Судебные процессы над военными преступниками и их пособниками как акт реализации норм международного гуманитарного права

Размещено на http://www.allbest.ru/

Судебные процессы над военными преступниками и их пособниками как акт реализации норм международного гуманитарного права

Международное сообщество вырабатывало основы правосудия за военные преступления коллективно и поэтапно. Российская империя, а в последующем и Советская республика, принимали активное участие в работе конференций по их созданию.

Необходимо обратить внимание на некоторые проблемы, возникающие в процессе реализации норм международного гуманитарного права, сохраняющие свою актуальность и в наше время. Во-первых, беспристрастность применения норм, предусматривающих ответственность лиц за военные преступления независимо от их принадлежности к лагерю победителей или побежденных в вооруженном конфликте. Во-вторых, разделение ответственности за совершение военных преступлений в следующих плоскостях: военнослужащий - государство и военнослужащий - международный военный суд, т.е. проблема возможности осуждения двумя различными правовыми системами (конфликт национального и международного права). Втретьих, проблема допустимости применения репрессалий против мирного населения во время вооруженного конфликта.

Не смотря на проблемы применения гуманитарных норм, уже само их наличие явилось огромным качественным «прорывом» в области международного права. Мысль, высказанная российским юристом Мартенсом (1845-1909): «В случае наличия пробелов в правовых актах должны действовать общие принципы международного права, законы человечности и требования общественного сознания» [11, c. 163] - оказалась настолько глубокой и емкой, что вошла в преамбулы Гаагских конвенций 1899 и 1907 гг., а затем почти дословно воспроизведена в ст. 1 I Дополнительного протокола к Женевским конвенциям о защите жертв войны 1949 г. [10, с. 25].

Положения Женевских конвенций 1929 г. устранили взаимность применения норм гуманитарного права: с этого момента государства-участники вооруженного конфликта обязаны были руководствоваться в своих действиях нормами гуманитарного права, вне зависимости от соблюдения этих норм противником. Законы и обычаи войны стали относиться не только к гражданам государств, ратифицировавших конвенции, но и к людям вообще, вне зависимости от их гражданства.

К началу Второй мировой войны международное право располагало кодексом поведения в вооруженных конфликтах, хотя никакой процедуры привлечения к ответственности его нарушителей еще не существовало.

Поскольку международные соглашения о законах и обычаях войны не содержали норм, на основании которых нацистских преступников можно было бы привлечь к ответственности, а отечественное законодательство к их деяниям было признано неприменимым, советское руководство и специалисты-правоведы ожидали установления соответствующих норм от специального международного трибунала [13, с. 143]. По мнению большинства советских ученых, зверства гитлеровцев не имели себе равных в истории войн. Их невозможно было приравнять к тем преступлениям, ответственность за которые предусматривалась национальными кодексами, даже при их формальном сходстве. Преступления, совершаемые оккупантами и их пособниками, по своему размаху и характеру превосходили составы преступлений, имеющиеся в уголовных кодексах республик и Союза ССР. Гитлеровские злодеяния носили характер организованной системы и рассматривались как «военный разбой политических бандитов». Суровое наказание за них военные преступники должны были понести по тягчайшим уголовным нормам [14, с. 47].

К сожалению, в ходе мероприятий по его организации Советское правительство, как и прежде, оставило без внимания вопросы, связанные с мерами наказания для основной массы военных преступников, поскольку возложило «всю ответственность за бесчеловечные и разбойничьи действия немецких войск на преступное гитлеровское правительство Германии» [1, с. 144, 162, 171, 200, 273, 313]. При этом руководство СССР рассматривало суровое наказание «главарей преступной гитлеровской клики - Гитлера, Геринга, Гесса, Геббельса, Гиммлера, Риббентропа, Розенберга» как «неотложный долг перед бесчисленными вдовами и сиротами, родными и близкими тех невинных людей, которые зверски замучены и убиты по указаниям названных преступников» [Там же, с. 314-319].

Система и основные принципы применения репрессивных мер, включавших ответственность военных преступников и их пособников, являлись неотъемлемой составной частью общего карательного механизма Советского государства. Применение наказания допускалось как по приговору суда, так и по постановлениям административных органов.

Если в отношении пособников гитлеровцев из числа местного населения и пленных красноармейцев, причастных к совершению злодеяний на оккупированной территории, обычные меры уголовной репрессии стали применяться уже в начальный период войны, как только они попадали в руки советского правосудия, то виновники военных преступлений из числа оккупантов начали привлекаться к ответственности лишь с середины 1943 г. Применение наказания к лицам, совершившим военные преступления, всеми без исключения карательными органами носило характер не только личной, но и общей превенции, цель которой была очевидна.

В Советском Союзе составы военных преступлений и наказания за них были определены Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников». Согласно ст. 1 были определены два признака субъекта этого военного преступления: 1) перечисление граждан держав, воюющих против СССР и 2) определение их как «фашистского злодея». В данном случае используется не правовая категория, а морально-оценочная. Соответственно, судебным органам предоставлялось право осуждать в соответствии с Указом за совершенное «зло».

По мнению специалистов, Указ от 19 апреля 1943 г., предусматривавший для военных преступников и их пособников такие меры наказания как смертная казнь через повешение и ссылка на каторжные работы, давал в руки советского правосудия самое действенное оружие борьбы с ними во время войны, а также их сурового наказания после ее окончания [2, с. 55].

Оценивая процедуру осуждения, можно заметить, что права подсудимых соблюдались в той мере, в какой это было характерно для всей правоприменительной практики советской судебной системы в целом, поскольку дела данной категории рассматривались и слушались военными трибуналами и по законам военного времени, т.е. в упрощенном порядке, по истечении 24 часов после вручения обвинительного заключения.

Надо признать, что на первом этапе Великой Отечественной войны уголовно-правовые формы борьбы с гитлеровскими военными преступниками не сложились, поскольку в качестве основной ставилась задача военного разгрома и полного уничтожения фашистских захватчиков, а также организация международного суда над высшим руководством нацистской Германии. Тем самым усложнилась работа по установлению и расследованию многих военных преступлений, были утрачены доказательства, необходимые для привлечения к ответственности виновных лиц. В результате, как показала практика, число осужденных фашистских военных преступников оказалось значительно меньшим, чем число привлеченных к ответственности за те же деяния советских граждан. Советские граждане, виновные в совершении злодеяний в отношении мирного населения и военнопленных на временно оккупированной территории СССР, подвергались уголовному преследованию, в основном как изменники Родины, на основании действовавшего законодательства об ответственности за государственные (контрреволюционные) преступления, а позже - по Указу от 19 апреля 1943 г. с применением самых суровых мер наказания.

Система органов, занимающихся расследованием дел в отношении лиц, привлекаемых к ответственности за военные преступления и измену Родине, отличалась многообразием и различной подведомственностью. Сюда входили органы контрразведки, госбезопасности, внутренних дел и военной прокуратуры. При разграничении сфер деятельности вышеуказанных органов необходимо различать: районы боевых действий и прифронтовую полосу, относившиеся к компетенции военных прокуратур и контрразведки; и прочие освобожденные от оккупантов территории, на которых действовали органы НКВД СССР и НКГБ СССР.

На первом этапе войны, когда гитлеровские военные преступники и их пособники из числа местного населения были вне досягаемости советской правоохранительной системы, распространение получила внесудебная карательная практика на основании решений административных органов. Одними из первых к мероприятиям по борьбе с военными преступлениями на оккупированной врагом территории приступили подразделения особого назначения органов внутренних дел и госбезопасности, деятельность которых уже рассматривалась отечественными исследователями [6, с. 227-228].

Единственной возможностью привлечения к ответственности являлись организация и проведение диверсионно-террористических актов, направленных на физическое уничтожение данных лиц. Так, приказом по краевому УНКВД от 29 сентября 1942 г. «Об организации разведывательной работы в тылу противника в районах деятельности 18-й и 56-й армий» были созданы оперативные группы.

Согласно разведсводкам Управления НКВД Краснодарского края с 30 августа 1942 г. по 20 января 1943 г. были установлены фамилии 827 предателей, пособников и шпионов оккупантов, из которых 34 человека были уничтожены [8, с. 664-719].

Помимо оперативных групп НКВД, преследованием лиц, активно сотрудничавших с оккупационными властями, занимались и войсковые десантные подразделения. При выполнении операций в тылу противника командир воинской части или соединения совместно с политическими органами и особыми отделами был обязан организовать выявление немецких ставленников и пособников для самой беспощадной расправы, в зависимости от обстановки как по суду, так и в его отсутствие. Поскольку время от момента обнаружения преступления до вынесения приговора должно было исчисляться часами, какие-либо «элементы либерализма» признавались недопустимыми.

Большое распространение получили казни виновников злодеяний совершавшиеся по «приговорам» многочисленных партизанских судов, которые действовали во вражеском тылу. Разумеется, подобные проявления ничего общего с судопроизводством и даже деятельностью внесудебных органов не имели. Тем не менее, партизаны не ограничивались простым уничтожением гитлеровцев и предателей, повинных в грабежах и истреблении мирных советских граждан и пленных красноармейцев.

Активную деятельность по борьбе с военными преступниками и их пособниками из числа участников антисоветских вооруженных формирований («РОА», казачьих частей, национальных легионов и т.д.) развернули органы контрразведки. За линией фронта агентура фиксировала факты совершенных злодеяний и устанавливала их виновников.

Значительный вклад в оперативную разработку (включая розыск и задержание) военных преступников и их пособников внесли подразделения внутренних войск (ВВ) НКВД СССР. В их компетенцию входило недопущение просачивания в тыл ставленников оккупантов и бывших военнослужащих РККА, служивших в армии противника, т.е. лиц, потенциально причастных к гитлеровским злодеяниям.

Начало судебному рассмотрению дел в чрезвычайном порядке в отношении военных преступников было положено Указом Президиума Верховного Совета СССР «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и их пособников» от 19 апреля 1943 г. Процессуальная часть Указа производство по делам виновников злодеяний как из числа советских, так и иностранных граждан, возлагала на специально учрежденные для этого военно-полевые суды (далее - ВПС), а также регламентировала их деятельность. Дела о пособничестве советских граждан оккупантам, равно как и другие дела изменнического характера, не связанные с участием в расправах и насилиях над пленными красноармейцами и гражданским населением, подлежали рассмотрению трибуналами в обычном порядке.

Образовывались ВПС при дивизиях и корпусах действующей армии. В их состав входили: председатель трибунала дивизии (председатель суда), начальник особого отдела НКВД СССР (отдела «Смерш» НКО СССР) и заместитель командира по политчасти (члены суда), с обязательным участием в рассмотрении дела прокурора дивизии.

С освобождением районов Краснодарского края от немецко-фашистских оккупантов одной из важнейших задач, стоящих перед руководством края, являлось установление и привлечение к ответственности лиц, находившихся на службе у врага. Для выполнения этой задачи были привлечены все имеющиеся организационные и людские ресурсы.

Поскольку на территориях, освобожденных от врага, задачи партизанских отрядов были выполнены, на основании указаний крайкома BKП(б) и УНКВД по Краснодарскому краю на данные формирования возлагались функции истребительных батальонов, оказывавших активное содействие органам внутренних дел и госбезопасности.

С 16 по 19 февраля 1943 г. в Краснодаре силами милиции и войск НКВД была проведена массовая проверка домовладений с целью выявления и изъятия «шпионов, диверсантов, легионеров, скрывающихся военнопленных, военнообязанных и других преступных контингентов», задержано 407 человек. За 26 дней работы Управления НКВД после изгнания оккупантов в Краснодаре арестовано 692 человека [9, с. 126, 209].

По результатам оперативно-следственной работы Управления НКГБ Краснодарского края за период с

12 февраля по 1 августа 1943 г. было арестовано 13 495 человек. Из них самую многочисленную группу ? 4 233 человека ? составляли полицейские, следователи и сотрудники репрессивных органов. Было арестовано также 89 бургомистров, 1 424 старосты, 636 руководящих работников и 1 170 служащих оккупационных учреждений, 179 «участников зверств оккупантов», 56 помещиков и фабрикантов «периода оккупации» и т.д. Следствие было завершено по 11 711 делам, по результатам следствия 2 344 арестованных освобождено.

14?17 июля 1943 г. в Краснодаре состоялся первый открытый судебный процесс по делу о зверствах немецко-фашистских захватчиков и их пособников на территории города Краснодара и Краснодарского края в период их временной оккупации. Проведению процесса предшествовала кропотливая работа Краснодарской краевой комиссии, направившей все документы в ЧГК СССР. Последняя представила материалы дела Прокурору Союза ССР «для расследования и привлечения виновных к уголовной ответственности».

По обвинению в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-1 «а» и 58-1 «б» Уголовного Кодекса РСФСР (измена Родине) суду были преданы: И. Кладов, И. Котомцев, М. Ластовина, Г. Мисан, Ю. Напцок, В. Павлов, И. Парамонов, Н. Пушкарев, И. Речкалов, В. Тищенко и Г. Тучков. На процессе выступили 22 свидетеля обвинения. В ходе судебного разбирательства было установлено деятельное участие вышеуказанных лиц в пытках, издевательствах, массовых расстрелах и истреблении путем удушения газами ни в чем неповинных советских граждан.

Дело рассматривалось Военным трибуналом Северо-Кавказского фронта в помещении кинотеатра «Великан». Краснодарский процесс имел значительный резонанс как в местной, так и в центральной печати.

Во-первых, он носил открытый характер. По словам английского политического обозревателя А. Верта, переданным 21 июля 1943 г. по Лондонскому радио, публичная казнь в Краснодаре имела глубокое психологическое значение. «Она явилась как бы сигналом приближающегося дня расплаты, суровым напоминанием тем русским в оккупированных районах, которые еще сотрудничают с гестапо. Казнь предателей явилась предвестником того, что ожидает их германских хозяев» [5, с. 299].

Во-вторых, на процессе были установлены и озвучены фамилии лиц, еще не привлеченных к ответственности за преступления. Конкретность в именах, в фактах была тогда чем-то неожиданным. Фашизм обычно связывали с именами главарей: Гитлера, Геринга, Геббельса, Гиммлера. Теперь указывались непосредственные исполнители и участники: командующий 17-й немецкой армией генерал-полковник Руофф, шеф краснодарского гестапо, полковник Кристман, его заместитель, капитан Раббе, офицеры Пашен, Винц, Ган, Сальге, Сарго, Босс, Мюнстер, Мейер Эрих, тюремные врачи гестапо Герц и Шустер, переводчики Эйкс

Якоб и Шертерлан [7].

Тогда же, в 1943 г., трибунал Северо-Кавказского фронта вошел с представлением в Военный совет относительно публикации приговоров о расстреле наиболее «злостных» военных преступников, чтобы советские люди знали, что их страдания не останутся без отмщения, а виновные в неслыханных зверствах испытали на себе суровую меру «воздействия». Через Краснодарский крайком ВКП(б) трибуналом данные объявления направлялись в соответствующие райкомы партии. Последним предписывалось расклеивать их на видном месте, для всеобщего обозрения на 7?10 дней в тех населенных пунктах, в которых совершались военные преступления. При проведении политмассовой работы на местах, советские работники, лекторы, пропагандисты и специально выделенные наиболее опытные агитаторы были обязаны разъяснять колхозникам, рабочим и служащим смысл и содержание приговоров, вынесенных военным преступникам и их пособникам.

Учитывая одобрительные отзывы населения Краснодарского края, поступавшие с мест, трибуналом фронта было принято решение и впредь публиковать приговоры в отношении виновников злодеяний из числа гражданских лиц, не имевших родственников в Красной Армии. Сообщения о казнях военных преступников по приговорам трибуналов РККА, войск НКВД СССР, а также Военной Коллегии публиковались и в центральной печати, в том числе в послевоенные годы.

Представляется, что причины этого явления, составлявшего прямое нарушение действовавших законодательных норм, следует искать не только в особой тяжести деяний указанных лиц. Подобную практику трибуналов, очевидно, вызывали, прежде всего, интересы внешней и внутренней политики. После того, как 18 июля 1943 г. по приговору трибунала Северо-Кавказского фронта в Краснодаре были публично повешены 8 пособников гитлеровских военных преступников, в его адрес поступило огромное количество писем как от отдельных граждан, так и целых коллективов трудящихся, выражавших чувство глубокого удовлетворения справедливым решением суда. В письмах, поступавших от военнослужащих, высказывались не только солидарность с приговором, но и заверения в том, что они отдадут все силы на разгром врага.

За период с 12 февраля по 1 августа 1943 г. в Краснодарском крае было осуждено 6 680 человек. Из них к высшей мере наказания приговорены 972, в том числе к повешению ? 19 [9, с. 420].

Следует отметить тесное сотрудничество органов следствия с краевой комиссией по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников. В письмах, адресованных краевой комиссии, следователи запрашивали информацию на лиц, дела которых находились в производстве, с целью установления их причастности к злодеяниям против мирного населения, а также расхищению и уничтожению материальных ресурсов края [3].

В конце 50 ? начале 60-х годов XX века в Краснодаре вновь прошли судебные процессы над карателями, осуществлявшими массовые репрессии мирных жителей во время оккупации края. При отступлении немцев с Кавказа, везде, где останавливались каратели, оставляли они свой кровавый след: в Кропоткине, под Армавиром, Тихорецком, в Запорожье и Крыму. Через 15 лет после окончания войны предатели и палачи предстали перед военным трибуналом Северо-Кавказского военного округа. К судебной ответственности были привлечены бывшие сотрудники ГФП-312 (Гехайме фельд полицай - тайная полевая полиция): Н. Оленченко, В. Зуб, В. Круглов, А. Василенко, А. Михельсон и В. Дубогрей. После разгрома фашистской Германии предатели вернулись в СССР и расселились по разным уголкам страны. Арестовали эту шестерку палачей в июле 1958 года.

Судебный процесс над пособниками фашистов, состоялся 5?7 марта 1959 года в здании клуба крайпромсовета (Красная, 79). 16?24 июля 1962 г. в Краснодаре в открытом судебном заседании были осуждены (шестеро ? к смертной казни, трое ? к 15 годам лишения свободы) каратели из Радомской команды СС. Один из них ? И. Г. Ихно (Ивахненко) работал в Краснодаре лаборантом краевой больницы... [9, с. 419].

В конце 1962 ? начале 1963 г. Управлением Комитета государственной безопасности по Краснодарскому краю в разных городах Советского Союза были арестованы еще девять человек. Дела по их обвинению рассматривались 22?24 октября 1963 г. в Краснодаре Военным трибуналом Северо-Кавказского военного округа. За карательную деятельность и личное участие в массовом уничтожении мирного населения к ответственности были привлечены бывшие эсэсовцы зондеркоманды СС 10-А: А. К. Вейх, В. М. Скрипкин, М. Т. Еськов, А. У. Сухов, В. Д. Сургуладзе, Н. П. Жирухин, Е. А. Буглак, У. Т. Дзампаев и Н. С. Псарев.

Еще один судебный процесс, проходивший в Краснодаре с 1 по 8 июня 1965 г., стал известен как дело «вахманов». Перед судом военного трибунала Северо-Кавказского военного округа предстали шестеро подсудимых: Матвиенко, Беляков, Никифоров, Зайцев, Поденок, Тихновский. Все они прошли спецподготовку в учебном лагере, организованном фашистами в мае 1942 г. и включавшем два учебных батальона и унтерофицерские курсы. Через этот «учебный» лагерь прошло более 4 тысяч человек. Подразделения «вахманов», или «травников», несли охрану «лагерей смерти» (Собибор, Хелмно, Майданек, Белжец, Треблинка) и концлагерей (Аушвиц, Штуттхоф), а в апреле 1943 г. принимали участие в ликвидации Варшавского гетто. В конце 1944 г. часть подразделений «травников» влилась в 14-ю гренадерскую дивизию войск СС, другие продолжали оставаться в ведении РСХА вплоть до окончания войны. Так, например, известно, что в феврале 1945 г. одна из команд «травников» сжигала трупы жертв бомбардировки Дрездена [4, с. 264, 265].

Последний процесс состоялся в Краснодаре над Цинаридзе в 1974 г. После окончания войны он, сменив фамилию, обосновался в столице Канады, Монреале. Чтобы выманить этого бывшего батумского парикмахера, убийцу и садиста, чекистам пришлось провести сложную многоходовую операцию. На процессе в Краснодаре канадский консул хватался за сердце, узнав, какую гадюку они «пригрели на груди» [12].

Беспристрастный анализ всей судебной практики по делам этой категории позволяет считать, что в действительности перечисленные судебные процессы по своей значимости выходили далеко за рамки только правосудия и были призваны обеспечить выполнение задач политического, военного и экономического характера. В то же время значение краснодарского судебного процесса 1943 г. трудно переоценить: именно он был первым открытым процессом над пособниками немецко-фашистских оккупантов, являясь своеобразным предшественником Международного военного трибунала, вынесшего приговор фашизму в Нюрнберге.

международный преступление право

Список литературы

международный преступление право

1.Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны: в 3-х т. М., 1946-1947. Т. 1: 1946. 803 с.

2.Глебов Б. Военные преступники перед советским судом // Советское государство и право. 1946. № 3- 4. С. 51-60.

3.Государственный архив Краснодарского края (ГА КК) Ф. Р-897. Оп. 1. Д. 9. Л. 48, 49; Д. 27. Л. 8, 13, 16, 18.

4.Дробязко С. И. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил 1941-1945 гг. М.: Эксмо, 2004. 608 с.

5.Епифанов А. Е. К истории борьбы с гитлеровскими военными преступниками в боевых условиях и прифронтовой полосе (1941-1945 гг.) // Трагедия войны - трагедия плена: сборник материалов междун. науч.-практ. конф., посвященной 55-летию образования антифашистских организаций военнопленных в СССР. М., 1999. С. 227-228.

6.Епифанов А. Е. Ответственность за военные преступления, совершенные на территории СССР в период Великой Отечественной войны: дис. … д.ю.н. М., 2001. 448 с.

Размещено на Allbest.ru