Советская прокуратура в социально-политической повседневности 20-30-х годов XX века

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 94(47)084

Региональный открытый социальный институт

СОВЕТСКАЯ ПРОКУРАТУРА В СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПОВСЕДНЕВНОСТИ 20-30-Х ГГ. XX В

Анна Викторовна Крыжан

Основой любой социальной системы является разнообразно проявляющееся поведение людей. Для того чтобы говорить о соответствии поведения человека ожиданиям общества, нужно, во-первых, обозначить эти ожидания путем выработки правовых норм, а во-вторых, создать благоприятствующую нормальному поведению среду, которую характеризуют как правопорядок. Как любая среда, правопорядок нуждается в управлении. Эту функцию осуществляют правоохранительные органы, к которым относятся разнообразные по своим возможностям и устройству государственные структуры. Однако периоды социальных конфликтов характеризуются резким обострением противоречий интересов общества и государства. При изменении системы общественных отношений ломаются и сложившиеся структуры повседневности, меняется в том числе и отношение обывателей к правоохранительным органам.

Рождение советской прокуратуры не обошлось без дискуссий. Одни предлагали применить вариант, опробованный в 1918-1922 гг. на местных органах юстиции, которые, с одной стороны, были подчинены Наркомату юстиции, а с другой - исполнительным комитетам местных советов. Сторонники этой точки зрения мотивировали свою позицию тем, что на местах исполкомы смогут обеспечить назначение на должности прокуроров наиболее надежных и проверенных работников. Другие, наоборот, считали руководство местных властей органами надзора за законностью пагубным, полагая, что это приведет к злоупотреблениям и коррупции. Они настаивали на прямом подчинении прокуратуры Наркомюсту. В конечном итоге победила вторая точка зрения. Решающую роль в этом сыграло мнение Ленина, высказанное в письме «О “двойном подчинении” и законности» [8, с. 197-201], в котором он наголову разбил сторонников идеи двойного подчинения и обрисовал принципы организации и деятельности советской прокуратуры. Дальнейшая практика показала, что прямое подчинение НКЮ позволило прокурорам на местах в полной мере осуществлять надзор за соблюдением революционной законности. Это объясняло некоторую предвзятость местных властей, считавших прокуратуру «излишним балластом в структуре Советского аппарата» [7, д. 700, л. 202], стеснявшим местную инициативу.

Отчеты районных и окружных прокуратур свидетельствуют о том, что во второй половине 20-х годов прокурорские работники получали от населения значительное количество жалоб на притеснения со стороны местных властей. В отчете о работе Курской окружной прокуратуры за 1-е полугодие 1927 г. приведены сведения о «незаконных, а подчас и преступных действий низовых органов власти, наиболее характерные из них - это неправомерное лишение избирательных прав, что вынудило прокуратуру заявить ряд протестов, по которым было восстановлено в правах 549 человек по губернии. <…> При выездах прокуратуры было принято 733 жалобы, из которых удовлетворено было 435. В результате этих жалоб был возбужден против низовых работников ряд уголовных и дисциплинарных преследований» [Там же, д. 716, л. 169]. Всего за 1927 г. прокуратурой Курской губернии было опротестовано 220 постановлений местных органов, из них 218 протестов были приняты [Там же, л. 170].

Подобная активность прокуратуры в деле пресечения правонарушений со стороны местных властей способствовала формированию позитивного восприятия населением нового правоохранительного органа. В первые годы своего существования прокуратура действительно была ориентирована на защиту законных прав и интересов граждан. Одной из главных причин этого следует считать то обстоятельство, что в 1923 г. в результате структурных и организационных изменений, вызванных образованием СССР, была образована Прокуратура Верховного суда СССР, а так как союзный Наркомат юстиции не был создан, то республиканские прокуратуры остались в составе НКЮ союзных республик, в частности, РСФСР [10]. Создавая советскую прокуратуру, большевики, разумеется, не планировали её развития как института гражданского общества. Но Наркомат юстиции, по своей сути, призван осуществлять правоохранительную функцию. За первые пять лет существования советской власти юстиция стала представлять собой четко организованную систему, к которой стало испытывать доверие население, поскольку входящие в её состав учреждения действительно занимались разрешением насущных нужд людей, а зачастую и защищали их права.

Как и все советские учреждения, прокуратура должна была решать вопрос о «приближении аппарата к массам». Поначалу взаимоотношения с населением ограничивались пропагандой советского права. Так, в 1928 г. работниками прокуратуры 2-го участка Курского округа было сделано 108 докладов на собраниях трудящихся, а за 1-й квартал 1929 г. - 88 докладов [5, д. 8, л. 132]. Однако это не решало проблемы низкой эффективности принимаемых мер по борьбе за законность и правопорядок. Неутешительными были и результаты борьбы с волокитой и некомпетентностью и злоупотреблениями чиновников. Прокурор Курского округа Я. Вельт в своей статье «Больше ответственности за работу» негодует: «Мы знаем массовые случаи поездки ходоков в центр, в приемную т. Калинина, с пустяковыми вопросами лишь потому, что сельсовет или РИК не только не дали этим лицам необходимого разъяснения, но отделывались короткими ответами: “некогда” или “приходи завтра”» [2].

Прокурорские работники признавали собственную пассивность в работе с массами. Так, в резолюции актива органов юстиции Дьяконовского куста Курского района от 3 апреля 1932 г. отмечалось, что «основными недочетами в их деятельности является слабая связь с активом, недостаточное инструктирование его» [4, д. 23, л. 40].

Органы юстиции, разумеется, имели добровольных помощников, готовых сигнализировать о случаях нарушения социалистической законности. Возник даже специальный термин «рабочие корреспонденты», который применялся в отношении лиц, писавших в газеты статьи о каких-либо злоупотреблениях. Но эта ситуация имела обратную сторону. В обращении Курской окружной прокуратуры отмечалось, что «благодаря, с одной стороны, недостаточной технической подготовленности рабочих корреспондентов и их слишком ярому стремлению вывести на свет все темные стороны обывательского захолустья, в их сообщениях в газету нередко перегибается палка - происшедшие события классифицируются, а иногда изображаются как криминальные действия, предварительно получившие легальную санкцию» [3, д. 10, л. 19].

В своих выступлениях работники юстиции начала 30-х годов отмечали, что «только тогда прокурорский надзор сможет ответить требованиям трудящихся, когда последние примут самое живое и непосредственное участие в работах прокуратуры. В повседневной бытовой жизни трудящийся видит различные нарушения законов рабоче-крестьянского государства. Но мало видеть беззакония - их надо устранить. Прокурорский надзор, разумеется, примет все меры к тому, чтобы по жалобам трудящихся на правонарушения немедленно принять соответствующие меры. Но этого мало» [Там же, д. 3, л. 15]. Нужны были действенные формы вовлечения населения в процесс надзора за соблюдением социалистической законности, и такая форма была найдена.

Речь идет о получивших широкое распространение в конце 20-х годов группах содействия прокуратуре.

Группы выбирались на собраниях рабочих, колхозников, инженерно-технических работников, бедноты, женделегаток и секций Советов. В зависимости от величины предприятия или колхоза численность групп составляла от 3 до 7 человек, избрались «трудящиеся, достигшие 18 лет, не лишенные избирательных прав, не имеющие судимости, не опороченные по работе в общественных организациях, проявившие себя ударниками на производстве» [4, д. 34, л. 1].

Основной задачей групп содействия на предприятиях и транспорте являлась борьба за выполнение плана, в первую очередь путем своевременной сигнализации прокуратуре обо всех «вылазках» классового врага, случаях искажения директив партии и правительства. В деревне это была борьба за социалистическую реконструкцию сельского хозяйства, организационно-хозяйственное укрепление колхозов путем выявления случаев явного и скрытого сопротивления классово-враждебных элементов, нарушения революционной законности.

Выражаясь современным языком, прокуратура делегировала группам содействия свои полномочия, которые оказались весьма нешуточными для общественной организации. Так, члены группы имели право внести через районную прокуратуру протест о незаконности любого постановления или распоряжения, добиваясь его отмены, собрать материал и со своим заключением направить его в прокуратуру для привлечения лица к уголовной ответственности, по специальному распоряжению прокурора расследовать дела в уголовном порядке и осуществлять производство отдельных следственных действий. При выполнении возложенных на них обязанностей члены групп содействия несли ответственность как должностные лица, хотя работа в группе считалась общественной нагрузкой [Там же, л. 23-24].

Создание групп содействия прокуратуре приобрело массовый характер. К концу 1932 г. в Центральном черноземном округе было организовано 4115 групп, в состав которых было вовлечено 16979 человек, из них 17,9% женщин и 2,5% инженерно-технического состава. За первое полугодие 1932 г. по представлениям групп содействия было возбуждено 606 уголовных и 335 дисциплинарных дел, а всего от них было сделано 1907 сообщений районным прокурорам [Там же, д. 36, л. 40].

Однако приведенные цифры не позволяют оценить эффективность групп содействия прокуратуре в деле надзора за соблюдением законности. Отчеты с мест дают весьма противоречивую картину. В отчете Курского областного прокурора за 1935 г. отмечалось, что хотя группы содействия считались основным активом, «райпрокуроры очень мало знают свой актив. Специальной работы с активом не проводится. Резерв актива не создан» [6, д. 353, л. 32]. В других документах, наоборот, содержатся весьма оптимистичные сведения о том, что «каждый соцсовместитель ознакомился со структурой прокуратуры с ознакомлением советского законодательства, с ознакомлением всей переписки и уголовными делами, которые поступают из органов следствия. В результате такой постановки работы, мы видим, что у соцсовместителей повысилось желание и инициатива к работе» [Там же, л. 16]. Последний фрагмент без изменений стиля и лексики взят из отчета районного прокурора в Курскую областную прокуратуру, составленного в рамках компании по перевыборам сельских общественных судов в марте 1935 г. Противоречие двух процитированных документов, скорее всего, объясняется стремлением низового работника представить ситуацию в более выгодном для себя свете. К 1935 г. руководящий состав советских учреждений на местах состоял в основном из коммунистов, вступивших в партию во время нэпа и получивших от партии работу, социальный статус и даже образование. Они хорошо осознавали, что их должности достались им не благодаря способностям или образованности, а благодаря лояльности. «Эти люди сознательно отказались от возможности мыслить самостоятельно во имя карьеры» [1, с. 96], и они готовы были представлять любые отчеты, соответствующие партийным директивам, даже если реальность была диаметрально противоположной.

В 1929 г. для разбора мелких конфликтов, возникающих между крестьянами на селе, были созданы примирительные камеры, которые находились под непосредственным контролем районных прокуратур. В октябре 1930 г. было утверждено Положение о сельских общественных судах, согласно которому существующие при сельсоветах примирительные камеры переименовывались в сельские общественные суды [9], однако, на большинстве территории РСФСР термин «примирительные камеры» в обиходе сохранился. Примирительным камерам были подсудны дела об оскорблениях, о нанесении побоев без телесных повреждений, мелких кражах со стоимостью похищенного на сумму до 20 рублей, гражданские и земельные дела с исковой суммой до 20 рублей и трудовые иски батраков до той же суммы. Разъясняя полномочия примирительных камер, прокурор г. Курска Я. Вельт в одной из статей писал: «Постановления свои примкамеры выносят без ссылки на какие-либо кодексы. Решения примкамер являются окончательными, обжалованию не подлежат и приводятся в исполнение сельским советом. В исключительных случаях, когда примирительные камеры выносят решения, явно противоречащие нашему законодательству, <…> или выходят за пределы мер репрессий по закону позволенных, то Народный судья или Прокурор имеет право приостановления исполнения решения и дело рассматривается вторично Народным судом» [5, д. 38, л. 6-7]. советский прокуратура власть надзор

Основной целью организации примирительных камер в деревне было приближение суда к населению. Считалось, что они помогут «доказать целесообразность на практике тех идей, на которые предъявляла свои требования наша рабоче-крестьянская масса - упразднение параллельности, безответственности» [2]. Однако в докладе прокурора 3-го участка Курского округа от 2 июля 1929 г. отмечается: «К глубокому сожалению настоящий мой доклад будет отражать лишь одну жалкую картину невыполнения постановления правительства в части тех задач, которые возлагаются на примирительные комиссии. Мной обследовано 11 сельсоветов всех трех районов: Солнцевский, Медвенский и Обоянский, и везде наблюдается одна и та же картина бездействия примирительных комиссий. А по некоторым сельсоветам они еще даже и не организованы» [5, д. 8, л. 141].

Еще одной формой вовлечения населения в дело охраны правопорядка стало формирование при исполкомах местных советов секций революционной законности. На практике их работа быстро превратилась в принудительные заседания с участием юрисконсультов советских учреждений и судебно-прокурорских работников. Так, на заседании Курской секции от 22 сентября 1933 г. было принято решение: «в целях оживления деятельности секции РЗ, с которой прервали связь судебные работники и милиция, привлечь их в секцию, просить Т. Гурского [помощник прокурора г. Курска] о привлечении в секцию всех юрисконсультов, членов групп содействия прокуратуре и членов товарищеского суда» [4, д. 31, л. 260]. Действительно, в прокуратуре была заготовлена форма обращения к юрисконсультам, в которой отмечалось: «Прокуратура и нарсуд свой судебно-прокурорский актив объединяет вокруг секции революционной законности. Поэтому Прокуратура и нарсуд просит Вас принять в этом участие путем соединения всех юрисконсультов при секции революционной законности и судебно-прокурорских работников, чтобы всеми силами вести борьбу и налаживать правовую работу на предприятиях и учреждениях» [Там же, л. 262].

Таким образом, попытки новой советской прокуратуры создать эффективные формы вовлечения населения в повседневную работу по охране социалистической законности нельзя признать эффективными. Отчасти это объяснялось тем, что восприятие прокуратуры обществом и властью до середины 30-х годов не было окончательно определено. Тому было несколько причин: 1) у части партийных и советских руководителей на местах все еще сохранялись представления о ненужности, временности любых институтов юстиции в советском государстве; 2) «бескодексное» правосудие входило в явный диссонанс с курсом на строжайшее соблюдение социалистической законности; 3) централизованное управление прокуратурой раздражало местные власти, которые были лишены возможности контролировать прокурорских работников. А поскольку большинство общественных форм правосудия находились под непосредственным контролем прокуратуры, то они становились заложниками столкновения властных амбиций. Дело в том, что в группы содействия прокуратуре, общественные суды и различного рода комиссии и комитеты выбирались люди, объединенные весьма популярным в 20-30-е гг. термином «актив». Активом называют тех, кто из внутренних побуждений осуществляет какую-либо деятельность в поддержку некой идеи или процесса. Такие люди никогда не составляют большинства от рассматриваемой социальной общности. Трудно себе представить, что в условиях первых постреволюционных десятилетий, даже на крупном промышленном предприятии, можно было дифференцировать партийно-комсомольский, производственный, изобретательский, культурно-массовый или прокурорский активы. Как правило, это были одни и те же работники, имевшие либо ярко выраженную гражданскую позицию, заряженные революционной романтикой или воспитанные в её духе, либо карьеристы, видевшие в общественной работе возможность вырваться из нелегкой повседневности рабочего или крестьянского быта и перейти в категорию «начальника». Тем более проблематично рассчитывать, что такой субъект, как «сельский активист», мог узко специализироваться только на содействии прокурорскому надзору. В работу групп содействия или примирительных камер вовлекались те же крестьяне, которые избирались в сельские или волостные Советы и разнообразные комиссии. Тем самым местная власть фактически «проверяла» саму себя.

С одной стороны, непосредственная «близость» прокуратуры к массам усиливала доверие обывателей к новому органу, чем и объясняется упомянутое выше обилие жалоб на действия местных властей, с другой стороны, это был прямой путь к снижению эффективности прокурорского надзора, дискредитации идеи охраны правопорядка, а значит и самих институтов советской юстиции.

Подведем итоги. С момента своего возникновения прокуратура приняла ориентацию на обеспечение прав и интересов трудящихся, сохраняя импульс правоохранительной деятельности, заданный Наркомюстом в первые пять лет после революции. Это стало возможным потому, что вплоть до второй половины 30-х годов власть, отойдя от принципа «революционной целесообразности», находилась в состоянии поиска новой стратегии достижения и охраны правопорядка, поэтому не могла четко определить своего отношения к вновь созданным органам. Возможность обратиться с жалобой на действия властей в прокуратуру, широкое вовлечение населения в практику прокурорского надзора поддерживали иллюзию заботы государства об интересах граждан. Однако уже к началу 30-х годов властные тенденции начали приобретать более четкие контуры, что привело к окончательной политизации прокуратуры и обретению ей статуса репрессивного органа.

Список литературы

1. Бровкин В. Н. Культура новой элиты, 1921-1925 гг. // Вопросы истории. 2004. № 8. С. 83-97.

2. Вельт Я. Больше ответственности за работу // Курская правда. 1929. 10 октября.

3. Государственный архив Курской области (ГАКО). Ф. Р-316. Оп. 1.

4. Государственный архив общественно-политической истории Курской области (ГАОПИКО). Ф. 1. Оп. 1.

5. Ленин В. И. О «двойном подчинении» и законности // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Изд-е 5-е. М.: Политическая литература, 1970. Т. 45. 730 с.

6. О сельских общественных судах: Постановление ВЦИК, СНК РСФСР от 10.10.1930 г. // Собрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правительства. 1930. № 51. Ст. 629.

7. Положение о Верховном Суде Союза Советских Социалистических Республик: Постановление Президиума Центрального исполнительного комитета от 23.11.1923 г.

Аннотация

В статье рассматривается вопрос о взаимодействии советской прокуратуры с обывателями в сложный период 20-30-х гг. XX века. Автор акцентирует внимание на том, что в указанный период прокуратура была ориентирована на обеспечение прав и интересов трудящихся. Широкое вовлечение граждан в дело прокурорского надзора виделось одним из способов повышения его эффективности, однако оказалось безуспешным, поскольку противоречило социально-политическим процессам, происходившим в стране в рассматриваемый период.

Ключевые слова и фразы: прокурорский надзор; группы содействия прокуратуре; примирительные камеры; революционная законность; прокурорский актив.

The author considers the interaction between soviet public prosecutor's office and citizens during the difficult period of the 20-30s of the XXth century, emphasizes that during that period public prosecutor's office was focused at workers' rights and interests ensuring, and tells that the broad involvement of citizens to public prosecutor's supervision was seen as one of the ways to make it more effective, but turned out to be unsuccessful because it contradicted the social-political processes that took place in the country during that period.

Key words and phrases: public prosecutor's supervision; public prosecutor's office support groups; courts of conciliation; revolutionary legality; prosecutor's group of activists.

Размещено на Allbest.ru