Развитие законодательства и научных представлений о компенсации морального вреда в советский период

А.К. Сисакьян

Для советского периода развития российского государства наряду с появлением новых общественных и правовых явлений характерно формирование конституционного законодательства. Одной из основополагающих причин данного явления являются отраженные в Основном Законе страны приоритеты советского государства. Очевидно, что ими долгое время являлись не права человека, а победа социалистической идеологии. Первые две российские Конституции (1918 и 1925 гг.) не содержали разделов о правах человека и гражданина, а отдельно взятые нормы касались закрепления, прежде всего, политических прав трудящихся.

В указанный период в отечественной науке складываются представления об институте компенсации морального вреда. Однако на законодательном уровне право гражданина на компенсацию морального вреда не признается.

В 1917 г. был разработан законопроект «Об обязательственном праве», который предусматривал возможность «компенсации нравственного вреда, причиненного в случае нанесения телесных повреждений, при лишении свободы, даже если потерпевший не понес убытков ... в случае неисполнения должником своих обязательств, при наличии умысла или грубой неосторожности»1 . Однако в связи с революционными событиями 1917 г. законопроект, как и Гражданское уложение, так и не приобрел юридической силы.

После революции 1917 г. «преобладающим оказалось мнение о недопустимости такого возмещения, ведь личность советского человека много выше того, чтобы ее достоинство можно было оплатить, а в связи с этим и гражданское законодательство послереволюционной России до 1990 года не предусматривало ни самого понятия морального вреда, ни возможности его возмещения»2. Даже после вступления в силу

Гражданского кодекса 1922 г., означавшего переход советского государства к новой экономической политике, споры о компенсации морального вреда среди ученых не прекратились.

Некоторые авторы полагали, что вред представляет собой некое уменьшение материального благосостояния потерпевшего, которое может иметь место как в результате причинения вреда непосредственно его имуществу, так и в случае причинения нравственного вреда. Причем нравственный вред они рассматривали как форму имущественного вреда, поскольку он отражался на материальном положении потерпевшего. Более того, по их мнению, возможность взыскания компенсации морального вреда могла бы способствовать желанию советских граждан получать нетрудовой доход, а также сутяжничеству и тунеядству.

На закате формирования советской государственности Б. Утевский писал, что «статья 403 Гражданского кодекса РСФСР 1922 года и статья 44 Уголовного кодекса РСФСР 1926 года (о наказании в виде возложения обязанности загладить причиненный вред) давали основание для возмещения не только материального, но и морального вреда. В статье 403 Гражданского кодекса имущественный вред противопоставляется вреду, нанесенному личности. Нет никаких оснований ограничивать понятие личность только физической неприкосновенностью, поскольку данное понятие носит скорее нематериальный характер, более охватывая духовную сферу человека»3.

Судебная практика в соответствии с господствовавшей доктриной, которая заключалась в том, что принцип возмещения морального вреда рассматривался как классово чуждый социалистическому правосознанию, отличалась стабильностью в рассматриваемом вопросе, и суды неизменно отказывали обратившимся в исках о возмещении морального вреда в денежной форме. Интересным в этом смысле является мнение А. Зейца: «.допущение исков о возмещении морального вреда у потерпевших создаст соблазн использовать факт причинения морального вреда для извлечения из него некоторого источника дохода»5.

В период формирования советского права вопрос о наличии института компенсации морального вреда в системе права стал предметом бурных обсуждений в научных кругах, что, в свою очередь, привело к появлению многочисленных противоречивых суждений. Однако «красной нитью» в научных исследованиях проходит мысль о том, что «имущественное возмещение неимущественного вреда, которое по существу представляет собою перевод на деньги таких благ, как жизнь, здоровье, честь, творческие достижения человека, несовместимо с основными воззрениями советского социалистического общества, с его высоким уважением к личности человека»6.

В эпоху существования СССР приоритетными считались интересы государства, поэтому говорить о возможной компенсации нравственного вреда в данный исторический период не представлялось возможным. И все-таки многие ученые-юристы осознавали крайнюю необходимость внедрения института компенсации морального вреда, «но действовавшие в то время установки не позволяли говорить об этом открыто в учебной литературе»7.

Социалистическая правовая доктрина определяла, что личность советского человека находится на столь недосягаемой высоте, что ее нельзя оценивать в денежном эквиваленте. Денежное возмещение неимущественного (морального) вреда воспринималось как унижающее человеческое достоинство, чуждое советскому праву8.

И, тем не менее, уже в 1961 г. в Уголовнопроцессуальном кодексе РСФСР впервые появляется термин «моральный вред» в качестве одного из оснований для признания лица потерпевшим от преступления: «потерпевшим признавалось лицо, которому преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред»9. Статья 1 принятого в 1964 г. Гражданского кодекса РСФСР провозглашает, что Гражданский кодекс РСФСР «...регулирует имущественные и связанные с ним неимущественные отношения»10, возобновляя тем самым споры о возможности присуждения денежного вознаграждения за причиненный моральный вред.

В данном случае имеет смысл согласиться с мнением В. А. Тархова, утверждавшего, «что иногда неправильно указывают на то, что наше законодательство не допускало имущественной ответственности за неимущественный вред, поскольку из текста закона нельзя сделать определенного вывода, допускается такое возмещение или нет. Сложившаяся ситуация является отражением толкования судебной практики, которая с самого начала отрицательно относилась к возмещению морального вреда, а затем такое мнение не без борьбы укрепилось и в литературе»11. Постепенно, однако, и в общественном сознании, и в подходе законодателя к решению этого вопроса произошел перелом12. В ходе реформирования российского законодательства, начавшегося в середине 80-х гг. прошлого века, отечественный законодатель впервые включил в российское право институт компенсации морального вреда как совокупность правовых норм, регулирующих однородные имущественные и связанные с ними неимущественные общественные отношения.

Общей нормой, предусматривающей компенсацию морального вреда, стала ст. 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г.13, введенная в действие с 3 августа 1992 г. В этой норме впервые была предпринята попытка определить понятие морального вреда, закрепить условия и способы его возмещения.

Несмотря на то, что такие ведущие российские правоведы, как С. Н. Братусь14, И. Брауде15, Б. Лапицкий16, К. М. Варшавский17, а затем Н. С. Малеин18, Л. А. Майданик19, А. В. Белявский20, Н. Ю. Сергеева21, А. М. Белякова22, В.А. Тархов23, М. Я. Шиминова24, М. Н. Малеина25, Т. Н. Москалькова26, высказывались в поддержку компенсации морального вреда, их мнения не повлияли на принципы судопроизводства, согласно которым исковые требования о защите нематериальных благ удовлетворению не подлежали.

В Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик появляется упоминание о моральном вреде: «Потерпевшим признается лицо, которому преступлением причинен моральный, физический и имущественный ущерб» (ст. 24). Это и дало основание целому ряду юристов внедрять в юридическое сознание общества необходимость материального возмещения морального вреда27. Аналогичным образом данное право было закреплено в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. «О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей»28, в пункте 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда»29. Судебная практика середины 90-х гг. идет по пути удовлетворения в порядке уголовного судопроизводства исков о компенсации морального вреда, что, в свою очередь, достигается посредством аналогии норм права -- в данном случае постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» и постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. № 1 «О судебном приговоре»30.

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что исследования советских ученых-правоведов стали методологической основой формирования института компенсации морального вреда. Понятие морального вреда в том значении, в котором оно известно нам сегодня, было сформулировано в ст. 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик31, принятых 31 мая 1991 г. Несомненно, подобное нормативное закрепление института компенсации морального вреда можно считать прогрессивным, но все же остается открытым вопрос о содержании понятия «материальная форма компенсации морального вреда». Если толковать данную норму права, следуя законам формальной логики, то сначала суд при назначении компенсации морального вреда должен рассчитать ее размер в денежной форме, а затем в иной материальной форме, как об этом говорится в законе. В связи с этим необходимо разъяснить, что суду следует понимать под иной материальной формой, которая стала бы допустимой и равнозначной для замены ею причиненного морального вреда. Ныне действующий Гражданский кодекс РФ значительно расширил объем охраняемых Конституцией РФ прав и нематериальных благ.

Однако приходится констатировать тот факт, что в современном законодательстве проблемы компенсации морального вреда остались неразрешенными.

Примечания

1 Михно, Е. А. Проблема возмещения морального вреда // Правоведение. 1992. № 5. С. 89-94.