Право и закон: сущность, взаимодействие

Размещено на http://www.allbest.ru/

Право и закон: сущность, взаимодействие

Содержание

Введение

1. Право как общественный феномен

2. Соотношение права и закона

3.Сила права

4. Законы общества, государства и социальная технология

Заключение

Литература

Введение

Право как социальное явление исследуют различные науки. Для историка право -- это общественный институт, возникающий при определенных исторических условиях в целях регулирования жизнедеятельности людей и общества. Для политолога -- средство реализации определенных социально-классовых интересов, «воля господствующего класса, возведенная в закон». Психолог принимает право как переживание применения правовой нормы. Социолог -- как отношения между людьми. Юрист видит в нем систему норм и «юридическую форму бытия общества» Теория государства и права / под ред. В. М. Корельского и В. Д. Перевалова.М., 1997. С. 233..

Еще раз отметим, что изначально понятие «право» вырабатывалось философией наряду с такими понятиями, как «общество», «человек», «личность», «государство», «свобода», «справедливость», «долг» и др., и, несмотря на некоторое различие точек зрения, всегда рассматривалось и рассматривается как важнейший феномен общественной жизни, имеющий глубокие связи со всеми сферами существования индивида и общества.

1. Право как общественный феномен

В философской интерпретации сущность права состоит в организации системы человеческой жизнедеятельности. Эта система организуется посредством ее нормативности, формальной определенности, закрепленной санкциями государства, а в догосударственном состоянии -- санкциями общественного мнения, старейшинами, всем родом.

Главный признак права -- соразмерность поведения и нормы, действий и требований, как общественных, так и естественных. Не случайно философы так много внимания уделяли человеку в «естественном состоянии» и человеку, «обремененному» общественным договором.

Философии принадлежит заслуга в разработке исходного тезауруса (понятийного аппарата) правовой теории. Вот лишь некоторые понятия.

Обычай -- стереотипный способ поведения, привычный для той или иной общности. В эпоху античности, кстати, остро стоял вопрос: что важнее -- обычай или закон?

Правило -- образец поведения или действия, принятый конкретным обществом.

Норма -- узаконенное, признанное обязательным правило, причем не любое, а установленное обществом и государством и направленное на регулирование общественных отношений.

Юридическая норма -- форма определения и закрепления прав и обязанностей, носящих всеобщий характер и закрепленных в соответствующем государственном документе.

История человеческого общества свидетельствует о том, что условия, предопределившие становление человека как биопсихосоциального существа, -- это не только труд и язык, но и сопровождавшие его жизнедеятельность особые правила -- запреты, разрешения, поведенческие стереотипы.

Можно с уверенностью утверждать, что право -- сугубо человеческий феномен. Правда, мы говорим о праве на жизнь озер, растений, животных, отстаивая его, заводим «Красные книги»... Однако это поэтическое преувеличение. Право -- феномен собственно человеческий, социальный, его возникновение связано с требованиями человеческой природы права на жизнь, права на средства жизни, права на свободу. В отличие от животных оно построено не на инстинктах, а создается, контролируется и регулируется разумом.

Внутриродовые, внутриобщинные отношения носили первоначально эгалитарный характер. Так, Н. Н. Миклухо-Маклай рассказывал, что кусок ткани, подаренный им одному из туземцев острова Борнео, был моментально разделен поровну между членами племени. Сохранились воспоминания русского купца, когда-то побывавшего на Чукотке: он угостил мальчика-чукчу кусочком сахара, тот пососал его и передал стоящему рядом; так сахар и переходил изо рта в рот, от одного человека к другому, пока не растаял во рту последнего. Приведенные примеры говорят о том, что в родоплеменной общине деление на «мое» и «твое» еще не существовало, а господствовала норма «равенства всех во всем». Как норма, единая для всех, воспринималась как воля вождя. Общеобязательность ее выполнения не подвергалась сомнению. Таким образом, уже самые ранние нормы о (начали обязательные требования, которые согласовывали и регулировали совместную жизнь людей.

Постепенно возникли надобщинные структуры, осуществившие социально-нормативную регуляцию жизни первобытной общины. В исторической литературе они получили наименование «протогосударства». Протогосударство и естественное право оказались взаимосвязанными, в их основе лежит не классовое господство, как долгое время считалось в отечественной марксистской литературе, а эволюционное взаимодействие надобщинных структур, превращающих хаотичную человеческую деятельность в жизнедеятельность, регулируемую с и феделенными ценностями и нормами. Появление государства означало переход человечества от варварства к цивилизации и к позитивному праву, которое существует как нормативное право, санкционированное государством.

С развитием общества изменялось и право. Оно превратилось в сложное, многогранное общественное образование, охватывающее и регулирующее практически все сферы жизнедеятельности человека. Сегодня общее право делится на трудовое, семейное, гражданское, уголовное, акционерное, экологическое, военное, конституционное, международное и др. Его многогранность подтверждается неразрывной связью со свободой, равенством, справедливостью, общим благом, моралью, политикой, экономикой.

Право, прежде всего, проявляется в закреплении отношений собственности; оно выступает регулятором форм, методов и меры распределения труда и его результатов (продуктов труда) между людьми, между человеком и обществом; упорядочивает организацию и деятельность государственного механизма; определяет меры борьбы с посягательством на сложившиеся общественные отношения; разрабатывает механизм процедуры разрешения конфликтов, гармонизирует межличностные отношения, регламентирует отношения между государствами.

Говоря словами И. Канта, право -- это способность социального субъекта быть «господином самому себе», что всегда предполагает автономию и самостоятельность человека, нации, государства. Как справедливо пишет Э.Ю. Соловьёв, «на арене социальной жизни автономия обнаруживает себя как инициативность, ответственность, предприимчивость, способность строго контролировать свое поведение и подчинять его единой жизненной стратегии» Соловьев Э. Ю. Прошлое толкует нас. М., 1991. С. 404; Его же. Категорический императив нравственности и права. М., 2005. С. 165 и др..

В истории философско-правовой мысли существовали и существуют разные подходы к пониманию права, которые можно разделить на два основных вида. Первый -- запретительный, в котором право зиждется на принципе «запрещено все, что не разрешено» и рассматривается как порождение государства (ибо именно государство жаловало «особые права», «вольности», титулы и владения). Второй -- разрешительный, начало которому положила эпоха Просвещения XVIII в., провозгласившая принцип «разрешено все, что не запрещено». Просветители убедительно показали бесперспективность запретительных методов, неизбежно ведущих к деспотии, доказали, что строгость и беспощадность наказания, усиление репрессивных мер вовсе не способствуют ликвидации преступности.

В разрешительном подходе право и закон стали рассматриваться как взаимосвязанные, но нетождественные правовые феномены.

2. Соотношение права и закона

Вопрос о соотношении права и закона до сих пор вызывает много споров. Одна из точек зрения сводится к тождественности права и закона. Основной аргумент ее сторонников: право обретает жизнь, лишь становясь законом, следовательно, вне закона права быть не может.

Другая точка зрения заключается в утверждении, что право нельзя сводить лишь к нормам, так как оно включает и естественное право (прежде всего, социально-правовые притязания человека), не обязательно фиксируемое в законах.

Наконец, третья точка зрения, поддерживаемая авторами настоящего учебника, настаивает на том, что, поскольку право -- это продукт общества, а закон -- продукт государства, право не бывает неправым, тогда как закон может быть и правым, и неправым, имея зависимость, прежде всего, от государственной власти.

Разграничение права и закона -- не просто методологический прием, необходимый для уяснения их сущности. Оно имеет глубокий гуманистический смысл, ибо позволяет констатировать, что право как содержание закона выступает критерием его качества. Благодаря праву мы имеем возможность отличать законы правовые от неправовых, справедливые от несправедливых, гуманные от негуманных.

Юридический закон -- это нормативный акт, принятый высшим органом государственной власти и обладающий высшей юридической силой. Если закон соответствует праву, то он обретает силу устрашающей санкции. Но и такие санкции -- запретительные, устрашающие, карательные -- всегда, даже в периоды смут (междоусобиц, местнического самочинства, передела собственности, массовых грабежей, погромов и т.д.), должны опираться на права личности на жизнь, собственность, благополучие.

Основой и источником юридического закона служит право. Поэтому действие закона носит всеобщий характер, распространяется на каждого. Не должен закон делить людей на «юпитеров» и «быков», как и не должно быть, говоря словами Ж.-Ж. Руссо, «всеобщего равенства в бесправии». Иначе закон становится антиправовым, что неизбежно оборачивается тоталитаризмом, абсолютизмом, порождает атмосферу верно-подданничества, угодничества, конформизма, «телефонного права». В таких случаях закон и право несовместимы. Это наблюдалось во времена сталинских репрессий, когда весь народ оказался «врагом народа».

Для понимания соотношения права и закона важное значение имеет учет степени социокультурной политико-правовой развитости не только общества и государства, но и личности, ибо право и законы не существуют вне человека. Судить о развитости личности позволяют юридические права-свободы: совести, слова, собственности, личной неприкосновенности, передвижения и др. В соответствии с взаимосвязью человека и его прав должно реализовываться законотворчество. Отрадно, что именно такое правовое начало заложено в Конституции Российской Федерации 1993 г.

Исходные положения о том, что «человек, его права и свободы являются высшей ценностью», а «основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения» Конституция Российской Федерации. Гл. 2. Ст. 17. М., 1994., представляют собой правовой фундамент законов и подзаконных актов. Более того, Конституция запрещает принятие антиправового (правонарушающего) закона: «В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина» Конституция Российской Федерации. Гл. 2. Ст. 55. М., 1994..

Таким образом, право выступает «духом» закона, его глубинной сущностью. Именно право посредством закона содействует установлению и охране правопорядка. В этом отношении очень важную сторону взаимодействия права и закона подметил И. А. Ильин, подчеркнув, что через правопорядок осуществляется «взаимное духовное признание» права и закона См.: Ильин И. А. О сущности правосознания // Ильин И. А. Соч. : в 10 т. Т. 4. М., 1994. С. 365.. Если закон отражает и защищает право, то право торжествует в реальной действительности как правопорядок, правовая культура, правосознание. Подчиняться закону, быть законопослушным гражданином -- значит согласиться признать правоту этого закона. Если цели и достоинства права находятся в полном согласии с субъектом права и если они отражены в действующем законе, то формируются эффективные правоотношения. «В основе всякого правоотношения лежит троякое признание права, дважды осуществленное. Во-первых, каждый из субъектов, вступая в правоотношение, признает право как основу отношения, как форму жизни, как объективно значащую идею. Во-вторых, каждый из субъектов признает свою духовность, т.е. его достоинство и свою автономию как правотворящую силу. В-третьих, каждый из субъектов признает духовность другого субъекта, т.е. его достоинство и его автономию как силу, способную к творчеству» Там же. С. 364..

Юридический закон -- многоаспектный и противоречивый феномен. Порой он бывает «дурным» или несправедливым. Как, например, с точки зрения сегодняшнего дня закон кровной мести: око за око, зуб за зуб. Природа закона двойственна: через него действуют и тот, кто его дает, и тот, кто его принимает. Другими словами, закон одновременно есть и законодательство, и законоположение.

Закон всегда направлен на «доброе», а обращен к «недоброй», «греховной» природе человека, стремящейся нарушить правила общежития, права другого человека. Противоречиво и аксиологическое содержание закона, так как юридические нормы -- это не вечные ценности, они постоянно меняются, иногда на противоположные. Например, брак может быть оформлен в противоположных нормах -- «разводиться разрешено» или «разводиться не разрешено». Наконец, закон непременно имеет в виду противоборствующие стремления, которые он связывает и «укрощает». Но он никогда и с указывает, как совершать конкретные действия, а лишь закрепляет им пределы.

Однако жизнь в ее полноте законом не охватывается и законом не создается. Так, закону неподвластно творчество. Оно ускользает от всякой нормы, потому что оно индивидуально, неповторимо ни на уровне личности, ни на уровне социума. Закон «не животворит», он лишь помогает создавать условия для творчества. Вот почему так велика роль специфической правовой деятельности всенародно избранных представителей народа -- правотворчества и законотворчества.

И еще один важный аспект: законы -- это достояние цивилизации и культуры. По их содержанию, строгости, справедливости мы оцениваем уровень цивилизованности общества, степень развития его культуры. Как утверждал Б. П. Вышеславцев (1877--1954), «закон есть основная святыня всего античного мира, основной принцип дохристианской и нехристианской этики: жизнь в законе, праве и государстве есть совершенная жизнь» Вышеславцев Б. П. Этика преображенного Эроса. Киев, 1994. С. 34..

Сегодня мы восстанавливаем этот великий принцип, стремимся реанимировать основную святыню античности. Трудный, по неизбежный процесс.

Исторический опыт человечества подтверждает: действенность закона покоится на авторитете права, а авторитет права -- на действующем законе. В этой взаимосвязи важная роль принадлежит государству, обладающему правовыми полномочиями, которые позволяют ему выступать силой права. Понятие «сила права» отражает важные свойства права: быть объективной реальностью, обладать способностью к действию, устанавливать правопорядок, содействовать формированию общественных отношений.

Сила права имеет и другой смысл, когда рассматривается как выражение воли социального субъекта. Важно отметить, Что речь идет не о проявлении воли, а именно о выражении моли как способности социального субъекта реализовать право в действительность. Эта способность не является «чисто правовой». Она включает психологическую составляющую -- настойчивость, непоколебимость, решительность; нравственную -- честность, неподкупность, обязательность; социальную -- справедливость, законопослушание, исполнительность, ответственность и др. Именно поэтому право, опираясь на наличные объективные социоэкономические и социокультурные условия, способно стать силой.

Право как сила обретает жизнь через юридические законы и государственную власть. В этом аспекте саму власть следует понимать как силу, санкционированную правом. В настоящее время перед нашим обществом стоит задача создания правового государства. Это как раз и означает иметь государство как силу, которая санкционируется правом, а также иметь право, которое существует только в законах, носящих, в свою очередь, правовой характер.

Зачастую силу права усматривают в принуждении. Безусловно, принуждение присутствует при воплощении права, и именно принуждение чаще всего «лежит на поверхности» юридического закона. В то же время принудительность закона бывает разной. Это зависит, прежде всего, от власти. История человечества свидетельствует о том, что государственная власть, выступающая как сила принуждения, сама может быть правовой и неправовой.

Юристы и философы тщательно исследуют феномен правового принуждения, его основные характеристики (обоснованность, реальность, законность, справедливость) и формы (проверка документов, административное задержание, привод, обыск и пр.).

Неправовая сила принуждения государственной власти проявляется в неправовых законах. Впрочем, российская правовая действительность знает и иную форму неправового принуждения: когда формально законы выступают как правовые, но государственная власть игнорируют их, а то и открыто нарушает.

Таким образом, действенность государственной власти во многом определяется тем, что собою представляет государство -- и как субъект власти, и как субъект права. Государство -- юридическое лицо, но не простое, а по социальному предназначению существующее ради граждан и через граждан. Следовательно, оно имеет не частно-правовой, а публично-правовой характер и призвано употребить власть на то, чтобы посредством юридических законов создать правовые условия для граждан, обеспечить правопорядок в обществе. Правовое государство обязано через силу права дать человеку возможность не только жить, но жить достойно. Магистральный путь реализации этой социальной задачи -- соединение силы права с силой закона.

3. Сила права

Право как "сила"

Во многих современных правовых теориях встречаются недостатки и более значительные, чем только что указанные. Если нельзя удовлетвориться теми определениями, которые говорят иными словами, что право есть право, то, очевидно, нисколько не лучше те, которые отождествляют понятие права с понятиями по существу ему не сродными, напр., с силою, с интересом, с порядком мира или с нравственностью.

В особенности слабым представляется модное в наше время воззрение, сводящее право к силе. Воззрение это очень старо: еще в XVII веке оно проповедовалось Гоббсом и Спинозой; в XIX столетии оно нашло себе весьма выдающихся сторонников в лице таких государственных деятелей, как кн. Бисмарк, и таких теоретиков, как Иеринг и Меркель. Нетрудно убедиться в том, что воззрение это, в сущности, в корне подкапывает само понятие права: если право сводится к силе, то не может быть никаких обязательных правил поведения, которые бы связывали произвол сильнейшего; тогда люди обязаны подчиняться нормам права лишь до тех пор, пока они не имеют достаточно силы, чтобы им сопротивляться; тогда придется признать, что, например, образ действий шайки разбойников согласен или не согласен с правом в зависимости оттого, достаточно ли она сильна, чтобы сопротивляться войску и полиции, что право - на стороне всякого ловкого и счастливого злодея, что нарушителем права является только тот преступник, который не в состоянии скрыть следы своего преступления и избежать наказания. Если право - то же, что сила, то всякий имеет настолько права, насколько он имеет силы; понятно, что такая точка зрения должна в конце концов привести к оправданию всякого насилия, всякого произвола, т. е. к полнейшему отрицанию права, ибо одна из существеннейших сторон права именно и заключается в отрицании произвола.

Несостоятельность теории силы в чистом виде слишком очевидна, а потому ее сторонники обыкновенно или пытаются спасти ее путем различных ограничений и оговорок, или же, будто нарочно, так затемняют свое изложение, что подчас трудно бывает докопаться в нем до ясного и определенного смысла. Те, кто сводит право к силе, обыкновенно имеют в виду не всякую силу, а только определенный род силы, именно силу власти, господствующей над людьми; те, кто говорит - "право есть сила" - обыкновенно хотят этим сказать, что существование юридических норм обусловливается существованием власти, которая принуждает людей повиноваться известным нормам, соблюдать известные правила.

В таком виде теория силы мало чем отличается от теории принуждения и страдает тем же логическим недостатком; в самом деле, всякая власть есть вид права, всякая власть обусловлена правом. Стало быть, кто сводит право к силе власти, тот впадает в простое тождесловие, сводит право к праву.

Вопрос о соотношении права и силы[2] заслуживает со стороны юриста особого внимания по целому ряду оснований. Так, с одной стороны, эта проблема играет видную роль в истории политических учений.[3] Самые различные философские, политические и юридические доктрины подходят к ней с тем, чтобы дать ей то или иное истолкование и решение, и если мы возьмем только те учения, которые так или иначе сближали силу и право, то перед нами развернется длинный ряд воззрений, нередко совершенно разнородных в целом и по существу. В той или иной модификации мы найдем это сближение и у софистов[4], и у пламенного республиканца Макиавелли[5], и у монархомахов[6] (Гюбер Ланге[7]), и у натуралиста Гоббса[8], и у Спинозы[9], и у крайнего индивидуалиста Штирнера[10], и у реакционера Галлера[11], и у социолога-правоведа Гумпловича[12], и у многих других. Идейный материал столетиями накоплялся вокруг этой проблемы, и сущность ее приобретала постепенно все более утонченный и запутанный характер. Наличность сходных решений в самых различных доктринах должна была бы уже сама по себе приковать внимание исследователя к этой проблеме.

К этому присоединяется далее практическая жизненность этого вопроса. Самые различные социальные группы заинтересованы в том или ином практическом разрешении конфликта между правом и силой, в установлении так называемого «правильного» соотношения между этими моментами общественной жизни. И хотя практический интерес, заставляющий бороться за торжество «бессильного права» или сочувствовать «бесправной силе», и способен вообще вызвать теоретический интерес к проблеме, но важность и необходимость предварительного научного аналитического освещения вопроса далеко еще не сознается в достаточной мере.

Теоретическая сложность проблемы является третьей особенностью ее, способной приковать к ней внимание исследователя. Среди юристов-теоретиков проблема соотношения права и силы может и должна вызывать интерес в представителях всех отдельных дисциплин: вопросы об определении права, о его образовании, применении и содержании близки каждому юристу-теоретику, как таковому, а проблема эта находится в теснейшей связи с этими вопросами. Самые понятия права и силы принадлежат к числу самых трудных и сложных в истории научной мысли вообще. Сказать что-нибудь исчерпывающее об этих понятиях является до сих пор делом недосягаемой трудности и может вообще показаться, что проблема их соотношения должна быть отнесена к числу так называемых «проклятых» проблем.

Поэтому, если мы берем на себя задачу сказать нечто по ее поводу, то не потому, чтобы она казалась нам по существу своему несложной, а решение ее легко достижимым; но потому, что некоторые общие точки зрения, складывающиеся за последнее время в философии и философии права, намечают, по нашему мнению, тот путь, движение по которому позволит, может быть, внести в эту проблему необходимый аналитический свет.

Чтобы стать на этот путь, необходимо прежде всего признать, что историко-философскому и практическому освещению ее должен непременно предшествовать теоретический анализ. Сущность воззрения на право и силу не может быть понята ни в одной исторически известной нам доктрине, если мы не сделаем предварительно попытки определить эти понятия в терминах современной науки: ибо процесс уяснения отживших учений состоит по существу в переводе их на язык современных понятий. Точно так же критическая оценка этих учений предполагает, что проблема так или иначе теоретически решена, что «правильное» соотношение понятий найдено. Наконец политик-практик, говорящий о «силе права» и о «праве силы», должен ясно и отчетливо представлять себе все внутреннее, логическое значение этих словосочетаний, и именно теоретический анализ понятий может поставить на должную высоту осмысленности его рассуждения и действия. Итак, юристу, кто бы он ни был, необходимо начать с теоретического рассмотрения проблемы.

Проблему о соотношении права и силы мы попытаемся поставить здесь с общеюридической точки зрения. Это значит, что мы отвлечемся от тех постановок, которые она получает в отдельных юридических дисциплинах и от тех специальных вопросов и затруднений, которые возникают для нее в отдельных науках, и подойдем к ней с точки зрения общего правоведения. На первый план, следовательно у нас станет анализ понятий силы и права, но притом в одном определенном отношении.

Изолируем нашу постановку еще полнее и точнее. Мы отвлечемся от вопроса о том, что в этическом или социально-философском отношении ценнее - право или сила; или что чему должно служить в политическом отношении, т.е. право ли есть цель, а сила - средство, или наоборот. Мы оставим также в стороне вопрос о том, что над чем торжествовало в процессе исторического развития и что являлось причиной и что следствием. Нас интересует не то, что должно быть в общественной жизни, и не то, что было в исторической действительности. Все эти вопросы высокой важности и интереса. Но не в них сейчас центр тяжести. Анализ понятий силы и права мы попытаемся произвести здесь с точки зрения общей методологии юридических дисциплин.

Современное правоведение все с большей определенностью и принципиальной осознанностью приходит к признанию того, что право само по себе есть некоторое в высшей степени сложное и многостороннее образование, обладающее целым рядом отдельных сторон и форм «бытия». Каждая из этих сторон входит в сущность того, что именуется одним общим названием «права», но каждая из них представляет по всему существу своему нечто до такой степени своеобразное, что предполагает и требует особого, наряду с другими, специального определения и рассмотрения. Если общее изучение опускает хотя бы одну из этих сторон, то оно не полно; если изучение одной из них бессознательно сливается с другой, то возникает опасность методологических смешений, могущих иногда прямо обесценить все исследование. Эта точка зрения признает таким образом, что нет единого универсального и исключительного способа изучения права, который вытеснил бы и заменил все остальные, сделал бы их излишними, ненужными. Способов изучения права много; каждый из них в отдельности ценен, необходим и незаменим. Вера в спасительный методологический монизм падает и уступает место принципиальному признанию методологического плюрализма*[PS1][13].

Все правопознание начинает с этой точки зрения осложняться, расслояться, дифференцироваться. Юридические дисциплины начинают разделяться уже не только по характеру регулируемых отношений, а по способу рассмотрения права, как такового. Подходя к праву во всей его сложности со своей особой точки зрения, каждая методологически обособленная дисциплина выделяет в нем именно ту сторону, которая важна для нее, и именно эту сторону объявляет существенной в праве, составляющей искомую сущность права. Получается не одно определение права, а несколько, может быть много, и ни одно из этих определений не может и не должно претендовать на исключительность. Все они вместе и только сообща могут притязать на исчерпывающее постижение сущности права.

Между этими отдельными способами рассмотрения, между этими методологическими рядами правопознания может быть большая и меньшая близость и отдаленность. Взаимная отдаленность отдельных рядов может доходить до совершенной и полной, кардинальной оторванности. И именно в этом последнем случае понятия, принадлежащие к одному ряду, стоят по отношению к понятиям другого ряда в плоскости, по всему существу своему несходной, иной, чужеродной. Есть ряды правопознания, которые не только не дают ответа на вопросы, возникающие и стоящие в другом ряду, но даже не терпят их перенесения и постановки в своей сфере. Такие ряды должны быть охарактеризованы как ряды взаимно индифферентные в методологическом отношении, и сознание этой индифферентности есть одна из ближайших и важнейших задач всего правоведения в целом. Так, напр., историческое рассмотрение и социологическое рассмотрение правовых явлений родственны друг другу, иногда сливаются и переливаются друг в друга; точно так же философская оценка правовых явлений и политико-телеологическое рассмотрение[14] их - имеют некоторые точки соприкосновения. Но, напр., догматическая разработка норм права, имеющая целью построить систему юридических понятий, и социологическое объяснение правовых явлений движутся в двух совершенно различных плоскостях, в известном отношении могут стать в положение взаимно индифферентных рядов, а в определенных вопросах обнаружить даже прямую противоположность.

Заметим еще, что принцип методологической индифферентности отнюдь не имеет и не должен иметь того смысла, что известные явления общественной жизни не стоят друг с другом ни в какой реальной связи, не обусловливают друг друга или не определяют. Сущность этого принципа состоит в известном, условно допускаемом, познавательном приеме логического отвлечения от одних сторон права при рассмотрении других сторон его. Конкретнее и определеннее говоря: познавая право в логическом ряду, мы отвлекаемся от тех сторон его, которые характеризуют его как реальное явление. Здесь противопоставляются не два явления, а, с одной стороны, право как явление, с другой стороны, право как нечто, рассматриваемое вне плоскости реального. Но по существу об этом дальше.

Произвести тот анализ понятий права и силы, который мы здесь предпринимаем, значит постараться обнаружить, есть ли возможность того, что известный методологический ряд правоведения или, может быть, несколько методологических рядов окажутся сродными той научной плоскости, в которой стоит понятие силы. И если окажется, что такое сродство или скрещение этих методологических рядов вообще возможно, то нам останется проследить и указать, для каких именно рядов это возможно и насколько. Тем самым решится и коррелятивный вопрос: есть ли у права такая сторона, которая никоим образом не терпит методологически сближения или тем более отождествления его с силой. И если есть, то какая это сторона. Это и даст нам возможность сказать: возможно ли вообще рассматривать право как силу, допустимо ли это вообще с методологической точки зрения, и если допустимо, то в каких оттенках обоих понятий это возможно. Тогда только у нас окажется в руках и критерий для понимания и критической оценки всего ряда исторически известных нам доктрин, сближавших или тем более сливавших понятия силы и права. Тогда только и политик-практик получит возможность представить себе с полной ясностью и отчетливостью, в каких значениях право становится силой и какие меры могут содействовать или препятствовать праву в осуществлении его функции.

Ссылки. [1] Статья «Понятия права и силы» - первая научная работа И. А. Ильина, опубликованная в журнале «Вопросы философии и психологии» (М., 1910. <Год> XXI. Кн. 101 (II). С. 1-38) и выпущенная тогда же в виде отдельной брошюры. В 1912 году она вышла в Германии на немецком языке в переводе самого Ильина (в этом ему помог доктор Самуэль Лурье из Гейдельберга), снабженная дополнительными текстовыми сносками специально для немецкого читателя. («Die Begriffe von Recht und Macht. Versuch einer methodologischen Analyse». Dr. Iwan Iljin, Dozent an der Universitat Moskau, Sonderabdruck aus dem Archiv fur systematische Philosophic herausgegeben von Ludwig Stein, Achtzehnter Band,1912, Heft 1, S. 63-88, Heft 2, S. 125-144, Berlin.) В настоящем издании текст статьи воспроизводится по указанному журналу. Составитель счел целесообразным включить сюда и дополнительные сноски, перевод которых выполнен 3. Г. Антипенко. Они даются в комментариях закавыченными, с обозначением в скобках (III in Iw. BRM) и указанием соответствующей страницы немецкого оригинала.

В дополнительных сносках И. А. Ильин приводит ряд имен - в частности, Erdmann, Windscheid, Puchte, Erxleben, Dernburg, Brinz, Kipp,- хорошо известных тогдашнему немецкому читателю, но в настоящее время практически не упоминаемых в справочной и научной литературе. Полностью откомментировать этих авторов и принадлежащие им труды в рамках данного издания не представляется возможным, ибо установление их требует специальной научно-поисковой работы.

Ильинская статья не осталась незамеченной среди ученых-правоведов, вызвав критические замечания. Здесь следует упомянуть фундаментальный аналитический разбор ее в книге Б.А. Кистяковского «Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права» (М., 1916), где ей отведено 16 страниц (с. 301-317). Кистяковский считал, что Ильин грешит формализмом в вопросе о праве и это, по его мнению, является «возрождением крайнего номинализма». Значительно позже другой правовед, Н. Н. Алексеев, в книге воспоминаний «В бурные годы» (Новый журнал. 1958. № 4) упрекал Ильина в схематизме статьи.

[2] В настоящий том включены работы И. А. Ильина, в которых рассматриваются темы «Право» (традиционно - «Философия права») и «Государство» («Государствоведение», или нетрадиционно - «Философия государства»). То, о чем пойдет речь в этом томе, более точно можно выразить словами самого Ильина - «Учение о правосознании» (так первоначально он планировал назвать свою монографию «О сущности правосознания»).

Право - одно из наиболее труднопостижимых понятий в истории человеческой мысли, хотя оно самое «практическое» и самое «конкретное» из всего того, что испокон веков занимало умы философов и государственных деятелей. На протяжении истории разные народы и страны открывали и развивали в праве определенные и важные его стороны, обогатив человеческий опыт и знание, придав этому понятию несомненную зримую историчность.

Рано обнаружилась его двойственная, объективно-субъективная природа. Греки и германцы, например, придерживались преимущественно воззрений на право как объективное, покоящееся на традициях явление; для римлян, воспринимавших право как результат действия воли, напротив, была важна субъективная его сторона. Это видно даже из этимологии слова «право» в двух языках: греческое ... (от ... - обычай, уклад, веление, закон) и латинское jus (имеющего своим корнем санскритское ju - связывать, обязывать).

С момента зарождения право находилось в тесной связи с моралью. «На языке всех образованных народов,- пишет по этому поводу немецкий философ-правовед Г. Арене в своей «Юридической энциклопедии, или органическом изложении науки о праве и государстве, на основании принципов этической философии права» (М., 1863.- С. 20),- выражением «право» (rectum, right, droit, recht) обозначается направление известных действий или отношений к известной цели». Эту цель часто понимали по-разному, но она всегда была «дозволенной» и по большей части «этической».

Связь права с этикой столь глубока, что вначале оно не выделялось из моральных норм и нравственных учений и во многом подменялось ими (у Платона и Аристотеля это была «правда», своего рода «нравственная истина», которую они помещали соответственно в идеальном и реальном планах бытия, подчеркивая естественность и положительность права).

Христианство внесло бесконечный (божественный) элемент в теорию права, указывая на высокое достоинство его духовной природы, признавая внутреннее соединение права с религией и нравственностью, но не принимая, однако, относительной самостоятельности права. Здесь следует отметить имена двух христианских мыслителей - Св. Блаженного Августина и Фомы Аквинского, наиболее полно отразивших религиозное воззрение на право и государство.

Реформация в лице Гуго Греция и его предтеч Филиппа Мелангтона, Иоганна Ольдендорпа, Николая Гемминга, Альберика Гентилиса, и в особенности Бенедикта Винклера возродила теорию «естественного права», выводя его из «природы человека». И хотя ими не ставилась под сомнение внутренняя связь с религией и нравственностью, это был первый шаг к полному отделению права от религии и этики. Более четко указанная идея проведена позже в учении Кристиана Томазия.

Философия права Лейбница и Вольфа призвала снова соединить между собой три главные этические системы - религию, нравственность и право, как бы предчувствуя (исторически бессознательно) и предупреждая грядущий субъективно-формальный уклон И. Канта, отрешившего мыслящий дух от объективного, физического и нравственного содержания и поставившего «целью» права «свободу». Реакцией на критическую правовую философию Канта стали: историческая школа (Фридрих Савиньи, Густав Гуго), ставившая задачей распознать бытие и жизнь права в истории, теологическая школа (Жозеф де Местр, Франц Баадер), понимавшая право не как плод человеческого произвола, но как божественное установление; философско-спекулятивная школа (Гегель), пытавшаяся понять право и государство как законное, диалектическое, всемирно-историческое явление; различные этические (в частности, этико-нормативная) школы, связывавшие право с нравственностью; мистическая школа (Карл Краузе), признававшая право как вечную идею, которая проявляется во временном развитии человечества, находясь в постоянной связи со всеми историческими, реальными человеческими отношениями, как изначально присущий этим отношениям божественный жизненный порядок, распознающийся посредством разума и реализуемый посредством свободы. К перечисленному следует еще добавить последователей Канта - формально-юридическую школу (Поль Л а-банд, Георг Иеллинек и др.), а также чисто юридическую школу (Рудольф Иеринг). Таким образом, в истории философии права существовал широкий спектр учений.

Ильин, как ученый-правовед и философ права, стоит здесь особняком. Он хорошо знал достижения мировой юридической и философско-правовой мысли, но был совершенно не похож ни на одного из своих предшественников, даже на своего учителя П. И. Новгородцева, возрождавшего в России естественное право и написавшего фундаментальное исследование «Об общественном идеале».

Его установку можно обозначить как православно-христианскую, относящую право к тайне творения Господня и замыслу Бога о человеческом обществе. Согласно Ильину, законы, которые должны осуществляться между людьми в их жизни и деятельности,- это нормы, или правила, указывающие человеку искомый им лучший путь его внешнего поведения. При выборе способа своего поведения (совершенно свободно, в силу присущей ему от природы и Бога свободы) человек бывает всегда «прав», если он следует в русле этого установленного пути, и «неправ», если он его не придерживается. Поэтому создание людьми порядка социальной жизни по своему произволу хотя и возможно, но всегда обречено на неудачу (философ дает исчерпывающую историческую иллюстрацию тщетности попыток воплощения в жизнь «неправых» норм права).

Государственная цель, по Ильину, есть «дело Божье на земле», т.е. опять-таки осуществление божественного назначения человека (замысла Бога о человеке) в этой жизни, другими словами - построение христианской культуры. Реализация этого «дела» - главная, но не единственная и самостоятельная задача, она связана с другими человеческими обязанностями - и религиозными, и нравственными, и национально-политическими, и хозяйственными, а также с многочисленными духовными и материальными дарами Господа.

Такова, вкратце, суть философской установки И. А. Ильина в подходе к рассмотрению права. Более обстоятельное представление читатель получит по прочтении тома.

[3] «Следует недвусмысленно подчеркнуть, что мы на протяжении всего предлежащего нам исследования из многозначного понятия силы (Macht.- 3. А.)* будем иметь в виду только тот аспект, который приближает это понятие к понятию «сила» (Kraft.- 3. А.). «Силу» (Macht.- 3. А.) здесь следует понимать как способ выражения понятия «сила» (Kraft.- 3. А.). И этого будет достаточно для нашего исследования, поскольку данный способ имеет в себе, согласно общепринятому правилу, все признаки, присущие родовому понятию. Значит, у нас Macht есть сила исключительно как понятие, в других, специальных, областях знаний оно имеет более тонкое, совершенное значение и соответственно ему в них употребляется» (II in iw. BRM, S. 63).

[4] Софисты - условное обозначение группы древнегреческих мыслителей середины V - первой половины IV вв. до н. э. Российский ученый XIX в. Н. И. Пилянкевич так комментирует их взгляды на соотношение силы и права: «...Софисты обучали искусству, красноречию и политике - как искусству управлять государством, т.е. народом, советом и судьями, по своему усмотрению или желанию <...>. Существо права они поставили в произволе народа, а справедливость в праве сильного; сильного не могут связывать, по их понятию, никакие договоры, условия или общественные постановления. Он может действовать всегда по своему произволу» (Пилянкевич Н. И. История философии права.- Киев, 1870.- С. 20).

[5] Макиавелли Николо ди Бернардо (1469-1527)-итальянский политический мыслитель, общественный деятель, историк и писатель. В его теоретических разработках сила приобретала статус правовой нормы. Макиавелли считал государство высшим проявлением человеческого духа, высшей целью политики, а служение ему - высшим смыслом жизни. Его необходимость он связывал с потребностью обуздания безграничных индивидуальных устремлений человека, который эгоистичен по своей природе. И если в обществе не развиты гражданские добродетели, если оно руководствуется эгоистическими побуждениями своих сограждан, пребывает в состоянии хаоса, то для наведения порядка и создания крепкого государства допустимо использование любых средств, включая насилие. При этом возможно игнорирование существующих законов и требований морали.

[6] Монархомахи - букв.: борцы против монархии, тираноборцы. Название, применяемое в истории политических теорий к сторонникам революционных учений, оправдывающих насилие, восстание и тираноубийство во имя естественного права. В более узком историческом смысле к ним относят лишь западноевропейских публицистов и политических теоретиков второй половины XVI - начала XVII в., выступавших в эпоху религиозных войн против абсолютизма (во Франции - Готман, Дюплес-си-Морне, Буше; в Шотландии - Бьюкенен; в Испании - Мариана и Суарец; в Германии - Альтузий). Термин появился впервые у Барклея- шотландского писателя, жившего во Франции на рубеже XVI-XVII вв., в работе «De regno et regali politestate adversus Buchmanum, Brutum, Bucherium et religios monarchomachos eibri sex».

[7] Ланге Гюбер (1518-1581) - французский писатель-публицист, известный как автор блестящих этюдов на правовые темы.

[8] Гоббс Томас (1588-1679) - английский философ-материалист. Он связывал право с природой государства. Согласно его воззрениям, государство возникло на основе общественного договора из естественного догосударственного существования, когда люди жили разобщенно и находились в состоянии войны «всех против всех». Таким образом, оно выступало гарантом общественного порядка. И право выводилось из необходимости поддерживать гражданский мир с помощью сильной государственной власти.

[9] Спиноза Бенедикт (Барух) (1632-1677) - нидерландский философ. Взгляды Спинозы на право изложены в его последнем, неоконченном произведении «Политический трактат» (см.: Спиноза Б. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. М., 1957. С. 287-382). Под правом он понимает «законы или правила, согласно которым все совершается, т.е. самую мощь природы» (с. 291), природную, естественную силу. Она лежит в основе деятельности каждого отдельного человека, с ее помощью он «стремится утвердиться в своем бытии» (с. 292). Действуя, люди стараются объединить свои силы, ибо «вместе они могут больше и, следовательно, вместе имеют больше права» (с. 295). Так возникает государство, т.е. правовое объединение граждан. Их общее право, покоящееся на мощи, силе народа, олицетворяет верховная власть. Она и определяет законы государства и законы гражданского общества.

[10] Штирнер Макс (наст, имя и фамилия Каспар Шмидт) (1806- 1856) - немецкий философ-младогегельянец. Рассматривал все социальные институты, в том числе и право, как уродливое порождение сознания отдельной личности. Считал, что индивид не должен признавать никаких обязательных для себя общественных установлений; первоисточник права и морали видел в силе и могуществе конкретного человека.

[11] Галлер Карл-Людвиг (1768-1854) - швейцарский государственный деятель, правовед. В своих сочинениях обосновывал право как волю сильного. Опровергая теорию Руссо о договорном характере государства, выдвинул учение о том, что в государстве, как и в природе, должен властвовать сильнейший. Единственной гарантией против его злоупотреблений может служить только религия.

[12] Гумплович Людвиг (1838-1909) - известный австрийский социолог и юрист, государствовед, по происхождению поляк. Выводил право из борьбы отдельных социальных групп за господствующее положение. Считал, что на заре истории враждовали между собой расово-этнические человеческие орды. В результате порабощения одних орд другими возникло государство, в котором борьбу между собой ведут новые общественные группы - сословия, классы, партии и т.д. Таким образом, согласно Гумпловичу, право покоится на насилии.

[13] Методологический плюрализм надо отличать от онтологического плюрализма как признания исконной множественности центров и начал бытия. И. А. Ильин не был онтологическим плюралистом (он всегда оставался христианским монистом, признающим единство происхождения мира) и принимал плюрализм только в логическом ряду, при выборе метода и формы изучения предмета.

[14] Политико-телеологическое рассмотрение - т.е. рассмотрение с точки зрения соответствия правовых явлений определенным политическим целям и средствам.

Алексеев С.С.

II. Потенциал права

1. Сила права раскрывает его ценность, действенность образующих его правовых средств, заложенную в них социальную энергию, его возможности в решении возникающих в обществе задач.

Исходя из общепринятых представлений, поначалу следует проанализировать силу права, обусловленную силой наиболее могучего социального образования, концентрирующего организованную политическую власть, -- государства. Хотя при этом речь идет в основном об инструментальной ценности права, но зато его сила очевидна и на первый взгляд наиболее значительна.

Исходными правовыми средствами являются здесь позитивные юридические обязанности и юридическая ответственность. Они и образуют основу, стержень особой группы правовых средств.

В чем состоит значение права в данной плоскости? В том, что оно призвано обеспечить реализацию мощи государственной власти, выраженной в деятельности государственного аппарата -- органов, устанавливающих или конституирующих позитивные обязанности, контрольных и ревизионных органов, проверяющих исполнение юридических обязанностей, фиксирующих случаи их неисполнения, правоохранительных учреждений, применяющих при неисполнении обязанностей меры ответственности, и т.д. Реально такого рода деятельность воплощается в актах проверки, принудительных мерах, санкциях.

Итак, сила права здесь -- это сила государственной власти. Правовые средства рассматриваемой группы имеют значение «пускового механизма», приводящего в рабочее состояние прямое государственно-властное воздействие на социальную жизнь. Конечно, социальное значение того, что названо правовой организацией государственно-властного воздействия, достаточно высоко. Но это не должно заслонять саму суть данной группы правовых средств: истоки их силы и воздействующей роли -- в мощи государственной власти, которую система юридических обязанностей и юридической ответственности при достаточно развитой правовой системе реализует, придает ей цивилизованные содержание и облик.

Рассматриваемый аспект силы права (пусть по сути и «не своей» и притом по мере углубления демократии все более сокращающейся) нужно постоянно иметь в виду. Во всяком случае, и в обществе, построенном на демократии, гуманизме, существование данной группы правовых средств неизбежно, что связано с обеспечением организованности, дисциплины, порядка и ответственности во всех общественных сферах, причем в таких формах и такими методами, которые соответствуют демократическим и гуманистическим началам правового гражданского общества. К тому же у правовых средств данной группы есть и «собственная» грань: используемые на определенном участке социальной жизни, они должны приобрести отработанность, законченность, слаженность -- и эта «собственная» грань способна обеспечить эффективность государственно-властного воздействия. Происходит своего рода сплав организационной стороны государственно-властной деятельности и достоинств юридического регулирования.

В данной плоскости оказывается возможным говорить о правовых средствах как о довольно эффективном инструменте, с помощью которого можно программировать некий гарантированный результат, о чем уже упоминалось при характеристике первичной эффективности свойств права.

Программировать такой результат -- не значит всегда и непременно достигать его. В процесс действия юридического инструментария включается целый ряд разнонаправленных объективных и субъективных факторов, подчас сопряженных с известными негативными, во всяком случае, далеко не однопорядковыми социальными и психологическими последствиями (например, применение прямого жесткого государственного принуждения). Но все же гарантированный результат правовые средства данной группы могут дать.

Подобное действие правовых средств нередко считается типично юридическим, оптимальным, надежным -- таким, которое и требуется от правового регулирования. С ним довольно часто связываются оптимистические расчеты, надежды на быстрое и притом, как представляется, «правовое» решение определенной социальной задачи.

Между тем данная грань силы права не является специфически правовой (она, как уже отмечалось, относится к силе государственной власти). На практике, увы, с расчетом на эту сторону права предпринимаются не всегда обоснованные действия, приводящие к негативным последствиям (как, например, случилось у нас, когда антиалкогольная программа осуществлялась чуть ли не исключительно при помощи жестких средств типа «обязанность -- ответственность»).

Обратим внимание также на то, что рассматриваемая группа правовых средств может быть поставлена на службу антидемократическому, реакционному строю. Более того, как доминирующий юридический инструментарий она как раз характерна для авторитарных режимов, для права власти.