В современной России правовой нигилизм распространен чрезвычайно. Несмотря на то, что проблема эта поднимается часто на страницах газет и журналов, многие осознают ее, юридический нигилизм все равно существует, охватывая все слои общества, проявляясь в самых различных своих формах, начинаясь на обыденном и заканчиваясь на самом высшем ведомственном уровне. Укажем лишь на некоторые из этих форм, наиболее острые и очевидные из них.

1. Прежде всего, это прямые нарушения действующих законов и иных правовых актов (умышленные либо непреднамеренные). Они составляют огромный, трудно обозримый массив уголовно наказуемых деяний, а также гражданских, административных и дисциплинарных проступков. Корыстный уголовный криминал - наиболее грубый и опасный вид правового нигилизма, наносящий неисчислимый вред обществу - физический, материальный, моральный.

Криминогенная ситуация в стране оценивается сегодня с помощью таких эпитетов, как разгул, обвал, беспредел. Преступность приобрела мафиозно-организованный характер с преобладанием жестоких насильственных форм. Произошло ее сращивание с коррумпированной частью госаппарата, что, собственно, является характерным признаком мафии. Законы попираются цинично, открыто н почти безнаказанно. Преступный мир диктует свои условия, ведет наступление на само государство, претендует на власть. Слово "нигилизм" - слишком мягкое для отражения происходящего в данной сфере. Это - некая запредельность.

2. Повсеместное и массовое неисполнение (несоблюдение) юридических предписаний, когда субъекты (граждане, должностные лица, государственные органы, общественные организации) попросту не соотносят свое поведение с требованиями правовых норм, а стремятся жить и действовать но "своим правилам". Неисполняемость же законов - признак бессилия власти. Нередко федеральные н региональные чиновники, отдельные члены Федерации, производственные коллективы публично отказываются выполнять те или иные законы, так как, по их мнению, они "неправильные". Либо выдвигают ультиматумы - не сделаете (не дадите) то-то, не будем выполнять то-то или примем встречные меры (перекроем газ, магистраль и т. д.). Неподчинение же законам причиняет не меньший урон обществу, чем их прямое нарушение.

Здесь можно привести конкретный пример. Удивительная информация прозвучала в январе этого года на итоговом заседании Комиссии по жилищной политике и коммунальной реформе московской городской Думы. Из шестнадцати принятых в этой сфере в прошлом году или ранее законов и постановлений московской городской Думы, по оценкам самих законодателей, семь не работают. При этом такие важные, как "Основы жилищной политики города Москвы" и изменения и дополнения к нему, "О гарантиях города Москвы лицам, освобождающим жилые помещения", "Об особенностях приватизации жилых помещений в квартирах коммунального заселения" и вплоть до постановления "О правах товариществ собственников жилья по управлению и использованию объектов нежилого фонда в кондоминиуме". "Круглый стол" по проблемам жилищной политики выявил целый перечень случаев, когда арбитражные суды отказывают в праве долевой собственности на вестибюли, лестничные площадки, подвалы и электрощитовые, и не столько членам кондоминиумов, сколько состоящим в ЖСК и ТСЖ, даже несмотря на то, что все выплаты за эти помещения вносились регулярно и документально подтверждаются . Оказывается, все очень просто. Чиновники не хотят усложнять себе жизнь и не заниматься в этой связи сложными рассчетами. Эта их "инициатива" почему-то поддерживается в суде, что совершенно незаконно.

Неуважение к закону как высшему источнику права - характерная черта ведомственного (местнического) юридического нигилизма. Это нашло отражение и в самом законодательстве в той мере, в какой административная система воздействует на законодательный процесс (декларативность законов, их неполнота, отсылочность), и в общей установке рассматривать закон как акт по преимуществу общего характера, действующий не столько прямо, сколько после его "разъяснения", "детализации", "конкретизации" в ведомственном порядке. Подобный cтереотип прочно закрепился на верхних и на нижних этажах административной системы. Верха, да и чиновники средней руки уверены в своем праве корректировать закон, "отложить в сторону" те или другие его нормы, а нижестоящие звенья привыкли к тому, что надлежит следовать не закону, а идущим сверху инструкциям и указаниям.

Один из советских публицистов предпринял недавно попытку классифицировать те способы, с помощью которых происходит "метаморфоза законодательных постановлений" после того, как с ними "поработает", управленческий аппарат. Автор выделяет три таких способа. Первый - когда общий закон как бы раскладывается на несколько детализирующих его постановлений, каждое из которых вроде бы ему не противоречит, но в их совокупности его реализация сводится к нулю. Второй -- использование неясности, недоговоренности, противоречия, которые можно отыскать почти в любом законе. Третий -- исполнение с "перегибом", исполнительский раж, превращающий закон в абсурд" . Юрист мог бы существенно расширить приведенную классификацию. Но и сказанного достаточно для характеристики такой антиправовой "культуры управления".

Законы легко обходят, блокируют, с ними не считаются. Это своего рода социальный бойкот, саботаж, обструкция. Закон для многих стал весьма условным понятием: нравится - повинуюсь, не нравится - игнорирую. Законоупречное поведение - почти норма. Такое всеобщее непослушание - результат крайне низкого и деформированного правосознания, отсутствия должной правовой культуры, а также следствие общей расхлябанности и безответственности. В подобной среде, т.е. в условиях "криминальной демократии", весьма вольготно чувствуют себя всевозможные дельцы, махинаторы, нувориши, не привыкшие жить по закону. Легально и полулегально отмываются "грязные деньги", перераспределяются материальные блага, общество расслаивается на "очень богатых" и "очень бедных".

3. Издание противоречивых, параллельных или даже взаимоисключающих актов, которые как бы нейтрализуют друг друга, растрачивая понапрасну свою силу. Нередко подзаконные акты становятся "надзаконными". Вводимые в большом количестве юридические нормы не стыкуются, плохо синхронизированы, сталкиваются "лбами". В то же время имеются значительные пласты общественных отношений, не опосредуемых правом, хотя объективно нуждающихся в этом. Образуются так называемые правовые пустоты, вакуумы, пробелы. Все это вместе взятое создает правовую сумятицу, неразбериху, войну законов, за которой стоит война властей.

Существует мнение, что война законов - дело прошлое, что она велась, когда был союзный центр. Это не совсем так. Война законов не прекратилась, а видоизменилась. Конечно, накал ее спал, особенно в смысле риторики, эмоций, но она продолжается. Теперь эта война идет в рамках России между законами, указами, судебными решениями, правительственными постановлениями, а также между федеральными и региональными актами. Известно, что некоторые республики в составе РФ провозгласили приоритет своих законов над общероссийскими. А ведь именно с этого началась в свое время война законов в период распада СССР. Сегодня мы имеем "второе издание" такой войны, но уже между новым центром и новыми субъектами Федерации. Лишнего шума вокруг этого не поднимается, дабы не обострять и без того сложную ситуацию.

Но особенно тяжелые бои (в буквальном и переносном смысле) развернулись в сентябре - октябре 1993 года между актами бывшего Верховного Совета и президентскими указами. В тот момент беспрецедентная война законов достигла своего апогея и существенно изменила морально-психологический климат в стране. Ничего подобного история не знала, аналогов нет. Это был "верхушечный" правовой нигилизм в его наиболее концентрированной и крайне опасной форме.

К сожалению, новая Конституция РФ четко не разграничивает предметы законотворчества и указотворчества, не оговаривает, что законы обладают высшей юридической силой (верховенством). В ней лишь говорится, что "указы и распоряжения Президента не могут противоречить Конституции Российской Федерации и федеральным законам" (ст. 90). Поэтому "источник повышенной опасности", т. е. очаг для новой войны, сохраняется . Уже после принятия Конституции появился президентский Указ от 22 декабря 1993 г. № 2270, который в противовес приведенной ст. 90 устанавливает, что "законы РФ не применяются в части, противоречащей настоящему указу".

Картина усугубляется тем, что кроме войны юридической идет масса других войн (парламентов, бюджетов, суверенитетов, цен, налогов, компетенций, политических деятелей и даже... компроматов). В таких условиях ни один самый демократический институт не в состоянии нормально работать.

4. Подмена законности политической, идеологической или прагматической целесообразностью, выходы на не правовое поле деятельности, стремление различных общественных сил реализовать свои интересы вне конституционных рамок. Политическая логика очень часто берет верх над юридической. Наряду с "телефонным" и "мегафонным" правом нередко действует "право сильного", "захватное" или "явочное" право. Дает о себе знать "левый" и "правый" экстремизм . Это напоминает злополучную "революционную" или "классовую" законность, хотя всем ясно, что попытки утвердить демократию вне права порочны в своей основе. Характерна в этом отношении констатация такого радикального деятеля, как С. Юшенков: "Даже самый плохой закон лучше любой самой благой целесообразности, поскольку последняя не имеет границ" .

5. Конфронтация представительных и исполнительных структур власти на всех уровнях, особенно до самороспуска Советов. Постоянное выяснение того, какая власть главнее, борьба за роль "обкомов", "горкомов", "райкомов" приводили к тому, что законы никто не соблюдал. Плюс личные амбиции и соперничество лидеров, их стремление быть "первыми лицами", "хозяевами" в данной "вотчине". Верх брали соображения престижа или карьеры, честолюбие, а не законопослушание.

Более того, законы в этой борьбе становились досадной помехой. Возникали состояния двоевластия или, напротив, безвластия. Политические схватки наверху порождали "обмены любезностями" в низах. Шла своего рода внутренняя "холодная война", война нервов. Поскольку перетягивание каната долго продолжаться не могло, одна из сторон в конце концов перетянула. Однако и в настоящее время положение до конца не нормализовалось. Принцип разделения властей, заложенный в новой Конституции, на деле пока не сложился, система сдержек и противовесов не отлажена. Любой же паралич власти означает и паралич права, закона.

6. Нарушение или несоблюдение прав человека, особенно таких, как право на жизнь, честь, достоинство, имущество, безопасность. Слабая правовая защищенность личности подрывает веру в закон, в способность государства обеспечить порядок в обществе, оградить людей от преступных посягательств. Бессилие же права не может породить позитивного отношения к нему, а вызывает лишь раздражение. Человек перестает ценить, уважать, почитать право, так как он не видит в нем своего надежного гаранта и опору.

"Если "юридический путь" приводит человека в государственный орган и он наталкивается там на бюрократические процедуры и необоснованные отказы, если средства массовой информации сначала рассказывают о высоких достоинствах нового закона, а затем о том, как он искажается и препарируется, если гражданин обращается в суд за защитой своего действительного или предполагаемого им права и ему говорят, что судебной защите такое право не подлежит, то именно эти "если", а их перечисление можно продолжать достаточно долго, и есть та Среда, которая ежедневно и повсеместно воспроизводит юридико-нигилистические установки и предубеждения" . Как замечает В.А. Туманов, породить правовой нигилизм могут представления "о том, что достаточно принять "хороший закон", и тотчас в регламентируемой им сфере все будет налажено. Однако, в реальной жизни дело обстоит сложнее, и закон нередко вынужден перед ней отступить. Тогда законодательная иллюзия в обыденном сознании зачастую сменяется неоправданным разочарованием в отношении права вообще" .

В таких условиях даже у законопослушных граждан вырабатывается юридический нигилизм. Признание и конституционное закрепление естественных прав человека не сопровождается пока адекватными мерами по их упрочению и практическому воплощению в жизнь. А невозможность осуществить свое право порождает у личности отчуждение от него, правовую разочарованность, скепсис. Между тем давно подмечено: идея прав человека отнюдь не противоречит идее сильной полиции.

7. Наконец, можно выделить теоретическую форму правового нигилизма, проистекающую из некоторых старых и новых постулатов. Она связана как с догматизацией и вульгаризацией известных положений марксизма о государстве и праве, так и с рядом неверных или сугубо идеологизированных, а потому искаженных представлений о государственно-правовой действительности и ее развитии (отмирание государства и права, замена правового регулирования обще нормативным или моральным, примат политики над правом, власти - над законом, лобовой классовый подход, жесткий экономический детерминизм и т. д.).

Право трактовалось, да и сейчас еще нередко трактуется, в утилитарно-прагматическом ключе-как средство, орудие, инструмент, рычаг, способ оформления политических решений, а не как самостоятельная историческая, социальная и культурная ценность. Такая интерпретация не могла выработать в общественном сознании подлинно ценностное отношение к праву. Напротив, усваивалась мысль о второстепенной роли данного института. Главное - это экономика, политика, идеология, а не какие-то там правовые ценности.

В последнее время появились и новейшие веяния, способные подогреть юридический нигилизм на теоретико-научном уровне (писаное и неписаное право, противопоставление права и закона, возможность нарушения последнего во имя высших правовых идеалов и др.). Хотелось бы привести еще один пример, который иллюстрирует одну из "идей". Кое-кто из деятелей искусства уже прямо говорит не об изменении правосудия, а о его замене на самосуд. Так, депутат Госдумы и кинорежиссер Станислав Говорухин в своем фильме «Ворошиловский стрелок» преподносит привлекательный с детства образ заступника Робин Гуда как единственно возможный и эффективный способ борьбы с растущей преступностью. И получается, что снайперская винтовка в руках обиженного властями человека - это хорошо. Логика режиссера такова: если на суд оказывают бессовестное давление плохие люди, то положительные персонажи также имеют на это право, причем по своему разумению и хотению . Однако, если следовать такой логике, устраивать самосуд, заранее уверовав в то, что законным путем привлечь преступника к ответственности невозможно, можно вообще прийти к анархии. Стоит также заметить, что не способствуют укреплению веры в право и бесконечные споры о его понятии, в результате чего у граждан размываются представления о том, что же есть право.

Таковы основные сферы распространения и вместе с тем наиболее типичные на сегодня формы выражения правового нигилизма. Есть и другие его проявления и модификации (правотворческие импровизации, неуважение к суду, неконтролируемые процессы суверенизации и сепаратизма, разбалансированность правовой системы, несогласованность в управлении, пересечение полномочий и юрисдикции различных органов, вседозволенность и т. д.). Правовой произвол на всех этажах общества и среди населения не знает пределов, потому и называется беспределом. Бороться с ним обычными методами - неэффективно, нужны экстраординарные меры. Все это - неприглядные гримасы, искажающие молодой облик современной России до неузнаваемости.

Правовой нигилизм - продукт социальных отношений, он обусловлен множеством причин и следствий. В частности, он подпитывается и такими реалиями наших дней, как политиканство и циничный популизм лидеров всех рангов, борьба позиций и амбиций, самолюбий и тщеславий. Дают о себе знать эгоизм и властолюбие старой и новой бюрократии, некомпетентность и бестолковость чиновников. Последнее - традиционно больное место нашей государственности. Пушкинское "он чином от ума избавлен" подтверждается на каждом шагу. Полузнайство, невежество, дилетантство разрушают всякую правовую ткань, любые разумные юридические установления. Страшную силу этого явления страна познала сполна.

На личностном уровне правовой нигилизм выступает в двух качествах: как состояние умов, чувств, настроений и как образ действий, линия поведения. Последнее - индикатор вредности и опасности явления. Поступки - плоды помыслов, поэтому именно по поступкам можно судить о самом наличии и последствиях правового нигилизма. Он может быть активным и пассивным, стойким и спонтанным, постоянным и ситуационным, проявляться в виде простого фрондерства, иметь личные причины, когда, скажем, гражданин недоволен судом только потому, что он его осудил, а закон плох потому, что предусмотрел наказание за совершенное им деяние. Нигилизм возникает и как результат неудовлетворенности субъекта своим социально-правовым статусом, неадекватным, по его мнению, собственным потенциальным возможностям. К тому же он может быть вызван правовой неосведомленностью, скептическими стереотипами, а неверие в право и закон нередко достигает такой степени, что человек отказывается от реализации своих законных интересов, лишь бы "не связываться с правом".

Правовой нигилизм приобрел качественно новые свойства, которыми он не обладал ранее. Изменились его природа, причины, каналы влияния. Он заполнил все поры общества, принял оголтелый, повальный, неистовый характер. Сложилась крайне неблагоприятная социальная среда, постоянно воспроизводящая и стимулирующая антиправовые устремления субъектов. Возникло грозное явление, которое может отбросить демократические преобразования на многие десятилетия назад.

3.2 Пути преодоления правового нигилизма