Особенности советского судопроизводства периода 30-х годов XX века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Российский государственный социальный университет

Кафедра адвокатуры и организации правоохранительной деятельности

Особенности советского судопроизводства периода 30-х годов XX века

Вениаминов Андрей Германович Кандидат юридических наук, доцент

Аннотация

Статья посвящена исследованию особенностей уголовного судопроизводства в СССР периода 30-х года прошлого века. Автором поставлен вопрос об отнесении уголовного процесса того времени к розыскному типу. В этой связи проанализированы нормы уголовно-процессуального законодательства исследуемого периода, регулирующие функции суда и других участников в процессе, правовое положение обвиняемого, систему доказательств и другие институты. Приведены точки зрения известных ученых по выбранной проблематике, исторические примеры следственной и судебной практики.

Ключевые слова: уголовное судопроизводство, розыскной тип процесса, обвиняемый, судебная практика, система доказательств, суд

В Конституции Российской Федерации 1993 года закреплено, что Россия - демократическое правовое государство. Однако современная Россия вряд ли может считаться полностью демократическоим и правовым государством, т.к. формирование демократического правового государства - это процесс, требующий активных усилий со стороны государства и связанный с созданием необходимых условий для защиты прав и свобод человека и гражданина [5, с. 3].

Следует особо отметить, что за последние два десятилетия уголовная политика России сделала резкий разворот: ужесточение уголовно-правовой репрессии советского периода сменилось либерализацией и ослаблением карательного потенциала уголовного законодательства в современной России [8, с. 21-22]. Не обошли стороной процессы и либерализации и уголовно-процессуальное законодательство, сделавшее резкий поворот в сторону подозреваемого, обвиняемого и подсудимого, принципов состязательного уголовного судопроизводства, предоставливающего равные возможности для отстаивания своих позиций в суде сторонам обвинения и защиты. Однако так было не всегда. В настоящей статье нами будут рассмотрены советского уголовного процесса 30-х гг. XX века.

Октябрьская революция 1917 г. повлекла за собой кардинальное перерождение государственных, политических и общественных институтов нашей страны. Существенные изменения коснулись и судебной системы, включая уголовное судопроизводство. Наглядное подтверждение тому можно проследить по процессам 30-х годов, или так называемым «сталинским репрессиям», к которым в последние десятилетия уделено большое внимание историков и ученых-процессуалистов.

Общераспространенным считается мнение о репрессивном характере уголовного процесса того времени, его розыскном (обвинительным) начале, когда функции следствия, обвинения и суда принадлежали одному и тому же органу (так называемые суды «двоек» и «троек»), идеи свободной оценки доказательств полностью отвергались, а обвинительные приговоры зачастую выносились на основании лживых донесений и наветов и полученных под пыткой признательных показаний.

Из этого следует вывод о розыскном типе уголовного процесса, имевшего место в СССР в 30-е годы прошлого века.

Верно отмечается, что розыскной процесс - это такой порядок производства, при котором задачи уголовного преследования, защиты и принятия решений по уголовному делу сливаются в компетенции одного органа власти. Такой орган самостоятельно возбуждает уголовное преследование, расследует обстоятельства дела, собирает доказательства, заботится о мерах по обеспечению законных интересов лиц, принимающих участие в процессе, и принимает все необходимые решения по делу. По этой причине как таковые самостоятельные стороны обвинения и защиты здесь не нужны. Поскольку нет обвинителя, то не существует как такового обвинения и обвиняемого - вместо них имеются предмет расследования и подследственный. Орган расследования не равен подследственному, который для него не субъект правоотношений, а лишь объект управления. Орган расследования (как бы он ни назывался: судья, следователь) - единственный и безраздельный «хозяин процесса». В связи с отсутствием сторон не имеет юридического значения и спор о предмете уголовного дела - двигателем процесса является не состязание сторон, а безличная воля, веления закона. Подобный порядок не содержит достаточных и необходимых в демократическом государстве гарантий для защиты интересов подследственного, поскольку эта задача возложена, по существу, на его процессуального противника - уголовного преследователя [9].

Попробуем выяснить, обоснованы ли данные утверждения, а также был ли советский уголовный процесс того времени всецело розыскным.

Законодательной основой уголовного процесса исследуемого периода являлся Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР 1923 года (далее - УПК РСФСР). Приведем анализ некоторых его положений.

По сравнению с судоустройством времен Российской империи были упразднены многие основы состязательного процесса, включая суды присяжных заседателей. Уголовные дела рассматривались народными судами в составе народного судьи и двух народных заседателей, губернскими судами, а также военными и военно-транспортными трибуналами.

Согласно ст. 247 УПК РСФСР на суд возлагались полномочия, присущие в состязательном процессе стороне обвинения, в том числе принимать решения о производстве предварительного следствия по делам, где таковое не является обязательным, о возбуждении уголовного преследования и т.д.

Данное положение закона объективно говорит об обвинительной роли суда, возложении на него функций уголовного преследования, отрицании тем самым равенства сторон в процессе, что и характерно для розыскного типа уголовного судопроизводства.

Произошли изменения и в системе органов предварительного расследования. Следственные органы в советское время начали работу с Декрета о суде № 1 от 24 ноября 1917 г., в соответствии с которым дореволюционный институт судебных следователей ликвидировался, и взамен были созданы следственные комиссии из трех человек. Контроль над их деятельностью был возложен на судебные органы. В июне 1920 г. было принято решение об упразднении коллегиальности на стадии предварительного следствия и о предоставлении следователям процессуальной самостоятельности. Только в 30-е годы XX в. функция расследования особо тяжких и тяжких преступлений была передана прокуратуре [1].

Стоит констатировать и переоценку положения о презумпции невиновности в уголовном процессе. Так, в советском уголовном судопроизводстве указанный принцип не признавался на протяжении длительного периода времени и считался неотъемлемым элементом буржуазного права.

Так, В.С. Тадевосян утверждал, что презумпция невиновности абсолютна не нужна советскому уголовному процессу. По его убеждению, виновность лица, которое на основании собранных по делу доказательств привлекалось к уголовной ответственности, чаще всего, в дальнейшем подтверждалась [11, с. 32-33].

К.А. Мокичев отмечал: «В советском законодательстве и в практике борьбы с преступностью не было и нет никаких презумпций, т.е. предположений о виновности или невиновности… Невиновных на скамье подсудимых быть не должно - так требует закон» [7, с. 33].

В то же время А.Я. Вышинский небезосновательно подчеркивал: «Если обязанность доказывать правильность предъявленного обвинения лежит на обвинителе, то обвиняемый или подсудимый не освобождены от аналогичной обязанности в отношении положений, выдвигаемых ими в свою защиту... Доказывание обстоятельств, опровергающих обвинение, входит в обязанность обвиняемого» [2, с. 242, 244].

Имелись негативные черты уголовного процесса и иного рода.

Так, А.Я. Кодинцев выделил следующие проблемы судопроизводства исследуемого периода:

- множество процессуальных нарушений при рассмотрении уголовных дел, в т.ч. существенное превышение сроков рассмотрения дел, массовое и беспорядочное рассмотрение дел (за один день до нескольких десятков дел), неоправденное затягивание кассационных сроков рассмотрения дел, отсутствие подготовительных заседаний суда, рассмотрение дел в отсутствие народных заседателей;

- извращение карательной политики, в т.ч. безосновательное снижение мер ответственности, необоснованное осуждение и т.д. Все это приводило на практике к отмене больше половины вынесенных приговоров;

- многомесячные задержки с исполнением вынесенных приговоров;

- отсутствие какого-либо надзора со стороны прокуратуры [4].

При этом, несмотря на сложившееся мнение, уголовно-процессуальное законодательство рассматриваемого периода отрицало формальный подход к оценке доказательств по делу, предполагающий преимущества одних доказательств перед другими.

Так, в силу ст. 57 УПК РСФСР суд не был ограничен или связан никакими формальными доказательствами и от него зависело, по обстоятельствам дела, допустить те или иные доказательства или потребовать их от третьих лиц, для которых такое требование обязательно. Присяга, как доказательство, не допускалось. Согласно ст. 58 Кодекса, в качестве доказательств допускались только показания свидетелей, заключения экспертов, вещественные доказательства, протоколы осмотров и иные письменные документы, а также личные объяснения обвиняемого.

Данные положения, стоит сказать, не существенно отличаются и от современного нормативного закрепления подхода к оценке доказательств и их видов.

Вместе с тем стоит признать определяющую роль суда в собирании доказательств при производстве по делу, в то время как в состязательном процессе суд не вправе требовать от сторон представления тех или иных доказательств, но создает им равные условия для участия в доказывании и в необходимых случаях оказывает им содействие в получении сведений, имеющих значение для дела.

Не в полной мере отвечают категоричным суждениям об отсутствии в советском уголовном процессе того времени реального права обвиняемого на защиту и положения УПК РСФСР об участии защитника в уголовном деле.

Так, ст. 55 УПК РСФСР предусматривала случаи обязательного участия защитника при рассмотрении дела:

1) по делам, в которых участвует обвинитель, однако отказ подсудимого от защиты не препятствует допущению обвинителя.

2) по делам немых, глухих и вообще лиц лишенных, в силу физических недостатков, способности правильно воспринимать те или другие явления.

Стоит признать, что, по крайней мере, на законодательном уровне государство гарантировала минимальные стандарты обеспечения права пользоваться помощью защитника в процессе.

При этом роль защитника ограничивалось, как правило, участием в судебном рассмотрении уголовного дела, в то время как на стадии предварительного расследования он к обвиняемому не допускался, о чем свидетельствуют, например, положения главы 11 УПК РСФСР «Предъявление обвинения и допрос». Её анализ показывает, что как предъявление обвинения, так и допрос обвиняемого производился следователем без участия защитника, что, безусловно, является грубым нарушением права обвиняемого на защиту в его современном понимании.

В Кодексе лишь предусматривалось, что при допросе немого, глухого, или лица, говорящего на языке, не понятном для следователя, приглашается переводчик или лицо, понимающее знаки немого или глухого (ст. 140). Примечательно, что ст. 136 УПК РСФСР прямо запрещала следователю домогаться показания или сознания обвиняемого путем насилия, угроз и других подобных мер.

Наиболее репрессивные черты советское судопроизводство приобрело к 1937 году. Исследователи отмечают, что робкие попытки высших органов юстиции по восстановлению уголовного процесса в середине 30-х годов были сорваны во время кампании Большого террора в 1936 - 1938 гг. Цикл законности (1933 - 1936 гг.) сменился новым циклом беззакония [4].

Так, секретным приказом НКВД № 00447 (Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел СССР № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов») от 30 июля 1937 года был фактически открыт путь к массовым репрессиям. Он касался обычных советских граждан, среди которых были крестьяне, рабочие, духовенство, асоциальные элементы, уголовники и бывшие члены оппозиционных большевикам партий. Приговоры выносились республиканскими, краевыми и областными тройками НКВД.

Приказ утверждал личный состав 64-х троек на республиканском, краевом и областном уровнях. Председателем заседаний был представитель НКВД, материалы для принятия решений тройкой также готовили сотрудники НКВД: «докладчик» и «секретарь» тройки.

Главная роль в проведении следствия по делам принадлежала руководителям республиканских, краевых и областных управлений НКВД. Они утверждали списки кандидатов на арест (без санкции прокурора), а также составляли и отправляли обвинительные акты (зачастую не более одной страницы) на рассмотрение тройки.

Следствие проводилось «ускоренно и в упрощённом порядке», без соблюдения каких-либо элементарных прав человека и гражданина. Заседания проходили за закрытыми дверями, в отсутствие обвиняемого, не оставляя ему возможности для осуществления своей защиты. Пересмотр вынесенных тройками решений, не был предусмотрен приказом, по этой причине приговоры исполнялись быстро [12, с. 28, 31, 228-352].

Иначе происходили процессы над представителями советской элиты. Процесс по делу антисоветского «право-троцкистского блока» состоялся в г. Москве в марте 1938 года в отношении Бухарина Н.И., Рыкова А.И., Ягоды Г.Г. и других по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 58 УК РСФСР. Как отмечает Н. Стариков, «процесс происходил не при закрытых дверях. Открытый зал, сидящие в нем журналисты, обвиняемые находятся совсем рядом с ними. Все открыто, все публично» [10, с. 7].

Как следует из судебного отчета, Бухарин Н.И., Рыков А.И., Ягода Г.Г. и ряд других бывших партийных деятелей были осуждены Военной коллегией Верховного Суда СССР в том, что «являясь активными участниками заговорщической группы под названием «право-троцкистский блок», действовавшей по прямым заданиям разведок иностранных государств, проводили изменническо-шпионскую, диверсионно-вредительскую, террористическую деятельность, провоцируя военное нападение на СССР этих государств с целью поражения и расчленения Советского Союза и отторжение от него Приморья на Дальнем Востоке, Украины, Белоруссии и других союзных республик в пользу враждебных к СССР иностранных государств, имея своей конечной целью свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя и восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии, то есть в совершении тягчайших государственных преступлений», и приговорены к высшей мере уголовного наказания в виде смертной казни [10, с. 443-445].

Не ставя под сомнение обоснованность вывода суда и не исключая действительной виновности указанных лиц в инкриминируемых им преступлениях, отметим некоторые особенности названного процесса.

По уголовному делу в качестве обвиняемых было привлечено 21 лицо и все они без исключения признавали себя виновными в совершении антисоветского заговора и давали признательные показания как на стадии предварительного расследования, так и в судебном заседании.

Анализируя показания подсудимых, отмечается весьма подробный и последовательный их характер, с приведением конкретных фактов совершения противоправной деятельности на протяжении нескольких лет. В то же время нельзя не отметить, что именно признательные показания подсудимых составляли большую часть доказательной базы, приведенной стороной обвинения. Лишь в части убийства Горького М. и других лиц обвинение ссылалось на заключения судебных экспертиз и показания ряда свидетелей.

Интересно, что Генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский, поддерживавший на процессе государственное обвинение, обосновывал вину подсудимых не столько их признательными показаниями, а логикой вещей [10, с. 387].

В своих трудах по существу описываемого процесса А.Я. Вышинский писал, что «в процессе, когда одним из доказательств являлись показания самих обвиняемых, мы не ограничивались тем, что суд выслушивал только объяснения обвиняемых; всеми возможными и доступными нам средствами мы проверяли эти объяснения. Я должен сказать, что это мы здесь делали со всей объективной добросовестностью и со всей возможной тщательностью. Таким образом, в делах о заговорах и других подобных делах вопрос об отношении к показаниям обвиняемого должен быть поставлен с особой осторожностью как в смысле их признания в качестве доказательства, так и в смысле отрицания за ними этого качества. При всей осторожности постановки этого вопроса нельзя не признать в такого рода делах самостоятельного значения этого вида доказательств» [3, с. 180-181].

При этом он же основным недостатком в работе следственных органов НКВД и органов прокуратуры считал тенденции построить следствие на основе собственного признания вины обвиняемым. Следователи, по его мнению, очень мало заботятся об объективных доказательствах, о вещественных доказательствах, не говоря уже об экспертизе. Между тем центр тяжести расследования должен лежать именно в этих объективных доказательствах. Ведь только при этом условии можно рассчитывать на успешность судебного процесса, на то, что следствие установило истину» [6].

Обобщая материалы данного уголовного дела скажем, что в связи с очевидной серьезностью выдвинутых подсудимым обвинений в совершении столь тяжких преступлений необходимым было бы их обоснование более весомыми доказательствами, объективно подтверждающими их виновность, нежели только их признательные показания (возможно, и правдивые). В этом случае и споров о законности осуждения было бы несравнимо меньше.

Таким образом, системный анализ законодательства и судебной практики 30-х гг. ХХ века позволяет с уверенностью сказать об отсутствии в СССР состязательности и наличия в нем розыскных начал.

Несмотря на это считаем, что уголовно-процессуальное законодательство того времени хотя и носило черты розыскного процесса, но с учетом сложного исторического периода преследовало таким образом цели борьбы с преступностью и привлечения виновных к ответственности, что само по себе прямо не способствовало массовым репрессиям и порождению террора. Последнее стало возможным не в следствие применения норм УПК РСФСР и особенностей построения судопроизводства, а явилось результатом политики государства и его карательных органов в лице НКВД, а также действий и решений отдельных лиц.

уголовный судопроизводство обвиняемый

Список литературы

1. Багмет А.М. Анализ процессуальной самостоятельности следователя Следственного комитета Российской Федерации через призму Российской истории // СПС «Консультант-Плюс».

2. Вышинский А.Я. Теория доказательств в советском праве. М., 1950.

3. Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. М.: Юр. изд-во НКЮ СССР, 1941.

4. Кодинцев А.Я. Уголовный процесс в СССР. Практика применения в 1933-1938 гг. СПС «Консультант-Плюс».

5. Лучин В.О., Грудинин Н.С. Референдум и выборы в системе народовластия // Закон и право. 2009. № 3. - С. 3-7.

6. Материалы Февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года // Вопросы истории. 1995. № 2.

7. Мокичев К.А. Против ревизионистских извращений марксистско-ленинского учения о государстве и праве. Лекции. М., 1959.

8. Скуратов Ю.И., Чурилов С.Н., Грудинин Н.С. Государственная политика в сфере амнистии и помилования в Российской Федерации: тенденции и противоречия // Криминологический журнал Байкальского государственного университета экономики и права. 2015. Т. 9. № 1. - С. 20-27.

9. Смирнов А.В., Калиновский К.Б. Уголовный процесс: учебник / под общ. ред. А.В. Смирнова. 4-е изд., перераб. и доп. М.: КНОРУС, 2008.

10. Стариков Н. Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока. М.: Издательство Питер, 2014.

11. Тадевосян В.С. К вопросу об установлении материальной истины в советском процессе // Советское государство и право. 1959. № 6.

12. Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим»: секретный приказ № 00447 и технология его исполнения. М.: АИРО-XX, 2003.

Размещено на Allbest.ru