Специфические особенности европейской социальной модели (к оценке роли неэкономических факторов в развитии современных европейских обществ)

94

Владислав Иноземцев

Размещено на http://www.allbest.ru/

1

СПЕЦИФИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ЕВРОПЕЙСКОЙ СОЦИАЛЬНоЙ МОДЕЛИ (к оценке роли неэкономических факторов в развитии современных европейских обществ)

Владислав ИНОЗЕМЦЕВ

Объединённая Европа выступает сегодня крупнейшим игроком в той глобальной мирохозяйственной игре, где ещё совсем недавно безраздельно доминировали Соединённые Штаты и на первенство в которой в 1980-е годы вполне серьёзно претендовала Япония. Успехи европейской экономической интеграции, появление евро как второй по значимости мировой валюты, продолжающийся процесс расширения Европейского союза - всё это заставляет исследователей более внимательно изучать особенности европейской экономики. Однако сами по себе эти особенности не объясняют причин европейского ренессанса и не позволяют выйти за пределы традиционных воззрений относительно перспектив развития Старого Света. В той же, если даже не в большей, мере, в какой анализ ультралиберальной идеологии, принятой в США, способствует пониманию причин американских достижений и в какой осмысление традиций Страны восходящего солнца даёт ключ к разгадке тайн “потерянного” Японией десятилетия, главные особенности европейской социальной модели позволяют более комплексно подойти к оценке тех тенденций в развитии континента, которые определят его будущее и которые отнюдь не сводятся к внутренней логике хозяйственного прогресса отдельных европейских стран.

В этой статье мы не претендуем на то, чтобы детально рассмотреть отличительные качества формирующейся единой европейской общности. Мы хотим лишь подчеркнуть, что большинство из них имеет неэкономический оттенок и их эволюция не может быть объяснена, исходя из соображений хозяйственной целесообразности. В то же время все те особенности, которые будут нами рассмотрены, тесно связаны между собой и образуют сложную систему, законы функционирования которой вряд ли можно считать формализованными и ясными. Поэтому данная статья в большей мере приглашает к дискуссии, чем предлагает ответы на поставленные в ней вопросы.

Специфика современной Европы в значительной мере определяется тем, что европейская цивилизация, предпринявшая в XVI-XX веках самую масштабную хозяйственную и политическую экспансию в истории человечества, в полной мере испытала на себе все положительные и отрицательные стороны массового производства и массового общества.

Становление эпохи модернити было отмечено в Европе формированием индустриальной экономики и национального государства. Начиная с “коммерческой революции” раннефеодального периода ни одна экономика не развивалась столь уверенно, как европейская. Уже в XVIII столетии мануфактурное производство в Великобритании и Франции росло на 2-6% в год и приносило прибыли в 20-25% См.: Berg M. The Age of Manufactures 1700-1820. Industry, Innovation and Work in Britain, 3rd ed., London, New York: Routledge, 1994, table 2.2, p. 37; p. 45.. Нигде в мире накопление капитала не осуществлялось с такой быстротой. На протяжении XIX века доля накопления в валовом внутреннем продукте Великобритании выросла с 7 до 20-22%, во Франции - с 6 до 19-20% См.: Merrimann J. A History of Modern Europe from Renaissance to the Present, New York, London: Norton, 1996, p. 672; Braudel F. et Labrousse E. (eds.) Histoire йconomique et social de la France, t. 3, Paris: Presses Universitaires de France, 1993, p. 594.. В канун Первой мировой войны европейские страны производили более 60% мировой промышленной продукции, а вся жизнь европейцев постепенно оказывалась подчинена целям экономического успеха.

На долю европейских стран (не считая России) приходилось почти 80% мирового товарного экспорта, а отношение его к ВВП составляло в Германии - 12,2%, в Нидерландах - 14,5%, в Великобритании - 14,7%, в Бельгии - 17,5%, а в Швейцарии - 22,3% См.: O'Rourke K.H. and Williamson J.G. Globalization and History. The Evolution of a Nineteenth-Century Atlantic Economy, Cambridge (Ma.), London: MIT Press, 1999, table 3.1, p. 30.. Европа оставалась единственным в мире нетто-инвестором: в 1905-1909 годах до 22% внутренних накоплений Франции и до 42% Великобритании вывозились за рубеж, а к 1911 году объём экспорта капитала составлял 8,7% (!) британского ВВП, что делало Соединённое Королевство источником 43% общемирового объема прямых иностранных инвестиций См.: Phillips K. Wealth and Democracy. A Political Study of the American Rich, New York: Broadway Books, 2002, р. 186..

В XVII-XIX веках в Европе сформировались современные национальные государства, осуществлявшие активную внешнеполитическую экспансию. Европейские колониальные империи стали первыми (и, заметим, к настоящему моменту - последними) глобальными политическими структурами: из 188 государств, состоявших в начале 2000 года в Организации Объединённых Наций, 125 в то или иное время управлялись европейцами См.: Abernethy D.B. The Dynamics of Global Dominance. European Overseas Empires, 1415-1980, New Haven (Ct.), London: Yale Univ. Press, 2000, p. 12.. Европа “выплеснула” в мир миллионы граждан своих стран, носителей европейской культуры и ценностей; с середины XIX века до начала Второй мировой войны Европу покинули более 60 млн человек, и лишь единицы из них вернулись обратно См.: Maddison A. Monitoring the World Economy 1820-1992, Paris: OECD Development Centre, 1995, pp. 59-63.. Европейцы преобразовывали мир в невиданных прежде масштабах. Так, например, британцы к началу ХХ столетия связали все свои колонии проложенными по дну океанов телеграфными линиями суммарной протяжённостью более 200 тыс. миль; в одной только Индии они построили более 24 тыс. миль железных дорог и расширили площади орошаемых сельскохозяйственных угодий более чем в 8 раз См.: Ferguson N. Empire. How Britain Made the Modern World, London: Allen Lane, 2003, рр. 170-171, 190..

Однако экономическая и политическая экспансия европейских государств обострила противоречия между ними, что оказалось губительным в условиях массового общества, легко управляемого и манипулируемого. Европейцы, решившие наиболее сложные хозяйственные задачи и подчинившие своей воле многие народы, стали жертвой внутренних конфликтов. Первая мировая война подвела черту под начальным, прошедшим по европейскому сценарию, этапом глобализации, а ещё через два десятилетия Вторая мировая война и последовавшая утрата колониальных владений лишь подчеркнули, сколь уязвимой становится цивилизация, поверившая в своё технологическое превосходство, в лёгкость мобилизации масс и значение территориальной экспансии.

Поэтому осознание достаточности индустриального роста, переход от повышения уровня жизни к совершенствованию её качества, приверженность формированию постиндустриального хозяйства в наиболее точном значении этого понятия Подробнее см.: Иноземцев В.Л. Постиндустриальная экономика и “постиндустриальное общество”: терминологические и концептуальные проблемы в: Общественные науки и современность, 2001, № 3, сс. 140-152. - все эти моменты оказались имманентно присущи послевоенной Европе.

Быстро восстановив свой хозяйственный потенциал, европейцы легко преодолели “зачарованность” высокими темпами роста, хотя сначала и могло показаться, что Старый Свет вновь вступил в “соревнование” с Новым. В период с 1960-х до середины 70-х годов среднегодовые темпы прироста ВВП в Германии, Франции и других европейских странах достигали 5-6%, в 1,5-2 раза превосходя американские. Европейцы опережали США и в темпах роста производительности: если в начале 50-х годов её уровень в Италии и Германии не поднимался выше 34-35%, а во Франции - 45% американского, то к середине 80-х показатели практически сравнялись См.: Kenwood A.G. and Lougheed A.L. The Growth of the International Economy 1820-2000. An Introductory Text, 4^th ed., London, New York: Routledge, 1999, pр. 308-309.. При этом на протяжении 60-х и 70-х годов средний уровень безработицы составлял в Германии 1%, в Великобритании - 1,8%, в Нидерландах - 2,1%, во Франции - около 2,3%, тогда как в США - 4,5% См.: Sen A. Development As Freedom, New York, Oxford: Oxford Univ. Press, 1999, p. 95.. Но по мере достижения относительного хозяйственного “паритета” с Америкой приоритеты европейцев начали резко меняться.

С середины 70-х годов стал заметен поворот к развитию государства благосостояния и сложной системы социального обеспечения. Ощутив на практике, какими могут оказаться последствия соединения индустриальной хозяйственной модели и мощи национального государства, европейцы двинулись по пути интеграции, возводя систему сдержек и противовесов, способную исключить резкое возвышение одного из государств по отношению к остальным. Они не втянулись в безнадежное (и бессмысленное) соревнование с Соединёнными Штатами и Японией. Они наиболее разумно отреагировали на “сырьевые” кризисы 1973-1974 и 1980-1981 годов, противопоставив индустриальной целесообразности чёткую стратегию поддержания баланса между человеком и природой. Они не сделали ставку на ускоренное развитие массовых информационных и коммуникационных технологий, предпочитая развивать сектора, где могли максимально раскрыться творческие способности человека. Они отказались от экономии на заработной плате и пособиях, будучи уверены, что неравенство и бедность менее терпимы, чем рост численности безработных.

В результате современная Европа характеризуется относительно низкими темпами прироста ВВП, замкнутостью в своих собственных пределах и не вполне понятными многим ориентирами, характеризующими тем не менее качественно новую хозяйственную и социальную систему. Эта система равнодушна к экономической, а тем более политической, экспансии и доминированию и сосредоточена на постепенном внутреннем самосовершенствовании, что нередко оценивается как “загнивание” и стагнация.

Однако для подобных оценок нет серьёзных оснований. За внешним равнодушием к впечатляющим результатам, к высоким темпам экономического роста, к активной внешней экспансии скрывается экономика, не только ориентированная на всемерное использование интенсивных методов хозяйствования, но и преуспевшая в этом, как никакая иная.

Вскоре после окончания Второй мировой войны европейцы, попытавшиеся было восстановить прежние открытые экспортоориентированные модели своих экономик, быстро пришли к пониманию того, что торговое и инвестиционное сотрудничество наиболее эффективно тогда, когда оно налаживается между странами сходного уровня развития. Европейская интеграция и провозглашение бывшими европейскими колониями независимости привели к разрыву многих нитей, связывавших бывшие метрополии с периферийными регионами, и ограничили европейцам возможности для маневра. В результате Европа становилась всё более самодостаточным хозяйственным целым.

Eвропейцы начали настойчиво и целеустремленно опираться на свои внутренние возможности, активно наращивать свой “человеческий потенциал”. Они не пошли по пути масштабной передислокации индустриальных производств за пределы региона и массового привлечения дешёвой рабочей силы из-за рубежа, полагая, что эти процессы способны привести к значительной деформации экономической и социальной структуры их стран. В Европе поняли, что в современных условиях обмен товарами и инвестициями особенно эффективен при условии, что он сопровождается обменом знаниями, а это возможно лишь при развитии торгового и инвестиционного сотрудничества между наиболее развитыми странами. Европейцы восприняли “новую экономику” не как область создания сиюминутных прибылей вследствие экспансии технологического сектора, а как совокупность отраслей, открывающих максимально широкому кругу работников возможности для проявления собственной креативности. Они признали, что инвестиции в собственное развитие в перспективе гораздо более выгодны, чем быстро окупающиеся капиталовложения в страны периферии.

И хотя за 1960-70-е годы доля экспорта в ВВП Франции увеличилась в 2,8 раза, в странах Бенилюкса - в 4 раза, в Италии - в 4,7, а Германии - в 5,3 раза (тогда как в США - лишь на 90%) См.: O'Rourke K.H. and Williamson J.G. Globalization and History, р. 30., европейская торговля в значительной мере оказалась замкнутой в пределах самого Старого Света. К 1992 году на взаимные товарные потоки между странами ЕС приходилось 60% совокупного внешнеторгового оборота этих государств (в процентах ВВП объём товарооборота с другими странами ЕС составляет в Испании 25,0%, в Великобритании - 29,1%, во Франции - 31,3%, в Германии - 34,9%, а в Австрии - 52% ВВП См.: Garrett G. `The Transition to Economic and Monetary Union' in Eichengreen B. and Frieden J. (eds.) Forging an Integrated Europe, Ann Arbor (Mi.): Univ. of Michigan Press, 1999, table 2.2, p. 26.). Интенсифицируя собственное производство, европейцы утрачивали интерес к дешёвому импорту из “третьего мира”: в 1960-1996 годах стоимость экспортируемых в эти государства европейских товаров не превышала 8,5-8,6% суммарного ВВП стран ЕС, а импорт из стран периферии даже снижался - с 9,8% европейского ВВП в 1960-м до 8,7% в 1996 году См.: Gauron A. European Misunderstanding, New York: Algora Publishing, 2000, p. 60.. Доля сырья в импорте ЕС сократилась с 1975 по 1994 год с 27,9 до 7,5% См.: Dent Ch.M. The European Economy. The Global Context, London, New York: Routledge, 1997, pp. 173-174.. Разумеется, по мере “замыкания” своих экономических взаимодействий европейцы всё меньше рассматривали “внешний” мир в качестве зоны своих жизненных интересов и не тешили себя иллюзиями относительно того, что избранная ими модель развития может стать примером для подражания.

Ориентируясь на развитие на основе внутреннего спроса, европейские страны создали мощную интегрированную экономику, вдвое превосходящую американскую по выпуску легковых автомобилей, в полтора раза - по выпуску текстиля и одежды, на треть - фармацевтической и электротехнической продукции, уверенно опережающую США в химической, металлургической и авиастроительной отраслях См.: Sharp M. and Cook L. `Chemicals and Pharmaceuticals' in Dyker D.A. (ed.) The European Economy, 2nd ed. Harlow, New York: Longman, 1999, pp. 355, 370; Marsh P. and Alden E. `A Lot to Hammer Out' in Financial Times, 2001, December 17, p. 15; Samuelson R.J. `How Airbus Eclipsed Boeing' in The Wall Street Journal Europe, 2003, June 26, p. A8, и др., а также производящую почти столько же продовольственных товаров, сколько США и Япония, вместе взятые. При этом в последние десятилетия экономика европейских стран всё более явным образом превосходит американскую по эффективности использования базовых ресурсов и рабочей силы.

В США создается 3,9 долл. ВВП в расчете на 1 кг потреблённой нефти, в то время как во Франции аналогичный показатель составляет 5,2 долл., в Германии - 5,8; в Испании - 6,1, а в таких странах, как Австрия, Италия и Швейцария, - 7,4-7,7 долл. Ежегодные выбросы углекислого газа на душу населения достигают в США 19,9 т, тогда как в Швейцарии они составляют лишь 5,7 т, в Испании и Франции - 6,2 т, в Италии - 7,2 т, и лишь в Германии превосходят 10 т См.: Human Development Report 2002. United Nations Development Programme, Oxford, New York: Oxford Univ. Press, 2002, table 19, p. 212.. Среднедушевое энергопотребление в Европе снизилось с 280 млн британских тепловых единиц в 1983 году до 170 млн в 2001-м, тогда как в США оно выросло с 314 до 352 (!) млн единиц. Согласно недавним подсчётам, одно лишь снижение расхода топлива американскими автомобилями до европейских стандартов позволило бы США полностью отказаться от импорта нефти из региона Персидского залива См.: Prestowitz C. Rogue Nation. American Unilateralism and the Failure of Good Intentions, New York: Basic Books,, 2003, pp. 100, 82..

Европейские экономики достигают всё новых результатов, практически не наращивая численности занятых. Если в США за период с 1960 по 1999 год этот показатель вырос на 98%, то в странах ЕС - всего на 12%; на более коротком временном отрезке различия ещё более разительны: в 1974-1997 годах прирост численности занятых в США и ЕС составил, соответственно, 47,4% и 3,6% См.: Labour Force statistics / Statistiques de la population active: 1976-1996, Paris: OECD Publications Service, 1997, table 4.0, pp. 26-27. . При этом с 1974 года Соединённые Штаты остаются единственной из развитых стран, где продолжительность рабочего времени нарастает См.: Turner A. Just Capital. The Liberal Economy, London: Macmillan, 2001, p. 107., чего нельзя сказать о Европе См.: Greenhouse S. `U.S. Growth Industry: Workdays' in International Herald Tribune, 2001, September 3, p. 11.. Если проводить сравнение экономик Старого и Нового Света с учётом этих обстоятельств, результаты оказываются серьёзно отличающимися от “общеизвестных”. Хотя страны ЕС в 1976-1999 годах проигрывали США по темпам прироста ВВП (1,8% против 2,9% в год), они довольно уверенно опережали их по темпам прироста ВВП в расчете на душу населения (2,1% против 1,9% в год См.: Eatwell J. and Taylor L. Global Finance at Risk. The Case for International Regulation, New York: The New Press, 2000, table 4.3, p. 109.), и еще более радикально - в расчёте на единицу затрачиваемого рабочего времени (2,3% против 1,5% в год Подробнее см.: Crouch C. Social Change in Western Europe, Oxford: Oxford Univ. Press, 1999, p. 75.).

Таким образом, на протяжении последних трёх десятилетий европейцам удалось не столько изменить структуру своих экономик, сколько обнаружить новые источники их конкурентоспособности в методах интенсивного развития. В Европе отказались от наращивания производства массовых товаров и услуг с привлечением низкоквалифицированных работников и пошли по пути быстрого повышения эффективности экономики на основе всестороннего использования креативного потенциала самих европейцев. европейский социальный модель государство

Важнейшей особенностью социальной модели, сформировавшейся в Европе на протяжении послевоенных десятилетий, стала её ориентированность на достижение целей и реализацию идеалов, имеющих преимущественно этическую, а не экономическую природу и оказывающихся выше сиюминутного хозяйственного успеха. Исходя из основных принципов либеральной теории, европейцы открыли новые возможности смягчения фундаментальных социальных проблем. Проиллюстрируем это на примере проблемы имущественного неравенства.

Хорошо известно, что на протяжении большей части ХХ века в основных странах Запада неравенство последовательно снижалось. К середине 70-х годов имущественная поляризация в обществе достигла минимальных значений: доля в национальном богатстве 1% наиболее состоятельных граждан сократилась в Великобритании до 29%, в Германии - до 27%, а во Франции и Швеции - до 26% См.: Pakulski J. and Waters M. The Death of Class, London: Sage, 1996, p. 78.. Этому предшествовали два десятилетия бурного экономического развития, на протяжении которых темпы роста заработной платы в европейских странах зачастую оказывались даже выше темпов роста валового внутреннего продукта (так, только за 1968-1973 годы реальные доходы французских рабочих выросли на 35%, немецких - на 32, итальянских - на 30, датских и финских - на 28%) См.: McMillan J.F. Twentieth Century France. Politics and Society 1898-1991, London, New York: Arnold, 1992, p. 190.. В США благосостояние трудящихся тоже росло, однако в конце 70-х - середине 80-х годов возникли обстоятельства, радикально изменившие тенденции распределения общественного богатства.

С развитием постиндустриального общества информация и знания стали столь значимым фактором производства, что разрыв в доходах высокообразованных работников и среднего персонала начал стремительно нарастать Подробнее см.: Иноземцев В.Л. Класс интеллектуалов» в постиндустриальном обществе в: Cоциологические исследования, 2000, № 6, сс. 67-77; Иноземцев В.Л. Классовый аспект бедности в постиндустриальных обществах в: Cоциологические исследования, 2000, № 8, сс. 18-27.. Либерализация экономики, ставшая стержнем внутренней политики в тот период, требовала большей свободы действий инвесторов и побуждала правительства снижать налоги на прибыли и доходы. Все это с неизбежностью обусловливало углубление неравенства, прежде всего в США.

С середины 70-х годов в США заработная плата лиц со школьным образованием перестала расти, а затем начала падать (с 12,15 до 8,86 долл./час, или на 27,1%, за 1973-1998 гг. См.: Mead W.R. Special Providence. American Foreign Policy and How It Changed the World, New York: Alfred A. Knopf, 2001, p. 274.). Только за 80-е годы разница в средних доходах обладателей школьного аттестата и вузовского диплома выросла с 23 до 43% См.: Danziger S. and Gottschalk P. America Unequal, Cambridge (Mа.): Harvard Univ. Press, 1995, pр. 116-117.. В то же время, с 1981 по 1984 год, минимальная ставка налогообложения была повышена до 10,4% См.: Danziger S. and Gottschalk P. America Unequal, p. 24., а максимальная - понижена до 49% См.: Niskanen W. Reaganomics. An Insider's Account of the Policies and the People, New York, Oxford: Oxford Univ. Press, 1988, p. 73.. Как следствие, в 80-е и начале 90-х годов один процент наиболее состоятельных американцев присвоил почти 58% достигнутого за эти годы прироста национального богатства См.: Crouch C., Finegold D. and Sako M. Are Skills the Answer? The Political Economy of Skill Creation in Advanced Industrial Countries, Oxford: Oxford Univ. Press, 2001, p. 69..

Европейцы же смогли (до известной степени) противостоять этим тенденциям. В те же годы почасовая оплата труда не снизилась в ЕС ни у одной категории работников, а средний разрыв в оплате работника со средним и высшим образованием колебался в пределах от 18 до 32% См.: Wolff E.N. Top Heavy. The Increasing Inequality of Wealth in America and What Can Be Done about It, New York: New Press, 1995, p. 63.. Серьёзного сокращения налогов в большинстве европейских стран, за исключением Великобритании, не произошло, в результате чего в 80-е и в первую половину 90-х годов на долю одного процента наиболее обеспеченного населения ЕС пришлось “лишь” 27% прироста национального богатства См.: Osterman P. Securing Prosperity, Princeton (NJ): Princeton Univ. Press, 1999, p. 68..

Безусловно, европейцы предприняли весьма рискованный с чисто экономической точки зрения эксперимент. Статистика свидетельствует, что в 80-е и 90-е годы (за исключением периодов кризисов) в европейских компаниях имел место устойчивый рост доли оплаты труда в издержках производства, что в американских фирмах считается крайне опасным. В 1979-1989 годах реальная почасовая заработная плата промышленных рабочих увеличивалась во Франции в среднем на 2,3% в год, в Германии и Австрии - на 2,0%, в Испании - на 1,4%. В 1989-1998 годах рост замедлился, но не критически - до 1,7% в Германии, Австрии и Испании и до 1,1% в год во Франции; за те же периоды в США имело место снижение реальной почасовой заработной платы на 0,8 и 0,2% в год, соответственно См.: Mishel L., Bernstein J. and Schmitt J. The State of Working America 2000-2001, Ithaca (NY), London: ILR Press, 2001, table 7.8, p. 383.. Не в пример американцам, европейцы допускали и рост затрат на оплату труда в пересчёте на единицу стоимости производимой продукции: в 1982-1990 годах этот показатель повышался в Швеции и Норвегии в среднем на 6% в год, в Дании - на 5,5%, в Италии и Великобритании - на 4%, в Германии - на 2,7% См.: The Economist, 1997, September 27 - October 3, p. 122., в то время как в США, начиная с середины 70-х годов, темпы прироста заработной платы устойчиво оказывались ниже темпа роста производительности См.: Galbraith James K. Creating Unequal. The Crisis in American Pay, New York: Free Press, 1998, p. 79.. Как следствие, в конце 90-х годов один процент наиболее богатых французов владел 33% национального богатства, немцев - 31%, шведов - 28%; американцев - 41% См.: Nelson J. Post-Industrial Capitalism: Exploring Economic Inequality in America, Thousand Oaks (Ca.), London: Sage, 1995, p. 8-9.. В Европе эта верхушка контролировала такую же часть национального достояния, как 35-50% наименее обеспеченного населения; в США она владела такой же его частью, что и 90(!)% прочих американцев См.: Rupert M. Ideologies of Globalization. Contending Visions of a New World Order, London, New York: Routledge, 2000, p. 36..

Все эти меры, безусловно, несколько сократили конкурентный потенциал европейских экономик, но при этом значительно повысили привлекательность европейской социальной модели. Несмотря на то что, по признанию экспертов, “усиление неравенства, начавшееся в середине 70-х годов и ускорившееся в 80-е, является одной из наиболее документированных тенденций в современной экономике” Kuttner R. Everything for Sale. The Virtues and Limits of Markets, New York: Alfred A. Knopf, 1997, p. 86., европейцы гораздо более негативно относятся к этому феномену, чем американцы. Если в начале 90-х лишь 38% американских граждан полагали, что правительство должно принимать меры к сокращению имущественного разрыва между богатыми и бедными, в Европе подобного мнения придерживались от 66 до 80% опрошенных См.: Pinkerton J. `Not Just Another Country' in The New York Times, 1996, February 11, p. 7.. Сегодня в большинстве европейских стран неравенство продолжает считаться проблемой, которая достойна общественного внимания и которая в конечном счёте может и должна быть разрешена, тогда как в США оно все чаще воспринимается как необратимая тенденция, противостоять которой бессмысленно См.: Freeman R.B. The New Inequality in the United States, p. 52..

Можно сравнивать преимущества и недостатки европейской и американской социально-экономических моделей, но не видеть их отличия невозможно. Сегодня, полагаем мы, любой анализ, не принимающий во внимание приверженности европейцев соблюдению важнейших этических принципов - таких как принципы равенства, взаимного уважения, приоритета развития личности над достижением сугубо материальных результатов, - не способен дать точного представления о сущности современного европейского общества.

Следующая особенность европейской социальной модели, обусловливающая характер процессов, протекающих в странах ЕС, состоит в том внимании, которое уделяют европейцы внутренней сплочённости своего общества. Укрепление этой сплочённости идёт, если можно так выразиться, двумя параллельными путями.

С одной стороны, страны ЕС проводят курс на обеспечение различными видами социальных пособий и выплат практически всех категорий граждан. Масштабы средств, выделяемых на эти цели, огромны. Во второй половине 90-х годов через государственные бюджеты перераспределялось до 50% валового внутреннего продукта европейских стран (39,63% - во Франции, 40,12% - в Австрии и 49,98% - в Швеции См.: Crouch C. Social Change in Western Europe, table 13-1, p. 369.). При этом около 2/3 всех бюджетных расходов направлялось на реализацию программ социального обеспечения (что соответствовало в среднем по ЕС 28,6% ВВП стран-участниц См.: Pйrиs R. Thиmes d'actualitй: йconomiques, politiques et sociaux 2001-2002, Paris: Librairie Vuibert, 2001, p. 200.). Как следствие, основными видами социального страхования сегодня охвачено почти 97% населения европейских стран См.: Pierson Ch. Beyond the Welfare State? p. 126..

На наш взгляд, государство в данном случае проводит взвешенную и дальновидную политику, что не только способствует выживанию людей, потерявших стабильные источники дохода, но и обеспечивает им приемлемый уровень жизни, способствуя тем самым их интеграции в общество. Если, например, в 1997 году в США около 18% работников, занятых полный рабочий день, получали заработную плату на уровне ниже официального прожиточного минимума См.: Chomsky N. World Orders, Old and New, London: Pluto Press, 1996, p. 142., то в странах ЕС такая ситуация практически исключена, так как минимальный месячный уровень заработной платы всегда превосходит прожиточный минимум (по состоянию на 2000 г., например, во Франции - на 58,2%, в Бельгии - на 64,5%, в Великобритании - на 53,1%, а в Нидерландах - на 85,9% Рассчитано по: Living Conditions in Europe. Statistical Pocketbook, Luxembourg, 2000: Office des publications officielles des Communautйs europйennes, pp. 66, 74.), и даже такую минимальную оплату получают немногие: данные по Франции и Германии определяют соответствующую долю в 9-10% от общего числа занятых См.: Malo M., Toharia L. and Gautiй J. `France: The Deregulation that Never Existed' in Esping-Andersen G. and Regini M. (eds.) Why Deregulate Labour Markets? New York, Oxford: Oxford Univ. Press, 2000, p. 248.. Стремясь превратить представителей относительно малообеспеченных слоёв (а уровень бедности в ЕС до выплаты социальных пособий охватывал в конце 90-х годов 18-23% населения См.: Moody K. Workers in a Lean World. Unions in the International Economy, London, New York: Verso, 1997, p. 189.) в активных членов общества, европейцы посредством трансфертных платежей сокращают долю бедных до 2-5% населения, т. е. в 6-11 раз, тогда как в США социальные выплаты уменьшают её лишь до 12%, т. е. менее чем в 2 раза Подробнее см.: Ferguson N. The Cash Nexus. Money and Power in the Modern World 1700-2000, London: Penguin, 2001, p. 212..

Европейская система социальных гарантий является лучшей в мире. Более 95% работающих охвачены социальным страхованием, причём в двух случаях из трёх расходы по нему полностью несут работодатели и государство. Средняя продолжительность оплачиваемого ежегодного отпуска составляет в Ирландии и Греции 28 рабочих дней, в Испании, Австрии, Финляндии и Франции - по 30, а в Швеции - 32 рабочих дня (в США - всего 16 рабочих дней) См.: Mishel L., Bernstein J. and Schmitt J. The State of Working America 2000-2001, p. 401.. Средняя продолжительность предстоящей жизни достигает ныне в ЕС 78 лет против 74 лет в Соединённых Штатах, причем даже в относительно бедных Греции и Португалии этот важный показатель качества жизни оказывается не ниже американского См.: Albagli C. (ed.) Conjoncture 2000, Le nouveau bilan йconomique, politique et social du monde, Rosny: Breal, 1999, p. 121.. Детская смертность варьируется в диапазоне от 3,5‰ в Швеции до 6,7‰ в Греции См.: France, portrait social 2000-2001, Paris: Institut national de la statistique et des йtudes йconomiques (INSEE), 2000, р. 209., тогда как в Соединённых же Штатах она составляет 7,1‰ См.: France, portrait social 2000-2001, p. 221.. Оптимальная организация пенсионной системы приводит к тому, что доходы домохозяйств, в составе которых имеются пенсионеры, достигают сегодня в среднем по ЕС 95% доходов тех семей, в которых не было пенсионеров См.: Myles J. `A New Social Contract for the Elderly?' in Esping-Andersen G. with Gallie D., Hemerijck A. and Myles J. Why We Need a New Welfare State, New York, Oxford: Oxford Univ. Press, 2002, p. 159.. Ряд подобных примеров может занять не одну страницу.

С другой стороны, европейские страны, в отличие от Соединённых Штатов, не считают участие человека в экономической жизни достаточным условием для полного инкорпорирования его в гражданское общество. Социальная солидарность, всё сильнее сплачивающая сегодня европейцев, в большей мере обусловлена традициями данных обществ, чем политической или экономической целесообразностью. Даже осознавая необходимость снижения издержек на наём рабочей силы, европейцы не готовы последовать американскому примеру и более активно инкорпорировать экономических иммигрантов. Если сегодня в США иммиграция обеспечивает более трети прироста населения и почти половину прироста совокупной численности занятых См.: Рассчитано по: Statistical Abstract of the United States 2001, Washington (DC): US Department of Commerce, 2001, table 4, p. 9. (этот показатель достигает 80% в тех сферах американской экономики, где применяется в основном низкоквалифицированный или неквалифицированной труд См.: French M. U.S. Economic History Since 1945, Manchester: Manchester Univ. Press, 1997, p. 10; подробнее см.: The Economist, 2001, March 17-23, pp. 53-54.), то в европейских странах около 40% новоприбывающих иммигрантов вообще не вовлекаются в какую-либо общественно полезную деятельность. Несмотря на готовность иммигрантов получать заработную плату, на 30-40% уступающую заработкам граждан ЕС, сегодня в 10 из 15 государств Европейского союза доля работающих иммигрантов составляет менее 50% их общего числа См.: Edye D., Lintner V. Comtemporary Europe: Economics, Politics and Society, London, New York: Prentice Hall, 1996, table 7.2, p. 207., а безработица среди иммигрантов в основных странах ЕС в 1,6-2,6 раза превышает показатели коренного населения См.: Wolf M. Humanity on the Move, р. 9.. При приблизительно одинаковой доле иммигрантов в населении США и Нидерландов (9,5-10,5%), они составляют около 11,7% американской, и лишь 3,4% - голландской рабочей силы См.: The Economist, 2002, November 2-8; A Survey of Migration, p. 4..

Эти факты подчеркивают, что европейцы отказываются принять американскую модель глобализации и не хотят жертвовать своими культурными и национальными традициями в угоду хозяйственной экспансии. Успехи европейских ультраправых партий - от Партии Свободы Й. Хайдера в Австрии, собравшей в 1999 году 27% голосов и проведшей своих представителей в правительство страны См.: The Economist, 2002, April 27 - May 3, p. 30., до Национального фронта Ж.-М. Ле Пена во Франции, получившего 16,9% голосов и вышедшего во второй тур президентских выборов 2002 года См.: McGuire S. `The Fear Factor' in Newsweek, 2002, May 6, pp. 18-22; The Economist, 2002, April 27 - May 3, p. 25., и Швейцарской народной партии, за которую в октябре 2003 года отдали свои голоса более 26% избирателей, - лишний раз свидетельствуют о том, что европейцы, безусловно обязанные иммигрантам некоторыми своими хозяйственными успехами, категорически отказываются считать их вклад в развитие европейской экономики достаточным основанием для расширения пространства гражданской солидарности по американскому образцу. В данном случае мы не претендуем на оценку этого факта, но лишь хотим отметить, что его также нельзя не учитывать при анализе современной европейской социальной реальности.

Таким образом, если в прошлом именно Европа стала регионом, где экономические факторы оказали наибольшее воздействие на общественную жизнь, то сегодня ситуация радикально меняется, и значение экономических факторов резко снижается. Социальное устройство Европы, характер европейского интеграционного процесса, политическое позиционирование ЕС на мировой аре-не - все эти аспекты европейского опыта невозможно правильно понять с позиций преимущественно “экономизированного” подхода.

Вместе с тем пока ещё не сложилась система терминов и методов социального анализа, позволяющая адекватным образом описывать суть процессов, развернувшихся в Европе. В этой связи мы хотели бы обратить внимание на сравнительно недавно появившееся в западной литературе понятие “Europeanness” (европейскость), быстро завоёвывающее признание в социологической среде.

На наш взгляд, это понятие отражает попытки осмыслить, чту именно задаёт специфику современной Европы. В некоторых работах представлена точка зрения, согласно которой “европейскость” обусловлена близостью культурных и исторических традиций европейских народов См.: Lewis G., Fink J. and Clarke J. Introduction: Transitions and Trajectories in European Welfare in: Lewis G., Fink J. and Clarke J. (eds.) Rethinking European Welfare. Transformations of Europe and Social Policy, London: Sage, 2001, p. 12.. В других данный термин служит для обозначения совокупности уникальных черт современной европейской реальности, достаточных для того, чтобы говорить о “специфически (западно) европейской форме общества” См.: Crouch C. Social Change in Western Europe, p. 404.. Но практически все сходятся в том, что “европейскость” воплощается прежде всего в характерной для современной Европы социально-экономической модели - с её относительной замкнутостью, опорой на внутренние источники прогресса, вниманием к развитию креативного потенциала человека, отказом от использования экстенсивных методов обеспечения хозяйственного роста, стремлением следовать принципам равенства и социальной солидарности, признанием важной роли общественного консенсуса по ключевым проблемам, стоящим перед социумом в целом См.: Hutton W. The World We're In, London: Little, Brown, 2002, pp. 256, 271..

Не высказывая определенного отношения к этому новому термину (тем более что никто пока не дал чёткого его определения), мы хотим подчеркнуть, что современная Европа действительно представляет собой хозяйственную, социальную и политическую целостность, качественно отличную от всех ранее известных. Её действия в качестве хозяйственной системы не определяются сугубо экономической логикой; её политический курс отрицает экспансию и действия с позиций силы; европейские общества более всего ценят принципы справедливости и собственные исторические и культурные традиции. Не осознав этого, мы не сможем строить адекватных отношений с объединённой Европой, уже оказавшей масштабное влияние на судьбы человечества и способной в будущем это влияние значительно усилить.

Размещено на Allbest.ru