Право и закон: сущность, взаимодействие

Обратим внимание также на то, что рассматриваемая группа правовых средств может быть поставлена на службу антидемократическому, реакционному строю. Более того, как доминирующий юридический инструментарий она как раз характерна для авторитарных режимов, для права власти.

Одна из важных сторон правовой организации прямого государственного воздействия, имеющая существенное самостоятельное значение, заключается в том, что при помощи обширной группы правовых средств создается своего рода стена, ограждающая общество от нежелательного поведения, действительно опасного и вредного для него или признаваемого таковым сообразно узкогрупповым, классовым, этническим, иным интересам господствующих сил, обладающих властью. Чтобы создать такого рода стену, опять-таки используется система «юридические обязанности -- ответственность».

Но в данном случае обязанности особые: они нацелены не на то, чтобы вызвать к жизни или определенным образом направить то или иное поведение, а как раз наоборот -- на то, чтобы исключить из жизни общества известное поведение, не допустить его, а если оно все же возникло, то свести к минимуму неблагополучные последствия, загладить вред, предупредить его возникновение в будущем. Словом, тут перед нами обязанности-запреты, в соответствии с которыми те или иные лица должны воздерживаться от известного поведения, не совершать, не допускать его, причем в случаях нарушения применяются строгие, нередко жесткие (административно-правовые и уголовно-правовые) меры юридической ответственности.

Конечно, ничего принципиально нового по сравнению с тем, что рассматривалось ранее в отношении силы права, анализ данных групп правовых средств, пожалуй, не дает. И здесь нормы-запреты, индивидуально-запрещающие акты, наказания за нарушения запретов являются носителями главным образом той силы, которая заложена в государственно-властном воздействии. Но все же есть и существенные особенности. Во-первых, «собственная грань», выражающая силу рассматриваемой группы правовых средств, тут более заметна. Дело в том, что если государственно-властные предписания к активному поведению вовсе не обязательно должны воплощаться в каком-либо общем порядке (хотя он и является наиболее целесообразным), то запреты как своего рода барьер, поставленный нежелательному поведению, только тогда имеют смысл, когда они приобретают общий характер, непрерывно действуют, едины для той или иной категории лиц. Именно тогда возникают в качестве стойких целостных структур сферы и зоны возможного поведения, которые «огорожены» непререкаемыми юридическими запрещениями.

Это означает, что перед нами не просто государственно-властная деятельность. Тут дают о себе знать существенные элементы собственной силы права, его собственной ценности, достоинства юридической формы -- обязательная нормативность, четкая фиксированность по содержанию запрещенного поведения и мер ответственности, их обеспеченность при помощи государственного принуждения, наличие процедурно-процессуальных форм, призванных гарантировать интересы разных лиц (все это наглядно проявляется в уголовном и уголовно-процессуальном праве). И хотя к силе государственно-властной деятельности в рассматриваемом случае довольно весомо присоединяется сила морали, моральных запретов, и в реальных, жизненных отношениях они действуют как нечто целостное, нераздельное (что и предопределяет их совокупную мощь), можно с достаточной степенью определенности вычленить именно специфически правовое действие соответствующего юридического инструментария.

Наряду с самостоятельной ролью запрещающих правовых структур, выражающих энергию государственно-властной деятельности, моральных запретов и достоинств юридической формы (например, в борьбе с опасными для общества, для личности актами поведения, нетерпимыми и осуждаемыми и с нравственных позиций), значительная часть правового инструментария данной группы реализуется в сочетании с правовыми средствами иных групп, опосредствующими позитивную деятельность. В данном случае юридические образования запрещающего характера являются оборотной стороной той грани силы права, которая реализуется в основном через субъективные права.

Помимо всего иного здесь следует иметь в виду, что сферы общественной жизни, которые очерчивают правовой инструментарий запрещающего характера,-- это сферы «бездействия», в них отсутствует активное поведение. Хотя они важны для предупреждения нежелательных последствий, но все же напрямую не включаются в общий поток активной социальной деятельности, в саму динамику общественной жизни. Эта сторона социальной действительности нередко приобретает самодовлеющее значение и зачастую выражает неоправданно гипертрофированные централизованные методы управления, напористые административно-командные, бюрократические тенденции, а то и прямо способствует утверждению и функционированию авторитарных режимов.

Теперь пора обратиться к собственной силе права, выражающей его исконную, собственную ценность. Конечно, и эта сторона (главная!) силы права определенным образом связана с государственной властью, с государственно-властной деятельностью. Тем не менее последняя здесь не более чем условие, принципиально важное и конструктивное, но все же именно условие, на базе которого раскрывается собственная сила права, реализующая его достоинства.

Установление юридических запретов, о которых шла речь, может не только иметь самостоятельное значение, но и выполнять функцию, как уже говорилось, «оборотной стороны» юридических дозволений (в основном субъективных прав), т.е. границы, за пределами которой можно по своему усмотрению строить свое собственное поведение. Здесь, следовательно, в паре с запретами действуют правовые средства иного класса -- юридические дозволения, в частности, выраженные в общей формуле «дозволено все, кроме запрещенного» (которая будет предметом подробного анализа).

При этом во многих областях общественных отношений дозволенность собственного активного поведения выражается не в приведенной общей формуле (или не только в ней), а в виде конкретных, строго определенных субъективных прав. Вот эти-то субъективные права, гарантирующие простор собственному активному поведению субъектов, и являются носителями важнейших элементов исконной силы права, его собственной ценности.

Раскрывая приведенное положение, необходимо прежде всего обратить внимание на то, что деятельность государственной власти в указанных ранее направлениях (обязывание к определенному позитивному поведению, введение запретов) создает в обществе определенную атмосферу урегулированности, своего рода регулятивную среду, имеющую тот или иной уровень императивной насыщенности, напряженности. Причем определяющую роль играют тут, пожалуй, даже не столько количество и жесткость обязываний, запретов, мер ответственности, сколько статус органов, должностных лиц, граждан, создающий общую атмосферу, в которой реализуются властные функции, отношения власти-подчинения.

И вот в условиях, когда в обществе складывается насыщенная, напряженная регулятивная среда (а на определенном этапе общественного развития цивилизованного общества и в известных секторах его функционирования она закономерно складывается как неизбежная реальность), осуществление свободы людей, их объединений, других организаций должно гарантироваться, т.е. вылиться в такие формы, которые бы открывали простор для собственного активного поведения субъектов. Указанная цель и достигается путем юридических дозволений, которые могут иметь как общую форму («дозволено все, кроме запрещенного»), так и форму конкретных субъективных прав различных типов и разновидностей.

И как ни покажется парадоксальным, эти субъективные права, опираясь на государственно-властную деятельность, на государственную поддержку, в то же самое время -- вспомним еще раз -- возникают и существуют в качестве известного противовеса по отношению к властным государственным функциям, с чем напрямую связано формирование и совершенствование права. Непосредственно обусловленные требованиями социальной жизни и первоначально проявляясь в виде неюридических, непосредственно-социальных (естественных) прав, субъективные права, как и вообще юридические дозволения, представляют собой социальную силу, ограничивающую государственно-властные функции. Именно в этом качестве субъективные права функционируют как конститутивные элементы демократии, демократических режимов, элементы, существо и значение которых зависят от социального строя, от системы экономических, политических отношений, от политического режима. И в этом же качестве они раскрывают наиболее оптимистическую, обнадеживающую перспективу, характеризующую будущее права -- право гражданского общества, которое, будем надеяться, воплотит в самом своем содержании требования современного естественного права, фундаментальных прирожденных прав человека.

Может показаться, что социальная сила субъективных прав (юридических дозволений) есть, так сказать, «сила пустоты». Ведь сами по себе субъективные права не побуждают к тому или иному поведению, не гарантируют наступление программируемых социальных результатов: сами по себе они не более чем открытое пространство для поведения их носителей. Но все дело как раз в том, что в напряженной регулятивной среде субъективное право является значительным «социальным плюсом» -- тоже своего рода напряженным полем, которое обладает силой притяжения и одновременно является гарантирующей силой, поскольку благоприятствует собственному активному поведению субъектов.

Формирование такой значительной социальной силы исторически началось, как мы видели, в связи с формирующейся частной собственностью (и одновременно с обособлением автономной личности) в сфере товарно-рыночных имущественных отношений, где объективная необходимость естественного функционирования товарно-рыночных процессов потребовала того, чтобы субъекты выступали на началах юридической диспозитивности, автономии, равенства, несоподчиненности, но все же так, что их волеизъявление приобретает юридический характер. Именно в данной области социальной жизни следует искать источник субъективных прав, гарантирующих простор для собственного поведения (и, кроме того, придающих частным волеизъявлениям юридически обязательное значение), прав, которые затем с теми или иными модификациями, в основном в условиях развития демократических институтов и форм, стали утверждаться и в иных сферах общества -- политической, административной, семейно-брачной и т.д.

Конечно, нужно видеть, что основной эффект, связанный с субъективными правами, наступает при реализации заложенных в них возможностей, когда побудительной силой к активному поведению становятся имущественные, политические, личные и иные интересы.

С этой точки зрения права на собственное поведение должны рассматриваться в нераздельном единстве с интересами -- с теми внеюридическими факторами, которые обусловлены экономической и политической системами, культурной средой. И тем не менее субъективные права все же явились притягательными центрами, организующими в ткани государственно-организованного общества пространство для поведения, построенного на интересе, на экономических, иных социальных побудительных факторах. При всей определяющей роли этих факторов (в особенности ныне, в условиях формирующегося у нас товарно-рыночного хозяйства, гражданского общества, других кардинальных преобразований) субъективные права (вся сумма юридических дозволений) раскрывают важнейшую, исконно правовую грань собственной силы права, его ценности.

Важно обратить внимание на то, что эта грань собственной силы и ценности права затрагивает субъективные права и с той стороны, которая выражает не сами по себе активность и свободу поведения, а в соответствии со свойствами права их границы, пределы, направленность. Ведь субъективные права -- не бескрайняя вольница, не индульгенция вседозволенности, не поприще для свободы вообще, активности вообще. Это в условиях развитой юридической системы -- пространство для инициативы, свободы поведения, связанных с обеспечением социально оправданных интересов личности, общества. Они, следовательно, являются не только своего рода центрами притяжения, активизации позитивного поведения участников общественной жизни, но и способами придания ему нужной направленности, ориентирующей на определенный характер такого поведения, и вместе с тем четкой, а при необходимости и жесткой границей, отделяющей социально оправданное поведение от произвольных акций, действий по одному лишь произволу, вольному усмотрению.

И еще один существенный момент. То уникальное органическое сочетание должной меры свободы и организованности, которое заложено в субъективных юридических правах, дополняется тем, что они неотделимы от юридических обязанностей, сочетаются с ними, ими сопровождаются. И потому использование права нередко означает включение в действие определенных юридических обязанностей.

Таким образом, субъективные юридические права обладают немалой социальной силой не только потому, что устанавливаются, функционируют в условиях напряженной регулятивной среды и являются ориентирами социально оправданного поведения, но и потому, что «тянут» за собой позитивные юридические обязанности и в комплексе с ними, порой через довольно сложные юридические механизмы воздействуют на социальную жизнь.

После рассмотрения ценности и силы права вновь обратимся к вопросу, с которого началась эта глава,-- о главных общесоциальных последствиях, наступающих в результате функционирования права, о его миссии как существенного социального фактора.

Исследуя с данных позиций роль права, необходимо отметить его значение как воздействующего фактора, которое реализуется в двух плоскостях:

а) в способности права быть социальной формой, дающей отмеченные ранее позитивные последствия, в том числе такой внешне осязаемый, зримый, гарантированный результат, как фактическая реализация при помощи позитивных обязанностей (насколько это возможно посредством юридического инструментария) заложенных в юридических нормах программ, моделей поведения;

б) в способности права быть формой, обеспечивающей социальную активность, т.е. при помощи субъективных прав давать простор собственному поведению субъектов -- определять содержание, объем и рамки социальной свободы участников общественных отношений, меру их самостоятельности, инициативного, заинтересованного поведения.

Эти два момента, выражающие силу права как воздействующего фактора, по-разному проявляются в зависимости от социально-экономической, политической обстановки, политического режима, общего состояния стимулов и мотивов поведения, всей системы социальных регуляторов, включая качественные особенности права (относится ли оно к праву власти или к праву гражданского общества). Но оба указанных момента постоянно присутствуют в любой правовой системе с той лишь разницей, что по мере развития демократии, товарно-рыночного хозяйства значение второго из них, соответствующего глубинной природе права, его ценность как носителя социальной свободы и активности неуклонно возрастает и становится доминирующей в современном гражданском обществе.

Вместе с тем подчеркнем, что сила права далеко не ограничивается тем, что оно является воздействующим фактором (особенно когда делается акцент на его функционировании как государственно-обязывающего властного явления). Более того, если рассматривать предназначение и миссию права исторически, пытаясь окинуть взглядом его функционирование в различные эпохи в разных регионах планеты, то в качестве более значимых проявлений его силы вырисовывается, пожалуй, ряд иных моментов, во взаимовлиянии, в сочетании с которыми оно оказывает воздействие на социальную жизнь.

Что это за моменты?

Прежде всего это способность права быть стабилизирующим фактором. В связи с тем что писаное право как регулирующая система имеет нормативный, формализованный характер, складывается из норм, оно обладает способностью обеспечивать всеобщность и постоянство данного порядка в общественных отношениях, причем надолго вперед на твердой основе.

Не образует ли такого рода порядок остов, своего рода жесткий скелет общественной жизни, столь важный в потоке то бурных, то медленно текущих, но всегда изменчивых, подвижных, порой неустойчивых, хрупких жизненных процессов? Видимо, для такого рода предположения имеются основания. Следует заметить, что образуемый при помощи правовых средств всеобщий и твердый порядок в общественных отношениях может быть в зависимости от социально-экономических, политических условий фактором или консервативным, реакционным, или в достаточной степени динамичным, когда при помощи хорошо налаженного правотворчества, судебной и иной юридической практики стабильный нормативный порядок периодически или по мере необходимости приводится в соответствие с новыми требованиями жизни.

При указании на значение права как стабилизирующего фактора само положение «сила права» приобретает специфический смысловой оттенок, отражающий социальную суть именно данного явления общественной жизни. Ведь понятие «сила», как правило, связывается с активным воздействием, изменением чего-то, подталкиванием в нужную сторону и т.д. В данном же случае смысл слова «сила» состоит в другом -- в стабилизации, в поддержании и обеспечении неизменности, постоянства в условиях, когда все кругом движется, изменяется.

Но, быть может, именно в данном отношении право и представляет собой незаменимый, не имеющий альтернатив, уникальный социальный институт? Скажем, активное воздействие, пусть и не всегда в оптимальных и эффективных формах, может осуществляться через самые различные общественные образования. А поддержание и обеспечение при помощи права всеобщей стабильности общественных отношений? Это тоже немалая сила, а главное, такая сила, которой в полной мере обладают как раз право, юридическое регулирование как феномен цивилизации и культуры.

Значение такой стабилизирующей силы многогранно. Она создает прочность сложившегося порядка общественных отношений. При ее помощи формируется и поддерживается социально-психологическая атмосфера уверенности в надежности складывающихся отношений (хотя не будем забывать, что подобная консервация общественных отношений может носить негативный, реакционный характер). И что особо существенно -- с помощью такого «юридического стабилизирования» оказывается возможным вводить в жизнь и придавать постоянный статус основополагающим социально-политическим, нравственным, духовным началам и -- это принципиально важно -- фундаментальным правам и свободам человека, требованиям естественного права. Не оно ли есть одно из самых существенных позитивных социальных благ, реализовать и утвердить которые выпало на долю права?

Но это еще не все.

В качестве следующего важного момента (после указания на значение права как стабилизирующего фактора) необходимо отметить миссию права как своего рода обуздывающего и даже в известной мере умиротворяющего фактора. Припомним: одна из конститутивных черт позитивного права состоит в том, что оно по самой своей органике строится на консенсусе, согласии, на учете различных интересов групп, слоев населения.

Историческая роль права в рассматриваемом отношении далеко не всегда признается во всех случаях одинаково положительной. Более того, именно данная особенность правового регулирования (подобно его особенности как стабилизирующего фактора) получает в зависимости от социальных условий неоднозначную, подчас неодобрительную оценку. Это, возможно, и предопределяет сдержанное, а то и отрицательное отношение революционеров к праву как к «оппортунистическому» и даже «контрреволюционному» социальному институту.

В самом деле, действующая правовая система может консервировать отжившие порядки, обуздывать революционные действия. Но будем помнить мысль крупного революционера Энгельса о том, что в рамках жестко-неумолимой логики классовых битв даже институты, приобретшие остроклассовое значение (государство), закрывают путь к тому, чтобы враждебные классы «пожрали друг друга в бесплодной борьбе», и поэтому, надо полагать, имеют известную позитивную социальную ценность. Что же касается права, то оно не раз демонстрировало такую роль в истории общества, а ныне, например, играет ее на арене международных отношений, способствуя борьбе прогрессивных сил в сдерживании, обуздании негативных международных процессов.

Да и вообще, еще следует основательно подумать над тем, корректно ли оценивать фундаментальные институты цивилизации с точки зрения потребностей революции. Может быть, как раз наоборот: идеология революции нуждается в переосмыслении с позиций ценностей цивилизации, прежде всего права? Тем более, что по мере развития цивилизации становится все более ясным, что насилие, воплощаемое в революции, все более и более раскрывается как абсолютное зло.

В обстановке мирного развития право способно ввести отношения людей, деятельность политических органов, общественных образований в такие рамки, которые обуздывают стихию, примиряют страсти. В практике же революционных изменений, когда торжествует насилие, совершаются неконтролируемые действия, ведущие к разрушению и деформациям, такого рода обуздание, пожалуй, вообще крайне необходимо, что убедительно подтверждают факты осуществляемых у нас преобразований и еще более -- послеоктябрьской гражданской войны. Кто знает, возможно, именно отсутствие такого рода факторов вызвало к жизни негативные последствия многих революций, в том числе октябрьского переворота в России. Задачам обуздания стихии, примирения страстей и служат многообразные юридические механизмы, прежде всего исходные и первичные правовые средства -- юридические права и юридические обязанности, которые ставят поведение субъектов в строго определенные рамки и в их сбалансированном соотношении позволяют предотвращать возможные конфликты или давать им при помощи юридических (правосудных) процедур оптимальное разрешение, снимать крайности в экстремальных жизненных ситуациях, утверждать в реальных жизненных отношениях начала правды, справедливости.

Тут важно обратить внимание на следующее. Правовые средства выражают силу права не только потому, что речь идет о приведении в действие институтов государственной власти, о предоставлении простора для собственного свободного поведения и т.д., но и потому еще, что каждое из правовых средств в том или ином виде, прямо или в виде «отпечатка», несет в себе дух права, глубокие правовые начала, способные противостоять произволу власти, своеволию, анархическому беспределу.

Иначе говоря, правовые средства потому и являются правовыми, что опредмечивают, объективируют те глубинные ценности права, которые выражают его значение как явления цивилизации и культуры, социального прогресса, нацелены на исключение произвола из жизни общества. Следовательно, исходные правовые начала не только находятся, так сказать, в глубине правовой материи, но и живут в самой плоти права, во всей системе правовых средств. Это довольно четко отражается на том комплексе юридического инструментария, который связан с функционированием права как обуздывающего и умиротворяющего фактора.

4. Законы общества, государства и социальная технология

Законы общества и государства часто рассматриваются как тождественные. Однако это не так, поскольку они имеют совершенно разную природу: законы общества объективны, формируются как результат действий больших масс людей, не зависят от индивидуального сознания человека по характеру, но зависят от него при возникновении, так как каждый человек преследует свои цели, направляет усилия на их реализацию. Однако :>ти цели совпадают или не совпадают. В результате возникают и повторяются явления, как правило, независящие от одного, отдельно взятого человека. Известно, что уже английские экономисты XVII--XVIII вв. А. Смит и Д. Риккардо открыли закон стоимости и предложения как закон спроса товаров на рынке. Однако законы общества, направленность их действий обусловлены волей и сознанием правителей и немногочисленных законодателей.

Общественные законы выражают последовательность развития явлений, их устойчивые идентичные, существенные общие необходимые связи и отношения, права и свободы людей, могут определяться случайными или временными конъюнктурными связями в конкретной правовой ситуации.

Государственные юридические законы, во-первых, являются «законами долженствования» (такая оценка встречается у И. Канта). Они -- правила, которые людям надлежит соблюдать. И. А. Ильин по этому поводу писал: «Каждый раз, как живой человек действует или совершает известный поступок, он может делать свое дело лучше или хуже. При этом если он живет сознательной жизнью, он имеет возможность обдумывать свой образ действий, выбрать лучший путь и решать в его пользу. Во всех этих случаях человек имеет перед собою известные правила, которые указывают ему искомый лучший жизненный путь. Эти правила говорят не о том, что существует на самом деле; но о том, как следует жить, действовать и поступать. Эти правила могут быть названы законами потому, что они указывают постоянный и необходимый порядок, который людям надлежит осуществить в. их деятельности» Ильин И. А. О сущности правосознания // Ильин И. А. Собр. соч. : в 10 т. Т. 4. М., 1994. С. 50..

Во-вторых, в связи с тем, что законы государства -- это законы нормативные, человек всегда оценивает их, «примеряет на себя». Поэтому разработка законов (законотворчество) издавна волновала человека. Ведь закон для него может быть хорошим и плохим, справедливым и несправедливым, правильным и неправильным. В зависимости от того, что принимается за основу законотворчества, дается объяснение принципам разработки законов, позволяющим сделать их такими, чтобы соблюдался правопорядок и индивиды были свободны. Так, например, ст. 10 Гражданского кодекса РФ посвящена важнейшей проблеме -- пределам осуществления гражданских прав.

Существует два основных подхода к рассмотрению проблемы эффективного законотворчества.

Первый подход отталкивается от исследования процесса законотворчества, стремящегося к определенному идеалу. Так, И. А. Ильин утверждал, что для формирования «правильных» законов необходимо иметь «верное и отчетливое» представление о том, что есть лучшее. Однако у каждого свое представление о лучшем. Для художника лучшее -- это красота, для этика -- добро и т.д. Поэтому правопорядок в обществе как «элементарную обеспеченность и духовную полноту жизни», по И. А. Ильину, могут обеспечить законы, имеющие в основе «юридическое лучшее» -- справедливость. право сила закон государство

Второй подход следует из материалистического понимания истории, исследующего законотворчество как процесс отражения требований законов общественного развития. С этой точки зрения, законы общественного развития рассматриваются как объективные, несмотря на то что творят их люди. Под определяющей силой развития общества понимается способ производства материальных благ как единство производительных сил и производственных отношений. Он не навязывается какой-то чужой силой, «мировым духом» или «мировой волей», а создается людьми в конкретных исторических условиях, не зависящих, впрочем, от их воли и сознания. Поэтому способ производства определяет, в конечном счете, политическую и духовную жизнь, формирует потребности, интересы, юридические нормы. Они формируются под воздействием способа производства, экономического базиса общества, политической надстройки. Смена способа производства, экономического базиса или даже одной политической надстройки (при ее относительной самостоятельности) неизбежно влечет изменение не только форм собственности, но и юридических форм ее закрепления -- законов.

Это подтверждает историческая практика. В 1917 г. была сделана ставка на диктатуру пролетариата, якобы призванную политически и юридически обеспечить построение социалистического общества, установить самые справедливые законы. В 1992 г. наше общество было брошено в пучину «первоначального накопления капитала», что потребовало изменения законов -- кто при социализме считался жуликом, спекулянтом, превратился в предпринимателя, бизнесмена.

Законы общества -- это законы действия больших масс людей, а результаты общественной и индивидуальной деятельности во многом зависят от степени расхождения или совпадения их интересов. Поэтому требование учета интересов людей в процессе законотворчества является наиважнейшим. Чтобы эти интересы реализовать и защищать, важно не только понять ближайшие и отдаленные цели, которые организуют деятельность людей, но и отразить их законодательно.

Таким образом, человеческая жизнедеятельность имеет две стороны: объективную и субъективную. Первая детерминирована объективными условиями. Вторая зависит от свойств социального субъекта -- воли, профессионализма, нравственных качеств, ценностных установок и т.д. Но обе эти стороны связаны с правом.

Находить в социальной действительности, в ее природе источник и силы преобразования -- в этом и состоит суть перевода требований законов общественного развития на язык законов государства и социально-технологических программ их реализации. Еще Платон эту идею (правда, применительно к природе человека) выразил в диалоге «Аксиох». Клиний просит Сократа успокоить умирающего Аксиоха, и Платон описывает, как Сократ утешил умирающего: надо понять природу вещей, которую скрывает и выявляет закон. Жизнь человека неизбежно завершается смертью. Смерть -- закон жизни, и ее надо воспринимать как бессмертие См.: Платон. Диалоги. М., 1986. С. 414-422.. Точно также и общественные явления надо понять, увидеть их постоянные, устойчивые, необходимые связи, которые выступают в форме законов. Лишь зная эти законы, можно воздействовать на подчиненные им явления не методом «проб и ошибок», а на научной основе.

Право обязательно вовлекается в политику -- экономическую, социальную, национальную, религиозную и др. А всякая широкомасштабная политика должна быть не личностной, а инструментальной. В этом отношении право является мощным технологическим инструментом общественного развития, но только в том случае, когда оно (право) научно обосновано.

Выделяют два подхода к исследованию проблемы соотношения законов государства и социальной технологии: марксистский и либерально-сциентистский. Согласно марксистскому подходу, политическая власть контролирует деятельность общества, проектируя ее посредством права, выражающего требования законов общественного развития. Второй подход, который, в частности, отстаивал К. Поппер, предполагает свободу действия социальных институтов и частных лиц, предоставляемую им в определенных, необходимых для достижения целей пределах.

Очевидно, что с точки зрения демократического управления предпочтительнее второй подход, ибо он исключает администрирование. Но это вовсе не означает, что государство «самоустраняется» от регулирования и контроля общественной жизни. По мнению К. Поппера, «принцип государственного невмешательства в экономику (nonintervention), на котором основывается неограниченная законодательно экономическая система капитализма, должен быть отброшен. Если мы хотим защищать свободу, то должны потребовать, чтобы политика неограниченной экономической свободы была заменена плановым вмешательством государства в экономику... Именно это и произошло в действительности. Экономическая система, описанная и подвергнутая критике Марксом, прекратила свое существование..., функции государства в экономической сфере распространяются далеко за пределы защиты собственности и «свободных договоров» См.: Поппер К. Открытое общество и его враги // Поппер К. Соч.: в 2 т. Т. 2. М., 1992. С. 146..

Развитые страны (США, Швеция, Германия) широко используют инструментальное вмешательство государства не только в экономику, но и в другие сферы общественной жизни. Однако это происходит не импульсивно, не волюнтаристски, а с опорой на юридические законы и при использовании социальной технологии. Причем социальная технология постепенно занимает в жизни общества все более важное место.

Использование технологии (от древнегреческого -- учение об искусстве, умении, мастерстве) предполагает умение формировать самые разные явления на основе знания путей развития этих явлений. Технология, по Аристотелю,-- это область знания о том, как происходит сознательное создание вещей.

Заключение

Российскому обществу для эффективного осуществления социально ориентированных реформ необходимо сильное правовое государство. Но реализовать задачи, национальные программы оно сможет, лишь опираясь на научную технологию в сфере права. Чтобы эта технология влияла на общество, необходим правовой контроль над властью самого государства.

Итак, закон -- это форма жизни, конкретизация и реализация права. Право, и только оно, должно быть законом, а закон должен быть правовым. В понимании закона и права нет места ни юридическому позитивизму, для которого закон есть «приказ официальной власти», ни правовому нигилизму, считающему, что «если очень хочется, то все можно».

Литература

1. Философия права. Курс лекций: учебное пособие: в 2 т.Т.1/ С.Н. Бабурин, А.Г. Бережнов, Е.А. Воротилин и др. Отв. ред. Марченко. - М.: 2011.

2. Малахов В.П. Философия права. Формы теоретического мышления о праве. Таблицы и схемы. М.: 2009.

3. Философия права: Учебник / Под ред. Данильяна. М.: 2005. 416 с.

4. Радбурх Г. Философия права. М. 2004. 238 с.

5. Философия права: учебник. Иконникова Г.И., Ляшенко В.П. М.: 2010. 165-178 с.

6. Философия права. Учебное пособие. Михалкин Н.В., Михалкин А.Н. М.: 2011. 393 с.

Литература дополнительная

Ильин, И А. О сущности правосознания //Ильин, И. А. Собр. соч. В 10 т. Т. 4.-- М., 1994.

Ильин, И. А. Понятие права и силы / Ильин, И. А. Собр. соч. В 10 т. Т. 1. -- М., 1993.

Конституция Российской Федерации. -- М., 1994.

Кудрявцев, В. Н. О правопонимании и законности / В. Н. Кудрявцев // Государство и право.-- 1994. -- № 3.

Мальцев, Г. В. Развитие права: к единению с разумом и наукой / Г. В. Мальцев. -- М., 2005.

Нерсесянц, В. С. Право и закон: их различие и соотношение / В. С. Нерсесянц // Вопросы философии. -- 1988. -- №5.

Поппер, К. Открытое общество и его враги // Поппер, К. Соч. : в 2т. --М., 1992.

Соловьёв, Э. Ю. Прошлое толкует нас / Э. Ю. Соловьёв.-- М., 1991.

Соловьёв, Э. Ю. Категорический императив нравственности и права / Э. Ю. Соловьёв. -- М., 2005.

Теория государства и права / под ред. В. М. Корельского и В. Д. Перевалова. --М., 1997.

Размещено на Allbest.ru