Государственная власть и идеология

На основе «Послания о Мономаховом венце» был создан один из популярных памятников XVI в. -- «Сказание о князьях Владимирских». Текст его был в общем сходен с текстом «Послания» Спиридона, но «Родословие литовских князей» выделено в особую статью, и роль, отведенная Спиридоном тверским князьям, перенесена на московского князя Юрия Даниловича и его потомков; в конце упоминалась победа Дмитрия Донского над Мамаем.

В 1547 г. произошло важное событие в истории Русского государства: молодой великий князь Иван IV был коронован «шапкой Мономаха» и объявлен «царем всея Руси». В связи с этим был составлен специальный «Чин венчания», во вступлении к которому было использовано «Сказание о князьях Владимирских». Идеи «Сказания» излагались в дипломатических памятниках, отражались в летописях и «Степенной книге» XVI в. и в «Государевом родословце». Они проникли даже в изобразительное искусство: сцены из «Сказания о князьях Владимирских» вырезаны на дверцах «царского места» (ограды для трона Ивана IV) в Московском Успенском соборе.1¹ Дмитриева Р. П. Сказание о князьях Владимирских. М.-Л., 1955, с. 143

Теория «Москвы -- третьего Рима» старца Филофея. Около 1524 г. старец (старший монах) Псковско-Печерского монастыря Филофей написал «Послание на звездочетцев», адресованное дьяку Мисюрю Мунехину и направленное против служившего при дворе Василия III немецкого врача и философа, латинянина (католика) Николая Булева (Бюлова), распространявшего на Руси немецкий альманах с астрономическими и астрологическими предсказаниями. Протестуя против этого, Филофей высказал довольно распространенное в русской публицистике мнение о греховности всего латинского (католического) мира, и о том, что как «первый Рим», так и «второй Рим» (Константинополь) впали в ересь и перестали быть центрами христианского мира. На смену им приходит Русское царство -- «третий Рим»: «Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».2² Малинин В. Старец Елизарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901, с. 45 Эта же идея высказывается еще в двух посланиях, встречавшихся в рукописной традиции с именем Филофея и адресованных великим князьям Василию Ивановичу и Ивану Васильевичу; однако адресаты-князья упоминаются только в поздних списках (не ранее XVII в.), и мы не знаем, что представляют собой эти списки: другие послания Филофея, или поздние переделки его «Послания на звездочетцев».3³ Гольдберг А. Л. Три «послания Филофея» (Опыт текстологического анализа). -- «ТОДРЛ», т. XXIX, с. 68-97. Но сколько бы посланий ни писал Филофей, именно ему принадлежит создание теории «Москвы -- третьего Рима». Теория эта опиралась на некоторые идеи, высказывавшиеся еще в XV в. Незадолго до завоевания Константинополя турками, византийский император и патриарх, желая получить помощь с Запада, согласились на соединение греко-православной церкви с латинской, католической. Но церковная уния не спасла Константинополь, и в 1453 г. он был завоеван турками. В России не признали унию, а завоевание Царьграда рассматривали как божью кару грекам за отказ от православия. В 1492 г. близкий к еретикам митрополит Зосима заявил, что теперь на смену «первым» -- грекам приходят «последние» -- русские, и назвал Москву «новым градом Константина». В отличие от Зосимы Филофей был противником еретических движений и не помышлял о какой-либо реформе церковного устройства, но идее «Москвы -- нового города Константина» он придал еще большую широту, объявив Москву духовным центром всего христианского мира.

4. Идеология, как национальная идея (США)

«Постепенное установление равенства есть предначертанная свыше неизбежность. Этот процесс отмечен следующими основными признаками: он носит всемирный, долговременный характер и с каждым днем все менее и менее зависит от воли людей; все события, как и все люди, способствуют его развитию. Благоразумно ли считать, что столь далеко зашедший социальный процесс может быть приостановлен усилиями одного поколения? Неужели кто-то полагает, что, уничтожив феодальную систему и победив королей, демократия отступит перед буржуазией и богачами? Остановиться ли она теперь, когда она стала столь могучей, а ее противники столь слабы?»1¹ Алексис де Токвиль «Демократия в Америке». М.; 2000. с. 144

А. Да Токвиль жил в эпоху великой демократической революции; все ее замечали, но далеко не все оценивали ее сходным образом.

Одни считали ее модным и, рассматривали как случайность, еще надеялись ее остановить, тогда как другие полагали, что она неодолима, поскольку представлялась им в виде непрерывного, самого древнего и постоянного из всех известных в истории процессов.

Среди множества новых предметов и явлений, привлекших внимание Токвиля во время пребывания в США, сильнее всего он был поражен равенством условий существования людей. Он без труда установил то огромное влияние, которое оказывало это представленное обстоятельство на все течения общественной жизни.

Эмигранты, обосновавшиеся в Америке в начале 17 в., каким-то образом смогли отделить демократические принципы от всего того, против чего они боролись в недрах старого общества Европы, и сумели перевезти эти принципы на берега Нового Света. Там, произрастая свободно, в гармоническом соответствии с нравами, эти принципы мирно развивались под сенью законов.

В Америке народ сам выбирает тех, кто создает законы, и тех, кто их исполняет; он же избирает суд присяжных, который наказывает нарушителей закона. Все государственные институты не только формируются, но и функционируют на демократических принципах. Все это подтверждает, что именно народ управляет страной. И хотя государственное правление имеет представительную форму, нет сомнения, что в повседневном управлении обществом беспрепятственно проявляются мнения, предрассудки, интересы и даже страсти народа.

Особое значение Токвиль в своей работе уделяет партиям Соединенных штатов Америки как политическим организациям государства, которые, по его мнению, является подобными соперничающим нациям.

«Прежде всего, необходимо определить основное различие между партиями».

Есть страны, занимающие столь обширную территорию, что их народонаселение хотя и находится под единым суверенитетом, не едино по своим интересам, отсюда и постоянные разногласия между отдельными его группами. Эти группы населения еще не образуют партий в прямом смысле слова, это скорее разные народы.

Когда же граждан страны разъединяют разные взгляды на проблемы, интересующие в равной степени все регионы страны, такие как, например, общие принципы государственного правления, тогда и рождаются группировки, которые Токвиль называет «собственно партиями».

«Партии - зло, свойственное демократическому правлению, однако характер их в разные периоды неодинаков, и в основе их деятельности лежат различные побуждения».3³ Там же. с. 144.

Общественное настроение в США

Существует любовь к родине, которую питают неосознанные, бескорыстные и неуловимые чувства, любовь, которая наполняет душу человека привязанного к месту его рождения. К такой инстинктивной любви примешивается еще приверженность к древним обычаям, уважение к предкам, память о прошлом, и люди любят свою страну так же, как отцовский дом. Им дороги царящее в ней спокойствие, приобретенные там мирные привычки, воспоминания, которые она им навевает. Им даже бывает сладко жить там в неволе. Такая любовь к родине нередко подогревается еще и религиозными чувствами, и тгда она способна творить чудеса.

Как всякое неосознанное чувство, такая любовь может скорее подвигнуть на крупные, но кратковременные дела, чем на постоянные усилия.

Есть и другая любовь к родине, более рациональная. Она, быть может менее великодушна и пылка, но более плодотворна и устойчива. Эта любовь возникает в результате просвещения, развивается с помощью законов, растет по мере пользования правами и в конце концов сливается с личными интересами человека. Люди начинают видеть связь благосостояния страны и их собственного благосостояния, осознают, что закон позволяет им его создать. У них пробуждается интерес к процветанию страны сначала как к чему-то приносящему им пользу, затем как к собственному творению.

Люди, ныне живущие в США, прибыли туда сравнительно недавно, они не принесли с собой ни прежних обычаев, ни воспоминаний, они встречаются там впервые и плохо знают друг друга. Почему же каждый из них интересуется делами общины, округа и всего государства, как своими собственными? Только потому, что каждый из них по-своему принимает активное участие в управлении обществом.

В Соединенных Штатах простые люди понимают одну несложную, но в то же время плохо осознанную народами истину: счастье каждого зависит от общего процветания. Более того, они привыкли смотреть на это процветание как на дело своих рук, они не отделяют благополучие общества от собственного и трудятся на благо государства не только из чувства долга или гордости, но, можно сказать, из страсти к наживе.

Права в США

«Права - это не что иное, как добродетели, перенесенные в политическую жизнь».1¹ Алексис де Токвиль «Демократия в Америке». М.; 2000. с. 188.

Именно понятие о правах позволило людям определить, что есть вседозволенность и произвол. Оно помогает им быть независимыми без высокомерия и подчиняться, не унижаясь.

В Америке простые люди осознают высокое понятие политических прав, потому что они ими располагают. Они не задевают права других, потому что не хотят, чтобы нарушали их права.

«Демократия доводит понятия политических прав до сознания каждого гражданина, так же как наличие имущества делает доступным всем людям понятие собственности».2² Там же. с. 189.

В Америке народ получил политические права в такое время, когда ему еще было трудно употребить их во зло, потому что граждане были малочисленны, а нравы просты. По мере роста населения страны американцы не расширяли, если можно так выразиться, полномочия демократии, а скорее распространяли сферы ее приложения.

Уважение закона в США

Не всегда возможно прямо или косвенно привлечь весь народ к созданию закона. Но нельзя отрицать, что в тех случаях, когда это удается авторитет закона значительно повышается. Народное происхождение законов, которое часто вредит их доброкачественности и мудрости, удивительным образом способствует росту их могущества.

В США все граждане имеют право голоса и, следовательно, все косвенно принимают участие в законодательной деятельности. Тот, кто выступает против закона, вынужден открыто делать одно из двух: либо стремиться изменить убеждения народа, либо пренебречь его волей.

К это надо добавить еще один довод, более конкретный и веский: в США каждый в како-то смысле лично заинтересован в том, чтобы все исполняли законы. Как бы неудачен ни был закон, граждане США исполняют его без принуждения и относятся к нему не только как к результату трудов большинства, но и как к собственному делу. Они смотрят на него, как на сделку, в которой они участвуют.

В Америке нет многочисленного и беспокойного слоя людей, которые смотрели бы на закон со страхом и подозрением, как на своего естественного врага. Напротив, нельзя не заметить, что все общество полностью доверяет законам, по которым живет страна, и питают к ним нечто вроде отцовской любви.

Просвещение, привычки и практический опыт американцев

До сих пор в Америке мало знаменитых писателей, там нет великих историков, поэтов. Американцы смотрят на литературу в собственном смысле этого слова с некоторым пренебрежением.

Американскому уму чужды общие идеи, он совсем не стремится к теоретическим открытиям. Этому способствуют американская политика и промышленность. В США постоянно издаются новые законы, но еще не нашлось крупного ученого, который бы изучил их основные принципы.

У американцев есть юрисконсульты и комментаторы, но у них нет публицистов. В политике они дают миру скорее примеры, чем уроки.

В Америке умело используют европейские изобретения, совершенствуют их и отлично приспосабливают к местным условиям. Американцы изобретательны, но они не занимаются промышленностью с теоретической точки зрения. В этой стране есть хорошие рабочие, но мало созидателей.

Тому, кто хочет понять, в каком состоянии находится просвещение американцев, следует рассмотреть вопрос с двух сторон. Если он будет интересоваться только учеными, то будет удивлен их малочисленностью; если же он станет искать невежественных людей, то американский народ покажется ему самым просвещенным на земле.

В США каждый гражданин овладевает зачатками человеческих знаний, кроме того, его обучают доктрине и доводам его религии, знакомят с историей его родины и с основными положениями конституции, по которой она живет.

Основным источником истинных знаний является опыт, и, если бы американцы мало помалу не привыкли сами управлять своими делами, книжные знания, которыми они обладают, не помогли бы им преуспеть.

«Не подлежит сомнению, что в Соединенных Штатах обучение народа значительно способствует сохранению демократической республики. И я полагаю, что так будет повсюду, где обучение, просвещающее ум, не будет оторвано от воспитания, формирующего нравы. В то же время я не склонен преувеличивать значение этого положительного факта, и, также как многие европейцы, я далек от мысли, что стоит лишь научить людей писать и читать, как они сразу же станут гражданами».1¹ Алексис де Токвиль «Демократия в Америке». М.; 2000. с. 230

В США все воспитание людей имеет политическую направленность. Американцы всегда переносят привычки общественной жизни в частную жизнь. «У них в школьных играх можно встретить представление о присяжных, об организации банкета - парламентские реформы».2² Там же. с. 231.

Философское мышление американцев

«Я думаю, что во всем цивилизованном мире нет страны, где бы философии уделяли меньше внимания, чем в Соединенных Штатах», - писал в своей работе Токвиль.

Американцы не имеют своей собственной философской школы и очень мало интересуются теми школами, представитель которых соперничают друг с другом в Европе; они едва ли знают их названия и имена. Между тем вполне очевидно, что почти все жители США имеют сходные принципы мышления и управляют своей умственной деятельностью в соответствии с одними и теми же правилами, то есть, не дав себе труда установить эти правила, они обладают определенным, всеми признанным философским методом.

Токвиль подчеркивал, что отсутствие склонности к представленному порядку, умение избегать ярма привычек и зависимости от прописных истин относительно проблем семейной жизни, от классовых предрассудков, а до определенного предела и от предрассудков национальных; отношения к традициям лишь как к сведениям, а к реальным фактам не иначе, как к полезному уроку, помогающему делать что-либо иным образом и лучше, индивидуальная способность искать в самих себе единственный смысл всего сущего; стремление добиваться результатов, не сковывая себя разборчивостью в средствах их достижения, и умение видеть суть явлений, не обращая внимания на формы, - таковы основные черты идеолого-философской мысли в США.

Американцы, видя, что им без всякой помощи удается решать все сложные проблемы практической жизни, с легкостью приходят к умозаключениям, что все на свете объяснимо и познаваемо. Вследствие этого они с готовностью отрицают все то, чего не могут понять: отсюда их не доверие к необычному и почти непреодолимое отвращение к сверхъестественному.

Предпочтение равенства свободе

Равенство подсказывает человеческому сознанию многие идеи, которые без равенства ни когда бы не пришли людям в головы, и оно модифицирует почти все те идеи, которые людям уже были известны прежде. В качестве примера возьмем идею о возможности самосовершенствования человека, так как эта идея является одной из основных, создаваемых человеческим сознанием.

Несмотря на то, что человек во многих отношениях похож на представителей животного мира, он все же отмечен одним, лишь ему принадлежащим, свойством: в отличии от животных он самосовершенствуется.

Едва ли есть надобность говорить, что из всех чувств порождаемых в обществе равенством условий, самым главным и самым сильным является любовь к этому самому равенству. Вполне возможно представить себе ту крайнюю точку, в которой свобода и равенство пересекаются и совмещаются.

Предположим, - как говорил Токвиль, - что все граждане соучаствуют в управлении государством и что каждый имеет совершенно равное право принимать в этом участие. В этом случае никто не будет отличаться от себе подобных и ни один человек не сможет обладать тиранической властью; люди будут совершенно свободны, потому что они будут полностью равны, и они будут совершенно равны, потому что будут совершенно свободны. Именно к этому идеалу стремятся демократические народы.

«Любовь людей к свободе и та склонность, которую они испытывают к равенству в реальной жизни - совершенно разные чувства, и я осмелюсь добавить, что у демократических народов эти чувства не равны по силе и значению», - утверждает Токвиль.

Если какой-либо народ мог самостоятельно уничтожить у себя или хотя бы ослабить господство равенства, он достигал этого лишь в результате долгих и мучительных усилий. Для этого ему необходимо было изменить свое социальное устройство, отменить свои законы, трансформировать обычаи и нравы. Политическую свободу, напротив, надо все время крепко держать в руках: достаточно ослабить хватку, и она ускользает.

Таким образом, люди цепко держатся за равенство не только потому, что оно им дорого, они привязаны к нему еще и потому, что верят в его неизбывность. Демократические народы всегда с любовью относятся к равенству, однако бывают периоды, когда они доводят эту любовь до исступления. Это случается тогда, когда старая общественная иерархия, долго расшатываемая, окончательно разрушается в результате последних яростных междоусобных схваток и когда барьеры, разделявшие граждан наконец-то оказываются опрокинутыми.

В такие времена люди набрасываются на равенство, как на добычу, и дорожат, им как драгоценностью, которую у них могут похитить.

Страсть американцев к материальному благополучию

В Америке страсть к материальному благополучию не всегда является преобладающей, но она свойственна всем, хотя всякий выражает ее на свой собственный лад. Забота об удовлетворении малейших потребностей тела и об обретении мелочных жизненных удобств повсеместно занимает мысли американцев.

Когда сословия перемешаны, а привилегии уничтожены, когда просвещение и свобода распространяются все шире и шире, воображение бедных воспламеняется страстным желанием обрести благосостояние, а души богатых охватывает страх перед возможностью его утратить, появляется множество людей, имеющих средний достаток. Его вполне хватает на то, чтобы воспитать во владельцах вкус к материальным наслаждениям, однако он недостаточен для их полного удовлетворения. Этот достаток всегда дается им с трудом, и вкушают они его с трепетом.

Оттого они постоянно стремятся получить или же сохранить свою долю столь дорогих, столь неполных и столь мимолетных наслаждений.

«В Америке мне не встретилось ни одного человека, сколь бы ни был он беден, который не бросал бы взгляда, полного надежды и зависти, на комфортную жизнь богатых людей и чье воображение не было бы заранее захвачено созерцанием картин рисующих блага, в обладании которыми судьба упорно ему отказывала». 1¹ Алексис де Токвиль «Демократия в Америке». М.; 2000. с. 390

5. Идеология нового времени

5.1 Идеология тоталитаризма Аренд Ханны

Некогда запретные проблемы, связанные с тоталитаризмом, сегодня в отечественной политической науке находятся на пике популярности. Существует множество различных определений тоталитаризма, учитывающих все его грани и аспекты. Но если постараться выбрать из этих дефиниций нечто общее, то можно сказать, что тоталитаризм -- это высшая мера лишения человека свободы, создание структуры государства не для обеспечения прав и свобод человека и гражданина, а, напротив, для его подавления, диктата человеку правил поведения, исключающих свободу выбора и самоопределения.

Учитывая печальный опыт нашей страны, пережившей специфический для мировой практики тоталитарный режим, а также стремление прогрессивных политических сил создать систему, которая преградила бы дорогу к кормилу правления тоталитарным движениям и вождям, представляется важным обратиться к наследию западной политико-правовой мысли, которая, в отличие от отечественной, уже более полвека оперирует категорией «тоталитаризм» и создала концепцию тоталитаризма в различных вариациях.

Именно Вторая мировая война, кошмары, воплотившиеся в реальность, дали мощный импульс теоретическому осмыслению и оформлению концепции тоталитаризма в оригинальных трудах, сегодня считающихся классическими и принадлежащих, главным образом, немецким эмигрантам: Ф. Хайеку, X. Арендт, К. Фридриху. Мировое признание получила работа Ханны Арендт - «Происхождение тоталитаризма» (1951), посвященная истории данного феномена и его анализу, ставшая базовой для последующих концепций.

Ханна Арендт занимает особое место в политической традиции XX века. Она относится к редкому теперь типу ученых-универсалов, являясь известным теоретиком политики, правоведом, социологом, философом. Лейтмотивом ее понимания права является идея свободы, а условием ее реализации выступает политика. Насилие не только не принадлежит сфере политики, но является антиполитическим феноменом. Следовательно, тоталитаризм, по Арендт, был фактическим отрицанием политики в XX в.

Ханна Арендт первая представила тоталитаризм в качестве «патологии» современного общества, ведущей к его самоуничтожению. Исследуя причины, симптомы и, наконец, само «протекание болезни» в нацистской Германии и Советском Союзе, Арендт приходит к поразительному выводу, что природа этой «патологии» скрывается в человеческой сущности. Хотя в противоположность последующим авторам Арендт очень четко и узко ограничивает распространение тоталитаризма во времени и пространстве (нацизм - аутентичный тоталитаризм с 1933г., сталинизм - с 1930г.; первый перестал существовать в результате поражения во Второй мировой войне, второй - со смертью Сталина), преступления нацизма и сталинизма нельзя относить на счет только немецкого и русского народов. События последней эпохи доказывают, что кровожадность, культ насилия, почитание силы, а также жестокий расизм не являются «достоянием» какой-либо одной нации. Их ростки заложены в самой натуре современного человека. «Тоталитарная машина уничтожения, - говорит Арендт, - приводилась в действие не фанатиками, не авантюристами, не садистами, не сексуальными маньяками, а нормальными, добропорядочными, законопослушными гражданами». Без согласия столь многих простых людей преступления тоталитаризма не были бы столь эффективны.

Для Арендт, тоталитаризм есть перевернутый мир. Монополизация власти, изоляция индивидов, тотально подчиненных и лишенных свободы деятельности, амнезия, секретность, разрушение всякой способности судить, желание изменить человеческую природу - вот характеристики крушения ценностей, осуществленного тоталитарным универсумом, где все возможно и ничто не является правдой. Одним из глубоких проникновении X. Арендт в природу тоталитаризма явилось ее видение механизма осуществления политической власти, который, по ее мнению, кардинально отличает тоталитаризм от других разновидностей недемократического режима.

Особую роль в механизме осуществления власти играет идеология. Акцентируя на этом внимание, Арендт доказывает, что совершаемые тоталитаризмом жестокости, которым нет аналогов в истории человечества, доступны пониманию лишь в терминах идеологии. Массовые убийства не являются результатом неконтролируемой ярости (можно сравнить тщательно организованное, запротоколированное с бюрократической точностью истребление «нечистых» рас, к примеру, с кровавыми бойнями, устраиваемыми полчищами Чингисхана, Тамерлана и других претендентов на мировое господство), и в то же время они не служат утилитарным интересам тех, кто их осуществляет. Как ни странно, нацисты ставили под угрозу свою программу военных действий, привлекая ценные ресурсы для перевозки евреев в лагеря смерти перед самым концом войны. Такие систематические, запланированные истребления имеют только идеологический смысл.

Арендт никогда не проповедовала ни одну из идеологий XX в. Для нее все идеологии являются «измами», предназначенными для удовлетворения своих сторонников. Они могут объяснить все и каждый случай в отдельности, дедуцируя из единственной предпосылки, поскольку идеологии претендуют на знание всех тайн исторического процесса.

Под идеологией Арендт понимает буквально то, что означает термин «логика идеи». Ее предметом является история, к которой прикладывается эта идея; результатом оказываются не события, как они есть в действительности, а развертывание процесса, находящегося в постоянном изменении. Идеологии рассматривают ход событий, как если бы они подчинялись некоему закону, объясняющемуся этой «идеей», будь то идея классовой или межрасовой борьбы.

В ситуации распада традиционных систем, когда еще не возникла достаточно ясная система альтернативных ценностей, идеология с ее предельно простой политической программой давала аморфной, индифферентной массе духовную общность и спокойствие ее бунтующему сознанию. Например, при нацизме нации предлагается всего лишь сплотиться под руководством одной партии, возглавляемой одним фюрером, достичь полного единения и начать выполнять свою миссию избранного народа в соответствии с расовой теорией, разделившей человечество на биологически «высшую расу» и «низшие нежизнеспособные расы».

Согласно Арендт, отличие тоталитарного правления от тираний бесчисленных исторических деспотов заключалось не просто в размахе учиненных ими убийств, а в том, что все это понималось и осуществлялось как разумная реализация на практике официальной доктрины, согласно которой расовая борьба была «законом природы», классовая же борьба - «законом истории», а соображения свободы выбора со стороны палачей или невинных, как и виновность и невиновность со стороны жертв, совершенно не брались в расчет. Эти законы, сверх- и надчеловеческие, если они будут сознательно воплощены в жизнь, то должны ускорить развитие природы или истории. Ускорителем и инструментом их реализации выступает террор как универсальное средство тоталитарных режимов. Что поражает Арендт как новое, требующее объяснения в нацизме и сталинизме, так это поведение жертв и палачей. Подобные автоматам, и те и другие ясно понимали, что у них нет никакого выбора, никакой возможности действия, и, проходя через свой ритуал, они просто повиновались силам более могущественным, чем человеческая воля.

Тоталитарный террор - это нечто большее, чем простое насилие. Террор выбирает свои жертвы безотносительно к индивидуальным действиям и мыслям, желаниям и намерениям. Как таковые понятия вины и невиновности теряют сугубо юридический смысл, превращаясь в бессмысленные категории. «Евреи и кулаки, - говорит Арендт, - обрекались на смерть не из-за своей способности что-то совершить или мыслить, а из-за того, кем они являются на самом деле». Слова «преступление» и «преступник» прилагались к тому, что не было преступлением, и адресовались тем, кто преступление не совершал.

В области идеологии все действия, даже самые чудовищные, являются просто выводами из объективной логики идей, какими бы безумными ни казались они для здравого смысла. Арендт блестяще показывает необъяснимую парадоксальность этого массового убийства. Жертва знает, что не совершала никаких преступлений против системы. Убийца не считает себя преступником, поскольку он совершает преступление не по личным мотивам и не по своей склонности, а в силу профессии, к тому же действует строго по закону, хотя сами законы были преступными. Позже эти мысли Арендт разовьет в феномене «отца семейства», которого отлаженная машина тоталитарного государства вынуждает стать палачом, освобождая от главного - ответственности за содеянное («Эйхман в Иерусалиме», 1963).

Кроме «высшего смысла» тоталитарных идеологий, заключающегося в переделке действительности и природы человека, был еще и практический смысл - идейное обоснование террора, который осуществлялся согласно «объективным законам» природы (расизм) или истории (большевизм). Определяя место тоталитаризма в истории, Арендт придерживается традиции политической философии, исходящей еще от Платона и Аристотеля, с ее фундаментальной классификацией основных форм правления, одна из которых характеризуется легитимной властью, подчиненной закону, другая - произвольной властью и отсутствием закона. Она рассматривает тоталитаризм как новый, не имеющий аналогов в истории человечества режим. Он беспрецедентен, поскольку разрушает саму альтернативу между законной и незаконной властью. Он «гордится» своими «позитивными» законоположениями, такими, как сталинская конституция, не слишком заботится об отмене старых законов (Гитлер не удосужился упразднить Веймарскую конституцию). Однако, даже нарушая позитивный закон, режим всегда действует в рамках тоталитарной законности: он строго подчиняет свои действия «закону природы или истории». «В идеологиях тоталитаризма сам термин «закон» изменил свое значение, - говорит Ханна Арендт. - От выражения рамок стабильности, внутри которых человеческие действия могут иметь место, он становится выражением самого движения».

Террор, согласно Арендт, есть орудие осуществления тоталитарной законности. Подобные методы присущи любым диктатурам, но диктаторский террор всегда направлен против действительной оппозиции и прекращается, когда таковая подавлена. Для Арендт представляется отличительным свойством тоталитаризма развитие террора за пределами функции устранения оппозиции или даже тех, кто подозревается в приверженности ей, и их использование для постоянно растущих списков «объективных врагов». При тоталитарных режимах террор возрастает в обратной пропорциональности к существованию оппозиции. По этой причине Арендт исключает все другие формы деспотизма и однопартийного правления, включая фашистскую диктатуру Муссолини, из категории тоталитарных.

Для Арендт террор и идеология представляются средствами низведения масс к пассивности. «Террор или трансформирует классы в массы, или удерживает их в стадном состоянии, при котором каждый является одновременно сжатым настолько, что никакое публичное пространство, никакой потенциал к свободе не возможен». Образ, создаваемый мыслителем, является абстрактной сущностью, в рамках которой все человеческие существа оказываются вовлеченными либо как жертвы, либо как палачи в неумолимый процесс, определенный идеологией, ведущий к антиутилитарным целям и в конечном счете - к человеческому разрушению. Палачи и жертвы перестают быть субъектами политики. Зло становится банальным.

5.2 Идеологии как детерминанта политики в эпоху модерна (У. Матц)

По мнению Ульриха Матц - «Если вслед за Т. Парсонсом (1951) под "идеологией" понимать систему ценностей данного общества, то можно, конечно, выявлять существующие идеологии, однако не актуальное их значение: они в этом случае, с их функцией ориентационной системы, предстают универсально заданными в социальном действии вообще. Если же, в соответствии с марксистской традицией, подразумевать под "идеологией" лишь такую систему ценностей, которая легитимирует существующий в данном обществе порядок господства (К. Ленк, 1984), то и тогда придем к этому же результату».

Для У. Матц наиболее удачным представляется предложение Э. Шилса «применять понятие идеологии к системе убеждений такого типа, какой закономерно выдвигается на авансцену во время серьезных общественных кризисов». С этой точки зрения идеологиями являются лишь такие системы ценностей, которые, выступая в качестве политического мировоззрения, имеющего силу веры, обладают особенно большим ориентационным потенциалом и потому способны обуздывать связанные с кризисом процессы «социальной аномии».1¹ Аномия (от греч. a - отрицательная частица и nomos - закон) - понятие социологии, введенное Э. Дюркгеймом и обозначающее любые виды нарушений в ценностно-нормативной системе общества

Воссоздание идеального типа идеологии, в смысле политико-социального мировоззрения, должно начинаться с исторической корреляции между кризисным сознанием Нового времени и веком классических идеологий. «Мы при этом восходим к самому принципу идеологий, понимаемому одновременно как "начало" и как "парадигма". Разумеется, это начало не может быть определено аподиктически и однозначно (... ). Представляется целесообразным обратиться к тому кризису основ политического порядка, что был порожден к началу Нового времени частичным политическим успехом Реформации. Кризис этот проявляется в конфессиональных конфликтах, в ходе которых, в частности, объявляются секты, открыто, и нередко с заметным успехом, борющиеся за политическое господство. Это относится в первую очередь к сектам кальвинистского типа, а из них в особенности к тем, что проявили себя в гражданской войне XVII в. в Англии» - утверждал в своей работе Матц.

У. Матц выделял в своем труде следующие отличительные признаки идеологии:

1. Идеология есть в принципе религиозно мотивированная, но по своему содержанию секуляризирующая1¹ Секулярищация (от позднелат. Saecularis - мирской, светский) - 1) форма освобождения от религиозных и церковных институтов; 2)свободная от христианства жизненная философия система ориентаций ("эрзац-религия"). Уже в фигуре праведника исполнитель Божьего веления не отличим более от божественного повелителя, и это тем примечательнее, что его революционная программа находится в явном противоречии с божественным откровением, к которому он апеллирует. «Если абстрагироваться от Бога и не обращать внимания на религиозную терминологию - перед нами якобинец или революционный коммунист», - говорил Матц.

2. Идеология в принципе революционна. Соответственно этому системы ориентации вроде консерватизма, часто именуемые идеологиями, могут рассматриваться лишь как эпифеномены2² Эпифеномен - (от греч. epi - при и phainomenon - являющееся) - сопутствующее, побочное явление идеологии, получающие отчетливое оформление благодаря своему противостоянию собственно идеологии.

3. Идеология есть, по сути, картина мира, сложившаяся в ходе систематического редуцирования сложности действительности. В случае с "праведниками" это происходит в двух измерениях: до некоторой степени по вертикали - через снятие различения потустороннего и посюстороннего, духовного и светского, религии и политики; по горизонтали - через конструирование универсального конфликта между идеологическим движением и "миром".

4. Идеология развертывает этот антагонизм в перспективе священно-исторически понимаемого прогрессивного процесса, включающего в себя кризис и как катастрофическое событие, и как экзистенциальную решимость. Тем самым она создает ориентационный и мобилизационный потенциал и дает возможность идеологической политике и ее носителям явить себя в качестве эпохального движения.

5. Идеологическая политика имеет опору не в обществе, чьи структуры и ценности вы растают из его традиций, а в трансцендентном по отношению к обществу принципе, который обществу навязывается; политик, следовательно, - представитель уже не общества, а трансцендентного принципа (идеологии), поэтому в спорных случаях его функция имеет диктаторский характер.

Отличительные признаки идеологии с совершенной очевидностью характеризуют ее как в высшей степени специфический феномен среди всего того, что составляет область убеждений, имеющих силу веры. Исходным пунктом идеологии, по самой сути, служит некоторая "идея", развивающаяся в интеллектуальной среде и ведущая к возникновению интеллектуальных движений, которые более или менее выраженно воздействуют на все общественное создание либо выливаются также и в массовые политические движения.

«Если прототип идеологического движения эпохи модерна усматривается в кальвинистских сектах периода религиозных противоборств на заре Нового времени, то это значит, что сам процесс секуляризации не может быть причиной образования идеологии», - утверждал У. Матц. Идеология возникает, напротив, в контексте религиозного плюрализма и скрепленного конфессионально абсолютизма, как революционная сакрально-политическая доктрина. Обмирщенное вплоть до того, что оно становится политической программой, религиозное призвание, напротив, само выступает элементом широко и надолго развертывающегося процесса секуляризации.

Матц в своем труде определяет такие отличительные признаки общества модерна как:

-- относительная незначимость политики;

-- сбивающее с толку сосуществование и конкуренция - в пределах одной и той же культурной системы - различных религий или, соответственно, мировоззрений, чем, по всей вероятности, также можно объяснить ослабление четкости очертаний и силы значимости передаваемых по традиции ориентационных систем вследствие их нивелировки;

-- отображаемая в этом плюрализме и все большем ослаблении традиции потенциальная аномия.

Данные признаки он связывал с реагированием на них идеологии в силу ее логики, и это реагирование было «до некоторой степени терапевтическим».

По мнению У. Матц, классические идеологии в их старой форме приходят в упадок, они утрачивают ясные очертания, а значит, уходит и резкое их взаимопротивопоставление, они больше уже не носят характера всеохватывающих общественных "теорий", а потому не сохраняют традиционной привязки к поддающимся однозначному социально-структурному определению группам. Но в своей сущности идеологии не исчезли, они лишь изменили, так сказать, свое агрегатное состояние: произошла определенная дисперсия идеологического, которая оказывает свое воздействие на политическое сознание, несмотря на весь прагматизм. Политический словарь, как и прежде, повсюду в мире пронизан «идеологемами» классического происхождения. Так что, может быть, и можно вслед за Ханной Арендт прийти к утверждению, что большие идеологии сегодня "только в лепете оправданий еще играют роль".

6. Современные представления о роли идеологии в государстве (на примере России)

6.1 Цинизм как идеология нашего времени

К вопросу об эффективности проводимых в России в наше время реформ можно относиться по-разному - в зависимости от подходов и критериев. Для одних достигнутые результаты являются нормальными, а пройденный путь - единственно возможным, для других (я отношусь к их числу) очевидно, что они могли бы быть значительно лучше, если бы власть была чуть менее глупой и жадной.

Однако было бы ошибкой полагать, что критерии эффективности проводимых реформ лежат лишь в плоскости экономических индикаторов. Сегодня стало очевидным, что мы страдаем от более тяжкого кризиса, чем экономический. Этот кризис - отсутствие разумной, понятной большинству и принимаемой большинством идеи общенационального развития. На мировоззренческом уровне царит полный хаос. Мы отплыли от берега коммунистической идеологии, взяв курс на систему либеральных общечеловеческих ценностей, но в результате застряли в болоте цинизма.

Таким образом, тот факт, что рыночная идеология западного толка полностью скомпрометирована и трансформировалась в идеологию цинизма и абсолютной власти денег, в сущности является наиболее обобщенной и выразительной оценкой деятельности наших политических деятелей.

Между тем роль идеологии в институционально слабом государстве трудно переоценить. Переходная экономика не может быть деидеологизированной. Деидеологизация - удел сытых обществ. В отсутствие материальных стимулов какие еще соображения, кроме моральных и идеологических, способны побудить того же государственного чиновника руководствоваться интересами государства и народа? Основная вина "чикагских мальчиков" как раз заключается в том, что они убили всякую мораль и ростки новой идеологии. Публичный грабеж страны стал первым сигналом о том, что идеологией нового времени является цинизм.

Цинизм власти немедленно передался народу. Сегодня народ также полностью находится в плену обывательского цинизма. Он не доверяет власти, а власть отвечает тем же, ибо она самодостаточна, т.е. коррупционна.

Коррупция и взяточничество в государственных структурах являются естественным следствием идеологии цинизма. Люди, даже в высших эшелонах власти, искренне не понимают, во имя чего, собственно, не воровать. Нециничное и бескорыстное поведение стало чем-то вроде глупости и иррационализма - не украдешь ты, больше достанется другому. Только в атмосфере всеобщего цинизма возможна ситуация, когда руководитель коммерческого банка, обманувший сотни людей, вновь пытается баллотироваться в парламент, апеллируя, по сути, к доверию уже раз обманутых людей. То, что общество практически не реагирует на подобные проявления публичного цинизма, означает, что правила игры приняты.

Сегодня проникшая во все сферы общества идеология цинизма стала самым большим тормозом на пути экономического и общественного развития страны. В условиях кризиса доверия движение вперед крайне затруднено. Проблема страны не в отсутствии хорошо разработанных программ и концепций экономического развития, а в отсутствии атмосферы доверия. Любая концепция легко разбивается о цинизм.

Как из болота цинизма перейти к системе либеральных ценностей, и возможно ли это вообще, пока неясно. Ясно лишь, что многим развивающимся странам это не удалось. Как минимум, для этого необходимо, чтобы в высших эшелонах власти образовалась критическая масса харизматических, внушающих доверие носителей какой-либо идеологии, альтернативной идеологии цинизма. До сих пор мы наблюдаем издевательство над этим принципом. Политическая система отфильтровывает в высшие эшелоны власти не наилучших представителей нации, а наиболее циничных. То есть либо система никуда не годится, либо некого фильтровать.

6.2 Русский патриотизм как идеология 21 века

Последнее десятилетие двадцатого, и особенно, первые три года двадцать первого века показали, что ни одно из основных идеологических направлений патриотической ориентации, как то, марксизм, монархизм, православная вера, национализм, не может выполнять роль полноценной идеологии русского народа и государства в наше время. Поэтому старания лидеров и сторонников того или иного направления сделать его основой для объединения всех патриотических сил не дало никакого положительного результата и не даст впредь. Ни одно из этих течений не смогло за годы "реформ" ни объединить другие патриотические движения в монолитную патриотическую силу, способную переломить ситуацию в пользу народа, ни получить поддержку патриотического большинства русского народа.

Значит ли это, что у русского патриотического движения нет перспектив, а страна и народ обречены? Нет. Нетрудно заметить, что большинство из рассмотренных направлений имеют общие постоянно повторяющиеся традиционные элементы русской патриотической идеи. Собственно эти элементы и составляют и всегда составляли основу русской идеологии во все периоды нашей истории. Так, если отбросить моменты специфические для каждой конкретной исторической эпохи развития страны, если не пытаться фотографически повторять прошлое, становится очевидным, что в русской идеологии, например, важна державность, а ее конкретная историческая форма - "православное самодержавие" или "первое в мире социалистическое государство" - явление временное и преходящее. Совокупность этих постоянных элементов, отточенных и выверенных за века и есть подлинно русская идеология - русский патриотизм.

Мы должны, вопреки стараниям врагов русского народа и амбициям и корыстным интересам нынешних "патриотических вождей" прийти к прагматичной, решительной, взвешенной идеологии, которая стала бы общерусской политической платформой, руководством к действию, а не очередным воздушным замком.

В связи с этим необходимо отметить главные и непреходящие принципы и понятия русского патриотизма и их содержание в нынешней исторической ситуации, которые должен каждый из нас, как мне думается, воспринимать и осознавать в качестве основы нашей будущей социальной и политической системы:

1. Русский патриотизм - воинствующая идеология миролюбивого русского народа, призванная способствовать сплочению русского народа, сохранению русского народа, росту русского народа, процветанию русского народа и могуществу русского государства - гарантии мирового равновесия и оплота сохранения, роста и процветания русского народа и других народов, живущих на территории русского государства.

2. Русская решимость - отстаивание интересов русского народа и государства всеми доступными средствами, готовность нести любые жертвы для защиты свободы и независимости русского народа и государства.

3. Русский народ - единый народ, ведущий свое начало издревле, осознавший свое единство со времен Киевской Руси и ее Крещения, и включающий в себя три ветви - белорусскую, украинскую и русскую (великорусскую).

4. Русские люди - русские, украинцы, белорусы, связанные общей русской православной культурной традицией и стремлением к единой государственности, независимо от места их рождения и проживания.

5. Русская земля, наша страна - территории проживания русских людей, входящие и исторически входившие в состав русского государства.

6. Русское государство, русская империя, держава - единое русское государство русского народа и других народов живущих на его территории, продолжение и развитие первого Русского государства - Киевской Руси и исторический преемник Второго Рима - Византийской империи.

7. Русская вера, русское православие - единственная вера верующих в Бога русских людей и единая культурная и нравственная основа, традиция и ориентация для атеистически настроенных русских людей.

8. Русская культура - воплощение русской самобытности - язык, нравственность, обычаи, искусство, наука, техника и технологии, медицина, образование, спорт, использующие тысячелетний опыт собственного развития и высшие мировые достижения, и опирающиеся на русское здравомыслие и православную культурную традицию.

9. Русская правда, русская культурно-информационная среда - от колыбельных песен, сказок, школьных учебников, книг, театров, музеев до средств массовой информации и культуры: газет, журналов, кино, радио, телевидения, интернета - основа общественного сознания, должна формироваться преимущественно русскими людьми в интересах русского народа и государства в русле русской культурной и исторической традиции, и патриотизма, используя собственный опыт, положительные мировые тенденции и популярные, модные приемы.

10. Русская власть - власть государственная, политическая, экономическая, финансовая, военная, законодательная, судебная, информационная, культурная, делегируемая гражданами русского государства своим представителям и являющаяся по преимуществу русской, в виду того, что русское население составляет большинство населения русского государства - призвана обеспечивать и защищать интересы русского государства, русского и других, проживающих на его территории народов, поддерживать баланс межнациональных интересов в русском государстве, равноправие граждан русского государства вне зависимости от их национальности и регионов страны, сложившуюся пропорцию русского населения в стране, соответствие численности русского представительства во всех властных органах и жизненно важных сферах деятельности доле русского народа в общей численности населения страны.

11. Русское устройство - исторически выверенная модель общественного и хозяйственного устройства, обеспечивающая существование и развитие страны как сильного независимого государства - основывается на идеологической системе, построенной на принципах патриотизма, политической системе - на жесткой административной вертикали с сильным самоуправлением на нижнем уровне, экономической системе - на полной государственной собственности и монополии в стратегических отраслях и сферах, и всемерном поощрении частной инициативы на уровне среднего и мелкого бизнеса.

12. Русская миссия - объективное, подтвержденное историей особое геополитическое положение русского государства, обеспечивающее мировое равновесие - баланс всемирных геополитических интересов, а также субъективное, многовековое стремление русского народа к установлению справедливого мирового порядка, мирного существования и взаимовыгодного сотрудничества всех государств и народов, его уважение суверенитета других государств, национальных и культурных особенностей и борьба с гегемонией какой-либо силы на мировой арене.

13. Русская веротерпимость - уважительное отношение к нехристианским мировым религиям - исламу и буддизму, а также к научной атеистической традиции.

14. Русское здравомыслие - русский реализм, способность отсеивать истинные ценности от "плевел" в красивых упаковках, практичность, изобретательность - проверка на разумность любых высказываний, положений, действий, "не взирая на лица"; стремление дойти до сути явлений; поиск естественных связей между событиями; отрицание, в полном соответствии с православной традицией, мистицизма, хиромантии, кабалистики и прочих "оккультных наук"; критическое отношение к иностранному опыту и культуре, достижениям, образу жизни; активное перенимание положительного иностранного опыта и приспособление его к нашим условиям; исследование "необъяснимых", "загадочных", "таинственных" фактов и событий с позиций здравого смысла, используя научные методы; отсутствие догматизма и понимание ограниченности любой теории и неполноты любого знания.

15. Русская нравственность - нормы жизни, поведения, основанные на народном опыте, православной христианской морали и русском здравомыслии и отрицающие распущенность, порочность, извращенность, подлость, предательство, стяжательство, лицемерие, лживость, а также любые попытки "легализовать" в русском общественном сознание эти и другие пороки.

16. Русская справедливость - основа и высшее проявление русской законности - носит универсальный характер, основанный на общечеловеческих ценностях, русском здравомыслии и православной традиции; отрицает расовое, национальное, религиозное, классовое превосходство и угнетение; строит отношение к другим народам, государствам в зависимости от их отношения к русским людям, народу и государству; признает законным распределение общественных благ и богатств по труду, по общественно полезным результатам деятельности и дальнейшую передачу их по волеизъявлению собственника или по наследству; считает естественным долгом людей и государства помощь детям, старикам, слабым, больным; рассматривает как священный долг каждого гражданина исполнение обязательных общественных и воинских обязанностей; поощряет общественно полезную деятельность; требует неукоснительного возмездия преступникам - предателям, убийцам, ворам, врагам Отечества; предполагает необходимым оказание всемерной поддержки друзьям и союзникам русского народа во всем мире, и борьбу с несправедливостью и гегемонизмом в международных отношениях.