинка Ф.Н. [Текст] // Русские писатели XI - начала XX века. Биобиблиографический словарь / под ред. Н.Н. Скатова. - М. : Просвещение, 1995. - С. 142-144.

11. Немировский, И.В. Вяземский П.А. [Текст] // Русские писатели XI - начала XX века. Биобиблиографический словарь / под ред. Н.Н. Скатова. - М. : Просвещение, 1995. - С. 123-129.

12. Раздольская, В.И. Европейское искусство XIX века: классицизм, романтизм [Текст] /

13. И. Раздольская. - СПб. : Азбука-классика, 2009. -

14. 324-325.

15. Русские писатели XI - начала XX века. Биобиблиографический словарь [Текст] / под ред. Н.Н. Скатова. - М. : Просвещение, 1995. - 575 с.

16. Филипповский, Г.Ю. Мотив железной дороги в английской и русской поэзии XIX в. [Текст] // Верхневолжский филологический вестник. - 2018. - № 3. -С. 8-13.

17. Филипповский, Г.Ю. Мотивы славянской ве- сеннее-летней обрядовой поэзии в творчестве Ф. Прешерна и А.С. Пушкина [Текст] // Ф. Прешерн - А.С. Пушкин (к 200-летию их рождения). - Ljubljana : Znanstveni institut Filozofske fakultete, 2001. - С. 113-128.

18. Die Eisenbahn in Gedicht und Prosa. Interpreta- tionen von Karl-Ludwig Barkhausen. - URL: http://www.academia.edu/10225861/Die_Eisenbahn_im_ Gedicht. - (Дата обращения: 05.03.2019).

19. Johannes Mahr. Eisenbahnen in der deutschen Dichtung: Der Wandel eines literarischen Motivs im 19. und beginnenden 20. Jahrhundert. - Fink, Munchen, 1982. - URL: https://digi20.digitale-sammlung-en. de/de/fs1/obj ect/display/bsb00040758_00009.html. - (Дата обращения: 01.02.2019).

20. The works of William Wordsworth. - Ware, Herts., Wordsworth Editions Ltd. 1994. - р. 282-283.

21. The Reader's companion to world literature. L. H. Hornstein (ed.) 2-nd ed. - N. Y., 1973.

22. Reference List

23. Baratynskij, E. A. Polnoe sobranie stihotvorenij = Complete set of poems [Tekst] / E. A. Baratynskij. - L. : Sovetskij pisatel', 1989. - 464 s.

24. Blok, A. A. Sobranie sochinenij = Somplete works [Tekst] : T 7 / A. A. Blok. - Berlin : "Alkonost", 1923. - S. 107-113.

25. Vjazemskij, P A. Ljubit'. Molit'sja. Pet' = To love. To pray. To sing [Tekst] / P A. Vjazemskij. - M. : Kom- somol'skaja pravda - NeksMedia, 2013. - 239 s.

26. Vjazemskij, P A. Stihotvorenija = Poems [Tekst] / P A. Vjazemskij. - L. : Sovetskij pisatel', 1986. - 464 s.

27. Vjazemskij, P A. Jestetika i literaturnaja kritika =Esthetics and literary criticism [Tekst] /P. A. Vjazemskij. - M. : Iskusstvo, 1984. - 462 s.

28. Gejne, G. Ljutecija = Lutetia [Tekst] // Sobranie so- chinenij v 10 tomah. T. 8. - M. : "Gosudarstvennoe iz- datel'stvo hudozhestvennoj literatury", 1958. - 394 s.

29. Gejne, G Izbrannye sochinenija = Selected compositions [Tekst] / G. Gejne. - M. : Hudozhestvennaja litera- tura, 1989. - 704 s.

30. Zverev, V. P. Russkie pojety pervoj poloviny XIX veka = Russian poets of the first half of the XIX century [Tekst] / V P Zverev. - M. : Russkij mir#, 2002. - S. 85-86.

31. Kibal'nik, S. A. Baratynskij E. A. = Baratynsky E. A. [Tekst] // Russkie pisateli XI - nachala XX veka. Biobibliograficheskij slovar' / pod red. N. N. Skatova. - M. : Prosveshhenie, 1995. - S. 95-98.

32. Nazar'jan, R. G. Glinka F. N. = Glinka F. N. [Tekst] // Russkie pisateli XI - nachala XX veka. Biobibliograficheskij slovar' / pod red. N. N. Skatova. - M. : Prosveshhenie, 1995. - S. 142-144.

33. Nemirovskij, I. V. Vjazemskij P A. = Vyazemsky P. A. [Tekst] // Russkie pisateli XI - nachala XX veka. Biobibliograficheskij slovar' / pod red. N. N. Skatova. - M. : Prosveshhenie, 1995. - S. 123-129.

34. Razdol'skaja, V. I. Evropejskoe iskusstvo XIX veka: klassicizm, romantizm = European art of the XIX century: classicism, romanticism [Tekst] / V. I. Razdol'skaja. - SPb. : Azbuka-klassika, 2009. - S. 324-325.

35. Russkie pisateli XI - nachala XX veka. Biobibli- ograficheskij slovar' = The Russian writers of the XI - the beginning of the XX century. Biobibliographic dictionary [Tekst] / pod red. N. N. Skatova. - M. : Prosveshhenie, 1995. - 575 s.

36. Filippovskij, G. Ju. Motiv zheleznoj dorogi v an- glijskoj i russkoj pojezii XIX v. = Motive of the railroad in the English and Russian poetry of the XIX century. [Tekst] // Verhnevolzhskij filologicheskij vestnik. - 2018. - № 3. - S. 8-13.

37. Filippovskij, G. Ju. Motivy slavjanskoj vesennee- letnej obrjadovoj pojezii v tvorchestve F. Presherna i A. S. Pushkina = Motives of Slavic spring-year ceremonial poetry in F. Preshern and A. S. Pushkin's creativity [Tekst] // F. Preshern - A. S. Pushkin (k 200-letiju ih rozhdenija). - Ljubljana : Znanstveni institut Filozofske fakultete, 2001. - S. 113-128.

38. Die Eisenbahn in Gedicht und Prosa. Interpreta- tionen von Karl-Ludwig Barkhausen. - URL: http://www.academia.edu/10225861/Die_Eisenbahn_im_ Gedicht. - (Data obrashhenija: 05.03.2019).

39. Johannes Mahr. Eisenbahnen in der deutschen Dichtung: Der Wandel eines literarischen Motivs im 19. und beginnenden 20. Jahrhundert. - Fink, Munchen, 1982. - URL: https://digi20.digitale-sammlung- en.de/de/fs1/object/display/bsb00040758_00009.html. - (Data obrashhenija: 01.02.2019).

40. The works of William Wordsworth. - Ware, Herts., Wordsworth Editions Ltd. 1994. - r. 282-283.

41. The Reader's companion to world literature. L. H. Hornstein (ed.) 2-nd ed. - N. Y., 1973.

Размещено на Allbest.ru