Развитые государства Запада столкнулись с проблемой субкультурных конфликтов ещё в 50 - 60-е гг. ХХ века. Неслучайно рубеж 60 - 70-х гг. был отмечен не только массовыми молодежными бунтами и ростом терроризма в странах Запада, но и совершением деяний террористической направленности, распространением «неуставных» отношений в армии и на флоте в СССР, зарождением движений диссидентов и хиппи, первыми массовыми акциями поклонников рок-музыки в г. Москве и г. Ленинграде.

Кроме того, в настоящей главе рассматриваются предложенные отечественными исследователями виды субкультурных объединений молодежи, существовавших в нашей стране начиная с середины прошлого века: исторические, организационные, ориенталистские, криминологические и другие. На основе криминологического анализа структур субкультурных объединений предлагается авторская комплексная их классификация, которая включает отношение к ценностям «собственной» субкультуры, уровень организованности и доминирующие формы деятельности. По первому признаку данные объединения подразделяются на группы: приверженцев культа, последователей лидера, поклонников личного или коллективного опыта, а также сообщества сторонников идеологии и генерирующих идеологию лиц. Последние фактически осуществляют перераспределение власти в обществе. Выделяются также иерархические (многоуровневые), сетевые (одно-двухуровневые) а также комбинированные объединения. По результатам анализа разнообразной специальной литературы, публикаций в средствах массовой информации, собственных наблюдений и опросов диссертантом сделан вывод о том, что быстрый рост и последующие трансформации «неформальных» молодежных объединений в нашей стране в конце ХХ века происходили именно в направлении формирования и распространения делинквентских субкультур. Для этого автором прослеживается эволюция форм некоторых делинквентских молодежных субкультур в нашей стране за 1950 - 2000 гг.

В настоящее время наиболее известными среди молодых людей являются досуговые объединения футбольных фанатов (10-14%), реперов (до 5%) и рокеров (5-7%), среди делинквентских группировок - криминальные авторитеты (10-15%), скинхеды и гопники (3-5%). Большинство опрошенных (43-47%) демонстрируют безразличие ко всем таким объединениям, считая их бесполезными. В целом делинквентные сообщества объединяют 2 - 3% подростков и молодых людей, с близкими друзьями - до 9 %, но в различные территориальные объединения могут входить до 1/3 данных лиц.

В российских условиях приоритет среди контркультур криминальной (воровской и тюремной) субкультуры определяется тем, что в течение многих веков только преступные сообщества выступали коллективными субъектами, противостоящими системам тотального контроля над личностью и ограничением свободы: вначале общинного и сословного; потом государственно-бюрократического и церковного, а позже и партийно-бюрократического, идеологического. Любая эмансипация личности в этой системе вызывала предубеждение, недоверие, различные негативные санкции, а то и попросту объявлялась преступной. Основным фактором, детерминирующим эскалацию конфликтов, выступало растущее отчуждение подрастающего поколения от институтов, обеспечивающих социализацию, от принятия социально значимых решений, невозможность интеграции подростков в легальные общественные институты и индивидуализации в них.

Следствием такой невозможности выступают стойкие экстремальные отношения к данным институтам в виде нигилизма или фанатизма. В частности, у подростков и молодых людей нигилизм наиболее часто проявляется в сфере досуга как бессмысленное времяпровождение, пьянство (34 %), в сфере экономики (до 10 %) и в сфере образования (9,3 %); фанатизм, как сверхувлеченность - в сфере досуга (33 - 47%) и бизнеса (10-12%), в иных сферах доля «фанатов» составляет статистически незначимые величины. В тех же сферах отмечается основная масса субкульттурных конфликтов, сопровождающихся совершением преступлений и иных деликтов. В сфере «пересечения» экстремальности, делинквентности и радикальных идей, как правило, и возникают специфические «экстремистские», «хулиганские» и «террористические» мотивы совершения правонарушений: враждебное отношение и ненависть к некоторым социальным группам и общностям, как правило, к ближайшим социальным конкурентам, например, на нелегальном рынке труда, в преступной деятельности, в «околофутбольном» насилии.

При этом наиболее часто ненависть вызывают именно внешние отличия конкурента: властные - 10,5%; расовые - свыше 10%; религиозные и этнические - 7-8%, имущественные - около 6 %. В течение 2000-х гг. наблюдается стойкий рост неприязненных отношений к представителям бюрократии, представителям инонациональных и иноконфессиональных сообществ, рост ксенофобских настроений среди представителей младших возрастных групп (16 - 18 лет и младше). В этом заключается главное отличие современных субкультурных конфликтов от описанных во второй половине XX века в классической теории Т. Селлина и К. Шумана, в большей мере российским реалиям отвечает этологическая формула: «рост отторжения по мере уменьшения межгрупповых различий» (Д. Моррис).

По результатам исследования классификаций субкультурных объединений и факторов, детерминирующих рост субкультурных конфликтов в молодежной среде, автор выделяет незавершенную модернизацию российского, советского и постсоветского общества, разрушение традиционного образа жизни народов Российской Империи, СССР и современной России нивелирующим воздействием радикальных государственных реформ на все социальные группы. При этом властные преобразования осуществлялись форсированно, преимущественно административно-командными мерами с широчайшим применением мер уголовной репрессии и внеправового принуждения, сопровождавшихся разрушением прежних институтов хозяйствования, самоуправления, образования, социализации подрастающих поколений, концентрацией всей полноты власти в руках бюрократического аппарата органов исполнительной власти, неизбежным снижением ценности правовых принципов и процедур в общественном сознании. Попытка построить общество без социальных различий обернулась массовым воспроизводством группировок делинквентов, обострением внутригрупповой и межобщинной конкуренции. Основная масса субкультурных форм оказалась привнесена в нашу страну из-за рубежа, что объективно способствовало отчуждению их последователей от господствующей системы норм социальной регуляции.

Второй класс криминогенных факторов становления субкультурных молодежных объединений в России составляют явления деградации тех элементов социальной среды, в которых протекает жизнедеятельность подростков и молодых людей, комплекс демографических, медицинских, социально-экономических, миграционных, информационных, образовательных, правоохранительных, криминальных, идеологических, педагогических и мировоззренческих проблем развития советского и российского общества, - многолетний кризис духовных доминант, а также институтов, обеспечивающих их трансмиссию в общественное сознание и подрастающие поколения.

Третий класс детерминирующих факторов составляют факторы криминальной деформации и криминального перерождения отдельных личностей, избирающих для себя совершение различных преступлений в виде основной или дополнительной деятельности в составе некоторых субкультурных групп. К данным факторам относятся недостатки системы ранней профилактики делинквентного поведения у подростков и молодых людей, слабый контроль за поведением подростков, демонстрирующих делинквентное поведение, несовершенство правоприменительной практики по делам о преступлениях, совершаемых в составе преступных групп с различным уровнем организованности, неконтролируемое распространение вредоносной информации, дезорганизующей процессы социализации подростков и молодых людей, препятствующей реализации их личностного потенциала в общественно полезной деятельности. При этом важнейшее значение имеют обстоятельства приобретения опыта противоправного поведения в раннем возрасте, объективно повышающего шансы подростка в последующем активно взаимодействовать с делинквентским сообществом и претендовать на более высокий статус в нём.

В главе 2 «Криминологическая характеристика преступности членов субкультурных объединений молодежи», объединяющей три параграфа, выявляются особенности криминальных деформаций личности членов данных объединений, классифицируются факторы детерминации межгрупповой вражды и совершения преступлений в субкультурных конфликтах, изучается соотношение экстремистских и иных общественно опасных деяний в деятельности участников исследуемых объединений.

Сопоставляя классические теории формирования личности несовершеннолетнего преступника (П.С. Дагель, К.Е. Игошев) и данные социологических и криминологических исследований сообществ подростков и молодых людей, совершивших различные преступления в ходе субкультурных конфликтов, автор приходит к выводу о том, что в основе становления личности преступника лежат деформации, возникшие вследствие кризиса социализации и обретения социально значимых индивидуальных свойств и качеств. Поскольку никакой социализации и индивидуализации подростка вне социально значимой деятельности нет, то именно характер групповой деятельности, отношение к ней «большого общества» может способствовать интеграции в общество или препятствовать ей, способствовать субкультурной замкнутости, накоплению непонимания и обид. В последнем случае, как было отмечено В.В. Муравьевым, А.И. Бойцовым, Н.А. Подольным и рядом других авторов, формируется длительное и стойкое отчуждение индивида от господствующих в обществе нравственных и правовых ценностей, неприятие подобающих требований и агрессивные реакции на лиц, предъявляющих данные требования.

Кроме того, насаждение ксенофобских представлений выступает удобным средством консолидации субкультурных объединений, канализации (перенаправления) внутригрупповой агрессии рядовых членов лидерами, а также для обоснования особых группоцентричных морально-нравственных установок. Такие особенности характерны не только для классических криминальных объединений, но и для иных субкультурных сообществ досуговой ориентации, в меньшей мере - для бизнес-сообществ. Поэтому далеко не правильным является взгляд на члена субкультурной группировки как на «трудного подростка» с низким интеллектом и неупорядоченным поведением, не способного адаптироваться к быстро изменяющимся условиям современной жизни. Уровень интеллекта влияет лишь на внутригрупповой статус того или иного лица, но даже не определяет выбор форм межгруппового взаимодействия. Основным фактором вовлечения в деятельность подобных объединений выступают влияние актуализированной информации из СМИ, прежде всего, телевидения (свыше 50%), друзей, знакомых (до 30%), Интернет-сообществ (около 10%), - возрастает у представителей средних и старших возрастных групп (18 лет и старше). Пребывание в субкультурной группе или движении выступает не только мощным криминогенным фактором социализации и индивидуализации, но и важным виктимогенным фактором. Новички, не обладающие необходимым опытом и высоким статусом, становятся и жертвами притеснения со стороны других членов группы, и - наиболее часто - жертвами межгруппового насилия.

Направление криминальной «специализации» детерминируется, прежде всего, особенностями групповой деятельности, коллективной практикой участников данных объединений. На раннем этапе содержанием такой практики являются всевозможные формы «экстремального досуга»: группового нарушения обязательных правил, хулиганские действия и т.п. Это, с одной стороны, способствует вовлечению участников группы в криминальные и паракриминальные (нелегальная занятость подростков и т.п.) виды деятельности, с другой стороны, способствует доминированию в сознании участника групповых норм и правил, замещению в их сознании правовых ценностей, социального партнерства ценностными элементами криминальной субкультуры, групповой конкуренции, а также различных радикальных идей. Последние нередко образуют причудливые сочетания и достаточно легко меняются в зависимости от коммуникативной ситуации. Выбор субкультурной формы осуществляется членами объединений не произвольно, а с учетом особенностей коллективной деятельности, коллективных практик, но сделанный выбор начинает определенным образом формировать мотивацию, а значит, характер и направленность деятельности. Поэтому среди преступлений членов субкультурных сообществ досуговой ориентации преобладают различные посягательства против личности, общественного порядка и безопасности, тогда как среди преступлений несовершеннолетних преобладают хищения, в меньшей мере - преступления против личности. Сказанное определяет бессмысленность построения любых классификаций объединений делинквентов по признакам особенностей декларируемых идеологий, политических, религиозных и т.п. воззрений.

Оценивая криминогенное значение воздействия социально-экономических и политических факторов радикальных реформ, осуществленных в нашей стране в конце ХХ века, автор приходит к выводу, что нашим государством практически ничего не было сделано для снижения социальных рисков и криминальных угроз переходного периода. Важнейшим общесоциальным фактором, детерминирующим рост преступности среди представителей молодежных субкультуных объединений, является общий рост социальной напряженности, отражающий усиление борьбы за доступ к ограниченным ресурсам общества. Эта борьба всегда приобретает идеологическую окраску, поскольку каждый субъект пытается обосновать собственные притязания перед окружающими, перед конкурентами.

Действие общесоциальных факторов обычно аккумулируется действием межгрупповых субкультурных конфликтов и внутригрупповой борьбы за статус. По мере обострения этой борьбы происходит интенсивный распад многочисленных делинквентских объединений с выделением из их среды относительно малочисленных дисциплинированных, агрессивных и жестко структурированных группировок. Об этом свидетельствуют данные, полученные при изучении материалов уголовных дел членов ряда объединений «наци» из г. Санкт-Петербурга и г. Москвы, а также участников некоторых квазирелигиозных объединений. Автор заключает, что вовлечение субкультурных объединений в обостряющиеся социальные конфликты ведет к распространению среди их участников крайних националистических, религиозных, расистских и нацистских взглядов и очень часто выражается в совершении преступлений, направленных как против порядка управления, государственной власти, конституционного строя, так и преступлений экстремистской направленности. Такая тенденция ранее отмечена В.А. Бурковской, А.В. Павлиновым, В.А. Плешаковым и рядом других авторов.

Диссертантом анализируются существующие подходы к определению экстремизма как явления общественной жизни, получившие широкое распространение среди правоведов, законодательного корпуса и общественности. Как существенный недостаток этих подходов, отмечается смешение экстремистской деятельности, совершения иных преступлений по мотивам вражды и ненависти, а также радикальных идеологий. Последние могут выступать и нередко выступают основными элементами программ субъектов политического процесса, включая само государство, а также теоретическими основами критики оппозицией проводимого политического курса. Тогда как совершение преступлений, обычно насильственных и групповых, против представителей различных субкультурных сообществ, широко используется преступными организациями в борьбе за передел сфер влияния, оказания давления на органы власти, запугивания населения, провокации совершения более тяжких преступлений, массовых беспорядков и т.п.

На основе данных официальной статистики, материалов уголовных дел, сообщений СМИ и криминологических исследований выделяются две основные группы субъектов преступлений экстремистской направленности:

1) социально неадаптированные подростки 14 - 17 лет (при совершении убийств группой лиц - до 50 %, хулиганств - свыше 80 %, вандализма - 100 %), как правило, не работающие, не учащиеся или формально занятые, входящие в устойчивые агрессивные группы. Их преступную деятельность характеризуют: совершение преступлений против личности и хищений, обычно насильственных (80 и 50 % соответственно), спонтанное совершение насилия при возникновении удобной ситуации (до 90%), планирование лишь на стадиях определения общего намерения совершить посягательство и последующего сокрытия следов или демонстрации видеоотчетов (20 - 25%), частое совершении преступлений в одиночку под влиянием общения с друзьями, чтения литературы, просмотра видеофильмов, компьютерных игр, употребления наркотиков и т.п., при участии лиц, не являющихся субъектами уголовной ответственности (15 - 20%), низкий уровень рецидива, полная неспособность сформулировать какие-либо «идеологические» обоснования;

2) социально адаптированные молодые люди 20 - 30 лет и старше, с образованием и уровнем дохода (легального или нелегального) выше среднего, нередко имеющие семьи, осуществляющие функции планирования, информационного и идеологического обеспечения. Их деятельность характеризуют: интеллектуальные формы соучастия, руководство (100%) при соисполнительстве решение вопросов, требующих специальных познаний, (80%), непосредственное личное участие в насильственных акциях (15 - 18%); четкое планирование, распределение ролей между всеми членами группы, сбор информации о жертве, действиях правоохранительных органов, организованных преступных формирований (80 - 90% выявленных случаев); активное общение с единомышленниками, участие в совместных мероприятиях, обмен опытом, создание легального прикрытия в виде некоммерческих и религиозных, спортивных и т.п. организаций (100%), сокрытие, легендирование собственных связей с исполнителями конкретных преступлений; совершение преступлений экстремисткой направленности вместе с экономическими (5 - 10%), должностными (10 - 12%), преступлениями против порядка управления (до 25%) и общественной безопасности, включая террористического характера (20 - 25%). Данные объединения могут входить в структуру террористических сообществ, но чаще формируются и действуют относительно автономно, образуя сетевые функциональные связи, могут объединяться друг с другом для участия в массовых акциях.

Анализ законодательного регулирования вопросов ответственности за экстремизм в иностранных государствах, а также законодательных актов ряда субъектов Федерации и правоприменительной практики позволяет выявить опасную тенденцию отождествления в России с экстремизмом и организованной преступностью, любой оппозиционной деятельности, любой критики органов власти, что делает сферу применения уголовно-правовых запретов и санкций практически не ограниченной, а также препятствует ведению конструктивного диалога с неформальными общественными объединениями, сокращению социальной базы делинквентных сообществ. Для преодоления этих неконституционных подходов и тенденций диссертант формулирует различия радикализма и экстремизма как незаконного нарушения прав представителей определенных сообществ для ограничения прав и свободного развития соответствующих сообществ, групп населения.

Экстремизм гораздо менее интеллектуален и более эмоционально окрашен, он предстаёт совокупностью демонстративных противоправных деяний. Поэтому по своим внешним проявлениям он ближе к хулиганству и терроризму, но значительно шире по способам совершения акций и может не совпадать с террористической деятельностью по целям, маскироваться под научную полемику, классовую борьбу, религиозную проповедь, авангардное искусство и т.п. Экстремизм, как правовое явление, признается совокупностью уголовно наказуемых деяний и некоторых административных проступков, совершаемых в целях эскалации субкультурных социально-политических, этнических, конфессиональных и иных конфликтов. Он связан с совершением ряда преступлений против общественной безопасности, прежде всего с хулиганством, вандализмом, а также с преступлениями против личности, совершаемыми на почве вражды и ненависти, но не совпадает с ними подобно тому, как деятельность не совпадает с совокупностью отдельных действий, поступков субъекта.

Данными статистики иллюстрируются связи диверсификации объектов преступных посягательств, включая рост преступлений экстремистской направленности, с сокращением применения к несовершеннолетним мер ответственности за хулиганство в 2003 - 2009 гг., а также с пребыванием подростков и молодых людей в субкультурных сообществах (на примере футбольных фанатов). Одновременно рост регистрации преступлений экстремистской направленности (в 2007 году - 356 преступлений (+35% к АППГ), в 2008 г. - 460 (+29%), в 2009 г. - 548 (+ 19 %), в 2010 - 656 (+19,7%) отмечен на фоне сокращения регистрации правоохранительными органами России террористических и иных проявлений организованной преступности.

Основываясь на классификациях признаков экстремизма, закрепленных в Федеральном законе «О противодействии экстремистской деятельности» и разработанных отечественными правоведами, автор обосновывает недопустимость использования в правовых исследованиях терминов «экстремистская субкультура», «идейная», «национальная» «религиозная» и т.п. преступность. Никакая субкультура, никакое учение не могут нарушить чьи-либо права, а тем более дестабилизировать общественную безопасность или конституционный строй государства без делинквентного поведения носителей конкретных субкультурных (религиозных, этнических, классовых и прочих) особенностей, связанных с нарушением уголовно-правовых запретов. Запрещать законом субкультурные особенности бессмысленно, сфера уголовно-правовой ответственности должна быть ограничена ситуациями совершения преступлений, известных Особенной части УК РФ, объединением лиц для совершения преступления или оказанием помощи и содействием подобным объединениям. Итак, экстремизм представляет собой форму паразитирования на субкультурных конфликтах, стремление субъекта к переводу их в криминальные формы, для повышения своей значимости, авторитета и влияния в преступной среде и в обществе в целом.

В главе 3 «Уголовно-правовая характеристика преступлений экстремистской направленности», состоящей из трех параграфов, разрабатывается теоретическая авторская модель уголовно-правового института преступлений экстремистской направленности, как преступлений против общественной безопасности, устанавливается специфика экстремистской группы и экстремистского сообщества как разновидностей организованной преступной деятельности, а также выявляются проблемы квалификации преступлений экстремистской направленности, намечаются пути их решения.

Диссертантом рассматриваются особенности и противоречия становления в российском и зарубежном уголовном законодательстве института экстремизма и преступлений экстремистской направленности, а также существующие подходы к определению данных преступлений: узкий - предполагающий закрепление нескольких деяний, направленных против общественной безопасности и конституционного (государственного) строя; широкий - отнесение к экстремисткой деятельности любых посягательств, направленных против конституционного строя, государственной безопасности, даже мира и безопасности человечества. Совершенно особенный подход к решению данного вопроса демонстрирует российский законодатель, который включает в перечень преступлений экстремисткой направленности наряду с определенными составами преступлений ст. ст. 280, 282, 282.1 и 282.2 УК РФ, все преступления, связанные с террористической деятельностью, а также иные умышленные деяния, совершаемые по определенным мотивам или в определенных целях (на что указывает само лексическое толкование термина «направленность»). Тем самым объект рассматриваемых посягательств приближается к надродовому объекту уголовно-правовой охраны. Решение вопросов классификации преступлений экстремистской направленности, достаточности или недостаточности мер уголовно-правового воздействия, компетенции субъектов применения законодательства и др. - становится практически невозможным.

Криминологический и уголовно-правовой анализ структуры целей экстремистской деятельности и средств, используемых преступниками для достижения субъективных целей, позволили выявить специфическую связь экстремистских целей и признаков объекта преступного посягательства. Она выражается в том, что антиконституционные цели всегда ведут к плюрализации объектов посягательства, а дестабилизация конституционного строя достигается именно за счет дестабилизации отношений общественной безопасности, которые и являются родовым объектом основной массы преступлений экстремистской направленности. (Исключение составляет деятельность организации, неконституционность которой установлена вступившим в законную силу решением суда - хорошо известный зарубежным правопорядкам институт запрета на объединение).

При таком подходе мотивы ненависти и (или) вражды, межобщинной розни и т.п. являются лишь элементами экстремисткой деятельности. В случае их законодательного закрепления в качестве квалифицирующих признаков преступлений, направленных против различных объектов, как указания на общественную безопасность, как обязательный дополнительный объект посягательства, они образуют состав преступлений экстремисткой направленности, система которых нуждается в совершенствовании в части усиления ответственности за дискриминацию, устранение дублирования норм о террористическом акте в различных статьях УК РФ и других. Для их выявления и устранения необходимо руководствоваться данными криминологических исследований экстремисткой преступности, механизмов преступного поведения в ходе субкультурных конфликтов, эскалации общественной опасности посягательств по мере расширения круга их участников, привнесения в них элементов организованности, особых систем норм регуляции, организации экономической базы, атрибутики и др. Указывается, что институциональной основой экстремисткой деятельности выступают неформальные организации с различным уровнем организованности и целями объединения.

По результатам уголовно-правового и криминологического анализа указанных посягательств автор признает экстремистскую деятельность (экстремизм) разновидностью организованной преступной деятельности, направленной на создание условий для совершения всех названных выше преступлений, а также ряда непреступных правонарушений. Указанная деятельность может осуществляться:

1. Как специфическая провокация совершения преступлений и иных противоправных действий в ходе субкультурных конфликтов, не вполне удачно определяемая как «возбуждение». Она осуществляется путем публичного распространения соответствующей информации, побуждающей адресатов совершить преступления или иные правонарушения против определенных лиц, а равно инструктирование о приемах и способах совершения преступления и избежание ответственности за их совершение.

В настоящее время в российском уголовном законодательстве институт запрета публичных призывов к совершению преступлений пребывает в состоянии затянувшегося формирования, несмотря на то, что он давно разработан рядом исследователей, известен уголовному законодательству большинства развитых государств и даже международному праву, например, запреты публичных призывов к агрессивной войне, к террористической деятельности, к геноциду и другие.

2. Создание банд, иных организованных преступных групп и преступных организаций, объединяющих банды и организованные группы (их руководителей или иных представителей), в преступной деятельности которых совершение преступлений экстремистской направленности и создание условий для их совершения оказывается тесно «переплетено» с совершением иных преступлений. Кроме того, при совершении преступления в составе более-менее многочисленной группы говорить всерьёз о каком-то единстве мотивации всех участников не приходится. Следовательно, основным смыслообразующим элементом любой преступной деятельности является специфическая цель совершения нескольких преступлений, а не одного единственного, даже «взрыва, поджога…» Поэтому для усиления наказания за различные формы преступной кооперации, прежде всего, при серийном совершении насильственных преступлений против личности, автор обосновывает необходимость изменения законодательной конструкции частей 3 и 4 ст.35 УК РФ, устранения из УК оценочного термина «нападение», а также криминализации «невооруженного» бандитизма, вместо дальнейших изменений и дополнений диспозиции ст.282.1 УК РФ.

3. Деятельность организации, а также её части, отделения или филиала (продолжение, возобновление, создание организации - двойника), признанной неконституционной (экстремистской, террористической, фашистской) в соответствии с вступившим в законную силу решением суда, а также членство в такой организации или содействия её деятельности. Обязательным дополнительным объектом данного преступления являются интересы отправления правосудия, исполнение судебного решения.

Обязательными уголовно-правовыми признаками всех организованных преступных формирований автор предлагает считать: объединение двух или более лиц, являющихся субъектами уголовной ответственности (групповой характер); осознание всеми участниками общей цели объединения как ведение преступной деятельности, совершения двух и более преступлений определенных видов (организационное единство и специализация); совершение преступлений в неизменном составе при возможности при-влечения дополнительных соучастников в отдельных случаях (стабильность).

По результатам анализа выводов российских ученых (В.А. Бурковской, Б.В. Волженкина, А.М. Зюкова, А.П. Кабанова, Н.Г. Иванова и др.), а также изучения судебной практики автором указывается, что законодательные конструкции статей 280 и 282 УК РФ, закрепляющие базовые составы уголовно-наказуемых экстремистских проявлений, оказались одновременно ориентированны на борьбу с идеологиями и на пресечение межгрупповой агрессии, недопущение перерастания её в организованные формы преступной деятельности, прежде всего, террористической.

При этом попытки определения объекта посягательства через мотив деятельности виновных затрудняет выявление огромной массы преступлений вражды и ненависти, с другой стороны, позволяет лишь приблизительно, условно квалифицировать действия каждого обвиняемого, фактически не исключая возможность объективного вменения, либо конкуренции норм, например, о хулиганстве («действия, выражающие явное неуважение к обществу», террористическом акте («…иные действия»), либо кровной мести. Из самого текста ст.282 УК РФ не понятно, у кого должны возбуждать ненависть, либо вражду, противоправные деяния, кроме как у потерпевшей стороны. Но и возмущение, негодование, волнение представителей какой-либо части населения не может служить достоверным критерием определения степени общественной опасности публичного деяния ввиду возможности различной интерпретации информации, а также ввиду расхождения субкультурной картины мира в индивидуальном сознании и системы ценностей и отношений, защищаемых уголовным законом. С одной стороны, виновные могут считать свои действия борьбой за справедливость, участием в войне, даже «священной», с другой - не всегда способны адекватно воспринимать значение своих действий вследствие сужения сферы сознания при применении различных психологических приемов и практик. Устранить эти проблемы возможно лишь путем исключения ст. 280, 282 и 282.1 из УК.

Кроме того, включение в текст закона вражды и ненависти по социальным признакам делает сферу уголовного запрета фактически безграничной, т.к. каждое лицо обладает множеством социальных признаков, не являющихся неотъемлемыми и выраженными в различной мере. Одновременно, из определения ст. 282 УК РФ «выпадают» проявления гомофобии, вражды и ненависти по профессиональному признаку, а также ненависти или вражды к представителям тех групп населения, которые наделяются определенными социальными льготами и иммунитетами в соответствии с Конституцией РФ, федеральным законом или международным договором Российской Федерации.

По мнению автора, любая группа лиц, включая социальные общности и коллективы, может выступать объектом вражды и ненависти, каждое субкультурное объединение конкурирует с подобными или даже аналогичными, а посягательство на любого человека и даже на иные объекты материального мира, тесно связанные с личностью или группой лиц, может привести к возмущению и мести группы или целой общины. Точно так же и любое деяние, нарушающее общественный порядок и покой граждан, может вызывать усиление межобщинных и субкультурных противоречий, способствовать возникновению или усилению межгрупповой вражды и ненависти, росту агрессивности, эскалации самых разных конфликтов, включая криминальные.

Отсюда, возможны два пути устранения возникшей неопределенности:

1) исключение из УК РФ норм п. «е» из ст.63 и квалифицирующих признаков 12 статей Особенной части УК вместе со статьями 280, 282, 282.1 и 282.2 - как избыточных относительно уже существующих уголовно-правовых запретов. Данное решение имеет много сторонников и является простейшим и оправданным в условиях значительной дезорганизации правоохранительной системы, недостатков судебного следствия, а также объявленного курса на либерализацию уголовного закона.

2) конкретизировать сферу действия уголовного запрета, закрепив в текущем законодательстве юридическое определение «социальной группы», например, в форме примечания к ст.63 УК. Недопустимость дискриминации, ксенофобии является общепризнанным принципом международного права, но и в международных договорах нашего государства закрепляются универсальные перечни признаков.

Для устранения политизации посягательств, направленных против общественного порядка и общественной безопасности, необоснованных преследований представителей оппозиции, устранения пробелов и коллизий уголовного законодательства, а также более эффективного пресечения распространения насильственных приемов разрешения субкультурных конфликтов и организованной преступной деятельности диссертантом был разработан комплекс рекомендаций по совершенствованию Общей и Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации.

В главе 4 «Организационно-правовые проблемы противодействия преступности экстремистской направленности членов молодежных субкультурных объединений» определяется содержание системы общесоциальных и специально-криминологических мер предупреждения экстремистской преступности; анализируются основные направления совершенствования указанной системы, разрабатываются рекомендации по совершенствованию охраны конституционных прав граждан в процессе противодействия экстремизму.

Диссертант анализирует позиции ведущих российских криминологов по проблеме восстановления контроля общества над преступностью, включая криминальные формы субкультурных конфликтов, и предлагает собственную классификацию понятий профилактики правонарушений и преступлений (наиболее общее родовое понятие), аналогичное деятельности, направленной на восстановление контроля над преступностью, а также видовые понятия предупреждения совершения преступлений (представителями отдельных групп населения, «групп риска» делинквентных объединений) и борьба с преступностью (пресечение деятельности отдельных преступников, их объединений, сообществ), индивидуальная и микрогрупповая профилактика (непосредственное). Предложенная классификация позволяет существенно усовершенствовать теорию профилактики преступлений за счет: разделения мер профилактического воздействия с учетом степени криминальной ориентации личности подростка или молодого человека, вовлеченного в субкультурный конфликт; диверсифицировать меры воздействия с учетом различного отношения членов конкретного субкультурного объединения к организации и совершению преступлений; позволяет четче оценить роль криминогенных факторов и возможности различных субъектов по нейтрализации криминогенного воздействия данных факторов; распределить необходимые ресурсы, полномочия и ответственность по соответствующим уровням субъектов профилактического воздействия.

В частности, путем сопоставления результатов исследований Г.М. Миньковского, С.Е. Вицина, И.И. Карпеца, Е.Н. Кондрат и др. делается вывод о том, что в наибольшей мере дезорганизуют процесс социализации подростков и способствуют их раннему включению в субкультурные сообщества не имущественное расслоение населения, а непосредственно проблемы семьи, во многом связанные с материально-бытовыми проблемами.

Рост имущественного расслоения, как показывают исследования С.Г. Олькова, И.С. Скифского и Я.И. Гилинского и ряда других авторов, непосредственно влияют на рост внутригрупповой и межгрупповой агрессии в обществе, нередко, как показали Ю.М. Антонян и В.В. Лунеев, эта агрессия проявляется в росте ксенофобии, межобщинных и субкультурных противоречий. Поэтому данные проблемы требуют комплексного решения, а не изобретения каких-либо особенных мер «борьбы с экстремизмом», необходимы, с одной стороны, ранняя интеграция подростков в легальные институты гражданского общества, с другой стороны, вовлечение структур гражданского общества в деятельность по охране общественного порядка, мирное разрешение субкультурных конфликтов, дискриминации, совершения преступлений на почве ненависти и вражды.

Автор на конкретных примерах, данных судебной статистики и исследований формирования преступной мотивации показывает, что основной объем профилактических и собственно правоохранительных мероприятий должен осуществляться на муниципальном и межмуниципальном уровне, как наиболее приближенном к локальным общинам, микрогруппам, трудовым и учебным коллективам, проблемным семьям. Именно на данном уровне в развитых странах мира функционируют основные звенья системы ювенальной юстиции, осуществляется мониторинг различных социальных конфликтов, реализуются меры по их локализации и мирному разрешению (переговоры, посредничество и пр.), формируются и исполняются программы предупреждения преступности, гражданский контроль за правоохранительной деятельностью. В российских условиях основной объем сил и средств правоохранительной системы концентрируется на уровне центрального аппарата правоохранительных ведомств и их подразделений централизованного подчинения. Такой подход более соответствует интересам противодействия стабильным интегрированным преступным сообществам, но не годится для эффективного предотвращения пополнения этих сообществ молодыми людьми, приобретающими криминальный опыт в территориальных делинквентских группировках.

Борьба с экстремистской преступностью, как показывает российский опыт, выглядит занятием бесперспективным, когда ответственность за хулиганское насилие лишь декларируется; равноправие граждан в социально-экономических, избирательных, трудовых, и многих других правах, только формально защищается уголовным законом; а публичные призывы к совершению преступлений с пропагандой насилия по-прежнему не наказуемы. Поэтому автором предложено совершенствовать также применение мер об ответственности за хулиганство, путем включения соответствующих признаков (с их конкретизацией) в перечень ст.63 УК РФ, снижения возраста уголовной ответственности за преступления, предусмотренные частями 2 ст.115 и ст.116 и ч. 1 ст.213 УК РФ до 14-летнего возраста, исключения дел по данным преступлениям из числа дел частного обвинения. Одновременно предлагается увеличить размер наказания в случае рецидива преступлений, серийного совершения преступлений или их совершения в виде промысла.

Прагматический подход к организации профилактики экстремизма должен базироваться не на выборе наиболее опасных «идеологических врагов» по признаку их оппозиционности правящим элитам, а на реалистических представлениях о природе внутригрупповой и межгрупповой агрессии в человеческом обществе. Данный вывод иллюстрируется эффективностью использования механизмов канализации, рутинизации, локализации, фрустрации и переориентации групповой агрессии. Действие данных механизмов должно дополнять программы оздоровления социальной среды: создания рабочих мест, условий для самодеятельных творческих объединений, организованного проведения досуга, волонтерских движений.

Преобладание запретительных мер и органично связанных с ними силовых приемов, как свидетельствует статистика экстремистских проявлений в нашей стране, вовсе не способствует решению проблемы, но ведет к эскалации насилия и обострению субкультурных конфликтов в обществе, а также к необоснованным ограничениям прав и свобод человека и гражданина: подавлению оппозиции средствами уголовной репрессии, избирательному реагированию на противоправные деяния и применению мер уголовной ответственности, легитимации в общественном сознании мести и террора как средств восстановления нарушенных прав и защиты свобод.

Для изменения данных тенденций и концентрации усилий правоохранительной системы на выявление и нейтрализацию организаторов и спонсоров экстремисткой деятельности автор предлагает передать производство дознания по делам о данных преступлениях в ведение территориальных органов федеральной службы безопасности России, их подразделений по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом. Именно так поступил законодатель Республик Беларусь, Армении, Литвы, Польши и Германии. Кроме того, органы безопасности обладают лучшими возможностями по организации межгосударственного и межрегионального сотрудничества и определенным опытом организации оперативно-розыскной профилактики в отношении различных субкультурных объединений.

Кроме того, насущной проблемой обеспечения полноты и беспристрастности расследования остается изменение порядка проведения специальных экспертиз материалов, предположительно содержащих экстремистскую агитацию и пропаганду. Этот порядок должен исключить необходимость многократного назначения судами повторных экспертиз, в достаточной степени гарантировать от проявлений субъективизма, ошибок экспертов, ускорить процедуру исследования, по возможности приблизив её даже географически к месту обнаружения (выявления) спорных материалов, исключить политическую ангажированность органа, который будет проводить соответствующие исследования. Опыт общественной Комиссии по делам религий при Правительстве Республики Дагестан, исследуемый диссертантом, позволяет признать необходимость создания новых коллегиальных подразделений региональных бюро судебных экспертиз Министерства юстиции РФ. Формировать состав коллегии экспертов лучше на паритетных началах из числа специалистов Минюста и другого законного органа, региональной Общественной палаты.

Изменения и дополнения Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» не затронули положения, касающиеся пресечения экстремистской деятельности с использованием юридических лиц. Закрепленные в нём процедуры обмена предостережениями-предупреждениями в большей мере ориентируются на недопущение участия в выборах каких-либо радикальных объединений, но никак не для пресечения организованной преступной деятельности с использованием юридических лиц. Диссертант обосновывает бесполезность для пресечения преступлений переписки с организациями, ведущими экстремистскую деятельность, необходимость их принудительной ликвидации решением суда по заявлению соответствующего прокурора. Конечно, необходимо установить, что экстремистская деятельность соответствующих органов (учредителей, членов) осуществляется именно в организационных формах конкретного юридического лица. В настоящее время процессуальным законом возможность применения меры пресечения в виде временного приостановления, а также прекращения деятельности предприятия (организации) не предусмотрена. Однако полезность таких мер назрела достаточно давно как при расследовании дел о преступлениях экстремистской направленности, так и некоторых иных категорий преступлений. Система соответствующих институтов должна включать:

- возможность приостановления деятельности юридического лица на срок не более двух месяцев постановлением прокурора субъекта Федерации, санкционируемого судом - при обнаружении в деятельности руководителей или сотрудников данного юридического лица в процессе осуществления уставной деятельности признаков уголовно наказуемого деяния или двух и более административно наказуемых деяний экстремистской направленности.

Совокупность устанавливаемых ограничений в каждом случае должна определяться судом, исходя из необходимости обеспечить возможность полноценного расследования, изобличения виновных, возмещения вреда, причиненного правонарушением, невозможность продолжения экстремистской деятельности с использованием имущества и прав соответствующей организации;

- возможность ликвидации юридического лица по иску прокурора, органа государственной регистрации, а также органа местного самоуправления, решением суда, рассматривающего уголовное дело о преступлении экстремистской направленности - при установлении фактов систематического использования возможностей данного юридического лица его учредителями (членами) или руководящими органами для ведения экстремистской деятельности в России;

- возможность признания юридического лица экстремистской организацией по иску Генерального прокурора РФ, решением Верховного Суда при установлении: факта создания данного юридического лица в целях ведения экстремистской деятельности; многократного использования в этих целях организационных возможностей юридического лица названными выше лицами. Факт признания судом организации экстремистской предполагает обязательную ликвидацию данной организации (её филиалов) на территории РФ, запрет поддержания её организационного единства, членства в ней и создания аналогичной организации в будущем.

В Заключении в синтезированном и сконцентрированном виде охарактеризованы основные и наиболее значимые результаты исследования: теоретические положения, обобщения, определения и выводы, а также рекомендации по совершенствованию системы мер, направленных на предупреждение экстремизма как проявления субкультурных конфликтов молодежных объединений.

Сделаны выводы о недостаточности только уголовной репрессии в борьбе с этим явлением. Исходя из современной уголовно-правовой доктрины, теории прав и свобод человека и гражданина, в уголовном законе подлежат закреплению исключительно общественно опасные деяния, а не субкультурные или мировоззренческие особенности, либо реакции окружающих на них. При этом основные усилия законодателя должны быть направлены на затруднение и осложнение вовлечения в преступную деятельность, исключение безнаказанности криминального дебюта подростков, осложнение ведения организованной преступной деятельности.

Очерчены особенности детерминации субкультурных конфликтов, определена общественная опасность их эскалации организованными преступными сообществами и совершение преступлений в ходе данных конфликтов, отмечены пробелы и противоречия правоприменительной практики в данной сфере и сформулированы основные направления предупреждения криминального экстремизма.

Основные положения диссертационного исследования отражены в публикациях автора

Монографии:

1. Ростокинский А.В. Борьба с хулиганством: уголовно-правовые и криминологические аспекты. - Саратов: Наука. 2006. - 11,4 п.л.

2. Ростокинский А.В. Ювенальная юстиция: проблемы становления и пути их решения. - Саратов: Наука. 2007. - 5,9 п.л.

3. Ростокинский А.В. Преступления экстремистской направленности как проявления субкультурных конфликтов молодежных объединений: уголовно-правовые и криминологические проблемы. - Саратов: Наука. 2007. - 26,1 п.л.

4. Ростокинский А.В. Современный экстремизм: криминологические и уголовно-правовые проблемы квалификации и противодействия. - Саратов: Наука. 2007. - 9,1 п.л.

5. Ростокинский А.В. Уголовная ответственность за экстремизм: проблемы законодательного регулирования. - Саратов: Наука. 2008. - 18 п.л.

6. Ростокинский А.В. Посягательства на личную свободу: проблемы уголовно-правовой ответственности с позиции уголовно-правового прагматизма. - Саратов: Наука. 2008. - 7 п.л.

7. Ростокинский А.В. Криминология. Курс лекций. - Саратов: Наука. 2009. - 26 п.л.

8. Антонян Ю.М., Гилинский Я.И., Сундиев И.Ю., Ростокинский А.В. и др. Экстремизм и его причины. - Москва: Логос. 2010. - 18 / 2 п.л.

9. Ростокинский А.В. О прагматическом подходе к решению проблем уголовного права и криминологии. (Сборник публикаций разных лет с комментарием автора). - Саратов: Саратовский источник. 2010. - 20 п.л.

10. Ростокинский А.В. Мифы об экстремизме. - Саратов: Наука. 2010. - 4,6 п.л.

11. Ростокинский А.В. Доправовые регуляторы и дочеловеческое поведение (этологические наблюдения криминолога). - Саратов: Саратовский источник. 2010. - 9 п.л.

12. Ростокинский А.В. Субкультурный конфликт плюс организованная преступность равно организованная преступность плюс экстремизм. (Опыт десятилетних наблюдений). - Саратов: Саратовский источник. 2011. - 26,7 п.л.

13. Ростокинский А.В. О некоторых проблемах декриминализации российского общества, совершенствования уголовного закона и практики его применения. (Сборник статей разных лет с комментариями автора). - Саратов: Саратовский источник. 2011. - 20,5 п.л.

Статьи, опубликованные в изданиях, включенных в «Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата наук:

1. Ростокинский А.В. Некоторые криминологические аспекты преступлений, предусмотренных ст. 213 УК РФ. Российский следователь - М.: ИГ «Юрист». 2004. - № 7. - 0,5 п.л.

2. Ростокинский А.В. К вопросу усиления уголовной ответственности за участие в криминальной кооперации. Журнал Российского Права. - М.: Норма. 2007. - № 7. - 0,7 п.л.

3. Ростокинский А.В. Вопросы участия средств массовой информации в борьбе с экстремизмом. Черные дыры в Российском Законодательстве. - М.: ГУП РМ Республиканская типография «Красный Октябрь». 2007. - № 2 - 0,6 п.л.

4. Ростокинский А.В. О сходной сущности и различиях квалификации хулиганства и экстремизма. Российский следователь. - М.: ИГ «Юрист». 2007. - № 2. - 0,7 п.л.

5. Ростокинский А.В. О развитии гражданского общества и распространении экстремизма в нем. Черные дыры в Российском Законодательстве. - М.: ГУП РМ Республиканская типография «Красный Октябрь». 2007. - № 3. - 0,5 п.л.

6. Ростокинский А.В., Гриб В.Г. Криминологические классификации субкультурных объединений М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2010. - 132с. (Вест. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 23 (602) Серия «Юридические науки») - 0,8 / 0,4 п.л.