Нормообразующие факторы, влияющие на содержание коллизионного регулирования договорных обязательств

В шестом параграфе «Совместимость учета материальных нормообразующих факторов с разнонаправленным подходом» доказывается, что коллизионные нормы с множественностью привязок успешно вписываются в рамки разнонаправленного подхода к решению коллизионной проблемы.

В отличие от однонаправленного подхода, все рассмотренные выше механизмы учета материальных факторов предполагают, что отечественный законодатель, основываясь на собственном понимании предпочтительных материально-правовых ценностей, формулирует пределы и условия применения как отечественного, так и иностранного материального права. При решении коллизионного вопроса в новой манере отечественный законодатель не обращается к оценке того, каким образом соответствующий иностранный законодатель определяет сферу действия собственных материально-правовых предписаний, соглашается ли он с коллизионными оценками отечественного законодателя, или нет.

Глава 5 «Система, основанная на сочетании коллизионных, публичных и материальных нормообразующих факторов» состоит из двух параграфов и анализирует возможность построения системы, основанной на сочетании всех выявленных групп нормообразующих факторов - коллизионных, публичных и материальных.

В первом параграфе «Опыт построения систем, основанных на сочетании коллизионных, публичных и материальных нормообразующих факторов» изучаются комплексные системы нормообразующих факторов, которые были ранее предложены учеными разных стран мира (системы немецких ученых В. Венглера, П. Нойхауза, системы американских правоведов Э. Читхэма, В. Риза и Р. Лефлара, оригинальная система Второго Свода конфликтного права США).

Во втором параграфе «Авторские выводы о наиболее оптимальной системе, основанной на сочетании коллизионных, публичных и материальных нормообразующих факторов» автором излагается оригинальная система нормообразующих факторов, основанная на достижениях как европейской, так и американской доктрины международного частного права.

В работе предлагается выделять следующие три группы нормообразующих факторов:

1)факторы, которые основаны на учете специфических интересов, связанных с особенностями трансграничной природы регулируемых международным частным правом отношений (группа так называемых коллизионных факторов);

2)факторы, которые принимают во внимание интересы, присущие самим государствам (группа так называемых публичных факторов). Эти факторы, как правило, увязываются с публичными интересами, которые могут преследоваться государствами в рамках правового регулирования трансграничных отношений;

3)факторы, которые основаны на изучении материально-правовых интересов отдельных субъектов, проявляющихся в области частноправового регулирования (группа так называемых материальных факторов). Использование факторов этой группы в рамках международного частного права в значительной степени облегчено за счет того, что выявление, анализ и оценка материально-правовых интересов различных категорий субъектов уже проведены цивилистической наукой и нашли отражение на уровне материально-правового регулирования. В этой связи коллизионное право может основываться на результатах такого обобщения и оперировать теми преобладающими материально-правовыми интересами, которые получили признание законодателя и зафиксированы в тех или иных материально-правовых принципах.

Разделение публичных и материальных факторов связано с принципиальным различием между публичным и частным правом. Данным сферам присущи различные методы и способы правового регулирования, которые оказывают влияние также на международное частное право. Для учета публичных нормообразующих факторов наиболее удобным и эффективным является однонаправленный подход, который в рамках современного европейского международного частного права используется через институт сверхимперативных норм. Для учета материальных нормообразующих факторов могут использовать коллизионные нормы с традиционной структурой, а также специальный механизм коллизионных норм с множественностью привязок, остающийся в рамках разнонаправленного подхода.

Построение какой-либо иерархии нормообразующих факторов в духе теории В. Венглера не представляется возможным, поскольку в зависимости от сферы коллизионного регулирования преобладающее значение могут получать нормообразующие факторы различных групп. Для тех институтов, в которых можно выявить преобладающую цель материально-правового регулирования, ведущую роль будут играть материальные нормообразующие факторы. В сферах, в которых вопросы частноправового регулирования тесно увязаны с публично-правовым законодательством, важную роль будут играть публичные нормообразующие факторы, а также особый институт сверхимперативных норм. В оставшейся части на первый план выйдут коллизионные нормообразующие факторы, которые будут сохранять свое влияние и во всех описанных выше ситуациях.

Часть II «Применение системы нормообразующих факторов для осуществления наиболее эффективного коллизионного регулирования договорных обязательств» включает в себя три главы, разделенные на параграфы. Во второй части исследования с помощью построенной автором системы нормообразующих факторов определяются предпочтительные подходы к решению наиболее сложных проблем одной из важнейших областей международного частного права - коллизионного регулирования договорных обязательств.

Глава 6 «Определение права, применимого к договорным обязательствам, на основании соглашения сторон» состоит из шести параграфов и посвящена определению понятия и правовой природы принципа автономии воли сторон, играющего ключевую роль в ходе определения права, применимого к договорным обязательствам.

В первом параграфе «Понятие внешнеэкономической сделки и целесообразность его дальнейшего существования» изучаются высказанные в отечественной доктрине подходы к понятию внешнеэкономической и внешнеторговой сделки. На основе проведенного анализа отмечается, что понятие внешнеэкономической (внешнеторговой) сделки не знакомо западноевропейскому и американскому коллизионному праву и подлежит функциональному толкованию как направленное на реализацию публично-правового интереса российского законодателя в организации системы валютно-таможенного контроля. Автор приходит к выводу о том, что предложения, связанные с исключением правила об обязательной письменной форме внешнеэкономических сделок, имеют свои следствием нецелесообразность дальнейшего использования этого специфического доктринального понятия в российском законодательстве и литературе по международному частному праву. В этой связи автором по тексту работы используются термины трансграничный договор и международный контракт.

Во втором параграфе «Формы реализации общего принципа автономии воли в рамках международного частного права» указывается на существование трех различных форм проявления автономии воли в международном частном праве.

Так называемая автономия воли сторон в широком смысле (косвенная отсылка) не предполагает подчинение вопроса об определении применимого права исключительно воле самих участников отношений: учет воли сторон является лишь своеобразным «побочным эффектом» того, что законодатель, формулируя классические двусторонние коллизионные нормы, направленные на территориальную локализацию отношения, использует фактические обстоятельства, место осуществления которых, в конечном итоге, зависит от воли сторон (место совершения сделки, место исполнения обязательства, место государственной регистрации юридического лица и т.п.) Данный механизм, который вплоть до середины XIX в. был единственной формой проявления автономии воли, в современном международном частном праве уже нельзя признать автономией воли в собственном смысле слова.

В случаях, когда выбор подлежащих применению норм зависит от воли самих участников отношений необходимо различать коллизионный выбор применимого права и инкорпорацию выбранных сторонами правил в текст договора. Если коллизионный выбор сторонами применимого права является самостоятельным институтом международного частного права, то механизм инкорпорации представляет собой проявление общегражданского принципа свободы договора и не имеет коллизионной специфики. В связи с этим отсутствуют основания для установления в отношении механизма инкорпорации дополнительных ограничений, свойственных сфере международного частного права.

В третьем параграфе «Основные вехи развития принципа автономии воли в международном частном праве» указывается на то, что принцип автономии воли в собственном смысле слова в международном частном праве появился лишь в середине XIX в. и впервые нашел свое обоснование в работах известного итальянского ученого и политического деятеля П. Манчини.

В четвертом параграфе «Преимущества автономии воли в сравнении с объективными коллизионными привязками» анализируются основные преимущества принципа автономии воли, которые обусловили признание за ним доминирующей роли при определении договорного статута. К таким преимуществам относятся: соответствие гражданско-правовой природе договорных обязательств, в основе правового регулирования которых лежит принцип свободы договора; обеспечение предсказуемости и правовой определенности в отношениях между сторонами договора; способность самих сторон наилучшим образом учесть специфику заключаемого ими договора; существенное упрощение решения стоящей перед судом коллизионной проблемы. Определение основных преимуществ автономии воли необходимо для того, чтобы в ситуациях, когда использование отдельных разновидностей соглашений сторон о выборе применимого права не позволяет реализовать эти преимущества, поставить под сомнение целесообразность санкционирования подобных соглашений, если они приходят в противоречие с другими группами нормообразующих факторов.

В пятом параграфе «Теории о правовой природе автономии воли в международном частном праве» анализируются основные подходы к правовой природе принципа автономии воли (понимание автономии воли как принципа международного публичного права; как самостоятельного источника права; как коллизионной нормы; как самостоятельного материально-правового института международного частного права).

Наиболее обоснованным представляется подход, который рассматривает автономию воли в качестве самостоятельного материально-правового института международного частного права, а не коллизионной нормы.

Автономию воли в ее подлинном содержании невозможно уложить в «прокрустово ложе» классической коллизионной нормы, основанной на принципе территориальной (географической) локализации: автономия воли неизбежно вступает в непримиримое противоречие с принципом наиболее тесной связи, понимаемым в объективном смысле. С прикладной точки зрения несовместимость автономии воли с понятием коллизионной нормы проявляется в том, что в структурном отношении норма права, санкционирующая автономию воли, совершенно не похожа на классическую коллизионную норму: в самой норме применимое право не указывается, а фиксируется лишь источник (соглашение сторон), обратившись к которому, можно определить применимое право.

В шестом параграфе «Практическая значимость выбора той или иной теории природы автономии воли» указывается на то, что использование коллизионно-правовой теории логически подразумевает существование таких ограничений автономии воли, которые свойственны обычным коллизионным нормам (невозможность расщепления применимого права, невозможность выбора сторонами вненациональных источников, невозможность фиксации («цементирования») применимого права на момент заключения договора и т.п.) Отказ от использования коллизионно-правовой теории автономии воли позволяет избежать необоснованных догматических ограничений действия автономии воли, определяя целесообразность таких ограничений на основе полноценного анализа всех нормообразующих факторов.

Глава 7 «Ограничения автономии воли в рамках коллизионного регулирования договорных обязательств» состоит из пяти параграфов. В этой главе система нормообразующих факторов применяется автором в целях определения оптимальных пределов реализации сторонами принципа автономии воли.

В первом параграфе «Классификация ограничений автономии воли» обосновывается предпочтительность классификации ограничений автономии воли, основанной на учете влияния на решение коллизионной проблемы различных групп нормообразующих факторов. Последующие параграфы главы 7 посвящены изучению каждой из выделяемых таким образом разновидностей ограничений автономии воли.

Во втором параграфе «Ограничения автономии воли, направленные на защиту коллизионных интересов слабой стороны договора» на примере коллизионного регулирования договора с участием потребителя анализируется наиболее оптимальная модель учета коллизионных интересов слабой стороны договора. Вначале автором анализируются все предложенные к настоящему времени модели коллизионного регулирования потребительских договоров (отсутствие специальных ограничений автономии воли; полная недопустимость автономии воли; установление исчерпывающего перечня правопорядков, доступных для выбора; приоритет защитных императивных норм права объективного договорного статута). Отмечается, что последняя модель является наиболее распространенной и обеспечивает оптимальный баланс между различными группами нормообразующих факторов. Несмотря на различную юридическую технику, используемую для реализации этой модели, результаты применения западноевропейских и американских коллизионных подходов являются в значительной мере сходными.

Для договоров с участием пассивных потребителей объективным договорным статутом является право страны места жительства потребителя. Для определения круга пассивных потребителей наиболее эффективной является концепция «нацеленной деятельности». В рамках этой концепции не имеют преобладающего значения конкретные формы воздействия профессиональной стороны на иностранные рынки, а также другие элементы формального характера. Имеет значение лишь то обстоятельство, что профессиональная сторона осуществляет или любыми способами направляет свою деятельность на территорию страны места жительства потребителя, и заключенный с потребителем договор связан с такой деятельностью профессиональной стороны. Данная концепция позволяет найти эффективные коллизионные решения в отношении маркетинговых стратегий профессиональной стороны, реализуемых через интернет и другие современные средства коммуникаций.

Для договоров с участием активных потребителей объективным договорным статутом является право страны места нахождения коммерческого предприятия продавца или право страны места нахождения недвижимого имущества. Интересы активных потребителей также требуют повышенной правовой защиты путем обеспечения преимущественного применения защитных императивных норм объективного договора статута в ситуации, когда договор содержит условие о выборе права третьей страны. Данный защитный механизм также следует распространить на те договоры с участием пассивных потребителей, в отношении которых по различным причинам не применяется общий защитный механизм, ориентированный на пассивных потребителей (договоры перевозки; договоры о выполнении работ или об оказании услуг, если работа должна быть выполнена или услуги должны быть оказаны исключительно в иной стране, чем страна места жительства потребителя).

В третьем параграфе «Ограничения автономии воли, связанные с влиянием коллизионных интересов третьих лиц, не являющихся сторонами договора» осуществляется поиск оптимального механизма защиты третьих лиц для ситуаций, когда стороны контракта выбрали договорный статут уже после заключения основного договора (последующий выбор применимого права). Автором делается вывод о том, что правило о ретроспективном действии последующего соглашения сторон о выборе права не следует рассматривать в качестве императивного: стороны прямо выраженным или подразумеваемым образом могут договориться о перспективном действии нового договорного статута.

Коллизионные интересы оборота требуют, чтобы последующее соглашение сторон о выборе права с ретроспективным действием не приводило к ухудшению правового положения третьих лиц. Данное правило подлежит применению не только в отношении договоров в пользу третьего лица, но и в ситуации, когда права и обязанности третьего лица возникли на основании отдельного правоотношения, которое, тем не менее, имеет материально-правовую или коллизионную взаимосвязь с рассматриваемым договорным обязательством. В качестве примеров применения анализируемого правила в работе рассматриваются конструкции поручительства, залога, уступки права требования.

Если в результате последующего выбора права происходит ухудшение правового положения третьего лица, то новый договорный статут применяется только в отношениях между сторонами договора (inter partes), в то время как в отношениях с третьим лицом сохраняет свое действие первоначальный договорный статут. В то же время целесообразно предоставить третьему лицу возможность по своему усмотрению ссылаться на положения нового договорного статута.

В четвертом параграфе «Ограничения автономии воли, связанные с влиянием коллизионных интересов правопорядка» рассматривается наиболее значительная группа потенциальных ограничений автономии воли, в которых на первый план выходит группа коллизионных интересов правопорядка.

Для разграничения внутренних и трансграничных договоров предлагается использовать сочетание юридического (коллизионного) и экономического (функционального) тестов. Юридический тест исходит из того, что для определения трансграничного характера договора принимаются во внимание те элементы договора, которые рассматриваются в качестве релевантных (юридически значимых) самим законодателем при формулировании объективных коллизионных норм. Экономический тест обращает внимание не столько на формальное наличие того или иного локализованного зарубежом элемента, сколько оценивает связь договора с областью международной торговли и оказания услуг.

Правовая точность и предсказуемость юридического теста может быть совмещена с содержательными преимуществами экономического теста с помощью принципа наиболее тесной связи. При определении правопорядка, имеющего наиболее тесную связь с договором, необходимо принимать во внимание не только географическую локализацию существенных элементов данного договора, но и договорный статут других тесно взаимосвязанных контрактов. Из этого следует, что наличие взаимосвязанного трансграничного договора является элементом, который получает важное значение при определении объективного договорного статута, а следовательно, подлежит учету и в рамках юридического теста. Таким образом, открывается возможность для установки «мостика» между различными тестами определения трансграничного характера договора.

В отношении внутренних договоров в работе делается вывод о возможности использования только такой формы автономии воли, как инкорпорация положений иностранного права в текст договора. Данное ограничение автономии воли сторон может быть зафиксировано как путем исключения внутренних договоров из сферы действия национальных норм международного частного права (такой подход используется, например, швейцарским законодателем), так и с помощью специального правила, определяющего принцип разграничения трансграничных и внутренних договоров (ст.3(3) Римской конвенции и Регламента Рим I). В работе подробно анализируются проблемы применения нормы п.5 ст.1210 ГК РФ и делается вывод о том, что главным недостатком российского международного частного права является совмещение обеих моделей фиксации ограничения автономии воли для внутренних договоров в нормах п.1 ст.1186 и п.5 ст.1210 ГК РФ.

Проведенный в работе исторический обзор показал, что требование о наличии объективной связи между договором и выбранным сторонами правом противоречит современным подходам к коллизионному регулированию договорных обязательств, и ярко выраженная тенденция (в том числе, в США, где рассматриваемое ограничение автономии воли традиционно имеет наиболее глубокие корни) заключается в отказе от этого ограничения автономии воли сторон.

Неограниченный выбор сторонами применимого права для отдельных частей договора следует признать допустимым для смешанных договоров и договоров, имеющих несколько однотипных объектов (так называемое объектное расщепление). Если стороны указали на применение норм различных правовых систем в отношении различных элементов договора с единым объектом (так называемое горизонтальное расщепление), то следует исходить из презумпции того, что стороны осуществили коллизионный выбор только одного правопорядка, в то время как ссылки сторон на другие правовые системы рекомендуется по общему правилу рассматривать в качестве инкорпорации положений этих правовых систем в текст договора.

В работе анализируются различные виды условных соглашений о выборе права, которые в момент своего заключения предусматривают несколько альтернативных вариантов применимого права, при этом окончательная определенность наступает на более поздней стадии в зависимости от выражения волеизъявления определенной стороной или наступления определенного условия. После анализа наиболее сложных практических проблем применения условных соглашений о выборе права (определение договорного статута до момента наступления условия, предусмотренного соглашением о выборе права, а также действие условных соглашений при проведении нескольких судебных или арбитражных разбирательств) автор приходит к выводу о допустимости заключения сторонами различных видов условных соглашений о выборе права. Ограничения предлагается установить лишь для так называемых односторонних условных соглашений, в которых стороне договора предоставляется право в одностороннем порядке выбрать любой правопорядок из широкого перечня возможных вариантов (из более чем 2-3 допустимых правопорядков).

В работе обосновывается нецелесообразность санкционирования негативных соглашений о выборе права в сфере государственного правосудия, поскольку подобного рода соглашения, исключающие применение определенного права без одновременного позитивного выбора договорного статута, вступают в противоречие с несколькими интересами правопорядка (предсказуемость и правовая определенность, упрощение стоящих перед судом задач) и лишены всех тех преимуществ, с которыми обычно связано действие принципа автономии воли сторон.

Автор приходит к выводу о допустимости условия о фиксации состояния применимого права в определенный момент времени («цементирование права») не только в инвестиционных соглашениях с участием государства или государственных органов, но и в контрактах между частными лицами, если они связаны с осуществлением предпринимательской деятельности.

Подробному рассмотрению подвергаются теории, которые предлагают разрешить сторонам трансграничного контракта исключать действие обычных императивных норм выбранного ими договорного статута (французская теория инкорпорации начала XX в., теория материальной автономии аргентинского автора А. Боджиано). После критического разбора этих теорий делается вывод о том, что все варианты теорий, обосновывающие допустимость исключения сторонами обычных императивных норм выбранного договорного статута, вступают в противоречие с такими коллизионными интересами правопорядка, как внутреннее единообразие решений, обеспечение предсказуемости и правовой определенности, упрощение стоящих перед судом задач. В связи с этим в отношении разрешения споров в государственных судах следует прийти к тем же выводам, которые делает классическая теория международного частного права, о недопустимости исключения сторонами обычных императивных норм выбранного договорного статута.

Одним из наиболее дискуссионных вопросов современного международного частного права является спор о допустимости выбора сторонами трансграничного договора вненациональных источников в качестве применимого права. До настоящего времени большинство стран (в том числе, страны Европейского союза) в сфере государственного правосудия не предоставляют участникам имущественного оборота подобной возможности, которая достаточно давно признана в области международного коммерческого арбитража. После анализа аргументов «за» и «против» сохранение подобного ограничения делается вывод о том, что стороны трансграничного договора, заключенного при осуществлении предпринимательской деятельности, следует наделить возможностью выбора вненациональных источников в качестве применимого права. При этом обязательным условием для сферы государственного правосудия является то, что такие вненациональные источники должны представлять собой относительно законченную систему правовых предписаний, способную самостоятельно восполнять пробелы правового регулирования, должны соответствовать основным началам частного права, а также быть защищены от возможных злоупотреблений путем установления императивных норм, которые не могут быть исключены соглашением сторон. Известные своды договорного права (Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА и Европейские принципы договорного права) соответствуют этим требованиям.

В пятом параграфе «Ограничения автономии воли, связанные с влиянием материальных факторов. Проблема выбора сторонами права, по которому договор является недействительным» на основе анализа различных групп нормообразующих факторов обосновывается тезис о том, что соглашение о выборе права не имеет юридической силы, если по выбранному сторонами праву основной договор является полностью недействительным вследствие противоречия обычным императивным нормам lege causae, в то время как применение объективного договорного статута дает возможность сохранить действительность сделки.

Глава 8 «Определение права, применимого к договорному обязательству, при отсутствии соглашения сторон о выборе права» состоит из трех параграфов. В этой главе система нормообразующих факторов применяется автором в целях отбора наиболее эффективных механизмов определения договорного статута в ситуации, когда сторонами не заключено соглашение о выборе применимого права.

В первом параграфе «История развития коллизионного регулирования договорных обязательств» изучаются те коллизионные решения, которые предлагались в различных странах вплоть до середины XX в.

Коллизионная привязка к месту заключения договора не соответствует индивидуальным коллизионным интересам сторон (так, разумные ожидания обеих сторон будут нарушены применением права страны, в транзитном аэропорту которой был подписан договор), а равно приходит в противоречие с таким важным коллизионным интересом правопорядка, как предсказуемость и определенность правового регулирования (квалификация понятия места заключения договора зависит от того, в суде какой страны будет разрешаться спор). Использование привязки к месту исполнения обязательства порождает негативный эффект так называемого малого расщепления применимого права, когда встречные обязательства двух сторон в рамках одного договора могут быть подчинены различному применимому праву. Не меньше трудностей связано с ранее практиковавшимся в некоторых странах так называемым большим расщеплением применимого права, при котором вопросы заключения и действительности договора подчиняются одному праву (как правило, праву страны по месту совершения сделки), а вопросы исполнения договора и последствий его нарушения - другому праву (например, праву страны по месту исполнения обязательства).

Исторический обзор показывает, что к середине ХХ в. наукой международного частного права так и не был выработан оптимальный механизм определения права, применимого к договорным обязательствам в отсутствие соглашения сторон о выборе применимого права.

Во втором параграфе «Теория характерного исполнения как основной коллизионный подход к определению объективного договорного статута» исследуются основные черты, преимущества и недостатки теории характерного исполнения, которая в своем законченном виде была сформулирована швейцарской наукой международного частного права в середине ХХ в. и быстро завоевала признание в большинстве стран мира.

Теорию характерного исполнения нельзя считать идеальным инструментом коллизионного регулирования, свободным от недостатков. В одних случаях эта теория вообще неприменима, в других она способна привести к неэффективному результату. Тем не менее, следует признать, что среди всех возможных вариантов жестких коллизионных привязок, способных обеспечить необходимую степень определенности и предсказуемости, именно теория характерного исполнения дает наилучший практический результат, что и предопределило ее широкое распространение как в международных актах, так и на уровне национального коллизионного права отдельных стран.

Попытки доктрины сформулировать более эффективные коллизионные привязки, исходя из экономических критериев (например, теория затронутого рынка), до настоящего времени не принесли ожидаемого результата, который был бы способен полноценно конкурировать с теорией характерного исполнения.

Выявленные недостатки теории характерного исполнения одновременно свидетельствуют о целесообразности сохранения корректирующей оговорки, призванной устранять наиболее неадекватные результаты, вызванные особенностями конкретного спора. Наиболее оптимальным является двухступенчатый алгоритм, в соответствии с которым на первой стадии суд определяет результат применения теории характерного исполнения, а на второй стадии с помощью корректирующей оговорки проверяет наличие иного правопорядка, который явным образом имеет более тесную связь с договором. При этом наилучший баланс между предсказуемостью и определенностью правового регулирования, с одной стороны, и справедливым результатом каждого конкретного спора, с другой стороны, обеспечивается за счет использования узкой трактовки теории характерного исполнения, согласно которой единственным критерием определения характерного обязательства является неденежный характер предоставления, либо возможность квалификации встречного денежного исполнения в качестве вознаграждения (платы) за товар или услуги стороны, осуществляющей характерное исполнение.

Следует выделить европейскую и американскую вариации теории характерного исполнения. В европейской вариации теории характерное обязательство локализуется по месту нахождения основного коммерческого предприятия (principle place of business) или обычному месту пребывания стороны, исполняющей это обязательство. В американской вариации теории, используемой, прежде всего, во Втором Своде конфликтного права США, акцент делается на месте исполнения характерного обязательства. Использование в договорах, по условиям которых характерное исполнение осуществляется через иное коммерческого предприятие, права страны по месту нахождения такого иного предприятия, позволяет говорить о сближении двух основных вариаций теории характерного исполнения.

В работе продемонстрированы наиболее важные недостатки российских коллизионных норм, реализующих теорию характерного исполнения, среди которых следует особенно выделить следующие. Структурное оформление ст.1211 ГК РФ подталкивает к использованию трехступенчатого алгоритма, в рамках которого суд на первой стадии определяет право, имеющее наиболее тесную связь с договором, и только в случае, если результаты первой стадии не являются для суда очевидными, на второй стадии переходит к использованию теории характерного исполнения, выводы которой на третьей стадии могут быть изменены с помощью корректирующей оговорки, в основе которой также лежит обращение к принципу наиболее тесной связи. Подобный круговой алгоритм принижает значение теории характерного исполнения и неоправданно усложняет процесс определения договорного статута.

Использование корректирующих оговорок сразу в нескольких различных нормах (пп.2, 3 и 4 ст.1211 ГК РФ) способствует появлению сомнительных утверждений некоторых авторов о том, что в российском коллизионном праве использована широкая трактовка теории характерного исполнения, согласно которой суд может использовать целый набор различных критериев определения характерного исполнения (неденежный характер исполнения, более высокая степень риска, принимаемого одной из сторон, предпринимательский характер осуществляемой деятельности, высокая степень императивного регулирования действий одной из сторон со стороны определенного правопорядка и т.п.)

Наиболее эффективному использованию теории характерного исполнения в российском международном частном праве препятствует относительная неразвитость коллизионной терминологии в отношении таких широко известных зарубежом институтов, как обычное место пребывания (habitual residence) физического лица и коммерческое предприятие (place of business) юридического лица. Основным недостатком современной практики применения теории характерного исполнения в российских судах и арбитражах следует считать часто имеющее место автоматическое обращение к праву страны места формального учреждения юридического лица.

Также представляется целесообразным дополнение ст.1211 ГК РФ правилом, в соответствии с которым при наличии в договоре условия об исполнении характерного обязательства через коммерческое предприятие (place of business) в другой стране, подлежит применению право такой другой страны.

Применение коллизионных норм о договорных обязательствах, содержащихся в договорах о правовой помощи по гражданским делам с участием России, сопряжено с целым рядом проблем (архаичный характер некоторых коллизионных норм, пробельность коллизионного регулирования, проблема применимости коллизионных норм в ситуации, когда они отсылают к праву третьей страны). Представляется оправданным стремиться к уменьшению числа коллизионных норм в двусторонних международных договорах, если правила о распределении судебной компетенции могут быть согласованы без одновременной фиксации коллизионных норм. Что касается сотрудничества с другими странами на постсоветском пространстве, то наиболее перспективной выглядит постановка вопроса о разработке новой многосторонней международной конвенции, направленной на унификацию коллизионных норм и предполагающей универсальное применение этих коллизионных норм всеми Договаривающимися Сторонами вне зависимости от субъектного состава соответствующих отношений и отсылки этих коллизионных норм к праву третьих государств (по аналогии с Римской конвенцией 1980 г. стран Европейского союза).

В третьем параграфе «Ограничения применения теории характерного исполнения, связанные с влиянием различных групп нормообразующих факторов» демонстрируется, каким образом преобладающее влияние тех или иных групп нормообразующих факторов диктует необходимость отхода от теории характерного исполнения в пользу других коллизионных решений.

Влияние различных групп нормообразующих факторов в целом ряде случаев делает обоснованным отступление от теории характерного исполнения, несмотря на то, что с формальной точки зрения эта теория может быть применена к тому или иному трансграничному договору.

Учет индивидуальных коллизионных интересов слабой стороны свидетельствует о целесообразности использования привязки к месту жительства (обычному месту пребывания) потребителя в договорах с участием пассивного потребителя.

Учет коллизионных интересов оборота и коллизионных интересов правопорядка говорит в пользу преимущественного применения привязки к месту нахождения объекта недвижимого имущества для договоров по поводу недвижимости; привязки к месту использования результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации - для лицензионных договоров, договоров об отчуждении исключительного права и договоров коммерческой концессии (договоров франчайзинга); привязки к месту исполнения характерного обязательства - для договоров на выполнение строительных, проектных и изыскательских работ, а также договоров простого товарищества; привязки к месту проведения аукциона, конкурса или нахождения биржи - для договоров, заключаемых подобным образом.

Учет материальных факторов сигнализирует о предпочтительности подчинения единому применимому праву взаимосвязанных договоров - как заключенных между одними и теми же лицами, так и договоров, в которых субъектный состав полностью не совпадает. В последнем случае применение акцессорной привязки к праву доминирующего гражданско-правового договора должно быть поставлено под условие о том, что лицо, не являющееся стороной доминирующего договора, уже в момент заключения подчиненного договора знало или должно было знать о договорном статуте доминирующего договора.

Диссертационное исследование завершается заключением, в котором подводятся основные итоги работы.

В приложении к диссертационному исследованию в форме сопоставительной таблицы представлены дополнительные предложения автора в части усовершенствования норм Раздела VI «Международное частное право» ГК РФ.

Основные положения диссертации опубликованы в следующих работах

международный частный право

Монографии

1. Основы коллизионного права. М.: «Инфотропик Медиа», 2012 (21,3 п.л.).

2. Коллизионное регулирование договорных обязательств. М.: «Инфотропик Медиа», 2012 (41,9 п.л.).

Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени доктора наук

3. Проблема свободы формулирования договорных условий в международных контрактах // Вестник гражданского права. Том 7. 2007. №1 (1,5 п.л.).

4. Право, применимое к договорным обязательствам: европейская реформа и российское международное частное право // Вестник гражданского права. Том 9. 2009. №2 (1,4 п.л.).

5. Понятие и виды коллизионных норм с множественностью привязок // Вестник гражданского права. Том 10. 2010. №3 (1,4 п.л.).

6. Теория Г.Кегеля о коллизионных интересах, влияющих на формирование коллизионных норм в международном частном праве // Вестник Московского государственного университета. Серия 11. Право.2010. №5 (1,0 п.л.).

7. Сверхимперативные нормы: различные теории, объясняющие механизм их применения // Московский журнал международного права. 2010. №№1-2 (2,3 п.л.).

8. Принцип наиболее тесной связи в современном международном частном праве // Законодательство. 2010. №11 (0,7 п.л.).

9. Формы выражения соглашения сторон о выборе применимого права // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2011. №3 (1,7 п.л.).

10. Современное американское коллизионное право: теория «анализа правительственного интереса» Бр. Карри, ее последующее развитие и критика // Вестник Московского государственного университета. Серия 11. Право.2011. №2 (1,2 п.л.).

11. Определение права, применимого к различным аспектам соглашений о выборе права // Вестник гражданского права. Том 11. 2011. №2 (1,8 п.л.).

12. Коллизионное регулирование различных видов трансграничных договоров с участием потребителя // Хозяйство и право. 2011. №5 (1,0 п.л.).

13. Трансграничные договоры с участием потребителя: пределы автономии воли сторон // Законодательство. 2011. №7 (0,7 п.л.).

14. Трансграничные и внутренние контракты: пределы автономии воли сторон при выборе применимого права // Вестник гражданского права. Том 11. 2011. №4 (1,8 п.л.).

Статьи в иных изданиях

15. Возможен ли выбор иностранного права для «внутренних» договоров? // Экономика и жизнь-ЮРИСТ. 2005. №42 (0,4 п.л.).

16. Влияние материального права на коллизионное регулирование частноправовых отношений с иностранным элементом // Основные проблемы частного права: сборник статей к юбилею д.ю.н., проф. А.Л. Маковского / Отв. ред. В.В. Витрянский, Е.А. Суханов. М.: «Статут», 2010 (1,5 п.л.).

17. Теория характерного исполнения как основной подход к коллизионному регулированию договорных обязательств в отсутствие соглашения сторон о выборе применимого права // Проблемы развития частного права: Сборник статей к юбилею В.С. Ема / Отв. ред. Е.А. Суханов, Н.В. Козлова. М.: «Статут», 2011 (1,8 п.л.).

Учебные и учебно-методические пособия

18. Программа лекционного курса «Международное частное право» // Гражданское право: Учебные программы общих и специальных курсов / Под ред. и с предисл. проф. Е.А. Суханова. (Серия «Учебные программы по юриспруденции. Общие и специальные курсы»). М.: «Статут», 2007. В соавторстве с П.А. Панкратовым (0,3 п.л.).

19. Программа специального курса «Юридические лица в международном частном праве» // Гражданское право: Учебные программы общих и специальных курсов / Под ред. и с предисл. проф. Е.А. Суханова. (Серия «Учебные программы по юриспруденции. Общие и специальные курсы»). М.: «Статут», 2007 (0,3 п.л.).

Размещено на Allbest.ru