Концепт "зависть" в восточнославянских лингвокультурах (антропоцентризм базовых чувств и эмоций: от внешнего к внутреннему)

Коч Н.В.

Анотація

зависть семантический концепт лингвокультура

Стаття присвячена вербальній об'єктивації семантичного обсягу концепту «заздрість» в східнослов'янських лінгвокультурах ХІ-ХУІІ ст. (на матеріалі пам'яток східнослов'янської писемності). Обширне номінативне поле слів із коренями завиді заздрв досліджуваних контекстах є результатом відображення в колективній свідомості (насамперед, через антропоморфний код) уявлення про складний емоційний стан, що має безпосереднє відношення до морально-етичних догм середньовічного суспільства. Дефініційна семантика лексем, що вербалізують концепт «заздрість», презентує як інтегральні, так і диференціальні смисли, що вказують на зв'язок цього концепту з поняттями «ненависть», «жадібність», «скупість», «ревнощі» та супутніми їм негативними емоційними станами. Приклади із історичних тлумачних словників, в яких ідея заздрості реалізована за допомогою численного ряду іменників, прикметників, дієслів, дієприслівників, дієприкметників як полісемантів, свідчать про значущість концепту «заздрість» в східнослов'янських лінгвокультурах. На відміну від сучасного уявлення заздрості як негативного почуття, що засуджується в соціумі (за даними лексикографічних джерел), дія «заздрити» в досліджуваний період містить смисли, які включають позитивні модальні компоненти, зумовлені нечіткою диференціацією полісемантичного поля ключових номінацій концепту зі значеннями «наслідувати», «успадковувати», «виконувати із завзяттям» тощо, що дозволяє говорити про мотивуючу функцію заздрості в процесі еволюції взагалі та особистісногорозвитку зокрема. Дослідження емоційного концепта «заздрість» як омовленого психологічного та соціального феномена в контексті культурологічних категорій дозволяє зробити узагальнення, що стосуються порівняльного аналізу аксіологічних систем.

Ключові слова: лінгвокультура, концепт «заздрість», східнослов'янські пам'ятки писемності, антропоцентричний код, лексикографічні джерела.

Annotation

Koch N. V. THE CONCEPT OF “ENVY” IN EAST SLAVIC LINGUOCULTURES (ANTHROPOCETRISM OF BASIC FEELINGS AND EMOTIONS: FROM EXTERNAL TO INTERNAL)

The article is devoted to the verbal objectification of the semantic scope of the concept of “envy” in East Slavic linguistic cultures up to the seventeenth century. (on the material of East Slavic writing monuments of the XI-XVII centuries). The wide nominative field of words with the roots of envy and envy in the studied monuments of East Slavic writing is the result of reflection in the collective consciousness (primarily through the anthropomorphic code) of the idea of a complex emotional state directly related to the moral and ethical dogmas of the medieval society. The definitive semantics of lexemes that verbalize the concept of “envy” presents both integral and differential meanings, which indicate the connection of this concept with the concepts of “hatred”, “greed”, “stinginess”, “jealousy” and others. and accompanying negative emotional states. Contexts of examples from historical dictionaries, in which the idea of envy is realized with the help of numerous nouns, adjectives, verbs, adverbs, adjectives as polysemants, which indicates the importance of the concept of “envy” in East Slavic linguistic cultures. In contrast to the modern notion of envy as a negative feeling condemned in society (according to lexicographic sources), the action “envy” in the study period contains meanings that include positive modal components due to fuzzy differentiation of the polysemic field of key concept nominations with “inheritance” meanings, “inherit”, “perform with zeal”, etc., which gives grounds to talk about the motivating function of envy in the process of evolution in general and personal development in particular. The study of the emotional concept of “envy” as a considered psychological and social phenomenon in the context of cultural categories allows making generalizations concerning the comparative analysis of axiological systems.

Key words: linguistic culture, concept of “envy”, East Slavic monuments of writing, anthropocentric code, lexicographic sources.

Постановка проблемы

Рациональное осмысление феномена зависти в научной литературе дает все основания трактовать его как чувство деструктивное и аморальное (И. Кант, М. Кляйн, П. Куттер, С. Л. Рубинштейн, А. Смит и др.). Детальный обзор работ, исследующих феномен зависти в философском, психологическом, социальном, культурологическом, литературно-художественном, лингвистическом и других аспектах, дан, например, в известной монографии немецкого социолога Гельмута Шёка «Зависть: теория социального поведения» [5]. Рассматривая зависть как мотив социального поведения, Г. Шёк полагает, что это чувство, связанное с возникновением политической идеи всеобщего равенства, является серьезным препятствием экономического развития стран. Несомненно, эту точку зрения можно оспорить, рассмотрев институционализированную и личностную зависть как двигатель прогресса. При этом стоит привлечь данные экономического роста ряда стран с ориентацией на социальное равенство, а также примеры личностного роста, мотивированные завистью к другим людям. Однако лингвистический ракурс проблемы побуждает нас отыскать подтверждение или опровержение этой мысли в лингвистических источниках, в частности в текстах памятников восточнославянской письменности.

Анализ последних исследований и публикаций

Концепт «зависть», трактующийся лингвистами как эмоциональный концепт (см. работы Е. Ю. Булыгиной, С. Г. Воркачева, И. А. Колтуцкой, И. В. Несветайловой, Е. Е. Стефанского, Т А. Трипольской и др.) [1; 2; 4], является сложным психологическим и одновременно социальным конструктом сознания, который переживается (реже рационализируется) человеком как негативное эмоциональное состояние, связанное с мучительным желанием владеть чем-то (или кем-то, и тогда это называется ревностью) и часто сопровождаемое рядом иных негативных чувств: злобы, ненависти, раздражения и т п. Такое, с точки зрения морали, антисоциальное поведение имеет свои первопричины, объяснение которых кроется, прежде всего, в антропоморфном коде.

Как правило, концепт «зависть» трактуется в связи с социально-психологическими характеристиками человека, определяющими его морально-этический модус бытия. Негативность и деструктивность зависти не вызывает сомнения в связи с ее тесной концептуализацией с такими разрушающими чувствами и сопровождающими их сильными эмоциями, как ревность, гнев, злоба и пр. Ряд лингвистических исследований посвящен изучению лексических средств вербализации соответствующих понятий в разных языках на лексикографическом и текстовом материале. Так, например, Е. Е. Стефанский, анализируя негативные эмоции (в частности, зависть) в чешской, польской и русской языковых картинах мира, подчеркивает принципиальное различие в их проявлении: в западнославянских лингвокультурах выражение большинства эмоций связано с доминированием личностного начала, в русской - коллективных установок. Следовательно, идея индивидуализма или коллективизма определяет характер формирования эмоциональной концептосферы в национальной культуре [4].

С рассуждениями Е. Е. Стефанского созвучны выводы нашего исследования, посвященного анализу морально-этических категорий «гордыня» и «гордость» как маркеров коллективистского типа восточнославянских культур. Данные концепты, предполагающие переживание эмоций различного характера, непосредственно связаны с двумя противоположными культурными моделями - индивидуалистской и коллективистской [3, с. 62-69]. В связи с этим логично предположить, что рассмотрение эмоций, в частности зависти, в контексте культурологических категорий позволит сделать обобщения, касающиеся сравнительного анализа различных аксиологических систем. Так, в западноевропейских «культурах вины» и восточноевропейских «культурах стыда» (термины Р. Бенедикт), безусловно, зависть, актуализирующаяся в соответствующих социумах, будет иметь как универсальные, так и специфические проявления, объективированные в языке (ср. концептуально связанные с эмоцией зависти слова: др.-р., ст.-р. зазретися «устыдиться», зазрительно «предосудительно, стыдно», зазорство «предосудительное, постыдное в поведении», зазрение «порицание, осуждение, стыд», зазрети «позавидовать, осудить, укорить, поставить в вину» - СлРЯ V, с. 197-200).

Интерес лингвистов вызывают связи понятия «зависть» с концептами «жадность» (В. А. Кравченко, 1989), «совесть» (О. П. Ермакова, 2000), «радость» (И. А. Колтуцкая, 2014), «ненависть» (Е. Ю. Булыгина, 2015). Наиболее исследованными на сегодня являются точки семантического пересечения эмоциональных концептов «зависть» и «ревность». Так, С. Г. Воркачев анализирует эти концепты как моральные категории естественного языка (1998), Л. Николаенко интерпретирует их на материале толковых словарей украинского, русского и польского языков (2009), И. В. Несветайлова - на примере английских и русских паремий (2009), Е. Ю. Булыгина и Т. А. Трипольская детально описывают содержание данных эмотивов в славянских и романо-германских языках (2015).

Цель исследования

Целью нашего исследования является вербальная объективация семантического объема концепта «зависть» в восточнославянских лингвокультурах (на материале памятников восточнославянской письменности XI-XVII вв.). Необходимость диахронического подхода обусловлена гипотезой: семантический объем понятия «зависть» менялся на протяжении истории; существенные трансформации смыслов концепта связаны с рядом факторов, определяющих специфику осмысления зависти в исследуемый период.

Изложение основного материала

Антропоцентризм как базовый принцип познания действительности и осмысления личностного опыта играет большую роль в осознания (по сути, метафорического) понятий, в частности чувственных, эмоциональных, через первичный телесный код. Содержание и функциональность такого кода определяется с помощью установления характера его корреляции с абстрактными понятиями. Имя, эманирующее смысл понятия, несет в себе важную информацию о его семантических составляющих, а также исходном основании его ключевого названия. Дополнительные сведения содержат контексты, в которых так или иначе проявляется интенсионал соответствующего концепта. Выборка таких контекстов из исторических толковых словарей («Словарь древнерусского языка ХІ-XIV вв.» (далее - СлДРЯ), «Словаря русского языка XI-XVII вв.» (далее - СлРЯ), «Исторического словаря белорусского языка» (далее - ГСБМ), «Словника староукраїнської мови XIVXV ст.» (далее - ССУМ) позволяет с большой степенью объективности провести исследование разного рода концептов в диахронии, в частности концепта «зависть».

Исследование семантики ключевых номинаций концепта предполагает, прежде всего, их этимологический анализ. Этимология слова завидовать латинского происхождения (лат. invideo, invidia) изучена лингвистами достаточно хорошо (см. статьи Е. Ю. Булыгиной, И. В. Несветайловой и др.). Завидовать (укр. заздрити, блр. зайздроещць) в значении «испытывать переживать чувство недоброжелательства и нерасположения к кому-л., питаемое превосходством, преуспеванием кого-л.» по данным «Историко-этимологического словаря современного русского языка» известно в древнерусском языке с XI в. (ИЭССРЯ I, 313). Др.-рус. глагольная форма завидети, первоначально означающая «видеть издали», «начать видеть», «засмотреться», в дальнейшем подвергается семантической трансформации, приобретая негативную коннотацию. Как полагают этимологи, закрепившееся в сознании значение «смотреть недоброжелательно, зло», объясняется верой в «дурной» глаз (сглаз). Функционирующие в древнерусском и старорусском языке слова с корнем зир(зор-), кроме семантики визуальной сенсорики (видеть, смотреть), имели значения, свидетельствующие в пользу этого предположения: зазирание «порицание, укоризна», зазорство «что-л. предосудительное, постыдное в поведении», зазиратель, зазорникъ «тот, кто порицает, упрекает, осуждает, презирает», «завистник», зазорчивый «склонный к осуждению, порицанию», зазрение «порицание, осуждение, стыд», зазрети «позавидовать, осудить, укорить, поставить в вину» (СлРЯ V, с. 197-200).

На тождественность исходного представления о чувстве зависти в славянских лингвокультурах указывает употребление латинизма завидовать в известном значении в болгарском (завиждам), сербо-хорватском (завидети), словенском (zavidat), словацком (zavidiеt'), чешском (zavideti), верхне-лужском ^wid^c) и нижне-лужском ^awi^s) языках. Украинское заздрити, белорусское зайздроещць, польское zazdroscic от глагола здреть (зреть < *zweti) также отсылает нас к семантике зрительного восприятия. В связи с этим интересно замечание З. Кемпфа об активной и пассивной энергетике корней *zwи *vidо[6] (возникает закономерный вопрос: не проявляется ли зависть более активно в культурах, где концепт номинирован словами с корнем *z&r-?).

Связь зависти с визуальной сенсорикой (в частности поверьем о недобром оке) прослеживается в самых ранних памятниках письменности: др.-р. Око лоукаво завидьливо о хлебе. и скоудьно на тряпезе своеи (Изборник 1076 г., 165-165 об.). Ветхозаветные тексты, дидактические сборники и другие источники связывают поверье о недобром глазе с лукавством (ложью), злобой, самим дияволом: Лукавъ есть завидяи оком (Сирах 14, 8; Библ. Генн. 1499 г.); Многопитание оуч(ин)еник ксть злыхъ недоугъ и завистенъ и злонравенъ что человече чюжего зла скоро зьриши а свою презриши (Пч. к. XIV, 67); не терпитъ древнии супостатъ человеческого рода, очима завистными зрящее (Курб. Ист., XVII в. ~ XVI в., 333) (СлДРЯ ІІІ, с. 285; СлРЯ V, с. 151).

В тексте «Похвального слова Михаилу и Федору Черниговским» славянского книжника Льва Филолога (Черноризца) находим подробное описание психологического и физического состояния завистника: Что убо завистливый?... Не всегда ли ему сердце истааваемо и измаждаваема внутрьняа? Иных честь свою беду непщует. Внешнее выражение негативной эмоции - следствие зрительного восприятия объекта зависти: И егда радующяся узрить кого тъй, тогда въсплачеть. И наслажающася иного видевъ, въ горести и скръби тогда душу свою озлобляетъ... Внутреннии переживания имеют специфические телесные проявления: весь печялию плененъ, съ всем исчезаетъ, от всех снедается сердцемъ; посупленъ обычяемъ, присно сетуя, ему же и кости засышут, и образъ изменяем, и лице помрачяемо завистною горестию. Когда снедь въ здравие ему будеть? Когда ли поспить въ сладость? Како възвеселится когда, страху того душю, яко зелней бури, вълънующи? Преже смерти мертвъ есть и прежде вечныа мукы присно завистию мучимъ окаанный! (СлФил XVI в. // Усп. список сентябрьской Минеи - ГИМ, Синод. собр., № 986 (784), лл. 601-602). Психические мучения завистливого человека (снедается сердце, страх волнует душу, подобно буре) отпечатываются на его внешнем облике (посуплен, мрачен, плачет, усыхают кости) и выражаются в деструктивном поведении (не ест, не спит, не веселится). Сенсорика стеснения (печалию пленен), психологического дискомфорта (снедается сердцем) передается с помощью сензитивно-антропоморфной метафоры. Сравним также: ст.-блр. зазаростью незбожникове палаючи, анне поглядали на добрый а милосердный оучинокъ (Каліст. І, 125); гневливый тежъ есть и зазросливый, и пожадливостью запаляется (ГСБМ Х, с. 214). Зависть сродни горячке, на что указывает одно из значений слова завида - «воспаление» (...да побьеть тя господь... и огньмь и зимою и завидою - Пал 1406, 153в), а также устойчивое метафорическое выражение зависть огня (СлДРЯ ІІІ, с. 285; СлРЯ V, с. 152).

Кроме визуальных проявлений, зависть имеет аудиальное выражение: ст.-блр...хто тое славы, хто тыхъ похвалъ, имъ, от него приданыхъ зазросьтьнымъ языкомъ своимъ оувлачати имъ се важить, тотъ на зьедене огню вечному себе готуетъ (Карп., 27б) (ГСБМ Х, с. 216).

Зависть к ближнему, восходящая к ветхозаветной истории убийства Каином брата Авеля (и завидевъ [Каин] оуби брата свокго Авеля (ГА XIII-XIV, 154 г.), осуждается и церковью, и в миру. Завистники «жизни вечной не наследят»: [рекут пророки] въздасть комуждо по делом его. ы се буди ведом завидливыи человекъ (ЗЦ. к. XIV, 90г). Мысль о том, что человек по природе своей завистлив и потому зависть к себе подобным неизбежна, неприемлема в обществе людей, создавших морально-этическую систему, отвергающую это чувство. Церковь приходит на помощь человеку, частично снимая с него ответственность за переживание зависти. Поэтому в культуре формируется (сродни одному из защитных механизмов психики - проекции) убеждение в том, что зависть (как и другие аморальные чувства и действия - злоба, ложь, блуд, вражда, убийство и пр.) - от диявола: др.-р. дияволя моудрования. кже ксть любодеяние. нечистота. идолослоужение. вражды. рьвения. завиды. ярости. въздьржания. клеветы (СбТр ХІІІ/ХІІІ, 101); ст.-блр. [диявол научил ] братоубийству, блоужению, зависти и лжи (Чэцця, 251б);...завистию дьяволскою... всчалося было въ церкви Христовой (АЗР IV, 142, 1596 г.) (СлДРЯ ІІІ, с. 285; ГСБМ X, с. 126).

К сожалению, небольшое количество фиксаций слова зазрасть (глагол зазрети) в украинской деловой письменности XV в. (по данным ССУМ I, с. 375) не позволяет сделать выводы о контекстуальных предпочтениях соответствующего концепта: А коли(ж) оу жалобах оу правєдлива(г) соуд нє нєть гнєвъ имесца имєєть ани зазрасть помьсты ани тєж боязнь о правдоу имєєть соуд каковог имєти в роуцє а бога прєд очима а сказания бы чинилъ справєдливо (ВС 33 зв. XV в.); а противоу раде кролєвства нашєго Братьскоую приязнь которои они зазрят хотели бы зроушити а розорвати (ЛКБВ, Брест Куявський, 1447-1492).

Кроме трактования поведения завистника через определения завидливый, завидивый, завистный, завистивый в значении «тот, кто завидует кому-то или чему-то» (что совпадает с дефиниционной семантикой современных укр. заздрісний, рус. завистливый), завистливым (ст.-р.), заросливым (ст.-блр.) (завистником, завидником) в исследуемую эпоху назывался жадный, скупой человек:.нравомъ завидливы, вино пьютъ с водою смешавъ, и жены ихъ такожде сосуды имеютъ скудные (Козм., 289. 1670 г.); гнєвливьш тежъ есть и зазросливый, и пожадливостью запаляется (Варл. - ГСБМ X, с. 214) (ср. завидовати «жалеть чего-л. для другого, не желать чем-л. делиться с другим», зависть «скупость»: Но гордость, неверие, ненависть и зависть принуждали тя со мною къ дереву идти, начая, яко богъ овощу того тебе завидуетъ (Адам, 263. 1675 г.); зависти ради лишаемъ бельцовъ отъ брашна своего лучшаго (Вал. XVII в. ~ XVI в., 15) (СлРЯ V, с. 150-152). Устойчивое выражение без зависти в значении «щедро» зафиксировано в памятнике письменности XII в. «Слове святого Ипполита об антихристе»:...поведая бе-зависти и инехъучить.

Прилагательные завидный, завистный, завидимый активно функционируют в анализируемых текстах со значением, имеющем положительную коннотацию - «очень хороший, завидный», «достойный зависти, такой, которому завидуют»: не дано имъ разумети нашу новую благодать; и имъ наше ничтоже завидно есть. (Беседа Вал., XVII в. ~ XVI в., 14);.железо зело завидно (Петр, II, 470. 1703 г.);...завистну быти граду тому прорече ^роно^., 1512 г., 225) (СлРЯ V, с. 150-151). В церковной литературе говорится о завистной милости господа, где прилагательное завистный употреблено в значении «горячий, пламенный», определяющим высшую степень проявления божьей милости: ст.блр. Завистна милость господа силного учинит то (Библия, 508); ямъ есть господъ богъ твои моцны завистны в милости (Выкл., 129) (ГСБМ X, с. 126).

Модель поведения завистливого человека в средневековом обществе сводится не только к переживанию негативных эмоций по отношению к другим людям, но и к активному действию, связанному с усердным (ревностным) наследованием добрым делам, христианским заповедям и т. п. Анализ контекстов древнерусской литературы, в которых функционирует субстантив зависть (др.-р. завида, зависть, завистию. завиденьк, зазор) и его многочисленные производные, свидетельствует об использовании таких форм не только в значении «желать того, что имеет другой, испытывая недобрые чувства», но и с семантикой «активное наследование», например, завидети «подражать; усердно следовать кому-л.», зависть «рвение, усердие»: завиди же добрым, злым же не завиди (ГБ XIV, 81а), нестеръ исполнися божествьныя зависти (ПрЛ ХІІІ, 61г). Феодор Студит проповедует: не ревнуимъ лукавствующимъ ни завидимъ [не подражаем] же творящимъ беззаконье (ФСт XIV, 202 г.) (СлДРЯ III, с. 285 и сл.; СлРЯ V, с. 150-152).

Имплицтно скрытые смыслы, противоположные концепту «зависть», содержит семантика слов незавидно, независтно, независтне, незавидный, независтный, независть. Кроме отсутствия соперничества, недоброжелательства и ревности - основных составляющих зависти, независть предполагает изобилие божьей благодати, касающейся здоровья и материального благополучия:...подавши ми независтьну благодать твоих похвал, богомудре (Мин. ноябрь, 440. 1097 г.); мнозии недужнии независтно здравие приемлють (Пр. Уст. ч., 133, XVII в.) (СлРЯ XI, с. 115).

Выводы и предложения

Итак, обширное номинативное поле слов с корнями завиди заздрв исследуемых памятниках восточнославянской письменности являются результатом отражения в коллективном сознании (прежде всего, через антропоморфный код) представления о сложном эмоциональном состоянии, имеющем непосредственное отношение к морально-этическим догмам средневекового общества. Дефиниционная семантика лексем, вербализирующих концепт «зависть» в лингвокультурах, презентует как интегральные, так и дифференциальные смыслы, указывающие на связь данного концепта с понятиями «ненависть», «жадность», «скупость», «ревность» и пр. и сопутствующими им негативными эмоциональными состояниями. Контексты примеров из исторических толковых словарей, в которых идея зависти реализована с помощью многочисленного ряда субстантивов, прилагательных, глаголов, деепричастий, причастий как полисемантов, свидетельствует о значимости концепта «зависть» в восточнославянских лингвокультурах. В отличие от современного представления зависти как негативного чувства, осуждаемого в социуме (по данным лексикографических источников), действие «завидовать» в исследуемый период содержит смыслы, включающие позитивные модальные компоненты, обусловленные нечетким дифференцированием полисемантического поля ключевых номинаций концепта со значениями «подражать», «наследовать», «выполнять с рвением» и т п., что дает основания говорить о мотивирующей функции зависти в процессе эволюции вообще и личностного развития в частности. Перспективой исследований такого рода могут стать научные работы, посвященные концептуальному анализу понятия «зависть» в древних мировых лингвокультурах в сравнительном аспекте.

Список литературы