Кодификационная работа в России по Казахскому обычному праву в XIX веке

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кодификационная работа в России по Казахскому обычному праву в XIX веке

Н.С. Ахметова

История права -- это непрерывная череда правовых заимствований, влияний одной правовой системы на другую. Судьба правовых систем отчасти зависит от их пересечений, от вносимых добавлений, упразднений и вытекающих отсюда дроблений и распада. Эти связи между системами не являются исключительно достоянием нашей эпохи, мы обнаруживаем их и в далеком прошлом: кодекс Хаммурапи находил применение и за пределами Вавилона; рецепция римского права покоренными Римом народами, а затем и многими европейскими государствами более позднего периода; исламизация покоренных Халифатом, а позднее Османской империей народов обеспечивала усвоение этими народами законов шариата. В истории права возникла даже объясняющая этот феномен общая теория движения права [1]. Рецепция римского права была постепенным процессом, растянувшимся на несколько веков, при этом оно включало в себя, с определенными ограничениями (а нередко и заимствовало), многие нормативные регуляторы местных правовых систем. Иначе обстояло дело с колонизацией Англией, Францией, Германией, Россией и другими европейскими державами обширных территорий неевропейского ареала: процесс шел более напористо и в одну сторону; вместе с переносом права метрополии на местное население шла активная экономическая, культурная, религиозная экспансия. Этот процесс прививки чуждых элементов цивилизации традиционным обществом получил в этнологии, а затем в юридической антропологии название аккультурации. Аккультурация, как правило, включает явления, происходящие от прямых и длительных контактов народов, групп и отдельных людей с другой культурой, в результате которых в культуре-оригинале происходят заметные изменения. Причем речь не идет о каких-либо «заимствованиях» (рецепции), а именно о целенаправленном изменении внешними силами культуры-оригинала.

Пути, формы, механизмы передачи права, с помощью которых принудительно или без принуждения -- какое-то право одним обществом передается другому, его принимающему, -- разнообразны. Однако следует отметить, что традиционное право никогда не внедрялось в колониальное право. Напротив, механизм реинтеграции местных обычаев свидетельствует о постепенной трансформации традиционного права в результате влияния экзогенных правовых ценностей.

В колониальную эпоху, вследствие введения российского права, в Казахстане создалась ситуация, когда сосуществовали правовые и судебные системы традиционного казахского и русского обществ. К этому времени можно отнести и начало применения основных механизмов правовой колонизации.

Российское правительство с самого начала исходило из необходимости подчинения казахского населения действию русских законов, тем более, что в местах, близких к европейской части империи, имело место их применение. Но серьезным препятствием к этому, как правильно отмечали русские чиновники, явилась «неприспособленность русских гражданских законов, рассчитанных на оседлое, а не на кочевое население и не предусматривающих тех сложных правовых отношений, которые вытекают из таких, например, институтов, как многоженство или покупка в рассрочку невест, или из пастбищных споров, напоминающих патриархальные времена» [2]. Этим обусловливалась необходимость сохранения сложившихся тысячелетиями обычаев. Представители Российской администрации, признавая это обстоятельство, при определении своей позиции на каждом конкретном этапе исходили из того, появились ли в жизни казахского общества такие стороны жизни, которые можно решить не «отставшим» обычным правом, а постановлениями, заимствованными из русских законов. Военный губернатор Тургайской области генерал-майор А.К. Гейнс справедливо писал: «... неизвестно, чтобы государственные интересы требовали внесения в жизнь мирных кочевников России таких элементов, которые, несмотря на их относительную разумность, перевернули бы кверху дном их жизнь, их хозяйство, их исстари заведенные порядки» [3]. Государственные цели требовали политической выдержки, умения ждать и понимать то время, когда «изменившаяся жизнь потребует изменения законов, изменения постепенного, логически вытекающего из действительных нужд и народившихся потребностей. Необходимо было учитывать, что «киргизская жизнь едва ли выиграет от замены обычного права законом, постепенно формировавшимся при чуждых степям условиях, материальных и нравственных» [4, 44-45].

При определении своей политики по отношению к казахскому обычному праву в каждый конкретный период его развития российское правительство не столько учитывало его специфику как изменяющегося под влиянием социально-экономических условий общественного явления, сколько исходило из своих стратегических целей в данном регионе. Если не считать неудачную административно-судебную реформу барона Игельстрома, не давшую практических результатов, российское правительство до 20-х годов XIX в. в основном проводило политику «невмешательства» во внутреннюю правовую жизнь казахов, за исключением вопросов политического и общегосударственного значения. Оно оставляло казахское обычное право в значительной степени нетронутым, так как не имело сколько-нибудь удовлетворительных сведений об истории казахов, их нравах, обычаях и характере. В этот период администрация признавала обычное право одним из источников действовавшего права в Казахстане, пытаясь использовать обычно-правовые нормы при осуществлении своей колониальной политики.

Отказавшись от радикального пути ломки старых традиций и норм, российское правительство, в соответствии с проводимой им политикой так называемого косвенного управления, пыталось наряду с другими механизмами внедрения имперского права применить запись обычаев и кодификацию.

Указами Екатерины II от 30 апреля 1778 г. главному начальнику Оренбургского края было предписано составить уложение на основе обычного права казахов. Более или менее широкое изучение чиновниками российского правительства, а также историками и этнографами казахского обычного права, началось в начале 20-х годов XIX в. Актуальным этот вопрос сделали реформы 20-х годов.

Внедрение российской административно-правовой системы в Казахской степи началось с утверждением «Устава о сибирских киргизах» 1822 г. Устав почти до середины 60-х годов XIX в., с некоторыми дополнениями, являлся главным законодательным актом, на основании которого велось управление казахами Сибирского ведомства. Проведенная царским правительством на основании «Устава о сибирских киргизах» 1822 г. административно-судебная реформа влекла за собой первое серьезное ограничение сферы действия казахского обычного права. И все же самодержавие не решалось подвергнуть полной регламентации внутриродовые отношения и стремилось создать видимость самоуправления населением края. Такая позиция правительства объясняется тем, что жесткая регламентация всех сторон жизни могла оттолкнуть коренное население присоединенного региона. Вот почему правительственные указы предписывали служилым людям с «иноверцами» обращаться «кротко». Для руководства практической деятельностью Окружных приказов на ближайшие два года с начала открытия первого Каркаралинского приказа Омским областным начальством 11 апреля 1824 г. были разработаны специальные «Правила». Они предписывали, прежде всего, соблюдать осторожность при осуществлении мер, принятых Уставом 1822 г. «Управление не может еще стоять наряду с тем, которому подчиняется общество, привыкшее уже быть под защитою законов, -- предупреждают правила, -- самое справедливое и внезапное взыскание по преступлениям может устранить киргизов (казахов. -- А.Н.) и удалить надолго еще от того благоустройства, к которому их приближало правительство в течение несколько лет. Посему самому приказ должен искренним усердием внушать киргизам (казахам. -- А.Н.) о пользе настоящего устройства отвращать с кротостью и дружелюбием все беспорядки, происходящие между ними, предостерегать от взыскания и наказания, к какому они могут себя подвергнуть за деланные преступления, одним словом, приготовлять их к подчинению законом» [4, СП1].

В своей политике правительство было вынуждено считаться с историческими, национальными, религиозными и культурными особенностями развития казахского региона. Власти сознавали невозможность на первых порах полного подчинения казахского населения русскому законодательству.

Известную роль в этом отношении играло и стремление правящих кругов сохранить действующие отношения в крае, базирующиеся на имущественном и социальном неравенстве. В соответствии с провидимой ими политикой так называемого косвенного управления они старались использовать традиционные институты, нормы в целях создания социальной опоры своего господства в лице аристократической верхушки, обеспечения наиболее выгодных условий эксплуатации местного населения, с сохранением традиционных поборов и повинностей, коллективной ответственности общины, поставки рабочей силы на так называемые публичные работы и т.д. Указанные обстоятельства вынудили русское правительство признать в известных пределах юрисдикцию суда биев и санкционировать обычное право и обычай. Согласно Уставу 1822 г. казахское обычное право признавалось в качестве действующего источника права по всем гражданским делам и для большинства категорий общеуголовных дел казахов. Судам биев предоставлялось право решать отнесенные к их подсудности дела «словесно», по киргизским законом и обычаям.

С другой стороны, российское правительство стремилось упорядочить управление казахской степью, ослабить междоусобицу, чему в немалой степени способствовало развитие земледелия, оседлости и торговли среди местного населения. На первом плане колониальной политики стоял вопрос политического подчинения обширной территории, но, тем не менее, само стремление имело объективно прогрессивное значение. Именно с этих позиций исходили авторы Устава 1822 г., предусматривая кодификацию обычного права казахов.

М. Сперанский во время управления Западной Сибирью обратил внимание на необходимость привести в известность обычай «инородцев», населяющих этот край. В «Уставе о сибирских киргизах» 1822 г. было сказано, что «поскольку законы и обычаи в каждом племени имеют некоторое и часто важное от других отличие, сохраняясь через устные предания, могут быть сбивчивы и неопределенны. Поэтому было предложено местному начальству «от почетнейших людей собрать полные подробные о сих законах сведения, рассмотреть оные по губерниям, в особых временных комитетах, смягчить все дикое и жестокое, отменить несообразное с другими установлениями и, расположив в надлежащем порядке, предоставить местному главному управлению на утверждение» [4, 111].

Потребность в своде обычного права казахов возрастала по мере выработки норм и принципов непосредственного административного управления. Положения «Об отдельном управлении сибирскими киргизами» 1838 г. поручало главному управлению Западной Сибири собрать «на утверждение все киргизские законы и обычаи, которые впоследствии должны служить руководством Пограничному управлению при производстве и решении исковых между киргизами дел» [4, 114]. Положения об управлении Оренбургскими киргизами от 14 июня 1844 г. вновь вернулось к этому вопросу и вменило в обязанность Оренбургской пограничной комиссии собрать и привести в порядок «казахские обычаи, имеющие в Орде силу законов... дабы составить из оных род особого свода для руководства при производстве и решении тех дел, которые должны разбираться и судиться на основании сих народных обычаев» [5].

Работа эта проводилась казахами, получившими образование в Оренбургском Неплюевском кадетском корпусе. Ими был собран значительный материал, характеризующий обычное право казахов. В этот период многие ученые и представители русской администрации проводили изыскания, направленные на выявление обычно-правовых норм, уточняли их тексты, сопоставляли варианты, осуществляли систематизацию, закрепляли в письменной форме.

В течении XIX в. работа по собиранию и систематизации материалов казахского обычного права усиленно продолжалась. Для этого специально выделялись крупные ассигнования, в Казахскую степь командировались различные чиновники пограничных комиссий, которые вели записи норм казахского обычного права; создавались особые временные комитеты по пересмотру проекта свода казахского обычного права; созывались разного рода совещания представителей казахской знати и т.д. Одним из практических мероприятий, способствующих решению этой задачи, являлся созванный в г. Пишпеке Семиреченской области съезд. Участники его должны были установить правовые нормы, регулирующие взаимоотношения кочевников. В этом съезде, кроме чинов Сенаторской ревизии, прокурора Верненского окружного суда, уездных начальников Верного и Пишпека, приняли участие представители местного населения (12 казахов), наиболее сведущие в вопросах обычного права. Из высказанных на заседаниях суждений следовало, что чистый адат предков не сохранился [6].

В результате целенаправленной деятельности ряда правительственных комиссий, местных администраций и их чиновников, исследователей был собран большой фактический материал об обычном праве казахов. Часть собранного материала была в свое время опубликована в виде сборников норм обычного права, ряда исследований, которые являются, несмотря на имеющиеся в них недостатки, ценным материалом при изучении истории права и государства Казахстана. Но большинство этих работ отражает общественные отношения в Казахстане, уже измененные под влиянием присоединения Казахстана к России.

Нормы же обычного права начала XIX в. в литературе отображены относительно полно в опубликованном Д. Самоквасовым «Собрании киргизских законов», представляющем собой результат работы Временного Комитета, учрежденного генерал-губернатором Западной Сибири в Омске в 1823 г. во исполнение положения № 68 «Устава об управлении инородцев». Этот комитет начал свою работу в феврале 1824 г. Материалы собирались русскими чиновниками со слов биев, казахских старшин, мулл и представлялись в Сибирский Комитет, подтвержденные подписями и тамгами с замечаниями комиссии. В заседании комиссии участвовали русские чиновники, казахские бии, старшины и муллы. В начале 1838 г. собранные материалы были переданы во II отделение императорской канцелярии. На этом официальная работа с этими материалами окончилась, так как в дальнейшем подлинных сборников с переводом на русский язык в делах канцелярии не оказалось. Опубликованы эти материалы были в частном порядке сначала в 1836 г. Т.И. Броневским, а затем в 1876 г. профессором Варшавского университета Д.Я. Самоквасовым с копии, которую сенатор Губе, состоящий при главноуправляющем II отделения, приказал сделать для себя еще в 40-х годах XIX в.

Многие тома записей норм, различных справок и отчетов, характеризующих обычно-правовые правила казахов, отложились в архивах Республики Казахстан, Российской Федерации и Республики Узбекистан. Этот материал, независимо от политических целей его накопления, представляет большую ценность для познавательной и научной реальности. Обычно-правовые нормы казахов, многие из которых корнями уходят в глубокое историческое прошлое, передававшиеся из поколения в поколение в устной форме, усилиями их собирателей впервые были запечатлены на бумаге в более или менее систематизированной форме.

Как известно, ни один из этих сборников и материалов не получил законодательного утверждения, оставаясь лишь справочным материалом для российской администрации. Одной из важнейших причин неутверждения этих сборников, считает Т.М. Культелеев, явилось то, что большинство норм казахского обычного права было совершенно противоположно взглядам, проводимым в русском законодательстве [10]. Вместе с тем сборники обычного права казахов -- это начало кодификационной работы России по казахскому обычному праву. Запись обычаев -- очень старый способ, который часто применялся при приходе новой власти. По существу, это означало государственное санкционирование метрополией обычного права. С этого момента оно функционирует в качестве государственных правовых норм, которые обеспечиваются аппаратом власти Российской империи.

Факты из действительной жизни показали, что первоначальные попытки царской администрации заменить обычное право общеимперским законодательством не увенчались успехом, так как введенные изменения меньше всего затрагивали социально-экономические основы общества. Правда, они не оставались абсолютно неизменными, но коренных, качественных, революционных изменений в этой сфере в тот период не происходило. В этом и кроется причина того, что обычное право казахов, взятое как система, оказалось устойчивым в изменяющихся условиях. Само Российское правительство не могло обойтись без использования обычного права, как части юридической надстройки, в целях проведения колониальной политики. Поэтому нормы обычного права с разрешения властей официально применялись. Однако они не были утверждены в виде письменного образца адатных законов. Они продолжали официально существовать в несистематизированной, устной форме. Не была реализована цель более полного изучения адата с последующим их утверждением и выдачей разрешения на применение каждой нормы отдельно. Это значительно снизило возможности по полному контролю над нормами обычного права, ощутимого воздействия на процесс их изменения и обновления. Поэтому адатные законы не всегда поддавались влиянию русских властей. Использование норм обычного права во многих случаях оставалось без контроля со стороны администрации. Например, адатные нормы, запрещенные законом, продолжали свое существование, конкурируя с русскими законами, ослабляя их. Исходя из этого правительство изменяет свои взгляды на обычное право. Русское правительство стало проводить специальную политику, направленную на изменение части системы обычного права казахов и замену ее нормами и правовыми учреждениями русского государства, а также на приспособление и использование в своих интересах другой ее части. В некоторых областях правовой жизни общества произошло перемещение норм русского законодательства и обычного права. Это, в частности, относится к уголовно-правовым отношениям и нормам, регулирующим деятельность судебно-следственных органов. Во II половине XIX в. и позже по одному и тому же делу, связанному с применением уголовного наказания, нередко расследование велось параллельно по двум законам: русские чиновники квалифицировали преступление на основании русских законов, а местные аульно-волостные правители -- по-своему, на основании норм обычного права.

Царская администрация путем введения новых принципов, диаметрально противоположных исконным взглядам казахов на преступление и наказание, пыталось навязать совершенно чуждую и незнакомую систему наказаний. Законодательная политика российского правительства, направленная на ослабление значения имущественных наказаний в казахском обществе, вызвала ответную и нередко отрицательную реакцию простого народа, выражавшуюся в покровительстве преступников, совершивших убийство, даче ложных показаний, присяги, поголовного отказа казахов выдавать бежавшего с каторги или ссылки и вернувшегося на родину сородича и т.д. С другой стороны, казахи избегали русского суда как несогласованного с их жизнью. В одном из официальных документов 80-х годов XIX в. отмечалось, что «Общеимперские законы и основанный на них формальный суд», с его канцелярской тайной, «оказались недоступными Ордынскому населению». Казахи «поняли бессилие формального суда» с его медлительностью и канцелярско-бюрократическим аппаратом» и «со времени учреждения одного суда редко случалось, что кто-либо из казахов судился в нем» [8]. Если преступление открывалось русским властям, то они «перерешали, а вернее предрешали дело своим судом» [9], -- отмечает Л. Словохотов. Положим, совершалось убийство в ауле между родичами, и слухи о нем доходили до нашего степного начальства, пишет А. Крахалев [10], приезжая на место преступления, следователь (заседатель окружного приказа) если и видел обвинителей и обвиняемых, то ни одного свидетеля, или дело до него уже улажено между родственниками. И следователь ничего не находил, кроме приготовленного для него подарка, иногда довольно значительного. Даже в том случае, если казаха, совершившего преступление по приговору русского суда отправляют в ссылку, то и за него между казахами полагается кун как за убитого, и ответственность в этом куне падает на казахов, являвшихся обвинителями к русскому начальству, указывает Н. Балхашин [11]. Вообще русские чиновники, приезжающие для дознания в Казахскую степь, добивались правды очень редко. Следствие при этом, как и все делопроизводство, велось неумело и неудовлетворительно. Журнал Омского областного совета от 22.02.1828 г. № 2 показывает, что дела производились «безо всяких справок и соображений».

Санкционируя традиционные институты ответственности в качестве мер наказания, применяемых судами биев, царское правительство старалось приспособить их для осуществления своей колониальной политики. В связи с этим оно значительно расширяет компетенцию чрезвычайных съездов биев и вопреки существовавшим общеимперским законоположениям передало на их рассмотрение решение дел об убийствах, телесных повреждениях и барымте. Время, место созыва, порядок проведения съездов, составление ереже проходило под непосредственным контролем и организующей силой чиновников российской администрации, уездных начальников и губернаторов, а потому на содержание ереже оказывало серьезное влияние русское законодательство. Для достижения своих целей правительству необходим был союз с аристократической верхушкой казахского общества, опираясь на которую, оно успешно проводило бы свою колониальную политику. А потому оно считается со стремлением казахской знати сохранить кун и айып, учитывая некоторую пользу и для себя. С другой стороны, кун и айып являлись одними из источников межродовой вражды. Правительство иногда предпринимало меры для ее ослабления, хотя никогда не стремилось покончить с ней окончательно. В подходящих случаях власти не гнушались использовать нормы обычного права кочевников против них самих же.

Преобразования в правовой сфере, проводимые российскими властями в ходе реформ XIX в., и сопутствующие им кодификационные движения были направлены прежде всего на максимальное воздействие на все сферы общественной жизни, создание благоприятных условий для действия имперского законодательства и приспособление к нему казахского обычного права. Таким образом, кодификационные работы являлись неотъемлемым элементом политики русского правительства в Казахстане и связаны с установлением нового социального порядка, утверждением новой логики и новых форм подчинения. Далеко идущие планы российского правительства не осуществились, а лишь оказали трансформирующее воздействие на правовую систему казахов. Нельзя не признать положительного значения предварительного изучения и инкорпорации элементов обычного права с целью последующего использования некоторых из них в процессе кодификационных работ. Но запись обычаев и кодификация диктовались одним желанием, а именно уменьшить влияние традиционного обычного права. Прошло более ста лет, а результат не был достигнут несмотря на то, что в 40-60-х годах и в 80-е годы XIX в. русское правительство учредило не одну авторитетную комиссию по изучению обычного права казахов с целью определения возможных направлений и изменений. В целом же изучение казахского обычного права на этом этапе носило поверхностный характер. Перед этими комиссиями не ставилась задача выявления объективных тенденций развития правовой системы казахского общества, тогда как кодификация, какими бы способами она не осуществлялась, должна была прежде всего соответствовать требованиям жизни казахского общества, требовала тщательного учета изменений в общественных отношениях, порождающих и поддерживающих обычно-правовые нормы. В противном случае, любая попытка кодифицировать элементы обычного права, по существу, обречена на неудачу.

обычный право казахстан кодификационный

Список литературы

1. Рулан Н. Юридическая антропология. -- М., 1999. -- С. 185.

2. Пален К.К. Правовой быт туземного населения. -- СПб., -- 1910. -- С. 84.

3. ЦГАРК. Ф.25. Оп.1. Д.454. Л.77.

4. Материалы по истории политического строя Казахстана (со времени присоединения Казахстана к России до Великой Октябрьской социалистической революции) / Сост. М.Г. Масевич. -- Алма-Ата, 1960.

5. Свод обычаев, приведенный в систему Т.А. Сейдалиным, был, опубликован в 1871 г. во втором выпуске «Записок Оренбургского отдела Императорского русского географического общества» в статье «Народные обычаи, имевшие, а отчасти и ныне имеющие в «Малой Киргизской Орде» силу закона». Основной текст записок приведен в книге А.И. Добросмыслова. (см.: Добросмыслов А.И. Суд у киргиз Тургайской области в XIII-XIX вв.) -- Казань, 1904. -- С. 32-76.

6. По мнению З.Ж. Кенжалиева и С.О. Даулетовой, до тех пор, пока казахскими массами управляли сильные родоначальники, исключалась возможность постороннего влияния на правосознание казахского народа. Адат во всем его разнообразии сохранялся преемственно в народной среде. -- (Кенжалиев З.Ж., Даулетова С.О. Обычное право казахов в условиях Советской власти (1917-1937 гг.) -- Алматы, 1994. -- С. 143.

7. Культелеев Т.М. Уголовное обычное право казахов. -- Алма-Ата, 1955. -- С. 98.

8. Словохотов П. Народный суд обычного права киргизов Малой Орды. -- Оренбург, 1905. -- С. 125.

9. Крахлев А. Суд и следствие у киргизов Сибири // Юридический вестник. -- 1888. Т.28. -- С. 40.

10. Балхашин Н.Н. О киргизах вообще, о подвластных России мусульманах. -- СПб., 1887 (микрофильм).

Размещено на Allbest.ru